АНЕКДОТЫ ИЗ ЖИЗНИ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ
http://proza.ru/2023/03/27/322
ВЛАСТЬ И ПИСАТЕЛЬ. СОЦИАЛЬНЫЙ ЗАКАЗ
Покупать и подкупать можно по-разному. Людовик XI попросил известного историка Коммина, чьи мемуары о веке этого короля послужили канвой нескольких известных романов В. Скотта (особенно "К. Дорвард"), поделиться с ним своими соображениями о политической ситуации в герцогстве Бургундском.
-- Дайте, пожалуйста, объективную оценку ситуации, с тем чтобы послужить миру между нашими государствами, т. е. к пользе и моей и вашего государя. Всем известен ваш острый аналитический ум. Когда Коммин закончил анализ Людовик XI предложил ему n-нную сумму денег.
-- Я это делал не за деньги, -- гордо отпарировал Коммин.
-- Что ж, -- прокомментировал после Людовик, -- не взяв деньги, он не сделался честнее, а только беднее.
де Сент-Мор, возлюбленный дочери маркизы Рамбуйе, чтобы сделать ей приятное, подарил ей искусственный цветок, на каждом из лепесков которого было начертана какая-нибудь из ее женских добродетелей. И каждая из них была раскрыта сонетом, специально написанным по этому поводу. Среди автором были все тамошние знаменитости, включая Вуатюра, Теламена и др, в т. ч. и П. Корнель. Цветок был выполнен искусным каллиграфом, и найден будущей маркизой в день рождения у ее постели. Правда она продержала Сен-Мора в ухажерах еще 4 года, пока наконец не согласилась выйти за него замуж.
Ришелье лишил пенсии дворянина Вожла. Позднее Вожла стал известным лингвистом, одним из составителем словаря французского языка. Ришелье за заслуги решил восстановить ему пенсию, сказав при приеме, чтобы он не забыл включить это слово в словарь.
-- Ни за что, ответил Вожла, как и слово reconnaissance
Г-н Эрвар, услышав о смерти покровительницы Лафонтена, сразу же отправился на его поиски. Он встретил его на улице, убитого горем, и в утешение предложил считать его дом своим.
-- На что баснописец ответил: "Я как раз туда и направлялся
Королей можно и нужно наставлять на путь истинный, но учитывая их административный ресурс, делать это следует крайне осторожно. У Людовика XIV была страсть к балету (как у Людовика XVI к слесарному делу). Причем, он и сам любил танцевать. Что там получалось у венценосного танцора -- неизвестно, но у придворных подобное увлечение восторга явно не вызывало. И вот в одной из пьес Расин изобразил Нерона на сцене, как известно, тоже любившего лицедействовать.
-- Отвратительное зрелище, когда император могущественной державы, -- сказал король, -- так кривляется перед публикой.
Как ни странно, но после этого случая Людовик завязал со своими танцевальными наклонностями. Впрочем, нынешнему поколению политиков подобные увлечения не грозят. Разве можно себе представить медведя в балете?
По разному устраивают экзамены соискателям. Аббат Демарэ (1632-1713) написал оду, или канцону, как этот жанр называют итальянцы и послал ее другому аббату Строцци во Флоренцию. Тот аббат представил ее в знаменитую Академию круска. При этом он сообщил, что эту оду якобы открыл Лев Аллатус, знаменитый знаток древностей, исследуя рукописи Петрарки. Ода якобы находилась там между двух случайно склеившихся листков. Факту этому поначалу не очень поверили: рукописи Петрарки к тому времени были изучены весьма тщательно, однако стиль оды и манера так напоминали великого итальянца, что академики засомневались. Строцци после этого раскыл секрет и тут же сообщил французскому аббату, что Академия Круска желает видеть его своим членом.
Да, хороши бывают благодеяния. Монтескье в Риме много беседовал с папой Бенедиктом, двенадцатым по счету. В виде особой милости папа разрешил ему и членам его семьи не соблюдать постов в течение всей жизни; Монтескье поблагодарил, и аудиенция кончилась. Вдруг на другой день ему доставили папскую буллу об освобождении от постов и умопомрачительный счет. Монтескье отдал посланному буллу и счет, прибавив: "Папа человек честный, мне довольно его слова".
В начале 1816 года Арно, в числе других сторонников Наполеона, должен был покинуть Францию. Беранже проводил его до Буже по ту сторону Ла-Валлетты, где начиналась французская территория, занятая иностранными войсками. Вечером в номере гостиницы, прощаясь с другом, Беранже спел ему новую песню. Это были "Птицы", т.е. эмигранты, которых гонит из отечества наступившая суровая зима. Беранже ободряет изгнанников, намекая на близость весны:
Нам, птицам стороны глухой,
На их полет глядеть завидно...
Нам трудно жить -- так много видно
Громовых туч над головой!
Блажен, кто мог в борьбе с грозою
Отдаться вольным парусам...
Зима их выгнала, но к нам
Они воротятся весною...
Весть об этой песне и сочувственных проводах изгнанника не замедлила дойти до начальства Беранже. Ему грозили лишением места. "В таком случае, -- ответил он, -- я сделаюсь журналистом. Как понравится вам это?.." Это действительно не нравилось, и его оставили в покое. Заместитель Арно, некто Птито, тоже заступился за поэта и даже напомнил, что Беранже когда-то знавал графа де Бурмона
"Король Ивето", хотя и не была напечатана, но чрезвычайно быстро распространилась по Парижу в многочисленных списках. Для обыкновенных читателей новая песня Беранже являлась выражением накопившегося недовольства Наполеоном, для Наполеона это была неожиданная критика из лагеря писателей, до сих пор хранивших молчание, без сомнения, невольное. Распространенность песни говорила к тому же, что протест Беранже поддерживается безмолвным одобрением его читателей. Император не отдавал, однако, приказания разузнать, кто автор "Короля Ивето", но полиция, по собственному почину, занялась выслеживанием слишком смелого писателя. Она приписывала песню лицам, нисколько не повинным в этой сатире, а потому Беранже поспешил сообщить ей свое имя и звание. На этот раз дело окончилось для поэта без всяких неприятностей... Существовал или нет в действительности король Ивето, во всяком случае, о нем имеется довольно значительная литература. Легенда об этом монархе пользовалась во Франции большой популярностью; во времена Беранже поклонники Бахуса хорошо знали в Париже, на углу улиц Сент-Оноре и Дюшантр, кабачок под вывеской "Au roi d'Ivetot". Ивето -- французский город в Нормандии. В средние века он был столицей феодального владения того же названия. Как рассказывают его историки, владелец Ивето однажды охотился с Клотаром I, одним из представителей Меровингов. Охота кончилась трагически, король разгневался на вассала и хотел убить его на месте. Спасаясь от смерти и короля, вассал бежал и спрятался в церкви, но был настигнут и убит королем, в припадке гнева забывшим о святости храма. Потом, повествует легенда, Клотар опомни
Когда Э. Гонкур подошел к принцессе М. Бонапарт со своей книгой "Девка Элизы" и сказал, что он хочет подарить ее с дарственной надписью, но смущается, она ответила: "И правильно делаете"
Миттеран обожал окружать себя профессионалами. Так он часто в свои поездки брал Саган, однако не позволял ей вмешиваться в политику. Когда она однажды попросили принять представителя Узбекистана, он холодно ей ответил: "Я не знал, что кроме писательской, вы еще выполняете роль Мата Хари"
ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ ПИСАТЕЛЯ
Однажды на заседании "Пещеры" (литературный клуб, Париж, 1740-е гг) кто-то спросил драматурга Кребийона-отца: "Какая из ваших работ самая плохая?" "Вот эта," -- не колеблясь указал он на сына. "А вы уверены," -- сказал спрашивавший, -- "что это действительно ваша работа?" После этого Кребийоны перестали посещать "Пещеру": шутки, которыми славилось это содружество, начали заходить слишком далеко
В один из майских дней Беранже -- ему тогда было 12 лет -- стоял на пороге гостиницы и любовался приближавшейся грозой. Его тетка ходила по комнатам и, читая молитвы, кропила стены святою водой, чтобы предохранить себя от грозы. Как вдруг удар молнии поблизости свалил Беранже на землю. Он лежал, как мертвый, когда к нему подбежала тетка. Молния наделала в доме немало повреждений, но вдова Тюрбо, не заботясь о доме, хлопотала около племянника. Она вынесла его на улицу, под дождь и, не видя в нем признаков жизни, решила, что он умер. Беранже слышал, как она вскрикивала: "Он умер, умер!" -- но долго не мог сделать ни малейшего движения. Наконец, придя в себя, мальчик с улыбкою заметил обрадованной тетке: "А святая-то вода не помогла!" Он недаром слушал и читал Вольтера. Беранже не скоро оправился после удара молнии и навсегда сделался близоруким. Богохульство все-таки сыграло свою роль.
Бодлер долго добивался встречи с Прудоном. Но тот его крайне разочаровал. Прудон с ходу повел того для беседы в кабачок. За столом он говорил оживленно и с наивностью, удивившей собеседника. Бодлер мало ел, но много пил, тогда как Прудон, напротив, пил совсем мало, зато много ел. Восхищенный таким аппетитом, Бодлер осмелился сказать: "Для писателя вы едите на удивление много!" -- "Дело в том, что мне предстоит многое свершить!" -- ответил тот с обезоруживающей простотой. В конце обеда Бодлер подозвал гарсона, чтобы расплатиться, но Прудон энергично запротестовал и достал портмоне. Но, к удивлению своего визави, он оплатил лишь то, что съел сам. Должно быть, подумал Бодлер, в этом проявился неверно понятый принцип равенства граждан.
По словам современников, вспылив, Бодлер не щадил никого, ни друзей по застолью, ни обслуживающий персонал злачных мест. Ему, например, доставляло удовольствие жаловаться хозяевам кабаре на прислугу. Доведя до белого каления какого-нибудь простодушного кабатчика, он выходил из трактира счастливый и говорил Асселино, на протяжении всей сцены опасавшемуся худшего: "Ну что ж, мы неплохо поужинали!"
Ж. Санд приглашала Теофиля Готье к себе в Ноан самым настойчивым образом, и он был уверен, что своим приездом доставит ей величайшее удовольствие. Каково же было его разочарование, когда она встретила его без всяких изъявлений восторга, с вялым, утомленным видом. Разговор между ними не клеился, так как она давала на всё короткие рассеянные ответы и наконец даже совсем ушла из комнаты для каких-то хозяйственных распоряжений. Парижанин, считавший, что принес великую жертву, приехав в провинциальную глушь, рассердился, схватил свою шляпу, трость, чемодан и хотел тотчас же уехать обратно. Один из друзей Жорж Санд, бывший при этом, поспешил предупредить ее. Она сначала никак не могла понять, в чем дело, а когда поняла, пришла в ужас и отчаяние. "Да отчего же вы не сказали ему, что я -- дура!" -- вскричала она
ОБУЧЕНИЕ
Когда пономарь увидел в руках у воспитанника монастыря любовный роман "Феоген и Хераклея", он вырвал книгу и бросил ее в костер. Расин купил другой экземпляр и опять попался с ним на глаза тому же пономарю, после чего тот снова ее сжег. Расин купил третий экзепляр и выучил его наизусть. После этого сам отдал книгу пономарю: "Можешь бросить ее в огонь," -- и постукав себя по лбу, добавил: -- "Теперь она здесь".
Лабиш перед его избранием в Академию объезжал "бессмертных". "Представляете, эти господа считают своим долгом говорить со мной на латыни. Я не понимаю, но делаю вид, что понял," -- жаловался он знакомым
ОРГАНИЗАЦИЯ ТВОРЧЕСКОГО ПРОЦЕССА
Когда у Массийона, этого очень честного человека спрашивали: "Откуда вы черпаете примеры для изображения пороков?", он отвечал: из самого себя
Как иногда люди серьезно относятся к каждому своему пуку. Особенно это касается писателей. Андре Жид, французский писатель попросил у своего коллеги другого писателя Клоделя разрешения опубликовать их переписку.
-- Охотно, -- ответил тот, хотя никакого желания к этому не испытывал. -- Но к сожалению, я сжег все твои письма.
-- Ничего страшного: у меня сохранились копии.
А когда жена сожгла всю их переписку, включая копии, Жид плакал навзрыд как ребенок:
-- Я никогда не создавал столь совершенной литературы
Во времена Людовика XIV во Франции возникла идея создания обширного толкового словаря французского языка. На это были выделены известные суммы и Академия наук принялась за работу. Через год суперинтендант финансов, небезызвестный Кольбер, решил проверить, как продвигается дело, куда идут госфинансы. И пришел в неописуемую ярость, когда узнал, что академики все еще не разделались с буквой "А". Какими словами он покрыл академиков французского языка, так тем такие слова в их заседаниях и не снились. Наверное. Короче, он решил разогнать к чертовой матери эту теплую компанию, о чем и доложил королю.
-- Ты погоди кипятиться, -- сказал ему король. -- А сначала сходи-ка хоть на одно заседание.
...В тот раз разбирали слова "ami". Слово каждому французу понятное и знакомое, хотя бы по названию известного романа Мопассана "Belle ami". Заседали академики несколько часов, спорили, хрипели, и Кольбер так и не дождавшись конца дискуссий потный вышел из зала Академии.
-- Никогда бы не подумал, -- сказал он, -- что у такого простого слова может быть столько значений.
Наука о языке еще только зарождалась, и о синонимах, антонимах даже образованные люди еще не были наслышаны. А готов был словарь только к 1738 г, когда и дожившего до преклонных лет Людовика уже не было на земле, да и сам Кольбер сгинул в подземельях замка Иф. Что касается словаря, то он жив до сих пор. И не как исторический памятник, а как словарь живого французского языка.
Случай рассказывает М. дю Гар, французский писатель первой половины XX века. Некий его знакомый, тоже писатель, полагал, что никто лучше его не сможет оценить и написать о его, как он думал, необычном романе. Написал на него статью, и попросил своего друга подписаться, чтобы не мозолить глаза публике. Друг так и сделал и понес статью в журнал.
-- Вы что здесь написали, -- сказал редактор.
-- Да Марсель Пруст сроду мне этого не простит (так звали того самонадеянного писателя).
И, действительно, статья была не то чтобы плохая, а никакая, ибо, Пруст писал ее так же, как и свои романы, то есть крайне путано, с многочисленными подробностями, за которыми терялось целое. Ибо сам Пруст не видел своего произведения со стороны. Пруст явно подзабыл сказанные несколькими годами позже слова Бора: "Когда человек в совершенстве овладевает предметом, он начинает писать так, что едва ли кто-нибудь другой сможет его понять". И поэтому, а не только из-за денег или славы важен выход писателя к публике.
ИНФРАСТРУКТУРА ЛИТЕРАТУРЫ
В 1786 году в знак протеста против духа кастовости и казенной рутины, царивших в старорежимной армии, Лакло обратился с письмом к Французской академии. Последняя задумала объявить конкурс на похвальное слово Вобану, мастеру военно-инженерного и фортификационного дела времен Людовика XIV. Вобан был кумиром консервативно настроенного руководства королевской армии; Лакло же вдохновляясь идеями своего учителя в области военной техники Монталамбера, подверг язвительной критике культ Вобана. Начальство Лакло, которое недолюбливало вольнодумного офицера еще со времен скандальной публикации "Опасных связей", на этот раз проявило решительность. Лакло был лишен возможности продолжать свои экспериментальные военно-инженерные работы. Ему было предписано вернуться в воинскую часть, но он предпочел отставку.
музыка была представлена в салоне М. Бонапарт, прямо скажем, не столь блестяще. Литераторы ее не любили, по крайней мере, серьезную музыку -- она мешала им болтать. Несчастный пианист был безжалостно приносим в жертву и мог заставить себя слушать только после многочисленных просьб
Ануй, французский драматург, происходил из бедной семьи. Ощущение бедности преследовало его всю жизнь, особенно ее первую половину. В своих мемуарах он вспоминает, как ему хотелось покататься на карусели. Но денег не было, отец работал машинистом и все средства уходили на поддержание многочисленного семейства. И все-таки однажды отец нашел-таки 2 су и дал сыну. Тот, зажав монету в кулачок, побежал скорее исполнить свою заметную мечту. Но духу истратить деньги у него так и не хватило.
ПИСАТЕЛЬСКИЕ ПСИХОТИПЫ
Буало и Расин жили в соседних поместьях, и раз в неделю по субботам обедали то у одного, то у другого, после чего часами говорили о литературе. А в перерыве между субботами писали друг другу письма, которых набралось целые тома. Подождать до следующей субботы, похоже было невтерпеж. Изучавший их переписку Мориак, с иронией комментировал: "Да умны эти два мусью, но все как-то на один манер", ибо вся переписка касалась литературы, где и как правильно употребить рифму, какое слово предпочтительнее, так или не так построен сюжет
СТИЛЬ И ЖАНРЫ. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ
В 1699 г. Масийон проповедовал при дворе, в присутствии короля. Людовик XIV был им очарован и однажды дал такую характеристику его проповеди: "Я много слышал у себя проповедников и всеми ими оставался доволен. Слушая Масийона, я всегда остаюсь недоволен: самим собой"
Однажды в салоне читали стихи. Стихи казались столь наполнены смыслом, что даже Фонтенель, выслушал их, сказал: "А ведь здесь что-то есть" и попросил повторить стихи. "Ха-ха," рассмеялась мадам Тансен, "разве вы не заметили, что это амфигории". "Блин", -- воскликнул Фонтенель, -- "я так и думал, но как же они похожи на настоящие".
СЛАВА -- УСПЕХ -- ПРИЗНАНИЕ
"Знаете, как я называю вас, Беранже? -- говорил ему Тьер. -- Я вас называю французским Горацием". "Что-то скажет на это римский!" -- с улыбкой ответил поэт.
Дюма-сын пишет. Однажды, 4 декабря, он остановил на мне свои такие большие и такие нежные глаза и тоном, каким дитя упрашивает мать, сказал мне: "Умоляю тебя, не заставляй меня вставать; мне здесь так хорошо!" Я больше не настаивал и присел на его кровать. Внезапно он задумался, лицо его приняло выражение крайней сосредоточенности и сильно погрустнело. Я заметил, как в его недавно столь ласковых глазах блеснули слезы. Я спросил, что его так опечалило. Он взял меня за руку, взглянул мне прямо в глаза и твердым голосом произнес:
-- Я скажу тебе, если ты обещаешь ответить на мой вопрос не с сыновним пристрастием или дружеским сочувствием, а с мужественной братской искренностью и авторитетом справедливого судьи.
-- Обещаю тебе.
-- Поклянись.
-- Клянусь.
-- Так вот: Он поколебался еще некоторое время, затем решился: -- Так вот! Думаешь ли ты, что от меня что-нибудь останется? Он неотрывно смотрел мне в глаза.
-- Если, кроме этого, тебя больше ничего не беспокоит, -- весело сказал я, тоже глядя прямо ему в глаза, -- можешь быть спокоен, от тебя останется много.
-- Правда?
-- Правда.
-- Слово чести?
-- Слово чести.
И поскольку, пытаясь скрыть свое волнение, я заулыбался, он мне поверил.
Однажды утром в Лувье, в то время когда Гюго работал в своей комнате, одна из дам, принимавших участие в путешествии, сошла в столовую и, увидев там прекрасные плоды, попросила слугу подать их к столу.
-- Это не для вас! -- отвечал тот с трагическим жестом и растерянным взглядом.
Затем он спрятал плоды в буфет и прибавил:
-- Я должен пойти переговорить с господами путешественниками.
Думая, что он сошел с ума, дама поспешила предупредить об этом своих друзей. За нею в комнату поэта вбежал слуга и, раскрывая объятия, воскликнул:
-- Это вы, не правда ли, вы именно -- Виктор Гюго?
-- Это зависит... -- отвечал тот, отступая. -- Ах, сударь, -- сказал бедняга, вдруг заливаясь слезами, -- я ведь читал ваши стихи про милостыню, я знаю их наизусть... Плоды для вас.
В те дни вышла в свет "Девка Элиза" Эдмона де Гонкура, и, помню, я начал читать роман в омнибусе, спускаясь с высот Трокадеро на улицу де Берри. В прихожей я столкнулся с де Гонкуром. Я заметил, что он был очень возбужден, как застенчивый человек, который хочет казаться смелым. Увидев свою книгу у меня в руках, он спросил: "Итак, что вы об этом скажете?" Я ответил, что прочел только первые страницы и свое впечатление могу выразить только одним словом, -- не знаю, может ли оно служить комплиментом. "Какое?" -- нетерпеливо спросил он. -- "Смущение". Он был очень доволен