ОСНОВНАЯ СТАТЬЯ
http://proza.ru/2023/08/11/544
ЧЕХОВ
1) "Дама с собачкой" по всей видимости такой простой рассказ. Чай не Кант и не Гегель. Но то, что видят в нём, казалось, бы таком прозрачном и ясном, совершенно не приходиит и в голову. Хотя со многим можно и согласиться.
Скажу про себя. Из-за зрения в последнее время я больше слушатель, чем читатель. И как-то получается так, что "Даму с собачкой" я постоянно переслушиваю. К сожалению, фамилия артиста, читающего рассказ, не указана. Но он исходит из традиционной оценки сюжета -- пошлость окружающего и перерождение героя в чистой любви, обретение себя, лучшего в себе. И знаете? Как ни банальна такая трактовка, но интонациями, акцентами, артист убеждает в ней (что лишний раз показывает: чем талантливее экранизация или исполнение, тем труднее уловить авторскую мысль).
Чехов очень трудный писатель. Его не легко понять. Нелегко не в том смысле,как Канта или Маркса, где нужно постоянно напрягать мысли. Нелегко, ибо читая его, нужно настроиться на его волну, отдаться чтению и плыть по течению. Но в отличие от реки, которая если ей отдаться, всех принесет в одно место, здесь у каждого свой пункт назначения.
"Я думаю, в творчестве Чехова главное то, что он на примерах житейских мелочей, каждодневных отношений людей высвечивает идеалы, к которым человек должен стремиться".
2) "Бабье царство" Чехова стало в служебном литературоведении хрестоматийным примером для иллюстрации отношения писателя к женской эмнсипации. При этом со всех сторон обсосан один из эпизодов взаимоотношений классика с его издателем. Тот, в частности, ратовал за то, чтобы загнать женщину в круг традиционных женских добродетелей: муж, дети, забота о хозяйстве.
Сам по себе данный чеховский рассказ, наверное, трудно отнести к шедеврам. Хотя и со многими интересными деталями и яркими персонажами он не выходит за рамки сентиментальной слезливой истории из серии "Богатые тоже плачут". И даже чеховскому гению, как мне кажется, не удалось сделать подобную историю убедительной. Богатые могут плакать только крокодиловыми слезами, когда расстаются с деньгами. Если бы они не были хапками, они бы не были богатыми. Независимо, так сказать, от их классовой природы: таких хапков навалом и среди бедных -- им просто не пофартило в жизни.
Для всякого читавшего рассказ великого писателя он прост и понятен, и хотя исследователи с большими подробностями и знанием фактов пытаются впарить замысел писателя, ничего интересного им здесь сообщить не удается. Вообще-то авторский замысел -- это достаточно объективная вещь, и он должен быть ясен из самого произведения. Дополнительные сведения, привлекаемые из истории создания произведения, могут быть интересны для понимания характера творческого процесса писателя, но не для оценки самого произведения.
Конечно, проследить историю становления замысла любопытно, но обычно у писателя, как и у всякого человека, на этот процесс влияют многие факторы, одни из которых в конечном итоге оказываются существенными, другие нет. Проследить одну из таких составляющих всегда интересно, но навряд ли таким образом можно распутать хитросплетения авторского замысла, хотя, если вещь отлилась в чёткие формы, он на поверхности. Другое дело, что и на поверхности нужно уметь наблюдать.
3) О "ЧЕРНОМ МОНАХЕ" ЧЕХОВА
Обычно изображение учёных, философов, инженеров редко дается кому в искусстве, в том числе и Чехову. Хватаются за чисто внешнюю сторону науки: борьба консерваторов и новаторов, измена и верность идеалу и все такое. Но в "Чёрном монахе" писателю удалось проанализировать психологию человека науки и представить два его психотипа. Один это как раз "чёрный монах", читай философ. Его антогонист, увлеченный агроном-любитель. Экзальтированный, замкнутый на себя и своих фантазиях vis вечный хлопотун, суетливый практик.
МАКСИМ ГОРЬКИЙ
1) О ПЬЕСЕ "НА ДНЕ"
Над этой горьковской пьесой, как и над большинством т. н. шедевров, исследователи скорее фантазируют, чем анализируют. При этом игнорируя её реальный замысел, как он видится из самого текста произведения, подкрепляемый фактами из истории создания. Горький вовсе не стремился, увлекшись Гиляровским, нарисовать смачные картины мира босяков и изгоев. Выбор обстановки определялся двумя факторами. Он рисовал среду, которую хорошо знал, и если непредвзято, но достаточно плотно читать Горького, то невозможно не обратить внимания, что многие типы из "На дне" уже много раз встречались в других его произведениях. Вторым моментом, определившим выбор места действия, было то, что именно в экстремальных обстоятельствах, каким было дно, часто и раскрывается суть человека.
И никакого, разумеется, пути к Христу писатель не искал и не указывал, как увлекшись новомодными тендециями дуют многие современные критики. Как раз всё с точностью до наоборот: Горький разоблачал утешительную мораль, называя утешителя Луку моральным жуликом. Сам по себе Лука был проходным персонажем: пришёл, всем наврал и смылся. Но здесь жизнь сыграла с писателем злую шутку. Первым исполнителем Луки был актер Москвин. Он хорошо знал странников, их мир. Эта роль увлекла его, артист долго работал над нею, и именно Москвин вложил в Луку содержание, о котором писатель и не помышлял. Потом Горький с оттенком горечи говорил, что он, очевидно, не совсем хорошо написал, раз не сумел донести свой замысел до читателей и актеров
2) Горькому не повезло. При жизни он был очень популярен. Рассказывают, что даже нищие попрошайничали: "Подайте ради Горького". После смерти из него сделали идола, а сейчас как-то незаметно убрали с пьедестала: не знайся с вождями: в России это чревато: разумеется, если думать о посмерной славе.
Но, похоже ни при жизни, ни потом Горького не читали. Из него старательно вычитывали, кому что понравится. Так, на преуспевающего мельника ("Тоска") наваливаются мысли о бесцельности жизни. Эту часть рассказа при жизни писателя и та критика, которую мы ещё недавно именовали прогрессивной, и та, которая значилась как охранительно-реакционная, а сейчас и не поймешь какая, встретили одобрительно. Мельник пытается разрешить сомнения в беседах с местным учителем, борцом за справедливость, с попом, но ни там, ни там не находит понимания. Соответсвенно, встречая одобрение или порицание того или иного критического лагеря. Наконец, пускается в загул, также вызвавший единение в критических оценках, но уже отрицательных.
А картина загула дана писателем прямо-таки вкусно -- знал, видать, толк Алексей Максимович в подобного рода мероприятиях -- и не признать это невозможно. Если, конечно, просто читать, без заранее составленного мнения, что должнО, а что не должнО быть написано.
Горького не читали, и поэтому суждения о писателе отлились в чеканно-бронзовые формулировки, типа "Горький -- пролетарский писатель", "Горький -- основатель советской литературы" или, как недавно я услышал от знакомого книгочея "Не люблю Горького: у него всё про босяков, да про босяков".
Можно только разводить руками -- и откуда что берут люди. Если произвести статистический подсчет исписанных Горьким листов, то написанного про босяков наскребётся едва ли на 10%. Хотя именно с босяцкой темой он и вошел в литературу. Это во-первых. А, во-вторых, босяки у Горького -- это фон, а писал он про жизнь и про человека.
Драма филантропки бабушки Акулины в известном рассказе из босяцкого быта не в том, что она побирушка и умерла от ушибов, а в том, что те люди, которых она содержала на добытую ею милостыню, у смертного одра пропили те немногие деньги, которые она скопила себе на похороны. Это драма человеческой неблагодарности, одетая Горьким в лохмотья люпменов, разыгрывается ежедневно в хижинах и дворцах, и мы все её свидетели, участники и жертвы.
И если часто в поле зрения писателя попадали босяки, или как бы мы сегодня сказали, маргиналы, то это потому, что Горький искал людей с "беспокойством в сердце" и потому что он, как и наш земляк Шукшин, жаждал "праздника сердца" и именно среди изгоев он таких людей находил чаще всего.
Горький был очень деятельным человеком. Многое из того, чему он положил начало, живо до сих пор, например, основанная им серия "Жизнь замечательных людей". Он часто допускал ошибки, ибо был увлекающимся и, увы, подверженным чужому влиянию человеком. Но, как бы там ни было, Горький -- это фигура, и подобно другим нашим классикам его будут читать и перечитывать. Время окончательной оценки еще не наступило.
ДРУГИЕ
СОВЕТСКИЕ ПИСАТЕЛИ
1) О ПРЕЕМСТВЕННОСТИ
Тут проходя мимо литературных опусов не прошёл мимо и прочитал заметки о Есенине. Никогда бы не подумал, что темы своих стихов Есенин брал у А. К. Толстого, Фета или кого ещё. Хотя знал, что поэт отнюдь не был этаким киргизом на осле, который что видит, о том и поёт (так считается, хотя мне такой киргиз представляется досужим мифом).
Удивило не это. В этих заметках убедительно, на конкретном материале показано, чтО и каким образом Есенин заимствовал у этих поэтов. Удивило, что Есенин сознательно ориентировался на конкретные стихи и буквально перелагал их на свой лад. Этакий перевод с русского на русский.
И хотя фактический материал изложен обстоятельно, с предложенными выводами, как говорят, Заратустра не позволяет согласиться. Будто поэт ставил перед собой спортивные цели: превзойти.
Не могу согласиться даже не столько с мнением, сколько с базовыми исследовательскими принципами, столь укоренёнными в советском литературоведении и примкнувшем к нему нынешнем. Я очень давно интересуюсь психологией литературного творчества, и для аналогии научного, инженерного, художественного. Много читал, как высказываний самих писателей о себе любимых, так и откопанного исследователями по архивным амбарам и сусекам. Тем более, что материла здесь воз и маленькая тележка, в отличие от науки: не любят почему-то учёные говорить о себе. Баловался чтением и специальных исследований по этому вопросу. И всё это пропускал через свой персональный опыт: я ведь тоже не чужд пачканью бумаги.
И могу сказать: схема: один гений подражает ли, творчески использует ли достижения другого, не имеет по большому счёту места быть. Творчество оригинальных авторов, даже если и не совершенно, то неподражаемо. В прямом смысле слова. Настоящие литературоведы, а не нынешниеые компиляторы, как правило педанты, скрупулезные, но без воображения и фантазии, которая в науке важна гораздо более, чем при писании фэнтэзи.
Литерауроведы берут разные тексты, сличают их, находят общие черты и восклицают: "Смотрите А. подражает Б." В реальности процесс протекает несколько иным путем.
Сошлюсь на пример Киплинга, ибо он досконально обсосан советским англистом Ю. Ковалевым в его статье о творческой истории "Кима". Писатель около 10 лет мечтал написать роман об Индии. Материала насобирал воз и маленькую тележку. Но роман не вытанцовывался, хотя Киплинг с самого начала знал, что это должен быть т. н. "роман дороги".
Сохранились многочисленные материалы, как писатель изучал классику жанра: "Дон Кихота", "Тома Джонса", "Пиквика" -- уж своего классика английские литературоведы облизали до косточек. Всё напрасно: роман как не писался, так и не писался. И вот Киплинг наткнулся на роман с продолжением о приключениях незадачливых охотников. И дело пошло на лад. Раз, два и "Ким" сляпан. За 4 месяца.
Вот так примерно, окольными путями пролегает дорога от одного произведения к другому. И не только у классиков. Сейчас на старости лет я привожу в порядок то, что намарал за свою жизнь. И как внимательный читатель вижу: это взято оттуда, а это оттуда. Но клянусь своими сединами: когда писал и мыслей таких не было. По ходу дела я ни на кого не оглядывался, никого не брал за образец или пример. Это было моим принципом. И всё оказалось, совпадений масса. И думаю, это же можно сказать и о любом другом писателе, талантливом, гениальном или бездарном (исключая прямой плагиат и подражания), художнике, поэте и прочем философе.
2) Несмотря на массу собранных и опубликованных фактов по-настоящему о Шукшине ничего не известно. Могу подтвердить, что на Алтае его не любили, хотя воспользоваться им в своих мелкоэгоистических целях были непрочь. А что вы хотите? Москва у нас провинцию в упор не видела, вот и приходилось до неё литературной мелочи домогаться через Шукшина. Статьи о Шукшине принимались в московских журналах, даже очень научных и элитарных. А по другим темам нет. Вот и писались разные "Шукшин и древнегреческая трагедия", "'Страдания юного Вертера' и 'Страдания молодого Ваганова', "Он похож на свою родину" ну а уж чеховский след в его творчестве только ленивый не видел. Не любили его за то в основном, что от "Шукшина портянками пахнет" (я читал практически все рассказы писателя и могу сказать, что данное мнение необоснованно). Хотя на микрофон или в печати ничего подобного и не встретишь. Это вообще касается советской литературы: одно говорилось в печати и СМИ и совсем другое между собой.
И всё же Шукшин большой писатель и писатель со своим лицом, со своей темой. Утверждали, что Шукшин горький пьяница (возможно, к какому-то периоду жизни писателя это верно, но в последние годы он резко завязал). Однако если судить русских писателей по их нравственному облику, то немногие дотянут до идеала: русская литература тем и велика, что её нравственное влияние определяется не обликом её создателей, а её самой. Ибо перед нашими великими идеал был путеводной звездой в творчестве, какими бы они ни были в жизни. Можно сказать, что в их творчестве проявлялось их лучшее "я".
3) Написать обстоятельную статью о большом писателе, его творческом и жизненном пути нелегко. А маленькую легче что ли? Маленькая статья должна быть нечем вроде конспекта, где в кратком подборе фактов и суждений содержатся основные мысли, развёртываемые в дальнейшем в солидную статью, а то и книгу.
К сожалению, большинство таких кратких обзорных материалов -- это просто набор штампов и несмыслов, которые ничего не говорят о писателе.
Беру расхожие суждения о Василии Макарыче. "Василий Шукшин вошёл в литературу уже сложившимся человеком и профессионалом". А кто входит в литературу сложившимся писателем? Это о чём? Если имеется в виду, что придя в литературу Шукшин "был известный актёр, уже попробовал себя в режиссуре", то это неправда. Можно сказать, что печататься Шукшин начал уже известным актером. Но писать он начал задолго до этого, еще работая у себя в школе и служа во флоте.
"Шукшин понял принципиальную особенность власти своего времени: она состояла в постоянном одуривании людей идеологией".
Шукшин идеологии не касался. От слова совсем. Да это и невозможно было по условиям того времени. Другое дело, что он дал очень нелицеприятный и злой портрет человека из народа во власти: наглый, тупой, высокомерный и раболепный одновременно, смотря по тому, с кем он имеет дело. Один генерал Малофейкин чего стоит. А как он относился к идеологии как таковой нам ничего не известно: от слова совсем. Как вообще неизвестны ни его творческие установки, ни его воззрения на искусство. Как, впрочем, и у остальных советских писателей. Болтали они много, но всё больше лозунгами. Шукшин -- и это по-человечески, характеризует его с хорошей стороны -- этого словоблудия избегал.
"Часто поступки шукшинских героев кажутся странными, нелогичными, а порой и анекдотичными, как бы скатывающимися в чудачества". С этим утверждением можно согласиться. Но с существенной оговоркой. Герои Шукшина самые обыкновенные, заурядные люди. Их "чудачества" -- это наподобие временного умопомрачения. Герои вдруг выпрягаются из обычной колеи и начинают чудить. Но именно не через обыденную жизнь персонажей, а через временное отклонение от неё и проявляется их подлинное нутро. Так можно показать человека яснее и выпуклее, чем через его повседневность. Хорошо известный в мировой литературе и действенный приём, который есть, был и будет до тех пор, пока есть, была и будет литература (например, показ человека через hobby horse в английской).