РАЗНООБРАЗИЕ ПОЛИТИЧЕСКИХ СТРУКТУР
Я сижу в круге старейшин в общинном доме народа оненда, одного из племен, входящих в Конфедерацию ирокезов, или, как они сами себя называют, Ходеносауни. Совет начался на рассвете и может продолжаться до заката — здесь не торопятся принимать решения, каждый голос должен быть услышан, каждое мнение взвешено. Джон Хилл, наследственный вождь клана Черепахи, объясняет мне шепотом происходящее.
"У нас нет голосования, как в вашей демократии, — говорит он тихо. — Мы стремимся к консенсусу. Каждое решение должно быть принято единогласно. Это может занять много времени, но когда решение принято, оно имеет силу всего сообщества, а не просто большинства, подавляющего меньшинство."
Этот процесс принятия решений, основанный на консенсусе, является одним из множества различных способов, которыми коренные народы Америки организовывали свои общества и управляли своими делами. От сложных конфедераций до децентрализованных семейных групп, от наследственных вождеств до эгалитарных советов, от матрилинейных кланов до патрилинейных родов — социальные и политические структуры коренных народов были столь же разнообразны, как и их культурные и экологические контексты.
"Европейцы часто неправильно понимали наши политические системы, — объясняет доктор Мария Тальбот, политолог из народа чероки и профессор в Дартмутском колледже. — Они искали знакомые им иерархические структуры — королей, дворян, крестьян — и когда не находили точных эквивалентов, они считали наши общества 'примитивными' или 'недоразвитыми'. На самом деле многие коренные политические системы были чрезвычайно сложными и эффективными, просто они были организованы на принципах, отличных от европейских."
Одним из ключевых различий было понимание власти. В большинстве европейских политических систем власть понималась как способность контролировать других и принуждать их к повиновению. В большинстве коренных американских систем власть чаще понималась как способность убеждать, вдохновлять и служить коллективному благу.
"В нашей традиции лидер — это не тот, кто возвышается над другими или командует ими, — говорит Джон. — Лидер — это тот, кто жертвует собой ради благополучия сообщества, кто ведет через пример и мудрость, а не через принуждение или страх. Наши вожди не имеют специальных привилегий — наоборот, от них ожидается, что они будут последними, кто поест во время голода, и первыми, кто пойдет в бой во время войны."
Это отличное понимание власти и лидерства отражалось в разнообразных политических структурах, которые мы исследуем в этой главе — от формальных конфедераций, таких как Ходеносауни, до гибких, ситуационных лидерских систем народов Арктики и Субарктики, от стратифицированных вождеств Северо-Западного побережья до теократических обществ древних Анд и Мезоамерики.
---
КОНФЕДЕРАЦИЯ ИРОКЕЗОВ И ЕЁ ВЛИЯНИЕ НА КОНСТИТУЦИЮ США
Разговор о политических системах коренных народов Северной Америки неизбежно начинается с Конфедерации ирокезов (Ходеносауни) — одного из наиболее влиятельных и хорошо документированных политических образований доколониального периода, чьи принципы позже оказали значительное влияние на формирование конституционного устройства Соединенных Штатов.
"Конфедерация Ходеносауни была основана до европейского контакта, возможно, в XV или XVI веке, — объясняет Джон Хилл. — Согласно нашей устной традиции, она была создана Великим Миротворцем, Деганавидой, и его красноречивым помощником Хайавентой (которого европейцы называли Гайавата), чтобы положить конец кровопролитным войнам между пятью народами: могавками, онейда, онондага, кайюга и сенека. Позже, в 1722 году, к конфедерации присоединился шестой народ — тускарора."
Политическая структура Ходеносауни была сложной и многоуровневой. Каждый из пяти (позже шести) народов имел свой собственный совет вождей, избираемых матронами (женщинами-лидерами) влиятельных кланов. Эти советы обладали значительной автономией в решении внутренних вопросов своего народа. Для решения вопросов, затрагивающих всю конфедерацию, таких как война и мир, отношения с другими народами или решение споров между членами конфедерации, созывался Великий Совет, в который входили представители всех народов.
"Великий Совет состоял из 50 сахемов, или вождей, — продолжает Джон. — Каждый народ имел определенное количество представителей, но решения не принимались простым большинством. Вместо этого каждый из пяти исходных народов имел один голос, и решения требовали единогласия всех пяти 'национальных' голосов."
Этот процесс принятия решений был закреплен в Великом Законе Мира (Гаянашагова), устной конституции Ходеносауни, которая устанавливала не только структуру правительства, но и процедуры для мирного решения споров, правила преемственности лидерства, права женщин, права и обязанности различных народов внутри конфедерации, и даже процесс импичмента сахемов, которые не служили интересам народа.
"Женщины играли ключевую роль в нашей политической системе, — подчеркивает Джон. — Они были не только избирателями, но и избирающими. Матроны кланов выбирали сахемов и могли снять их с должности, если те не справлялись со своими обязанностями. Женщины также контролировали землю, дома и большую часть производства продовольствия, что давало им значительную экономическую власть, которая поддерживала их политическую власть."
Влияние Конфедерации Ходеносауни на конституционное устройство Соединенных Штатов долгое время игнорировалось или минимизировалось в mainstream исторических повествованиях. Однако исследования последних десятилетий убедительно показали, что отцы-основатели США были хорошо знакомы с системой Ходеносауни и были впечатлены ее демократическими элементами и эффективностью в объединении различных народов в единое политическое образование.
"Бенджамин Франклин был особенно впечатлен Ходеносауни, с которыми он взаимодействовал как дипломат колоний Пенсильвания и Нью-Йорк, — говорит доктор Ричард Джонсон, историк из Колумбийского университета. — В 1754 году он предложил 'Олбанский план объединения', который был явно вдохновлен примером Ходеносауни. Хотя этот конкретный план не был принят, многие из его элементов позже вошли в Статьи Конфедерации и, в конечном счете, в Конституцию США."
Параллели между системой Ходеносауни и конституционным устройством США включают в себя федеративную структуру, разделение властей, систему сдержек и противовесов, процедуру импичмента, и идею о том, что правительство должно служить народу, а не наоборот. Хотя существуют и важные различия — например, Конституция США не предоставляла никакой формальной политической власти женщинам и не требовала консенсуса для принятия решений, — влияние Ходеносауни на мышление отцов-основателей было значительным.
"Интересно, что когда в 1987 году Сенат США принял резолюцию, признающую влияние Ходеносауни на Конституцию США, это было встречено скептицизмом со стороны многих mainstream историков, — отмечает Ричард. — Но многие коренные историки и все большее число некоренных исследователей сейчас признают, что идеи свободы, демократии и федерализма не были исключительно европейскими изобретениями, но имели глубокие корни в практиках коренных народов, особенно Ходеносауни."
Признание этого влияния является важным не только для восстановления исторической точности, но и для более глубокого понимания того, как различные культурные традиции могут влиять друг на друга и обогащать друг друга.
"Для нас важно, чтобы это влияние было признано, — говорит Джон. — Не для того, чтобы претендовать на какую-то долю в создании Соединенных Штатов, а для того, чтобы напомнить всем, что наши предки были не 'примитивными дикарями', а создателями сложных, эффективных и глубоко демократических политических систем. И, может быть, для того, чтобы напомнить сегодняшним американцам об исходных идеалах свободы, уважения и консенсуса, которые должны быть в основе любого справедливого общества."
---
ГЕНДЕРНЫЕ РОЛИ И МАТРИЛИНЕЙНЫЕ ОБЩЕСТВА
"В нашем традиционном обществе мужчина приходил жить в дом своей жены после свадьбы, а не наоборот, — объясняет Дженнифер Уивер, старейшина из народа хопи, когда мы сидим на террасе ее дома, выходящей на древнее поселение Ораиби в Аризоне. — Дети принадлежали к клану матери и наследовали через нее. Дома, поля и большая часть имущества передавались по женской линии. Мужчины были важны как воины, охотники, строители и духовные лидеры, но женщины контролировали экономику, продовольствие и, во многих аспектах, социальную структуру."
Такая матрилинейная (и часто матрилокальная) социальная организация была распространена среди многих коренных народов Северной Америки, включая ирокезов, чероки, хопи, навахо, многие народы пуэбло, и другие. Хотя конкретные проявления и степень матрилинейности варьировались, общим было то, что родство и наследование прослеживались через женскую линию, а женщины имели значительную социальную, экономическую и часто политическую власть.
"Европейцы, с их собственной патриархальной традицией, часто не понимали или неправильно интерпретировали наши гендерные роли, — говорит Дженнифер. — Они видели, что мужчины говорили на публичных советах или вели переговоры с посторонними, и предполагали, что женщины не имели власти. Они не видели, что происходило за кулисами, где женщины часто принимали ключевые решения, которые мужчины затем представляли внешнему миру."
В матрилинейных обществах власть и влияние женщин были основаны на нескольких факторах. Во-первых, женщины обычно контролировали производство, хранение и распределение продовольствия, что давало им значительную экономическую власть. В земледельческих обществах, таких как хопи, ирокезы и чероки, женщины выращивали, собирали и хранили большую часть продовольствия. Даже в обществах, где охота, традиционно мужское занятие, была основным источником пищи, женщины обрабатывали, сохраняли и распределяли то, что было получено.
"Женщина могла отказать в пище мужчине, который не выполнял свои обязанности перед сообществом или семьей, — объясняет Дженнифер. — Это была реальная санкция, которая поддерживала женскую власть."
Во-вторых, в матрилинейных обществах женщины часто контролировали жилище и домашнее пространство. У ирокезов, например, длинные дома, в которых могло жить до 50 или более человек, принадлежали и управлялись женщинами, особенно старшими женщинами или матронами. Они решали, кто может жить в доме, как организовывать пространство, и имели право изгнать людей, которые нарушали правила.
"В нашей традиции женщины буквально владеют домом, — говорит Дженнифер. — Если происходит развод, мужчина уходит, а женщина остается с детьми в доме. Это создает совсем другую динамику, чем в обществах, где женщины экономически зависят от мужчин."
В-третьих, в матрилинейных обществах дети принадлежали к линии и клану матери, а не отца. Это означало, что мужчины не могли автоматически передать свой социальный статус, собственность или политические роли своим биологическим детям. Вместо этого эти вещи часто переходили к детям их сестер, которые были частью того же матрилинейного клана.
"Дядя по материнской линии — брат матери — часто был более важной фигурой для детей, чем их биологический отец, — объясняет доктор Сара Уайт, антрополог из Университета Нью-Мексико. — Он был тем, кто передавал социальный статус, обучал мальчиков традиционным мужским навыкам и знаниям, и служил примером для подражания. Отец, будучи членом другого клана, имел иную роль — он был скорее союзником или другом для своих детей, а не авторитетной фигурой."
Эта матрилинейная структура не означала, однако, что женщины "доминировали" над мужчинами в том смысле, в каком мужчины доминировали в патриархальных обществах. Скорее, она создавала более сбалансированную и взаимодополняющую систему гендерных ролей, в которой оба пола имели свои сферы власти, ответственности и автономии.
"Наше традиционное понимание гендера основано на взаимодополняемости и равновесии, а не на доминировании, — говорит Дженнифер. — Мужчины и женщины имеют разные роли, но эти роли одинаково ценятся и важны для выживания и процветания сообщества. Это отличается от патриархальных обществ, где мужские роли считаются более престижными, а женские роли обесцениваются."
Важно отметить, что даже в матрилинейных обществах формальные политические роли часто занимали мужчины. Однако эти мужчины-лидеры обычно выбирались или утверждались женщинами, особенно старшими женщинами или матронами, и могли быть смещены ими, если они не действовали в интересах сообщества.
"У чероки, например, Совет Женщин имел право объявить войну или заключить мир, независимо от решения мужского Совета Вождей, — объясняет Сара. — У ирокезов матроны кланов выбирали сахемов, или вождей, которые представляли их интересы в Великом Совете Конфедерации. Если сахем не справлялся со своими обязанностями или игнорировал желания женщин, они могли снять 'рога' с его головы — то есть, лишить его власти."
Европейская колонизация имела глубоко разрушительное воздействие на традиционные гендерные роли и матрилинейные структуры коренных народов. Европейские колонизаторы, с их собственными патриархальными традициями, часто отказывались иметь дело с женщинами-лидерами и настаивали на переговорах исключительно с мужчинами. Они ввели европейские правовые концепции, такие как патрилинейное наследование и мужское главенство в семье. Миссионеры активно продвигали европейские гендерные нормы, осуждая традиционные практики коренных народов как "нецивилизованные" или "греховные".
"Колонизация была не только политическим и экономическим процессом, но и гендерным проектом, — говорит Сара. — Подчинение коренных женщин и навязывание европейских гендерных норм были центральными стратегиями в установлении и поддержании колониального контроля. Это не было случайным побочным эффектом колонизации — это было намеренной политикой, направленной на разрушение традиционных социальных структур коренных народов и облегчение их ассимиляции."
Эти давления достигли апогея в конце XIX и начале XX века, когда правительственная политика США и Канады активно стремилась заменить традиционные гендерные роли коренных народов европейскими нормами. Политика принудительного образования в школах-интернатах, правовые изменения, экономическое давление — все это было направлено на превращение мужчин коренных народов в фермеров или рабочих, а женщин — в домохозяек, зависимых от своих мужей.
"Моя бабушка была отправлена в школу-интернат, где ее наказывали за говорение на нашем языке и учили 'правильным' женским навыкам, таким как европейский стиль шитья, приготовления пищи и ведения домашнего хозяйства, — вспоминает Дженнифер. — Ее учили, что традиционные женские роли в нашей культуре были 'отсталыми' или 'греховными', и что правильный способ быть женщиной — это быть покорной своему мужу и сосредоточенной на домашних задачах. Это был способ разрушить наши традиционные структуры власти и заменить их европейской моделью."
Несмотря на эти целенаправленные атаки, многие элементы традиционных гендерных ролей и матрилинейных структур сохранились, хотя и в измененных формах. Во многих сообществах коренных народов женщины продолжают играть важные экономические, социальные и лидерские роли. Существует также растущее движение за возрождение традиционных гендерных ролей и матрилинейных практик как части более широкого движения за культурное возрождение и суверенитет.
"Мы видим все больше женщин, занимающих формальные лидерские позиции в наших племенных правительствах, — говорит Дженнифер. — Мы видим возрождение интереса к традиционным женским искусствам, знаниям и практикам. Мы видим молодых людей, которые пересматривают и переоценивают наши традиционные гендерные роли не как ограничивающие, а как расширяющие возможности. Это не просто возврат к прошлому — это создание новых путей вперед, основанных на наших традиционных ценностях равенства, взаимодополняемости и уважения."
---
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ СИСТЕМЫ И ТОРГОВЫЕ СЕТИ
Старинная раковина вампум лежит на столе перед Дэвидом Скайвотером, хранителем традиций из народа онондага. Состоящий из пурпурных и белых бусин, вырезанных из морских раковин и сплетенных в сложный узор, этот пояс служил не только церемониальным или декоративным целям, но и выполнял роль контракта, исторической записи и валюты.
"Для нас вампум был не просто 'деньгами', как часто неправильно его характеризуют, — объясняет Дэвид. — Он был физическим воплощением соглашений, обещаний и исторических событий. Когда мы заключали договор с другим народом, мы создавали пояс вампум, узор которого записывал условия соглашения. Этот конкретный пояс, например, регистрирует договор миропорядка между пятью нациями Ходеносауни."
Вампум является лишь одним примером сложных экономических систем, которые существовали среди коренных народов Америки до европейского контакта. Вопреки распространенным стереотипам о "примитивных" экономиках, основанных исключительно на натуральном хозяйстве, коренные народы разработали разнообразные и сложные экономические практики, включающие специализированное производство, дальнюю торговлю, различные формы валюты и обмена, а также сложные системы распределения ресурсов.
"Обширные торговые сети пересекали континент задолго до прибытия европейцев, — объясняет доктор Майкл Браун, экономический историк из Стэнфордского университета. — Обсидиан из Йеллоустоуна находят на стоянках в Огайо. Медь из района Великих озер обнаруживается далеко на юге в Миссисипской долине. Раковины из Калифорнийского залива достигали Великих равнин. Макао (попугаи) из тропических регионов Мексики были импортированы на юго-запад для их ценных перьев."
Эти торговые сети не были случайными или спорадическими. Они были постоянными, структурированными и играли важную роль в создании и поддержании социальных и политических связей между различными группами.
"Торговля была не просто экономической деятельностью, — продолжает Майкл. — Она была фундаментальным социальным и дипломатическим процессом. Торговые отношения часто включали ритуализированные практики обмена подарками, совместные пиры, заключение союзов через браки и другие формы социального взаимодействия, которые укрепляли связи между общинами."
Специализированное производство было распространено во многих регионах, с определенными сообществами, которые разрабатывали особую экспертизу в конкретных ремеслах или извлечении определенных ресурсов. Например, народы бассейна Каламат в Орегоне были известны своими превосходными плетеными корзинами, которые они обменивали на продукты из других регионов. Жители побережья Калифорнии специализировались на обработке раковин, создавая бусины, которые служили формой валюты.
"Специализация могла быть основана на доступе к определенным ресурсам, таким как высококачественный камень для инструментов, редкие минералы или растения, — объясняет Майкл. — Но она также могла быть результатом развития особых навыков и традиций мастерства в определенной общине, которые передавались через поколения."
Различные формы валюты и обмена существовали в разных регионах. Помимо вампума на северо-востоке, другие формы включали раковинные бусины денталиум на северо-западном побережье, бусины оливелла в Калифорнии, и ткани и одеяла из хлопка в юго-западных обществах пуэбло. Эти валюты имели стандартизированную ценность и могли использоваться для приобретения товаров, услуг или даже социального статуса.
"Важно понимать, что эти системы обмена не были идентичны современному капитализму, — подчеркивает Майкл. — Они были встроены в различные социальные и культурные контексты и управлялись различными ценностями и принципами."
Одним из ключевых принципов, который отличал многие коренные экономические системы, было то, что экономисты называют "экономикой престижа" или "экономикой дара" — системой, в которой социальный статус и престиж приобретались не через накопление богатства, а через его щедрое распределение.
"Классическим примером такой системы является потлач у народов северо-западного побережья, таких как тлинкиты, хайда и квакиутль, — объясняет Майкл. — В этой системе вожди и другие высокопоставленные лица подтверждали и увеличивали свой статус, устраивая огромные пиры, на которых они дарили ценные подарки и даже демонстративно уничтожали ценные товары. Это было не 'иррациональным растрачиванием', как часто описывали это ранние антропологи, а сложной системой циркуляции и перераспределения богатства, которая обеспечивала, чтобы ресурсы не концентрировались в руках немногих."
Подобные принципы перераспределения можно было найти во многих коренных обществах, хотя они принимали различные формы в зависимости от культурного контекста.
"У народов пуэбло система качина включала в себя не только религиозные церемонии, но и механизмы перераспределения пищи и других ресурсов, — говорит Дженнифер Уивер. — Во время определенных церемоний маски качина раздавали пищу, особенно семьям, которые в ней нуждались. Это обеспечивало, чтобы никто в сообществе не голодал, даже в трудные времена."
Европейское вторжение глубоко нарушило эти традиционные экономические системы различными способами. Эпидемии, принесенные европейцами, уничтожили до 90% населения во многих регионах, разрушая сложные сети торговли и специализированного производства. Европейские товары, особенно металлические инструменты, оружие и ткани, быстро интегрировались в коренные экономики, часто вытесняя традиционные производства. Меховая торговля радикально изменила экономические отношения многих групп, сместив фокус с разнообразных экономических деятельностей на интенсивную охоту на пушных животных для торговли с европейцами.
"Меховая торговля была особенно разрушительной, — говорит Майкл. — Она не только привела к истощению популяций животных, но и трансформировала культурные ценности и социальные структуры многих обществ. Традиционные экономики, основанные на устойчивом использовании ресурсов и перераспределении, начали заменяться рыночными отношениями, основанными на накоплении и прибыли. Это подорвало традиционные системы лидерства и механизмы обеспечения общественного благосостояния."
Последующие процессы принудительного переселения, утраты земель и ресурсов, и принудительной ассимиляции еще больше подорвали традиционные экономические системы. Политика резерваций часто размещала коренные народы на наименее плодородных землях, далеко от их традиционных территорий, ресурсов и торговых партнеров. Программы "цивилизации" стремились превратить коренные народы в оседлых фермеров европейского типа или наемных работников, разрушая их традиционные экономические практики и знания.
"К концу XIX века большинство коренных общин было заключено в резервации, отрезано от большей части своих традиционных ресурсов и вынуждено полагаться на государственные пайки или низкооплачиваемую работу для выживания, — говорит Майкл. — Это был колоссальный сдвиг от экономической независимости и междугрупповой взаимозависимости к зависимости и бедности."
Несмотря на эти разрушительные воздействия, элементы традиционных экономических систем сохранились, адаптировались и в некоторых случаях возрождаются в современных контекстах. Многие коренные общины работают над восстановлением традиционных практик, таких как взаимный обмен труда и ресурсов, коллективное владение и управление землей, и перераспределительные механизмы, которые обеспечивают благосостояние всех членов сообщества.
"В нашей резервации мы возродили традиционные общинные сады, — говорит Дэвид. — Они основаны не на западных моделях коммерческого сельского хозяйства, а на наших традиционных моделях общинного возделывания и распределения. Это не только обеспечивает пищу для членов сообщества, но и возрождает традиционные семена, методы выращивания и культурные практики, связанные с пищей."
Другие инициативы включают развитие кооперативных бизнесов, основанных на традиционных ремеслах или продуктах, создание общинных банков и кредитных союзов, которые обеспечивают доступ к капиталу на условиях, соответствующих коренным ценностям, и возрождение традиционных торговых отношений и обмена между различными коренными группами.
"Эти инициативы не являются простым возвратом к доконтактным экономическим практикам, — заключает Майкл. — Они представляют собой творческую адаптацию традиционных принципов и ценностей к современным реалиям. Они также представляют собой форму экономического сопротивления и самоопределения — способ для коренных общин восстановить контроль над своими экономическими судьбами и построить более устойчивое и справедливое будущее, основанное на их собственных культурных ценностях и исторических сильных сторонах."
---
ВОСПИТАНИЕ ДЕТЕЙ И ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЕ ПРАКТИКИ
Десятилетний Маркус сидит рядом со своим дедом, Джоном Волком, на берегу реки Колумбия. Они молча наблюдают, как вода течет мимо них, изредка обмениваясь замечаниями об орле, кружащем высоко над головой, или о ветре, меняющем направление. Эта тихая сцена представляет собой глубокую форму образования — не через формальное обучение или инструкции, а через совместное переживание, наблюдение и постепенную передачу знаний.
"Наш традиционный подход к обучению детей очень отличается от западной образовательной модели, — объясняет Джон, старейшина из народа не-персе. — Мы не отделяем детей от остального сообщества и не помещаем их в искусственную среду под руководством специализированных учителей. Обучение происходит через участие в реальной жизни общины, через наблюдение и подражание, через истории и опыт, через ошибки и открытия."
Этот подход к образованию, глубоко укорененный в повседневной жизни и культурной практике, был характерен для большинства коренных обществ Америки. Формальное образование в западном понимании — с специализированными институтами, стандартизированными учебными программами и профессиональными учителями — было редким, хотя существовали некоторые заметные исключения, такие как школы Калмекак для детей знати у ацтеков.
"Обучение было не отдельной деятельностью, а неотъемлемой частью жизни сообщества, — говорит доктор Элизабет Томпсон, образовательный историк из Университета Аризоны. — Дети учились, участвуя во всех аспектах общественной жизни — от охоты и собирательства до церемоний, от решения конфликтов до создания инструментов и одежды. Каждый взрослый в сообществе был учителем, передающим свои особые знания и навыки подрастающему поколению."
Этот интегрированный подход к обучению обеспечивал несколько ключевых преимуществ. Во-первых, он обеспечивал то, что образование было глубоко контекстуальным и практичным. Дети учились навыкам и знаниям, непосредственно связанным с выживанием и процветанием в их конкретной среде и культурном контексте. Во-вторых, он позволял индивидуализировать обучение в соответствии с уникальными способностями, интересами и темпами обучения каждого ребенка. В-третьих, он обеспечивал целостный подход, который интегрировал физическое, эмоциональное, социальное, экологическое и духовное обучение, не разделяя их на отдельные "предметы".
"В нашей традиции мы рассматриваем каждого ребенка как приходящего в мир с особыми дарами и призванием, — говорит Джон. — Роль сообщества — не формировать детей в соответствии с предопределенным шаблоном, а помогать им распознавать и развивать свои уникальные дары. Один ребенок может проявить талант к рассказыванию историй, другой — к охоте, третий — к лечению. Задача взрослых — наблюдать за этими склонностями и поощрять их развитие."
Нравственное и социальное обучение были так же важны, как и практические навыки. Через истории, ролевые модели, мягкое руководство и естественные последствия дети учились ценностям своего сообщества — уважению к старшим, щедрости, храбрости, честности, смирению и ответственности перед более широким кругом родственных связей, которые включали не только людей, но и животных, растения и ландшафт.
"Когда мой отец учил меня охотиться, он не просто показывал мне, как стрелять из лука или читать следы, — вспоминает Джон. — Он учил меня относиться к животным с уважением, брать только то, что нам было необходимо, использовать все части животного, и выражать благодарность за жертву, которую животное принесло, чтобы мы могли жить. Эти уроки были так же важны, как и практические навыки охоты."
Воспитание детей в большинстве коренных обществ характеризовалось высоким уровнем терпимости и уважения к автономии детей. Физические наказания были редкими во многих культурах. Вместо этого дисциплина поддерживалась через сочетание мягкого руководства, историй с моральными уроками, юмора и естественных последствий.
"В нашей традиции мы редко напрямую говорим детям, что делать или чего не делать, — объясняет Мария Гарсия, старейшина из народа оджибве. — Вместо этого мы рассказываем истории о Нанабожо, трикстере, который часто попадает в неприятности из-за своей жадности, высокомерия или импульсивности. Через эти истории дети узнают о последствиях различных видов поведения без того, чтобы чувствовать, что их непосредственно критикуют или контролируют."
Роли в воспитании детей часто распределялись между многими взрослыми, а не ограничивались только биологическими родителями. Бабушки и дедушки, тети и дяди, старшие кузены и другие члены расширенной семьи или клана — все играли важные роли в обучении и воспитании детей.
"В нашей традиции дедушки и бабушки играют особенно важную роль в воспитании детей, — говорит Мария. — Они обычно имеют более свободные и игривые отношения с детьми, чем родители, у которых больше дисциплинарных обязанностей. Они являются главными рассказчиками историй, передающими культурные знания, традиции и языки. Они также часто предоставляют эмоциональную поддержку и убежище, если возникают конфликты между детьми и их родителями."
В матрилинейных обществах, таких как ирокезы или хопи, дяди по материнской линии (братья матери) часто играли особенно важную роль в обучении мальчиков, в то время как тети (сестры отца) могли быть важными фигурами для девочек в патрилинейных обществах.
"Эта распределенная система попечения обеспечивала, чтобы дети имели множество взрослых ролевых моделей и источников поддержки, — объясняет Элизабет. — Это также снижало давление на биологических родителей и обеспечивало продолжение заботы и руководства, даже если родители умирали или становились недееспособными, что было не редкостью в обществах без современной медицины."
Европейская колонизация принесла радикально другие подходы к образованию и воспитанию детей, которые были систематически навязаны коренным народам через различные политики ассимиляции.
"Возможно, наиболее разрушительной из этих политик была система школ-интернатов, которая действовала в США с 1860-х по 1970-е годы и в Канаде до 1990-х, — говорит Элизабет. — Дети принудительно забирались из своих домов, часто в очень молодом возрасте, и помещались в школы-интернаты, где им запрещалось говорить на своих родных языках, практиковать свои традиционные обычаи или носить традиционную одежду. Цель была явной: 'убить индейца, спасти человека', как сформулировал это Ричард Генри Пратт, основатель школы Карлайл, первой федеральной внерезервационной школы-интерната для коренных детей."
В этих учреждениях западная модель образования, основанная на стандартизированных учебных программах, письменных текстах, рутинах, управляемых часами, и авторитарной дисциплине, навязывалась детям, которые были выросли в совершенно иных образовательных традициях. Часто условия были суровыми, с недостаточным питанием, переполненностью, жестокими наказаниями и, в слишком многих случаях, физическим и сексуальным насилием.
"Моя бабушка была отправлена в школу-интернат в возрасте шести лет, — рассказывает Джон. — Ее волосы были острижены, ее имя было изменено, и ее наказывали каждый раз, когда она говорила на нашем языке, единственном языке, который она знала. В течение следующих 12 лет она видела свою семью только несколько раз. Когда она наконец вернулась домой, она едва могла общаться со своими родителями, потому что забыла так много нашего языка. Она больше не знала традиционных навыков и историй. Она чувствовала себя чужой в собственной культуре."
Этот опыт повторялся для сотен тысяч коренных детей по всей Северной Америке, создавая глубокую и продолжающуюся травму, которая все еще ощущается сегодня. Разрыв между поколениями нарушил передачу традиционных знаний, языков, и практик воспитания детей, оставляя многих коренных родителей без моделей воспитания, кроме тех, которые они испытали в школах-интернатах — моделей, часто характеризующихся эмоциональной отстраненностью и суровой дисциплиной.
"Последствия системы школ-интернатов для традиционных практик воспитания детей у коренных народов были глубокими, — говорит Элизабет. — Они включают потерю языка, утрату традиционных знаний и навыков, нарушение семейных и общинных связей, и распространение негативных или даже жестоких моделей воспитания, которые были интернализованы через опыт в этих школах."
Несмотря на эти серьезные вызовы, многие коренные сообщества активно работают над восстановлением и возрождением своих традиционных образовательных практик и подходов к воспитанию детей. Школы под управлением племен разрабатывают культурно обоснованные учебные программы, которые интегрируют традиционные знания, ценности и методы обучения с современными академическими предметами. Языковые программы погружения возрождают находящиеся под угрозой исчезновения языки. Программы обучения для родителей помогают молодым родителям восстановить связь с традиционными практиками воспитания детей и оправиться от межпоколенческих травм.
"В нашей школе на резервации мы используем общинный сад как учебную лабораторию, — говорит Мария. — Дети учат математику, измеряя участки и подсчитывая урожай. Они учат науку, наблюдая за жизненными циклами растений и насекомых. Они учат нашу истории и культуру, узнавая о традиционных семенах и методах земледелия. Они учат нашу экономику, продавая часть урожая, чтобы финансировать школьные проекты. И, что наиболее важно, они учатся у старейшин, которые приходят, чтобы передать свои знания и мудрость."
Эти инициативы представляют собой не просто возврат к доколониальным практикам, а творческий синтез традиционных принципов с современными реалиями — путь вперед, который опирается на сильные стороны коренных образовательных традиций, признавая при этом меняющийся контекст, в котором живут коренные дети сегодня.
"Наша цель не в том, чтобы воссоздать прошлое, — заключает Джон, глядя на своего внука, теперь потерянного в игре с камешками на берегу реки. — Наша цель в том, чтобы вернуть контроль над образованием наших детей и воспитывать их способами, которые укрепляют их идентичность, культуру и связь с землей — способами, которые подготавливают их к тому, чтобы быть сильными, уверенными в себе, культурно укорененными людьми, которые могут преуспевать как в нашем мире, так и в широком обществе. Это не просто о сохранении прошлого — это о создании будущего."
---
СИСТЕМЫ ПРАВОСУДИЯ И РАЗРЕШЕНИЯ КОНФЛИКТОВ
Круг из двадцати человек собрался в общинном центре резервации Навахо в Аризоне. Среди них молодой человек, который украл деньги у пожилого соседа, сам пожилой сосед, члены обеих семей, представители сообщества и фасилитатор, обученный традиционным способам разрешения конфликтов. Они собрались не для суда в западном понимании, а для процесса восстановления гармонии, известного как "хозхо наатаах" — процесса, уходящего корнями глубоко в традиционные системы правосудия навахо.
"Наш традиционный подход к правосудию кардинально отличается от западной модели, — объясняет Роберт Блэкхорс, юрист и практик традиционного правосудия навахо. — Западная система сосредоточена на установлении вины и наказании преступника. Наша система сосредоточена на восстановлении гармонии, исцелении отношений и реинтеграции нарушителя в сообщество."
Эта фундаментальная разница в подходе характерна для многих традиционных систем правосудия коренных народов по всей Америке. В то время как конкретные практики варьировались от культуры к культуре, существовали общие принципы, которые отличали их от европейских правовых систем.
"Во многих коренных системах правосудия преступление рассматривалось не как нарушение абстрактного закона или нормы, а как нарушение отношений, — объясняет доктор Сара Уайт, юридический антрополог из Университета Нью-Мексико. — Причиненный вред понимался как затрагивающий не только непосредственную жертву, но и всю сеть отношений, включая семью, клан, сообщество, и даже животных, растения и ландшафт."
Соответственно, цель процесса правосудия заключалась не в наказании преступника, а в восстановлении этой нарушенной сети отношений. Это часто включало элементы признания вреда, публичного извинения, прямого возмещения ущерба жертве, символические жесты примирения, и, в некоторых случаях, целительные церемонии для нарушителя, жертвы и сообщества.
"У навахо процесс 'хозхо наатаах' включает в себя тщательное изучение конфликта с участием всех затронутых сторон, — объясняет Роберт. — Каждому дается возможность высказаться, выразить свои чувства и перспективы. Фасилитатор, обычно уважаемый старейшина с глубоким знанием традиционных учений, помогает сторонам прийти к общему пониманию произошедшего и его последствий. Затем они работают вместе, чтобы определить, что нужно сделать для восстановления гармонии и баланса."
Такой подход, основанный на восстановительном правосудии, контрастирует с карательным подходом западных правовых систем. Ключевое различие заключается в том, что в традиционных системах коренных народов нарушитель активно участвует в процессе исцеления, а не просто пассивно подвергается наказанию.
"В нашей традиции человек, причинивший вред, должен лично столкнуться с последствиями своих действий, — говорит Роберт. — Они должны выслушать, как их действия повлияли на жертву и сообщество. Они должны проявить раскаяние не через абстрактное признание вины, а через конкретные действия по исправлению причиненного вреда. И они должны пройти через процесс личного исцеления и изменения, который поможет им избежать повторения такого поведения в будущем."
Другим ключевым аспектом многих традиционных систем правосудия коренных народов был их акцент на общественном участии и прозрачности. В отличие от западных судов, где процессы часто проводятся закрытыми специалистами и экспертами, традиционные процессы правосудия коренных народов часто включали широкое участие общины.
"В чероки традиционно, если кто-то совершал серьезное нарушение, созывался совет клана для решения вопроса, — объясняет доктор Джеймс Брэдли, историк из народа чероки. — Представители от каждого домохозяйства клана присутствовали и имели голос в обсуждении. Это обеспечивало, чтобы решение имело широкую общественную поддержку и легитимность, а также то, что контекст и нюансы конкретной ситуации могли быть полностью учтены."
Эта широкая общественная вовлеченность также создавала мощные сдерживающие факторы против нарушения социальных норм. В тесно связанных сообществах, где люди глубоко зависели друг от друга для выживания, перспектива публичного позора и потери уважения часто была более сильным сдерживающим фактором, чем любое физическое наказание.
"У народов Северо-Западного побережья, таких как хайда или тлинкиты, публичное раскрытие чьих-то неправомерных действий через публичное исполнение 'песен стыда' было одним из наиболее мощных правовых санкций, — говорит Сара. — Эти песни могли детально описывать проступок человека, и перспектива стать субъектом такой песни была достаточной, чтобы удержать большинство людей от нарушения социальных норм."
Это не означает, что традиционные правовые системы коренных народов не включали более суровые санкции за серьезные нарушения. В зависимости от культуры и серьезности преступления санкции могли включать телесные наказания, конфискацию собственности, временное изгнание или, в крайних случаях, постоянное изгнание из сообщества (эквивалент смертной казни в обществах, где выживание вне группы было чрезвычайно трудным).
"У инуитов временное изгнание часто использовалось как форма исправительного наказания, — объясняет Сара. — Человека, совершившего серьезное нарушение, могли вынудить жить отдельно от группы на определенный период — иногда на недели или месяцы. В суровой арктической среде это было значительным испытанием, требующим всех навыков выживания человека. Но это также было временем размышления и обучения. Если человек выживал и возвращался, его восстанавливали в сообществе, часто с новым пониманием ценности сообщества и своих обязанностей перед ним."
Европейская колонизация системно подрывала эти традиционные системы правосудия, навязывая вместо них европейские юридические принципы и практики. Колониальные и, позже, федеральные законы часто прямо запрещали коренным народам управлять своими внутренними делами в соответствии с их собственными правовыми традициями. Школы-интернаты разрывали передачу правовых знаний между поколениями. Продолжающиеся вызовы юрисдикции коренных народов ограничивали их способность применять традиционные механизмы правосудия даже внутри их собственных сообществ.
"Одним из наиболее разрушительных правовых воздействий колонизации было то, что я называю 'атомизацией ответственности', — говорит Сара. — Западные правовые системы фокусируются на индивидуальной ответственности и индивидуальных правах, игнорируя коллективные и реляционные аспекты, которые были центральными в традиционных правовых системах коренных народов. Это привело к потере важных механизмов социального контроля и исцеления, которые зависели от этих более широких отношений и ответственности."
Однако в последние десятилетия наблюдается значительное возрождение традиционных правовых практик во многих сообществах коренных народов. Племенные суды начали интегрировать традиционные принципы и процессы в свои юридические системы. Программы восстановительного правосудия на основе сообщества обеспечивают альтернативу западным карательным моделям. Исцеляющие круги, мирные круги и семейные групповые конференции адаптируют традиционные практики разрешения конфликтов к современным контекстам.
"В 1982 году Нация Навахо формально учредила Суды Миротворцев, основанные на нашей традиционной системе 'хозхо наатаах', — говорит Роберт. — Эти суды разрешают широкий спектр гражданских споров, семейных вопросов и некоторых уголовных дел с использованием традиционных процессов под руководством обученных миротворцев. Они дополняют нашу обычную судебную систему, которая больше напоминает западную модель, обеспечивая альтернативный путь для тех, кто предпочитает более культурно резонансный подход."
Такие инициативы не только обеспечивают более эффективное правосудие для коренных сообществ, но и оказали влияние на более широкие юридические системы. Принципы восстановительного правосудия, которые были центральными для многих традиционных правовых систем коренных народов, теперь все чаще включаются в mainstream юридические реформы и практики.
"Мы видим, что суды по наркотическим делам, суды по психическому здоровью, программы восстановительного правосудия для несовершеннолетних и другие инновационные подходы к правосудию в mainstream системе теперь включают многие элементы, которые были фундаментальными для традиционных практик коренных народов, — говорит Сара. — Это включает упор на исцеление, а не наказание; признание травмы и её роли в правонарушениях; холистический подход, учитывающий ментальные, эмоциональные, физические и духовные аспекты; и вовлечение семьи и сообщества в процесс исцеления."
Это возрождение традиционных правовых практик коренных народов и их интеграция в современные системы правосудия представляет собой мощный пример того, как коренные знания и мудрость могут предложить важные перспективы и решения для вызовов, с которыми сталкиваются не только коренные сообщества, но и общество в целом. Оно также отражает растущее признание того, что эффективные системы правосудия должны быть укоренены в культурных ценностях и реальностях тех сообществ, которым они служат.
"Наша традиционная система правосудия выжила, несмотря на столетия подавления, потому что она работает, — заключает Роберт. — Она исцеляет отношения, восстанавливает гармонию и создает более сильные, здоровые сообщества. В мире, все более разделенном и поляризованном, эти принципы связи, восстановления и исцеления нужны сейчас больше, чем когда-либо."
---
НАСЛЕДИЕ И СОВРЕМЕННАЯ ЭВОЛЮЦИЯ
Когда мы рассматриваем социальную организацию и управление коренных народов Америки, мы видим не просто исторические артефакты, но живые традиции, которые продолжают эволюционировать и адаптироваться к меняющемуся миру. Хотя колонизация нанесла глубокий ущерб многим традиционным структурам и практикам, коренные народы продемонстрировали замечательную устойчивость, творчески адаптируя свои традиции к современным реалиям и потребностям.
"Наш народ не просто выжил — мы продолжаем изменяться и расти, — говорит Ребекка Мартинес, социолог и активистка из народа чироки. — Мы не просто пытаемся воссоздать прошлое. Мы принимаем наши традиционные принципы и ценности и применяем их к новым вызовам и возможностям, с которыми мы сталкиваемся сегодня."
Сегодня 574 племени, официально признанные федеральным правительством США, и более 630 признанных коренных групп в Канаде имеют различные формы самоуправления, охватывающие разнообразие подходов к сочетанию традиционных и современных структур управления.
"В нашем племени у нас есть конституция и избранный совет, которые напоминают западную правительственную структуру, — объясняет Джеймс Беркхарт, член племенного совета одного из племен в Оклахоме. — Но у нас также есть совет старейшин, обладающий консультативной властью, есть клановая система, которая продолжает организовывать наши церемонии и социальные функции, и в нашей конституции мы явно включаем наши традиционные ценности как руководящие принципы для принятия решений совета."
Это сочетание традиционных и западных элементов отражает прагматический подход многих коренных народов к навигации в сложной правовой и политической реальности современного мира, сохраняя при этом свою культурную идентичность и ценности.
"Мы живем в двух мирах, — говорит Джеймс. — Мы должны эффективно взаимодействовать с внешними правительственными агентствами, корпорациями и правовыми системами, использовать их структуры и язык, когда это необходимо. Но мы также должны оставаться верными нашим собственным ценностям, традициям и способам бытия. Вызов заключается в нахождении путей делать и то, и другое."
Важной частью этого процесса является деколонизация управления — сознательное усилие по выявлению и устранению навязанных колониальных структур, практик и ментальностей, и их замена теми, которые лучше отражают ценности, потребности и стремления самого коренного сообщества.
"Деколонизация — это не просто возврат к какому-то идеализированному 'традиционному' способу делать вещи, — объясняет Ребекка. — Это процесс критического осмысления того, как колониальные отношения власти сформировали наши нынешние структуры и практики, и коллективной работы по созданию новых систем, которые лучше служат нашим потребностям и отражают наши ценности. Иногда это значит возрождение традиционных практик, иногда — адаптацию внешних моделей, а иногда — создание чего-то совершенно нового."
Одним из ключевых элементов этого процесса деколонизации является движение к более коллективным, консенсусным процессам принятия решений, которые были характерны для многих традиционных систем управления коренных народов и которые резонируют с глубоко укорененными культурными ценностями многих коренных сообществ.
"В нашей организации мы опираемся на традиционные советы и круговые процессы, — говорит Сара Виндрайвер, исполнительный директор некоммерческой организации коренных народов. — Когда мы принимаем важные решения, мы собираемся в круг, и каждый получает возможность высказаться. Мы не голосуем за или против; мы продолжаем обсуждение, проясняя проблемы, исследуя различные перспективы и работая над решением, которое может получить поддержку всех. Это занимает больше времени, чем более иерархический подход, но решения, которые мы в итоге принимаем, лучше, потому что они включают мудрость и перспективы каждого, и они получают более сильную поддержку, потому что каждый чувствует себя услышанным и вовлеченным в процесс."
Другой ключевой аспект — обновленное внимание к роли женщин в лидерстве и принятии решений. Во многих коренных сообществах, особенно тех, которые традиционно были матрилинейными или где женщины имели значительную экономическую и социальную власть, наблюдается возрождение женского лидерства после длительного периода маргинализации под влиянием колониальных патриархальных норм.
"В нашей традиции женщины всегда были ключевыми принимающими решения, — говорит Мария Фокс, избранная лидер своего племени и первая женщина на этой должности за более чем столетие. — Они контролировали землю, домохозяйства и продовольствие. Они выбирали и могли снимать мужчин-лидеров. Но колониальные власти отказывались вести дела с женщинами-лидерами и навязали нам модель мужского лидерства. Нам потребовались десятилетия, чтобы начать восстанавливать традиционную роль женщин в нашем управлении, и эта работа продолжается."
Экономическое самоопределение также является критическим компонентом современного самоуправления коренных народов. Многие племена разрабатывают инновационные экономические стратегии, которые сочетают предпринимательство и рыночное участие с традиционными ценностями устойчивости, реципрокности и общинного благосостояния.
"Наше племя управляет несколькими успешными бизнесами, включая казино, гостиницу и магазин розничной торговли, — говорит Джеймс. — Но то, как мы используем доходы от этих предприятий, отражает наши традиционные ценности. Большая часть прибыли реинвестируется в общинные сервисы — образование, здравоохранение, поддержку пожилых, защиту окружающей среды, сохранение культуры. Мы также разрабатываем модель 'зеленой экономики', основанную на возобновляемой энергии и устойчивом сельском хозяйстве, которая лучше согласуется с нашими традиционными ценностями, чем извлекательная, потребительская модель доминирующего общества."
Расширение прав и образование молодежи является еще одним ключевым фокусом для многих современных коренных сообществ, стремящихся подготовить новое поколение лидеров, укорененных в их традиционных ценностях и культуре, но также оснащенных навыками и образованием, необходимыми для навигации в современном мире.
"Мы создали программу молодежного лидерства, которая сочетает обучение традиционным знаниям, языку и ценностям с развитием современных навыков лидерства, критического мышления и адвокации, — говорит Сара. — Наши молодые люди учатся у старейшин и традиционных лидеров, но также получают опыт работы с правительственными агентствами, некоммерческими организациями и бизнесами. Они участвуют в планировании экономического развития, языковых и культурных проектах, и инициативах по защите окружающей среды. Через эти опыты они развивают способность эффективно работать в обоих мирах."
Эти инициативы и адаптации показывают, что коренные народы не просто жертвы исторических процессов, но активные участники в формировании своего собственного будущего, творчески адаптирующие свои традиции к меняющимся обстоятельствам и использующие как традиционные, так и новые ресурсы для решения современных вызовов.
"Наши предки были инновативными и адаптивными, — заключает Ребекка. — Они не были статичными или 'традиционными' в смысле простого повторения старых способов из поколения в поколение. Они постоянно адаптировались к меняющимся обстоятельствам, новым технологиям, новым возможностям и вызовам. То, что мы делаем сегодня — инновации в наших системах управления, экономических подходах, образовательных практиках — является продолжением этой давней традиции творческой адаптации. Мы чтим прошлое не тем, что остаемся в нем, а тем, что несем его мудрость и ценности вперед в будущее."
Это наследие и продолжающаяся эволюция социальной организации и управления коренных народов напоминает нам, что эти сообщества не являются реликтами прошлого, но продолжающимися, динамичными культурами, которые имеют многое, чтобы предложить нашему коллективному пониманию справедливого, устойчивого и гармоничного человеческого общества.
---
*"Мы часто слышим, что демократия — это европейское изобретение, привезенное на эти берега как дар коренным народам и другим, кто не был благословлен ее благами. Но те из нас, кто изучал наши традиционные системы управления, знают иную историю. Принципы консенсуса, участия всех, подотчетности лидеров их народу, равенства голоса каждого человека, уважения к разнообразию мнений — все эти 'современные демократические идеалы' уже существовали в наших традиционных системах управления задолго до прибытия европейцев. Сегодня, когда мы возрождаем и обновляем наши традиционные практики, мы не просто сохраняем нашу культуру — мы напоминаем всему миру об этих основных принципах, которые являются фундаментом для справедливого и гармоничного человеческого общества."*
— Уилма Манкиллер, первая женщина-вождь нации чероки (1945-2010)
продолжение: http://proza.ru/2025/04/17/984