(перед этим http://proza.ru/2024/08/28/1763)
7
Оказалось, он слышал о Тоше и встречал людей из его группы. Попасть под Тошино влияние было опасно: люди уходили из семей, бросали работу, отправлялись с ним странствовать, а когда он их оставлял – кончали с собой. Зависеть от лидера Григ не хотел, что мне понравилось. Я тогда тащился от Маканина и у меня сразу всплыл его рассказ «Антилидер». Григ, как истый хиппи, хоть и продвинутый, слегка олдовый, антилидером не был. Он перепробовал множество профессий. Чем тогда занимались ему подобные «лишние люди»? Работали истопниками в котельных под домами, грузчиками, сторожами, ездили в экспедиции, играли в народных самодеятельных театрах, в музыкальных группах, выступая на подпольных сейшенах.
Григ исповедовал учение, являвшееся смесью прочитанного и услышанного им, но отобранного его натурой. Руми, Хайям были его кумирами. Хайяма я тоже уважал. Особенно, в переводах Плисецкого. И потому начал рубайи:
- Веселись! Невесёлые сходят с ума…
И намеренно сделал паузу.
Григ продолжил!
- Светит вечными звёздами вечная тьма.
Как привыкнуть к тому, что из мыслящей плоти
Кирпичи изготовят и сложат дома…
Я улыбнулся: мой человек, похоже. Если б ещё не хипповал… но тогда он был бы обычным обывателем. И я продолжил Хайямом:
- Почему всемогущий творец наших тел
Даровать нам бессмертие не захотел?
Если мы совершенны – зачем умираем?
Если несовершенны, то кто бракодел?
Григ рассмеялся.
Григ, являясь странником, слышал мнения мастеров, что Жизнь – это битва, в которую надо идти, не прося за себя, тогда дадут и свет и силы помочь людям, и это станет твоим.
- Да, Тоша кайфовал от того, что слышал: «наверху не смолкает звон мечей» и то, что «ненависть — это огонь: его можно раздуть, и все ненужное сжечь».
Но это не мои заморочки. Я завёрнут на Махатме Ганди с его «ахимсой» - ненасилием, позволившим освободить его страну.
Я подумал, что Тоша кайфовал от галлюциногенных грибочков, но говорить о том хиппи не следовало. Ведь каков их манифест?
«Мы выходим из Нирваны, рваные до дыр.
Мы не просто наркоманы, мы борцы за мир!
Говорят, живем напрасно, - ну и что с того!
Не должны мы государству ровно ничего!»
- Тоша назвал наш народ: «великим и рабским», - сказал я, слегка понизив голос.
- Не он – первый, - ответил Григ, - до него были Пушкин и Лермонтов.
Мы помолчали.
- Послушай, - встрепенулся я, - ты любишь притчи Руми. А сам сочиняешь?
Он опять улыбнулся.
- Завтра скажу!
Это была отсылка к шутливому предсказанию погоды местной жительницы почтенного возраста, у которой мы – в период неустойчивой погоды у моря – спросили: какой ждать завтра? Она с усмешкой ответила, глядя на наивных студентов: «Завтра скажу!».
- Ну, что ж, - сказал я Григу, - тогда до завтра!
В самом деле, было поздно. В шесть уже на работу, девицы давно рассосались по палаткам. Слишком абстрактные разговоры не для них. Женщины – существа конкретные. Видит цель – идёт к ней. Вот только конкуренция у них на раскопе была сильная: парней было зримо меньше.
Придётся сделать ещё одно отступление. О моей любви к притчам.
В тот период, когда мне ещё не надоело постоянно знакомиться с девчонками, про меня было известно, что могу всегда привести несколько девиц, просто подцепив их кончиком языка на улице. И, когда мужской компании не хватало женской, меня всегда просили это сделать. Типа, ну тебе это ничего не стоит… Однажды мне это так надоело, что я решил поиздеваться над просившим. Согласившись, поставил условие: идёшь со мной и будешь работать языком.
На улице я дождался подружек, которые, на мой намётанный взгляд, никуда не спешили, а радовались жизни, и скомандовал, указав: «Эти!»
Я улыбнулся им, одновременно незаметно толкнув приятеля: «Говори!»
Ему пришлось без остановки болтать минут пятнадцать, потея и заикаясь, а я лишь смотрел и улыбался, словно любуясь девушками, изредка бросая ироничные взгляды на говорившего, словно сочувствуя несчастному, совершенно выбившемуся из сил в конечном итоге и умолкшему. К концу его монолога девушки были уже со мной в сговоре, тоже жалея беднягу, и согласились пойти с нами. Я играл беспроигрышную игру: если бы ничего не получилось – он понял бы, как это «легко» и «ничего не стоит», а раз вышло, то слава была моя. Потом мне пересказали: как он был поражён: «Представляете, я распинался четверть часа, если не больше, перед этими чувихами. Они меня даже не слушали. А он только смотрел на них и лыбился, как Параська, и этого оказалось достаточно!»
Это было в молодости, когда в компании можно было услышать непреложное: «Пьянство и блудство – это не распутство, а лакомство». И одобрительный смех в ответ.
При чём тут притчи? А вот при чём… Однажды я познакомился с девушкой и был приглашён к ней домой, где обнаружил прекрасную библиотеку, но не просто собрание книг, а оказалось, что её отец – фанат притч и обладатель прекрасной коллекции. Брать их читать он запрещал, видимо, зная выражение: «Никогда не давайте свои книги другим – вся моя библиотека состоит из таких книг». Поэтому я читал, находясь у неё. Сколько может, по-вашему, выдержать девушка подобное отношение? Вот столько она и выдержала.
(Не думаю, что это станет читать особа женского пола (как и вообще кто-то), но если вдруг так случится, то утешу её тем, что женщины должны в моём случае считать себя отомщёнными. Почему? На фак-ультете в меня была влюблена староста курса. Ну и что, скажите? А то, что она была под два метра, старше меня, и совсем, на мой взгляд, не сексапильна. Поэтому вставать на табуретку, чтоб целоваться с ней меня совсем не привлекало. Но прошло время, и я влюбился. Разумеется, в другую. Оказавшуюся… в прошлом тоже старостой своего курса! Так судьба (а она – женского рода) отомстила мне за небрежение к чужому чувству. Мало того, мне пришлось нарушить собственное табу, ибо эта «староста в прошлом» была замужем. За совершенно никчёмным человеком, ей изменявшим.
А у старосты, знаете, какой характер должен быть? Вот мне от него и доставалось нередко. Но она-то уверяла, что это я – её наказание, а совсем не наоборот. Ладно, это право каждого – считать, как ему кажется.
Скажу, что это мне было предсказано, а сбылось… в моём воображении. Поэтому относитесь к этому – как хотите).
О чём бишь я говорил… Ах, да, о притчах. Я стал сочинять их. По литературе у меня всегда было «отлично» и сам ходил на литературный факультатив. Но поначалу ничего не получалось. Затем я понял их сюжетные схемы и мог бы наклепать их, бездарных и эпигонских, наверно, сотни. А потом… оказалось, мои – не похожи на известные мне притчи. Хорошо это было или плохо я не знал. Поэтому, чтобы, возможно, компенсировать их «непритчевость» я у зеркала отрабатывал жесты и интонации актёрского исполнения этих вещиц. На память жаловаться не приходилось, и был опыт исполнения главной роли в школьном спектакле некого Ромки Лунатика. Я любил слушать по радио актёрское чтение рассказов, подмечая интонационные подыгрыши, смену ритма и прочие профессиональные штучки. Выступал я и в КВНе, и с докладами, так что комплексом боязни трибуны не страдал.
Несколько раз, к случаю, в определённой атмосфере, я рассказывал своё, выдавая за некого древнего автора – и прокатывало. Мог и на разные голоса – моноспектакль устроить.
Но… почему я заговорил о притчах с Григом? Потому что у меня была притча о Господине Ветре – его повелителе, как странника. Правда, это был иной ветер и для иных. Тех, что себя не узнают в ней. Сыграю её, пожалуй.
На следующий день, к вечеру, когда народ подтянулся к костру, чтобы попеть, я предложил выслушать «для разогрева» то ли притчу, то ли сказку. Все удивились, но никто не возразил.
Я обратился к Григу с гитарой:
- Если получится подбирать под действие мелодии, попробуй сопровождать.
Он покачал головой.
Я откашлялся и начал.
- Господин Ветер!
И взглянул на Грига с улыбкой. Он слушал.
- Пришло время и облака, как всегда стали собираться над океаном.
Их набралось уже изрядно, но Тот, кто всегда выступал поводырём и погонщиком, не появлялся. Облака лениво парили над водами, поднимаясь всё выше, и болтали:
- Зачем нам нестись куда-то по чужой указке, когда и здесь так хорошо?
- И не говорите!
- Но ведь это – крамола? – испуганно встряло небольшое облачко.
- А если и крамола, - расхрабрилось другое, похожее на льва, большое облако, - то что?
- … испуганное маленькое исчезло, прижавшись к другому – огромному.
Проглотившее его тоже хотело что-то сказать, но, почему-то не решившись, промолчало.
Слышавшие разговор со страхом передавали его дальше. По пути он обрастал фантастическими подробностями, и в результате Похожее на Льва облако уже предстало вождём бунта.
Молодёжи это очень понравилось. Она стала буянить и продвигаться к своему вождю. Правда, она хотела бунтовать и нестись куда-то, а не бороться за то, чтобы оставаться на месте…
Когда известия об этом дошли до Похожего на Льва, он жутко перепугался и попытался слиться с каким-нибудь другим облаком, чтобы не быть узнанным, но весть до его окружения дошла раньше, чем до него, и окружение отпрянуло.
Так и застал его передовой отряд молодых – в гордом одиночестве.
- Ага! Вождя предали!
- Бей их, пузатых!
- Гони!
Расправа с теми, кто не успел скрыться, была короткой.
Теперь, гордые собой, они сгрудились вокруг Похожего на Льва, ожидая его приказаний.
Немного придя в себя, он держал перед ними речь:
- Небо ещё не видело таких героев, как вы!
Молодые радостно зарделись от похвалы (или то было закатное светило?) и закричали в ответ:
- Да здравствует наш вождь! Виват!
Подождав, пока возгласы утихнут, Похожий на Льва продолжил:
- Глядите! Даже солнце вышло полюбоваться на вас!
Шум одобрения.
У самого оратора от такого успеха совсем закружилась голова, и он позволил себе:
- Ветер попросил меня…
и сам испугался своих слов, прикусив язык, что, однако, его слушателями было сочтено намеренно выдержанной паузой, дабы все успели прочувствовать важность произнесённого вождём:
- Он не назвал Ветер Господином!..
- Они в близких отношениях…
- Он – доверенное лицо…
Обменивались в толпе потрясённо.
Деваться было уже некуда и Похожий на Льва продолжил:
- Вы не ослышались… именно Ветер сказал, что вверяет наш путь моему руководству.
- Оо! – выдохнула аудитория.
- Те же, кто не захотят этого знать, нарушат Его завет. И никто им после этого не позавидует!
- Где такие?
- Укажи нам, вождь!
- Мы разберёмся с ними!
Похожий на Льва усмехнулся:
- Их много вокруг. СпросИте их: верят ли они в мои слова? Если нет – вы знаете, что с ними сделать.
- Порвём!
- Уничтожим, Вождь!
Вождь улыбнулся, и каждому показалось, что ему:
- Теперь вы знаете, что делать. Делайте! Множьте дела мои.
И дела стали множиться…
Ужас этих дел заставил облака сбиваться вместе, становясь огромными тучами. Но они, не замечая того, тряслись, про себя повторяя: Только бы не меня!
Но хоть и в кучу сгрудились малые, их это не спасало. Когда такая масса атакует – одно, когда же всего лишь трясётся вместе… Такие времена любят закусывать студнем.
Много туч пролилось солёными слезами. Океаны… Вот отчего они такие солёные.
Все облака давно готовы были по первому приказу совершать и превозносить любую глупость Вождя. Но соратников нужно было чем-то занять, отвлекая от непреложного - того, что облака никуда не двигались. И под львиной гривой родились новые мысли:
- Разоблачены и покараны явные враги. Но тайные-то затаились! А их куда больше. Теперь нужно ждать удара в спину. Думаете, ересь искоренена? Нет, она замаскировалась!
Учение получило своё развитие. Так появились подозрения в ереси разной степени тяжести – от лёгкой – до особо тяжёлой…
Не станем продолжать эту грустную историю. Таких историй немало, они известны.
В эту, как одни считают, вмешалось небо, растворив Вождя. Часть же его сторонников уверена, что просто не все тайные вредители были разоблачены и нанесли ему удар из-за угла. По крайней мере, в официальной версии говорится о кончине… от удара.
Не сразу после этого повеяло ветром… перемен. Старые облака, смотревшиеся свалявшимися горами ваты, и не чаяли их. Много ещё воды из них утекло, новые народились, прежде чем Господин Ветер вспомнил о них.
Но и когда - как показалось молодым - слегка повеяло чем-то свежим, старые облака зашептали:
- Провокация…
- Это – проверка…
- Не высовывайтесь… Нам скажут, что сегодня можно, а за что…
Менялись вожди, вождики и вождята, а воз облаков… оставался на своих позициях.
При этом ему внушалось, что он движется в правильном направлении – курсом, который определяется Наверху.
Облака уже сами втихомолку посмеивались над таким движением… на месте, где не бывает отстающих, но, не изменись состояние атмосферы, «двигались» бы так и дальше, это «движение» прославляя и провозглашая. Тем более, что времена, для не знавших другого, наступили вполне приличные. Если никого не трогал и всё одобрял, то можно было особенно не беспокоиться, а нежиться на солнышке, лишь переворачиваясь.
Но однажды в небе словно открыли шлюз, и их потянуло, потянуло туда, как бы помимо воли.
- Но Ветра же нет! – восклицали испуганно облака, - Нет ясных указаний в каком направлении движемся!
- Да! Творится безумие… - поддерживали их соседи, - во что нас хотят втянуть?
Правда, нашлись и такие, что с радостью устремились навстречу…
- …гибели! – шептали другие.
Но в движение вовлекались всё большие массы независимо от того, хотели они того или нет.
- Мир рушится! Куда мы несёмся?
Их сокрушительная армада, страшная своей численностью и непредсказуемостью, набирала ход. В ней оказались «синоптики», которые с умным видом разъясняли остальным: почему сие происходит и к чему приведёт, хотя ещё день назад сами об этом не подозревали.
Время разрешило выражать свои мнения, но не было объяснено, где их взять, да ещё такие, чтоб за них потом…
- Мнение – от корня «мнить», о себе, конечно же, - изрекало одно облако-философ, и многие с ним соглашались, думая, по… дождём-ка во что это выльется, каким дождём, и кому отольётся.
Но пока одни ждали, другие не теряли времени и занимали в армаде места получше. Одни уже командовали, полагая, что ряд облаков можно использовать вместо парусов и менять курс, притормаживая, вторые пытались свернуть сами, отстав ото всех, а третьи, четвёртые… Впрочем, кого интересует что делали или не делали эти, если они никак даже не пытались влиять на то, что шло. Задним числом их, если и принимают в расчёт метеорологи, то исключительно под наименованием: «воздушные… массы».
Облака, не привыкшие к движению, да ещё в таком темпе, задыхались и гибли в этой гонке. Одни тонули в океане, другие прижимались к соседним, надеясь на поддержку, но те поглощали их, превращаясь в огромные тучи. И всё это продолжало нестись, ускоряясь… и только некоторые, с ума сшедшие, облачка кричали с восторгом:
- Мы – летим! Ле-тим!
Стали раздаваться предупреждающие голоса:
- Впереди материк. Он не обрадуется нашему нашествию!
Им отвечали командиры:
- Точно так! Он-то и есть наша цель.
- Но нас будут встречать, и не с объятиями!
- Мы затопим их пашни и города, снесём у них крыши. Они надолго запомнят силу нашего удара! Они виноваты во всём, что у нас творилось и творится!
- Вот оно что…
- Они…
- Конечно, не мы же…
- Поделом им! С нами Ветер! Он дует в наши паруса!
- Да, пусть только сунутся…
Наступление началось одновременно по всему фронту облаков, шедших мстить.
Самолёты в такую погоду было посылать безумием, и материк ответил ракетами, взрывавшимися в самой гуще пришельцев. Но на место каждых ста погибших и стекавших вниз с громом и грохотом - появлялись новые отряды, которые уже огрызались молниями, охватывая с флангов. Светопреставление было ошеломляющим: в полной темноте вспышки взрывов и молний, гул и завывания урагана, катившего себе на подмогу могучие волны. Опьянённые, обезумевшие тучи, хохоча и рыдая, толкая друг друга, шли и шли на стену огня, исчезая в нём, и прорвались таки на континент!
Боезапас у противника кончился, и внизу лежала беззащитная земля. Теперь с ней можно расправиться, надругаться за всё то, что претерпели они, и их предки от её происков…
Напрасно людишки под ними молились в своих храмах… Ветру, чтобы он сменил гнев на милость. У него в тот день были иные планы.
Часть облаков прошла над полями и лачугами на бреющем полёте, поливая из всех орудий. После за дело с рёвом взялись тяжёлые тучи. Они наносили молниеносные удары и просто обрушивали вниз из своих бомболюков озёра, моря воды, которые сметали своим потоком всё, что встречалось на пути. Рушились дома, мосты, валило деревья, гиб урожай, целыми деревнями тонули люди и животные…
Полуостров был смыт, почти всё живое на нём уничтожено. Но подходили новые и новые силы атаки, им уже ставилась другая задача – развить успех, прорвав вторую линию обороны. И тут оказалось, что куда бы они не направились – везде натыкались на стены горной гряды. Их попытки штурма разбивались о мощные крепостные укрепления до неба. Многие полегли в расщелинах и рвах, скатились со скал в пропасти, замёрзли, став льдом или снегом. Но Господин Ветер настойчиво гнал и гнал вперёд облака. Передавали, что, топая на павших духом генералов, визжа: «Небо за нас!», он подтягивал и вводил в дело резерв за резервом…
И, то ли слабое место было найдено, то ли, скорее, не прорвались, а просочились через перевалы, но потрёпанные остатки, сильно поредевшего войска одолели таки и эту твердыню. И что они увидели? Вместо лесов и цветущих равнин, которые предстояло покарать, их взорам предстала… бесконечная пустыня в барханах песка.
- Нас обманули!
- Заманили сюда!
- Это – ловушка!
- Мы обречены…
Уныние было всеобщим, даже Ветер исчез.
Но деваться было некуда, оставалось, либо бесплодно проливать здесь слёзы и погибнуть, либо двигаться дальше в надежде, что кому-то из них удастся одолеть и пески. И они стали призывать Ветер на помощь.
Он не заставил себя ждать. Однако теперь он не был уже столь силён, чтобы нести даже оставшихся. Им пришлось разделиться на караваны и лететь в разных направлениях.
В результате, те, что оставили пустыню позади, добрались до мест, где давно молились… Ветру о дожде, и без сил рухнули на эти земли, напоив их, взойдя чужими растениями, после чего были собраны и безжалостно съедены.
Значительно позже, когда стало холодно, подошли отставшие собратья-облака, и небо посыпало их пеплом места успокоения ещё недавно столь грозного и кровожадного воинства…
А Поэт, глядя на идущий снег, сложил такие строки:
Из сиреневой тучи на зелень равнин
Целый день осыпается белый жасмин…
(далее http://proza.ru/2024/08/28/1770)