У НАТАЛЬИ КИРИЛЛОВНЫ ЗАГРЯЖСКОЙ
Попытка субъективно-объективного исследования.
МузЫка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры,
И рёвом скрыпок заглушён
Ревнивый шёпот модных жён.
А.С. Пушкин «Евгений Онегин».
***
«Встретил Новый год у Натальи Кирилловны Загряжской. Разговор
со Сперанским о Пугачеве, о Собрании законов, о первом времени
царствования Александра, о Ермолове etc.»
А.С.Пушкин. «Дневник». 1 января 1834
***
Неторопливо, тихо, без потрясений уходил 1833-й год…
Вот уже и 21 декабря. Надежда Осиповна склоняется над листом белой бумаги. Запахивая плотнее кацавейку, отороченную порыжевшим мехом, сутулится, вздыхая: «Прохладно! Надо слугам велеть ещё протопить…».
Трудно узнать в этой усталой, медлительной женщине ту эксцентрично взбалмошную прекрасную креолку с экзотической внешностью, что тридцать лет назад триумфально блистала в петербургских гостиных. Неостановимо летит безжалостное время – ей уже 58.
Вот и морщинки у глаз, щёки бледны. Хотя кудряшки так же вьются из-под кружевного капора, но всё чаще приступы боли и тоски по ушедшей молодости не дают спокойно уснуть. Она уже не посещает балы, но ревниво прислушивается к разговорам сыновей и невестки…
Постаревший Сергей Львович стал ещё более скупым и брюзгливым, прежние друзья заняты своими заботами, а кое-кто уже покинул сей бренный мир. Лишь радость общения с выросшими детьми поддерживает её интерес к жизни. Восемь детей родила она, и роды не были лёгкими, да Бог пятерых забрал к себе!
Радостно видеть, что Александр остепенился, а красавица жена скромна, заботлива! Внучка Машенька радует, только жаль, почти не говорит, и зубки никак не растут…
Наконец-то обожаемый Леон приехал, невообразимый растратчик, но милый да ласковый сын! А Оленьке она сейчас письмо напишет в Варшаву, обо всём расскажет, ничего не утаит. И вновь склоняется Надежда Осиповна над листом:
«Вчера был день твоего рождения, мой добрый друг. Мы провели его по-семейному, твои братья, Натали, даже маленькая Маша пришли нас поздравить, все о тебе расспрашивают. … А в высшем свете столько балов, город полон иностранцев, Послов и Принцев Крови.
Леон тоже много выезжает, он толстеет, ибо мало ходит и спит до полудня, хоть и утверждает, что у него бессонница. Он всегда весел, говоря в то же время, что скучает. Погода отвратительная, снег идет всякий день, время от времени дождь».
***
27 декабря.
«Александр удивлён, что ты не отвечаешь ему на его деловое письмо. Леон говорит, что не пишет тебе потому, что не имеет привычки писать кому бы то ни было. Оба они, как и Натали, поручают мне тебя поцеловать.
…Я мирно провожу праздники. До восьми часов мы провели в семейном кругу, а потом Натали и Александр с Леоном пошли к ним пить чай…»
***
Лёгкий снежок, порхая, искрится в свете фонарей. Идти недалеко, приятно прогуляться пешком, беззаботно болтая. Какой-то прохожий, обогнав их, оглядывается.
Разрумянившаяся Таша, в шубке и тёплом капоре, прижимается к Александру. Лёва, в модном рединготе, зауженном в талии, поскользнувшись, хохочет, едва не упав. О чём грустить? Они молоды, красивы, полны сил, а через четыре дня… ах! придёт Новый год, в котором обязательно сбудутся и надежды и планы. Блажен, кто верует…
Как празднично преобразился декабрьский Петербург! Закончился сорокадневный строгий пост. Кофейни, магазины, лавки украсились ветками елей, гирляндами, размалёванными вывесками, рождественским витринным разнообразием.
На замерзшей Неве, напротив Академии художеств, расчистили каток. Повсюду стоят высокие ледяные катальные горы для простолюдинов и палатки с угощениями. Огромные толпы собираются посмотреть праздничные парады и лошадиные бега. Для этого на льду около стрелки Васильевского острова сооружён ипподром.
Утром 25 декабря под малиновый перезвон колоколов все идут в церковь на торжественное богослужение. Придя из храма, разговляются медовой кутьёй с орехами.
***
1834-й год Таша и Александр встречают у троюродной бабушки Таши, Натальи Кирилловны Загряжской (по отцу Разумовской).
Свидетельница шести царствований имела высшее придворное звание «Кавалерственной дамы», сохранив до последних лет жизни (а прожила она 90) уважение окружающих и властные манеры. Даже Николай I опасался её острого языка.
Чего уж говорить о Таше! Она трепетала при одном виде грозной старухи. Бедняжке казалось, что пристальный строгий взгляд пронизывает её насквозь, обнаруживая греховные мысли, даже там, где их никогда не было.
Рождённая в 1747 году, Наталья Кирилловна была очевидцем многих придворных интриг, чувствительных драм и жестоких трагедий, пережила пять российских правителей:
весёлую Елизавету Петровну,
погибшего от рук убийц Петра Фёдоровича, всего полгода бывшего на престоле,
блистательную Екатерину II (35 лет поистине великого царствования!),
нервически пылкого Павла I (пять лет реформ),
Александра I, удостоенного дерзкого внимания пристрастного поэтического пера:
Воспитанный под барабаном,
Наш царь лихим был капитаном:
Под Австерлицем он бежал,
В двенадцатом году дрожал,
Зато был фрунтовой профессор!
Но фрунт герою надоел —
Теперь коллежский он асессор
По части иностранных дел!
Эх, Александр Сергеевич! Не слишком ли ядовито? Надо бы всё-таки быть повежливее к власть предержащим. После таких эпиграмм вряд ли дождётесь хорошего отношения…
Нет, конечно, поэт мог быть и вежливым и благодарным:
Ура, наш царь! так выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал Лицей.
Это тоже об Александре Первом…
Однако вернёмся к Наталье Кирилловне.
«Из грязи – в князи» – так можно сказать о семействе малороссийских казаков Розумов. В детстве батюшка Натальи пас волов на Черниговщине, его мама (бабушка Натальи) после смерти спившегося мужа просила милостыню. Зато её красавец сын, певчий церковного хора Алексей Розум, взлетел на небывалую высоту. Поговаривают, что он был даже тайным мужем императрицы Елизаветы... Но после её смерти сжёг все бумаги - поистине мудрый казак! Жить хотел, а не мучиться от зависти царедворцев, опасаясь заговоров и покушений...
Из рук Алексея получил Кирилл баснословное богатство. Правда, вначале умный фаворит Елизаветы Петровны предусмотрительно отправил четырнадцатилетнего братца в Европу – учиться.
В 16 лет в Петербург приехал уже не казачок Кирилл Розум, а граф (!) Разумовский, в чине камергера. В 18 назначен президентом Петербургской академии наук (естественно, не за научные заслуги). К слову сказать, низкий поклон Кириллу Григорьевичу за то, что в Академии он поддержал Ломоносова в его упорной борьбе с засильем немецкой бюрократии в русской науке.
Племянница императрицы, Екатерина Нарышкина, подарила графу Разумовскому десять прекрасных детей. Но более других отпрысков родители безмерно баловали, любя и жалея, первую дочь, названную Натальей.
Девочка родилась горбатой. Повзрослев, получила прекрасное образование, стала фрейлиной императорского двора, поражая окружающих уродливой внешностью, недюжинным умом и характером, необыкновенно стойким, нордическим.
«Она была маленького роста, – вспоминает писатель В.Соллогуб, – кривобока, с одним плечом выше другого, с огромной бородавкой на щеке. Глаза большие, серо-голубые, с необыкновенным выражением проницательности и остроумия, нос толстый, большой».
В 1833 году ей исполнилось 86 лет. Рисуя старую графиню в «Пиковой даме», некоторые черты Александр Сергеевич позаимствовал не только у Натальи Петровны Голицыной, но и у неё.
Восхищаясь удивительной современницей, он с удовольствием посещал её салон, слушал рассказы о минувшем, собирался издать воспоминания о Потемкине и обожаемой ею Екатерине Великой.
Но один факт упомяну с сожалением: благодетельствуя напоказ щедро беднякам и нищим, Наталья Кирилловна, в отличие от Екатерины Ивановны, родственникам не помогала. А могла бы… Но на праздник пригласила.
***
В канун Нового года снегопад перестал, небо очистилось. Особняк на Набережной Фонтанки, 16, ярко освещённый горящими в плошках свечами, выглядел празднично, нарядно.
За широкими, светлыми окнами мелькают силуэты. К подъезду то и дело подкатывают экипажи. Вышколенные слуги встречают гостей в мраморном вестибюле, раскланиваясь, принимают верхнюю одежду.
Ослепительна роскошь убранства просторных залов. Повсюду большие зеркала, лимонные и померанцевые деревья в кадках, цветущие камелии. Оригинальные люстры в несколько ярусов, бра, стенники с блестящими отражателями разливают яркий свет.
Благоухают гирлянды и живые цветы в саксонских вазах – всё для услаждения прихотливого вкуса избранного общества.
Таша и Александр склоняются в почтительном поклоне перед хозяйкой. Наталья Кирилловна опирается на палку, всем видом, как записала Долли Фикельмон, «напоминая тысячелетнюю фею или, по крайней мере, Бабу Ягу».
Мужчины, расступаясь перед поэтической парой, восхищёнными взглядами провожают грациозную фигуру Натали.
Приехавший в Россию немец Ф. Ленц вспоминал: ”Вдруг, никогда этого не забуду, входит женщина – стройная, как пальма. Такого роста, такой осанки я никогда не видывал. Она напомнила мне Эвтерпу Луврского музея ”.
А в глазах великосветских дам, как ни пытаются они скрыть, – зависть. Нет, не появилось у Таши в этих сияющих роскошью залах ни одной задушевной, искренней подруги.
Бал открывает торжественно долгий, медлительный полонез. Вяземский подсуетился: он танцует с Ташей и, как всегда, нежно шепчет ей на ушко салонные комплименты.
А она ищет глазами мужа. Где он? Не в цветнике ли светских почитательниц? Нет, он скромно сидит рядом со знаменитой хозяйкой.
– Не хочу умереть скоропостижно, – громогласно жалуется Наталья Кирилловна, поправляя белоснежные оборки. – Придешь на небо угорелая и впопыхах, а мне нужно сделать Господу Богу три вопроса…
– Какие же? – с неподдельным интересом любопытствует Александр. Собеседница, помолчав важно, ожидая, пока соберутся слушатели, с многозначительной улыбкой объясняет:
– А к примеру, кто был Лжедмитрий? Кто – Железная маска? И ещё: шевалье д'Еон — мужчина или женщина? Может, вы ответите мне, сударь?
– Мнение своё у меня есть, – Александр, удивляясь широте интересов графини, пожимает плечами: – Но госпожа История, как вы знаете, умеет морочить головы тайнами…
– Вот ещё одна тайна, – прерывает его Наталья Кирилловна. – Говорят также, что Людовик XVII увезен из Тампля и его спасли; мне и об этом надо спросить...
Сыплются со всех сторон предположения. Снисходительно слушает их Кавалерственная дама и, устав от шума, останавливает властно:
– Однако полонез уже подходит к концу, пора на ужин! Сегодня мой повар приготовил сюрприз по рецепту матушки Екатерины!
Музыка умолкла, церемонно и стройно шествуют гости в обеденный зал. Что-что, а поесть русские аристократы любили, изумляя иноземцев изысканным чревоугодием.
Сняты перчатки, расстелены на коленях салфетки, взгляды устремлены на огромный стол, уставленный холодными закусками (сыры, икра, "устерсы", ветчина, копчёная рыба…), графинами с прохладительными питиями, бутылками дорогих вин, вазами с фруктами и конфектами. Перед каждым гостем - полный куверт посуды, а за стулом стоит лакей с чистой тарелкой в левой руке у левой стороны груди, чтобы при перемене блюд тотчас поставить на место прежней чистую.
Царственная Наталья Кирилловна на высоком кресле величаво, как египетский сфинкс, восседает во главе, откинувшись на атласные подушки. Перед ней на столе – подарок: огромный ананас, присланный государем к празднеству, и изысканные блюда, к которым она и не притрагивается, рачительно озирая присутствующих.
Напротив Александра и Таши, тоже едва прикасавшейся к угощениям, дородный поэт Юрий Александрович Нелединский-Мелецкий, завесившись салфеткою до самого горла, с завидным наслаждением поглощает деликатесы, и губы его лоснятся, и глаза шустро перебегают от одного блюда к другому в поисках любимой им щуки.
Восторженный гурман рядом с ним вспомнил гастрономическую поэму и, встав, произносит её с подобающей интонацией:
Ах, замечательный обед,
Где с хреном кушают паштет,
Где пирамида из котлет
Усыпана корицей,
Где поросенок с чечевицей
Стоит, обвитый в колбасах,
А гусь копченый – весь в цветах…
Строки, ходившие в списках, знакомы Александру. Их автору в ответ на поэму «Дурацкий колпак» он написал:
Итак, в знак мирного привета,
Снимая шляпу, бью челом,
Узнав философа-поэта
Под осторожным колпаком.
Не перед каждым сочинителем поэт снимал шляпу с уважением, но Владимир Сергеевич Филимонов заслужил…
Праздничные тосты. Звяканье серебряных ложек, ножей, вилок не только с тремя, но и с двумя зубцами - для фруктов.
Жующие рты. Раскрасневшиеся лица. Всё более громкие голоса. Всё более высокопарные тосты. И даже анекдоты.
Испробовав паштет из трюфелей, вельможа в раззолоченном мундире рассказывает:
– В день именин Небольсиной граф Фёдор Васильевич Ростопчин, зная, что она любит «пастеты», прислал ей в коробе преогромный пастет, будто бы с самою нежною начинкою, который и поставили перед хозяйкою. В восхищении от внимания любезного графа, она попросила открыть короб – и из него… показалась безобразная голова Миши, известного карла! А потом вышел он весь – с настоящим пастетом в руках и с букетом живых незабудок!
Охи! Ахи! И новые тосты…
И отнюдь не новый рассказ о знаменитом московском генерал-губернаторе:
– Ростопчин похвастал в афишке: «Мне поручено от Государя сделать большой шар, на котором 50 человек полетят, куда захотят, и по ветру, и против ветра; а что от него будет, узнаете и порадуйтесь».
– Так это «секретное оружие», изобретение Леппиха!
– Я был на испытаниях! Шар едва поднял двух человек. И оказался неуправляемым!
– Узнали, порадовались! – скептически заключает Александр.
Наконец-то главный сюрприз! Праздничное блюдо под названием «Императрица». Его делают так: жаворонка фаршируют оливками и вкладывают в куропатку, ту – в фазана, а его – в поросенка. Представьте восторженные возгласы гостей!
На миг умолкли разговоры;
Уста жуют. Со всех сторон
Гремят тарелки и приборы
Да рюмок раздаётся звон…
А как же после такого обильного принятия деликатесов и вин... Предупреждая ваши вопросы, добавлю немаловажную деталь: в коридорах, за некоторыми дверьми прятались боковые комнаты, где именитые гости могли справить естественную нужду. Естественно - в большие или малые горшки, называемые вазами. Особые слуги отвечали за чистоту.
Были и особые дамские комнаты, где с помощью горничных можно поправить причёску, заменить испачканные перчатки, а после ужина (какое счастье!) ослабить тугой корсет…
***
Наконец-то
Гремят отдвинутые стулья;
Толпа в гостиную валит:
Так пчёл из лакомого улья
На ниву шумный рой летит.
Столы зелёные раскрыты:
Зовут задорных игроков
Бостон и ломбер стариков,
И вист, доныне знаменитый.
Наталья Кирилловна тоже была не прочь составить партию-другую в вист, часто проигрывала, но это её никогда не расстраивало.
Любители десерта наслаждались сладостями и фруктами, разносимыми слугами. Не удивляйтесь, господа. Мы фрукты зимой часто привозим из-за границы, а тогда знаменитые ропшинские парники под Петербургом и оранжереи графа Витгенштейна снабжали горожан свежими фруктами круглый год!
В бокалах, пенясь, шипит шампанское, а можно заказать имбирный квас или морс и даже сельтерскую воду – принесут всенепременно!
В залах от множества горящих свечей, от дыхания, от быстрых танцев, а пуще от приторных ароматов заморских благовоний душно, а кондиционеров и в помине ещё не было...
Ах! Вот и мороженое!!! Знаменитый «Везувий на Монблане»: «содержа в себе ванильное мороженое белого цвета, сверху пылает синим пламенем». Как же не испробовать? Александр с удовольствием угощает Ташу.
Пётр Андреевич принёс ей на блюде живописно раскрашенную, ну, совсем как живую! утку, окруженную яйцами.
– Что это? – изумляется Таша.
– Нежнейшее блан-манже! Попробуйте!
Таша отказывается, зато сладкоежка Александр уплетает с удовольствием да нахваливает.
***
В большом зале снова танцы. Лихо, искусно отплясывает мазурку с очаровательной Мари Вяземской расфранчённый Лев Сергеевич!
А к Александру Сергеевичу Жуковский подводит Идалию Полетику с княжной Голицыной. Бархатный алый корсаж кузины украшен золотыми цепочками и модным шателеном – изящным кошельком с цветной вышивкой. Княжна, сверкая обнажёнными плечами и глубоким декольте, рассеянно улыбается.
Кокетливые взгляды, поклон кавалеру, вопрос:
– Oubli ou regret? (Забвение или сожаление?)
Он выбирает «сожаление», и это оказывается мадам Интрига. В отличие от неё, танцевать ему не хочется, разлюбил он мазурочные импровизации и «антреша», постарел, что ли? Слава Богу, в моду вошёл английский стиль с томными, ленивыми движениями.
– L’amour rapproche la distance, – слышится многозначительный, с придыханием шёпот Идалии. /«Любовь сокращает расстояния»/
Словно ненароком она прижимается к Александру, обдавая жаркой, пряной волной ароматов. И вновь игривый шёпот:
– Ce que femme veut, Dieu le veut. /«Чего хочет женщина — то угодно Богу»/
Он же, на этот птичий щебет французских «mot», небрежно отодвинувшись, отвечает так же шёпотом:
– Ne perdez pas de temps car cela fait la vie. /«Не трать зря время — из него состоит жизнь»./
И улыбается беспечно, не чувствуя, как словно ножом режет по живому.
Идалия самолюбиво вспыхивает, отвечая словами Корнеля:
– «La raison et l’amour sont ennemis jur;s». /"Разум и любовь – заклятые враги"./
И тоже умолкает… Ах, Александр, чутким сердцем ты почувствовал дьявольскую суть этой женщины, сердце отвергло её лицемерные притязания. Но чем обернётся твоё холодное презрение, предвидеть не мог…
***
А праздник продолжается. Если вы думаете, что Александр Сергеевич посещал балы только ради любимой жены, как считали некоторые его друзья, то глубоко заблуждаетесь.
Прицельно и безошибочно, даже среди ослепляющего сияния аксельбантов, эполет, орденов и мундиров умел он находить талантливейших и умнейших, вовлекая их в разговор о том, что важно было не только ему одному.
Вот и сейчас рядом с ним худощавый, лысоватый человек с широким открытым лбом и светлыми, глубокими глазами, в которых виден усталый ум и спокойное, терпеливое понимание.
Пока Таша кружится с очередным кавалером в «безумном вихре» вальса, Александр за одним из приватных столиков разговаривает со Сперанским.
Человек эпохи, основоположник отечественной юриспруденции и юридического образования, автор Свода законов Российской империи, Михаил Михайлович вполне мог сказать о себе словами Пушкина: “Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом”.
Ругая пресловутые «царские времена», друзья мои, помните и о том, каких карьерных высот могли добиться в те годы незнатные, небогатые люди из «низов» – не прибегая к низкопоклонству или интригам, но лишь благодаря таланту, уму, трудолюбию, упорству. Пример тому – судьба Сперанского.
Фамилия его отца, деревенского священника, осталась неизвестной. Во Владимире семинарист получил новую: Сперанский на латыни — «подающий надежды». В числе лучших учеников направлен в Александро-Невскую семинарию. Учёба… учёба… учёба!
1796 год. Принят на работу в канцелярию генерал-прокурора Сената, князя Куракина. В год рождения Пушкина – уже статский советник, а ему всего – 24 года.
При Александре I вознесён на вершину почёта: статс-секретарь императора. Вместе с ним едет на переговоры с Наполеоном, и тот, будучи в восторге от умного русского секретаря, предложил Александру обменять одно из захваченных им королевств – на Сперанского! Да-да, вы не ослышались: королевство за одного человека!
Эту фразу недруги и завистники припомнили Сперанскому в 1812: назвали французским шпионом.
Опала. Ссылка в Нижний Новгород. Но Николаю Первому был нужен опытный юрист-законник, и он вновь приблизил Сперанского ко двору.
***
О чём же шёл разговор в тот канун Нового года?
Сохранилась запись в дневнике Александра:
«Я говорил ему о прекрасном начале царствования Александра: Аракчеев и Вы – вы стоите в противоположных дверях этого царствования, как гении Зла и Блага. Он отвечал мне комплиментами и советовал писать историю моего времени».
Знаковое признание, говорящее о несомненной духовной близости поэта и государственного деятеля, которого с огромным уважением поэт назвал «Гением Блага».
Иронически рассказывал Сперанский о своем изгнании в 1812 году:
— Меня везли из Петербурга по Тихвинской глухой дороге. В провожатых был полицейский чиновник, человек добрый и глупый. На одной станции не давали ему лошадей. Так представьте, чиновник пришел просить покровительства у арестанта, то есть у меня: «Ваше превосходительство! помилуйте! заступитесь великодушно. Эти канальи лошадей нам не дают!»
– Смешон человек, не знающий своих прав, – невольно вздыхает Александр. – Ваш конвойный, по сути, раб…
– А кто в России хорошо знает свои истинные права? – с горечью спрашивает Сперанский. – Насчёт рабов, вы правы. Я нахожу в России два состояния: рабы государевы и рабы помещичьи. Первые называются свободными только по отношению ко вторым; действительно же свободных людей в России нет, кроме нищих и философов.
Александр не может не дополнить:
– Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу…
– Да, – соглашается собеседник, – если уж вы вспомнили поэзию, скажу вашими же словами:
Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье.
– Шестнадцать лет назад писано.
– И всегда будет злободневно! Но вы хотели спросить...
– О типографии, Михаил Михайлович. Лелею надежду, что моя «История Пугачёва» будет напечатана в подведомственной вам типографии. Лишь у вас, я уверен, меня не обманут. Я уже обратился к Бенкендорфу и к Дубельту.
– Не буду возражать, – улыбается Сперанский.
После танца запыхавшийся кавалер возвращает уставшую Наташу. Вскочив, Александр помогает ей сесть на диван, обмахивает веером... Душно в зале! Подзывает слугу, чтобы принёс морса... Пора и возвращаться!
***
Перед тем, как уснуть, Таша вдруг вспомнила встречу прошлого Нового года у Карамзиных. Не было там такого изобилия, блеска роскоши и гостей, но было гора-аздо больше душевного, искреннего тепла!
И Александр, нежно целуя жену, согласился с нею.
***
Государь Всея Руси Николай I в канун праздника работал. Среди прочих Указов 31 декабря 1833 года, прощаясь со старым, он подписал этот:
«Служащих в Министерстве иностранных дел коллежского асессора Николая Ремера и титулярного советника Александра Пушкина, Всемилостивейше пожаловали Мы в звание камер-юнкеров Двора нашего.
Николай».
Вставая из-за стола, Император, довольный "щедрым подарком", улыбается, разглаживая нафабренные усы. Новый год он будет встречать в кругу родных и близких в Аничковом дворце. Натальи Николаевны в нём ещё не будет.
Пока не будет...
Продолжение - часть 32 "Дневник русского Данжо" на
http://proza.ru/2024/09/14/1064
Иллюстрация из интернета.