На конкурс "Психи и психологи"
http://proza.ru/2024/09/16/1768
По моей личной классификации все психически нездоровые люди делятся на три категории:
1. Опасные маньяки
2. Безобидные сумасшедшие
3. Реально больные люди с поврежденной психикой, не опасные ни для кого, кроме самих себя.
С опасными маньяками встретиться вживую, к счастью, не довелось, о них знаю только из литературы и кино.
Безобидные сумасшедшие встречаются на каждом шагу, есть они и здесь, на прозе.ру, с некоторыми из них мы все знакомы. Кое-кто из них так удачно маскируется под нормальных людей, что, только прочитав их сочинения и рецензии, понимаешь, что имеешь дело с психом. Про них пишут рассказы, сочиняют анекдоты, им посвящают исследования, их пародируют, но у меня эта категория психов любопытства не вызывает.
А вот люди с поврежденной психикой из третьей категории — это интересно. Думаю, не только для меня.
Говорят, согласно статистике, каждый пятый житель мегаполиса является носителем определенного вида психического расстройства, при этом многие из них даже не подозревают о том, что больны. И только в тот момент, когда происходит сбой, становится понятно, что причины их странного поведения кроются вовсе не в усталости или стрессе, а гораздо глубже.
Им, этим людям со скрытыми расстройствами психики, и посвящен этот рассказ.
***
Тамара Брагина пришла на наш ВЦ сразу после школы. Окончила школу с золотой медалью, но не повезло: то ли завалила какой-то экзамен на вступительных, то ли по конкурсу не прошла, не суть важно. Красивая девочка, не просто хорошенькая — русская красавица: толстая русая коса, голубые глаза в пол-лица, нежная кожа, только фигурка современная — тонкая, как у подростка, да ей и было-то 17 лет всего. В нам в отдел ее взяли техником, на копеечную зарплату — ну, без образования же. Но умница — очень быстро всему научилась, понимала нас с полуслова, ей давали довольно сложные задания — знали, Тамара не подведет, да и печатала она быстро и без ошибок, хотя и не слепым методом.
За ней тут же стали увиваться мальчики — на нашем ВЦ их было много, неженатых специалистов: и электронщики, и программисты, и эксплуатационники, — но Тамару они как-то не интересовали, она их всех планомерно отвергала. Со временем стало понятно, в чем дело. Тамара влюбилась. Предметом ее любви стал Станислав Павлович, для нас — просто Стас, старший брат моей сотрудницы и лучшей подруги Вики. Здоровенный мужик под два метра ростом, ему было тогда уже за тридцать — вдвое больше, чем Тамаре, был он начальником Научно-исследовательской лаборатории автотранспорта, имел жену и двоих детей. К нам наведывался каждый раз, когда по делам бывал в министерстве, то есть довольно часто, — сестренку любимую проведать. Он много шутил — у него было отменное чувство юмора, знал массу анекдотов и смешных случаев из жизни. Ну, немудрено, что Тамаре он понравился. Это бы ничего, если бы Тамара ограничилась простым немым обожанием. Но нет — она начала донимать Стаса своей любовью. Со стороны все это выглядело довольно странно: она кидалась помогать ему надеть пальто, провожала его до крыльца, дарила ему какие-то мелкие сувениры и даже букетики цветов... Писала письма с признаниями в любви. Дошло дело и до стихов. Стас пытался ее вразумить, ничего не выходило — Тамарин натиск на неприступную крепость только усиливался. В конце концов Стас сказал Вике, протягивая ей кучу бумажек:
— Ты должна это прочесть. Поговори с ней, Вика, может, она к тебе прислушается.
Вика почитала записки и стихи и сделала вывод:
— Ты знаешь, Линка, по-моему, она ненормальная. По ней психушка плачет. На, почитай это творчество.
Я почитала. Ну, что сказать... Все эти записки, а стихи в особенности, явно указывали на то, что у Тамары с головой непорядок: мысли без концов и начал причудливо смешивались, она перескакивала с одной темы на другую без всякой системы, стихи и вовсе не имели ничего общего с поэзией, разве только то, что были написаны в столбик, а так это был просто бессмысленный набор слов, без ритма и размера.
— По-моему, с ней говорить бесполезно, она нас просто не услышит.
Но мы попытались. Привели Тамаре все разумные доводы, почему так себя нельзя вести, включая главные: Стас обожает своих мальчиков, Тамару он не любит, а любит жену Беллу, а даже если б и не любил, все равно никогда с ней не разведется — он же партийный, а партийные начальники с женами не разводятся... И вообще — он еврей!
— Почему это он еврей, он же Николаев? — спросила Тамара, наплевав на все остальные доводы; как видно, это было единственное, чего она еще о Стасе не знала.
— Потому что наша мама — еврейка, — ответила Вика.
Но все увещевания были впустую. Тамара продолжала доставать Стаса признаниями в любви. Стас перестал заходить к нам в отдел — от греха подальше. А с Тамарой стало твориться и вовсе непонятное. Всю свою любовь к Стасу она перенесла на Вику: открывала ей дверь, подавала пальто, дарила цветы, писала стихи, даже дала как-то почитать дневник... Вика тихо бесилась. И еще новая странность появилась у Тамары: она стала пропадать. Просто исчезала куда-то, потом появлялась как ни в чем не бывало.
Когда начальница отдела спрашивала: "Где ты была, Тамара? Мы тебя обыскались!" — она всегда находила, что сказать: то ей стало плохо во время обеда, и она пошла к врачу, то ее тошнило, и она сидела в туалете, пока тошнота не прошла... Когда пытались ее уличить во вранье, например, говорили, что в туалете ее не было, отвечала:
— А я не в нашем туалете была, а в грузовых перевозках.
Управление грузовых перевозок было на втором этаже, а мы на первом...
Последней каплей стало ее исчезновение на пути в Министерство. Заместителю министра понадобились копии каких-то сводок, с бумагами отрядили Тамару. Тамара ушла — и пропала. До Министерства было10 минут спокойным шагом, но Тамара не объявилась там ни через полчаса, ни через час. Секретарша замминистра звонила без конца — сводки нужны были срочно. Копии сводок сделали заново и отнесли бегом разгневанному замминистра. А Тамара пришла через четыре часа. Сводок при ней не было — она их где-то забыла. Зато на голове у нее была шикарная прическа. Из её-то необъятной косы! Понятно, почему на нее ушло столько времени.
Это стало последней каплей. До всех наконец дошло, что Тамара больна. Наталья Константиновна спросила ее напрямик:
— Тамара, скажи, ты слышишь голоса, это они тебе приказывают, куда идти?
И Тамара призналась — да, голоса говорят ей, куда идти и что делать.
Шизофрения... Поговорили с девочкиной мамой, еле уговорили ее обратиться к врачу.
— Нет, ни за что, вы что, хотите сказать, что моя девочка — сумасшедшая? Да у нее никогда ничего такого не было, она школу с золотой медалью окончила, это вы все ее довели!
Может, и вправду не было, до поры до времени болезнь дремала, но что-то дало толчок, и она проявилась. Что — бог весть: неудача при поступлении в университет, любовь к Стасу... Но шизофрения проявилась бы рано или поздно в любом случае. Да и не на пустом месте возникла эта болезнь: Тамарина мама призналась, что отец девочки был алкоголиком.
Тамару положили в психиатрическую клинику. Вышла она оттуда через пару месяцев совершенно нормальной внешне, но все уже были в курсе, что болезнь может вернуться и обращались с ней бережно. Через полгода она уволилась, вышла замуж. Мама ее пришла к нам на ВЦ, плакала: доктор сказал, нельзя ей замуж, и детей нельзя заводить, но ее ж не переубедишь... Замужем она пробыла недолго, муж развелся с ней, когда узнал о ее диагнозе.
Последний раз мы видели Тамару где-то через год после того, как она от нас уволилась. Все сидели и работали, как вдруг раздался стук в окно. За окном стояла Тамара. Леночка Гуцу, которую взяли на Тамарино место, открыла окно.
— Девочки, не спрашивайте ни о чем, спрячьте меня скорее, меня преследуют...
И собралась лезть в окно.
— Тамара, да что с тобой, войди в дверь, в окно-то зачем?
— Нет, в дверь не могу, за дверью следят...
— Да что ты такого сделала, что за тобой следят? И кто следит?
— Меня хотят убить... У меня три подруги, в трех разных городах — в Москве, Ленинграде и Хабаровске, их всех уже убили одинаковым способом: вскрыли вены и закупорили их: затолкали туда три хлебных шарика — черный, белый и серый. Я осталась последняя, меня тоже выследили, я шла в милицию, чтобы заявить, мне совсем немного осталось — тут же отделение милиции рядом.
Тамара говорила быстро, взахлёб, почти скороговоркой.
— Кто убил? - спросила ничего не понимающая Леночка, которая до того о Тамаре и её болезни не слышала.
— Грузины... Вон, смотрите, по той стороне идет грузин, это он за мной следит!
— Да какой же это грузин? Это же типичный молдаванин, и усы у него, как у всех молдаван, висячие...
— Вы ничего не понимаете, это он просто под молдаванина маскируется, они под кого хочешь маскируются: под цыган, под румын, под армян... Всё, он меня уже заметил, поздно лезть в окно. Ладно, пойду сразу в милицию, меня же там защитят, правда?
Мы молчали. Так было жалко ее... Ведь ее же сразу опять в психушку запрут.
— Тамара, может, не надо тебе в милицию? Здоровье твое как? Ты таблетки-то пьешь, которые тебе выписывают?
— Таблетки? А при чем здесь таблетки? Я здорова, зачем они мне... Ладно, девочки, пока, я побежала!
***
Больше мы Тамару не видели, что с ней произошло дальше — неизвестно. Может, она или мама её к нам и заходили, да нас там уже не было: проектные отделы ВЦ перевели с Киевской на Комсомольскую улицу, в бывшее здание Министерства.