Нина Петровна вошла в спальню. Андрей Викторович, отчим Кирюши, статный рослый мужчина с военной выправкой и твердой рукой хирурга, с нежной улыбкой посмотрел на жену и спросил:
— Как там наша целеустремленная дочка?
— Занимается и занимается, — вздохнула мама, присаживаясь рядом.
Погладив усы, Андрей Викторович крепко обнял жену и прошептал:
— Не переживай, дорогая. Всё будет хорошо. Скоро Кирюше исполнится четырнадцать. Я просто уверен, что через три года она обязательно поступит в МГУ.
Мама взглянула на него с благодарностью, но тревога все еще читалась в её глазах.
— Андрюш, давай ты ей... скажешь. Вы друг друга с полуслова понимаете.
Андрей Викторович нахмурился, чувствуя тяжесть предстоящего разговора.
— Да, ты права, — кивнул он. — Лучше всего это сделать мне. Поговорю с Кирюшей после завтрака. Только... давай не будем ее пугать разговорами про Афганистан. Легенда такая: мы отправляемся во Вьетнам. И маму свою предупреди, чтобы не проговорилась.
Нина Петровна облегченно выдохнула, почувствовав поддержку мужа.
На столе, накрытом белоснежной скатертью с синими цветами, царило изобилие: блюдо с золотистыми блинами манило ароматом, а розетки с вареньем притягивали взгляд яркостью ягод. Миска со сметаной, банка сгущенки и мед завершали этот гастрономический натюрморт.
— Блинчики, обожаю, — Кирюша, весело улыбаясь, уселась за стол и с аппетитом положила себе целую гору лакомства.
Вдруг тишину нарушил голос мамы, прерывающийся легким кашлем.
— Тут такое дело... — начала она, бросив взгляд на мужа. Отчим, сидевший напротив, кивнул в знак согласия и решительно добавил:
— Мы с Ниной едем... во Вьетнам.
Кирюша замерла с вилкой в руке, не донеся ее до рта. Глаза расширились от удивления.
— Надолго? — спросила Кирюша, пытаясь скрыть растущее волнение.
— На год, — коротко ответил Андрей Викторович.
Тишина заполнила кухню. Казалось, даже часы на стене замедлили ход.
— Но... почему? — наконец выдавила Кирюша.
Отчим вздохнул, собираясь с мыслями, и начал рассказывать о новых возможностях, которые ждут впереди. Однако каждое слово, казалось, пролетало мимо ушей девочки, оставляя лишь ощущение пустоты и одиночества.
— А я? — вырвалось у Кирюши.
Отчим посмотрел на неё с теплотой, но в глазах читалась решимость:
— Поедешь к бабушке. Всё будет хорошо, мы будем звонить...
Кирюша почувствовала, как мир вокруг неё начал рушиться. Блины больше не казались такими вкусными, чай потерял ароматность, а кухня превратилась в холодное пространство. Девочка молчала, переваривая новость, пока слезы не стали подступать к глазам. Лишь одно было ясно: жизнь, какой она знала ее раньше, изменилась навсегда.
— Здорово придумали! — Кирюшины глаза замигали, а губы дрогнули. Сердце сжималось от тоски, когда она думала о том, что родители отправятся в далекий Вьетнам, оставив её у бабушки.
— Я не могу отказаться, — отчеканил Андрей Викторович.
— Не хочу в Подольск! — Кирюша швырнула вилку на стол.
Отчим набрал в легкие воздух, ненадолго задержал и медленно выдохнул:
— Есть второй вариант — школа-интернат в Москве. Что скажешь?
— Сами ананасы будут лопать, — проговорила сквозь слезы Кирюша. — А я... А я как сирота.
Андрей Викторович посмотрел в глаза падчерице:
— Котенок, мы должны ехать. Такой шанс. И деньги...
— А мне почему нельзя? — Кирюша закусила губу.
— Это госпиталь на военно-морской базе. Во Вьетнаме много опасных насекомых.
— Насекомых? — Кирюша с опаской посмотрела на отчима.
— Детям нельзя. Есть риск заболеть малярией.
В глазах Андрея Викторовича читалась решимость. Он понимал, что этот отъезд важен для всей семьи, особенно после того, как они переехали в новую трехкомнатную квартиру. Работа в Афганистане была опасной, но обещала хороший доход.
— Кирюш, — начал отчим мягко, стараясь подобрать слова, которые могли бы успокоить ее, — это всего лишь на время. Мы вернемся.
— Калькулятор привезем, — пообещала мама ласково и немного заискивающе.
— Калькулятор? — Кирюша чувствовала, как внутри нее нарастает боль, которая постепенно превратилась в злость. Почему её никто не спрашивает, хочет ли она этого?
Нина Петровна подошла ближе и нежно коснулась плеча дочери. Мамин голос был мягким, но в нем слышались нотки усталости и беспокойства:
— Прости нас, солнышко. Мы постараемся сделать так, чтобы ты ни в чём не нуждалась. А весной Ромка вернётся из армии, и тогда...
— И тогда что? — перебила её Кирюша, не сдерживая слёз.
Андрей Викторович снова взглянул на жену, пытаясь найти ответ на невысказанный вопрос. Но ответа не было.
— Мы обязательно вернёмся, — повторил отчим, пытаясь убедить не только падчерицу, но и самого себя. — Ты справишься. Я знаю, ты сильная.
Кирюша достала из кармана отглаженный носовой платок, вытерла слезы, высморкалась и топнула ногой:
— Никуда я не поеду.
Внутри у неё всё кипело и бурлило. Кирюша не хотела быть сильной. Ей хотелось просто быть рядом с родителями, чувствовать их тепло и заботу.
Подмосковный городок утопал в тихих улочках и тенистых садах. За окном мелькали дома, деревья, люди...
“Стыдоба. Как дура себя вела. — Кирюша грустно смотрела в окно, облокотившись о прохладное стекло “Волги”. — Конечно, поживу у бабушки. Столько, сколько надо. Ежу понятно. Кто ж от поездки во Вьетнам откажется? Зато калькулятор привезут. И манго. И шляпу коническую. Интересно, а конфеты вьетнамские вкусные?”
Машина замедлила ход, подъезжая к перекрестку. По “зебре” неспешно шли люди. Перед входом в парк танцевали два парня. Их движения были плавными и уверенными. Отчим молчал, сосредоточенно глядя вперёд.
— Андрей, смотри! — тихо сказала Кирюша, чувствуя, как комок подкатывает к горлу. — Ромка тоже так умеет, а я... я никогда не смогу...
— Всему можно научиться! — мягко улыбнулся отчим. — Было бы желание. Терпенье и труд все перетрут.
Водитель газанул и тронулся с места. А Кирюша по прежнему смотрела в окно, провожая танцоров взглядом.