Глава 18.
:Масонский марш.
Нужно признаться, что с того самого момента, как Петровкин согласился участвовать в расследовании, он терзался. И терзался очень страшными терзаниями. Безусловно, он был тёртым калачом. Кто бы ещё мог, работая на секретном производстве, от которого зависели судьбы мира, половину года проводить на больничном, а вторую — в курилках, философских изысканиях и чтении книг? Мало кто. А наш герой мог.
Хотя о чём это мы?
Совсем не это формировало материю его терзаний.
Петровкин, как только взялся за это гнилое дело, стал много пить и плохо спать. Если первое было ещё туда-сюда, то ВТОРОЕ! Да, второе — это была уже проблема. Он плохо спал. Его мучили кошмары. В них он либо скрывался, либо его уже схватили и допрашивали:
— Что, падла, отбегался? — орал ему в лицо незнакомец в маршальских погонах, на голове которого (почему-то — именно против часовой, что было важно!) прокручивалась то ли воровская ушанка, то ли штраймл, то ли вообще нахлобучка истуканов с острова Пасхи.
Петровкин упрямо молчал и не кололся. Хотя не кололся он, скорее всего, не из упрямства, а по той причине, что сам толком не знал, отбегался он в своем сне или ещё бежит.
— Тащите его в подвал! — командовал всё тот же тип, и вращение его адмиральской фуражки с изображением Хелло Китти не предвещало ничего хорошего.
— Я ничего не подписывал, — оправдывался Илья Никодимович, тяжело переставляя ватные ноги. — Где моя подпись?.. Покажите документ!
— Зачем нам твоя подпись? — пояснял юридические тонкости обладатель танкового шлемофона со стразами (тот продолжал вращение и немного прецессировал). — Сейчас достаточно одного подхихика, одного смайлика, розочки… одного пальчика вверх — и всё: пять-шесть лет, как с куста, родной ты мой. Придумал тоже: подпись! Да за подпись тебя бы уже давно в распыл пустили.
— Это произвол! — хрипел наш герой. Но хрипел он недолго. Его неизменно ставили к стенке и расстреливали. Причём умирать приходилось тяжело и мучительно, потому что вся расстрельная команда как назло состояла из криворуких недотёп, которые каждый раз стреляли чёрт знает куда, но совсем не туда, куда должны стрелять эффективные ликвидаторы.
И так продолжалось почти каждую ночь.
— Да, грибочки, наверное, будут хороши…
— Что? Какие грибочки? — очнулся Илья Никодимович.
— Опята, белые, боровики… — начал перечислять водитель.
Несколько месяцев без сна. Собака без сна погибает через неделю. Физиолог Павлов со учениками не даст соврать. Сил не хватало. Руки тряслись. Глаз дёргался. Суставы ломило. Петровкин задыхался, едва провалившись в сон. Алкоголь почти не спасал. А кругом уже начинали валяться трупы. Крабов, обработанный студентом Второго меда. Гадалка Галина — кинжал в сердце. За что?!! Илья Никодимович чувствовал, что это только начало. Он не сомневался, что сейчас они доедут до места назначения, а Анна Штерн встретит их с пулей в башке или с перерезанным горлом.
— А как моя теща вешенки маринует… мммм… пальчики оближешь, — не мог успокоиться самобытный миколог за баранкой.
— Скажите, а долго ещё? — устало спросил Петровкин.
— Да почти приехали.
И Илья Никодимович вновь погрузился в свои мрачные мысли.
…кинжал в сердце. Острый клинок легко входит в воздушное тело — тут любой справится. Но много ли вы знаете людей, которые этот клинок в тело хотя бы раз загоняли? Вот и Петровкин не знал. Или знал? Косвенные улики указывали на Гарри, но прямых-то улик не было! И у Гарри был морской кортик. А чем убили гадалку? Он же не подходил, не проверял. Когда он поднялся на верхнюю палубу, из груди несчастной уже торчала рукоятка. Даже если это и был кортик Гарри, что это доказывает? Оружие можно было обронить в драке, его могли вырвать. Да что угодно могло произойти тогда на корабле.
Но научный подход есть научный подход. Поэтому ещё до того, как приступить к уничтожению паленого вискаря, Петровкин втайне от своего друга сходил на почту и дал телеграмму в Сухумский обезьяний питомник:
КОЛЛЕГИ САМЕЦ ШИМПАНЗЕ ГАРРИ МОИХ РУКАХ
ЕСЛИ ЕСТЬ ИНФОРМАЦИЯ СООБЩИТЕ ЛЮБОПЫТНЫЙ ЭКЗЕМПЛЯР
***АКАДЕМИК ПЕТРОВКИН***
В этом месте ты, великий читатель, вероятно, захочешь усомниться: можно ли вообще в наши дни отправить телеграмму? Можно! В качестве социального эксперимента предлагаю тебе самому сходить на почту и отгрузить пару строк в любую страну мира.
Не телеграмма тебя волнует?
А что? Подлый поступок? Не стоило никому сообщать?
А кто решает, что надо, а что нет? Кто ведёт расследование, в которое ввязался против своей воли? Может ты ведёшь, мой дорогой друг? Нет, его ведёт наш герой. За что и страдает физически и морально. Причём чем дальше он заходит, тем абсурднее ему кажутся происходящие события. Нелепое убийство государственного мандарина. Кем? Это же смешно. Потом ещё одно — на реке… и последующий взрыв. С какой целью? А как Гарри появился во всей этой истории? Стечение обстоятельств или умысел? Почему прежний хозяин вернулся, а обезьяну не забрал? Вопросы, вопросы. Ответов пока нет. А как их получить? Поэтому оставим Илье Никодимовичу право самому выбирать инструменты и методы.
Не методы тебя смущают? Что-то другое? Анна Штерн? Никак не могла быть молочницей? Да уже самые тупые из тупых догадались, что не могла. Зачем мусолить очевидное. Её бывший муж дал ей простую и ёмкую характеристику: избалованная, ленивая, не способная к труду, она сутки за сутками проводила у врачей и косметологов, пилила ногти, красила волосы и ходила по магазинам. Её руки никогда не поднимали ничего тяжелее сумочки “Mouawad“ с губной помадой. А ноги никогда не делали более ста восьми шагов в день.
Я пошутил про производство молока. Что это меняет? Да ничего. Она уже полчаса как мертва. Забудьте о ней. Нет больше никакой Анны Штерн. Петровкин был прав. Они как раз подъезжают к её дому.
Итак…
Анна Штерн, после того, как ловко “выпотрошила“ своего мужа-олигарха, жила в престижном охраняемом поселке под Москвой. История не сохранила её подлинного имени, но все свои письма, сообщения и документы она подписывала заглавной буквой “Ш“, которая при ближайшем рассмотрении больше напоминала “W“. Но это отдельная история, которая, как и прошлое обладательницы этой монограммы, может завести нас слишком далеко. А мы уже договорились, что сосредоточимся на главном, оставив совсем уж тёмные места в стороне.
Водитель довёз наших друзей прямо до ворот её дома и с особым вниманием открыл заднюю дверцу машины. Петровкин вылез и помог выбраться Гарри, который, кажется, едва двигался, скованный фартуком, орденской лентой и перчатками.
— Прошу, — вежливо раскланялся водитель, а затем, не менее грациозно, распахнул перед ними и калитку.
Внутри особняка царила минималистическая роскошь. С некоторых пор московская олигархия очень полюбила этот стиль, и куда ни зайдёшь — везде была эта минималистическая роскошь. Была она и тут. Но тут был ещё и запах.
— Почему нас никто не встречает? — спросил Петровкин у водителя, но тот лишь пожал плечами. — А где Анна?
— Её комната на втором этаже. Идите без меня. Анна не любит, когда обслуживающий персонал…
— С нами пойдёшь, — прервал водителя Илья Никодимович и первым бесстрашно шагнул на лестницу.
— Хорошо, — согласился любитель лисичек в сметане и пошел следом.
Замыкал шествие самец шимпанзе, который тревожно нюхал воздух и озирался.
Анна Штерн занимала место, которое обычно занимает люстра. Она была привязана кожаными ремнями к креслу, а само кресло каким-то чудом крепилось к потолку. Но это ещё не всё. На её тело была надета нагревательная спираль, напоминающая громадный кипятильник, которая, судя по запаху, недавно использовалась по своему прямому назначению.
Изо рта прекрасной хозяйки особняка капала пена, а руки свисали вниз и слегка раскачивались, движимые потоками воздуха, набегающими из галереи цветов.
— Да уж… — прокомментировал увиденное Петровкин.
— Мама дорогая, — подтвердил грибной гурман, и глаза его мгновенно заслезились.
Самец шимпанзе промолчал. Он не стал попусту тратить слова, а вместо этого стремительно — в три поворота головы туда-сюда — оценил обстановку и тут же взялся шарить в шкафах и тумбочках в поисках одному ему нужных вещей.
Петровкин осторожно коснулся руки хозяйки. Её нежные пальцы сжимали шариковый “MONTBLANC“, который кто-то заботливый, видимо для надёжности, укрепил канцелярским скотчем.
— Я думаю, перед смертью её просили подписать что-то, — предположил Илья Никодимович и попытался извлечь ручку. Но она не поддавалась.
— Не вырвать, — сказал он, обращаясь к Гарри.
Но самец шимпанзе его не слышал — он деловито сортировал на полу добытый хабар, отделяя одежду от обуви, парфюм от драгоценностей, а деньги от нижнего белья. Его язык, как это часто бывало с ним в моменты глубоких переживаний, свешивался где-то сбоку.
— Ментов надо вызывать, — пробормотал заслезившийся собиратель подберёзовиков.
— Успеем, — не согласился Илья Никодимович и с интересом принялся разгадывать нагревательный прибор, надетый на тело жертвы.
— Ёлки зелёные! — воскликнул он так, что двое других присутствующих вздрогнули. — Святой Гольфстрим! Да это же наша индукционная спираль с “Жертвенника“!
— Что??? — не понял испуганный грибник.
— Вот это да!.. — Петровкин подошёл ближе и вгляделся в устройство. — Точно она. Секретная разработка. Подрядчики из Новосибирска делали.
— Ценная? — участливо спросил повелитель грибных корзин, протирая уголки глаз батистовым платочком с замысловатым узором.
— Очень, — кивнул Петровкин. — Оставлять её никак нельзя.
Водитель Анны Штерн, очевидно хорошо знакомый с внутренним убранством дома, ненадолго исчез и вскоре вернулся со стремянкой и набором инструментов, включавшим молоток, киянку, долото, отвёртки и шуруповерт.
Через полчаса спираль была аккуратно отделена от тела, обтёрта ветошью, тщательно упакована и помещена в просторный багажник автомобиля. На заднем сиденье которого уютно разместились также: ящик элитного бухла и многочисленные вещи покойной. Гарри лоснился от радости, а красивый орден на его шее отливал всеми цветами радуги.
Водитель на этот раз ехал медленно. Он больше не говорил о грибах, а грустно размышлял о том, что потерял хорошего работодателя, а с ним — и стабильность. Придётся снова, видимо, открывать резюме на hh.ru, отвечать на звонки, а потом пешком ходить по собеседованиям, живя на скромные сбережения и питаясь у родственников.
Петровкин рассуждал сам с собой о том, легко ли в темноте отличить рукоятку кинжала от рукоятки морского кортика… и насколько вообще можно верить Гарри.
А Анна Штерн… А Анна Штерн продолжала висеть, раскачивая руками. Наличие денег при жизни ещё не гарантирует, что после смерти вы получите преимущество перед сложным научным аппаратом или оставшимися после вас туфлями “Chanel“ и сумочками “Hermes Birkin“.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2025/02/19/1786