Начало здесь http://proza.ru/2025/05/22/1000
- И что же было с тобой дальше, Тео? Что произошло с того момента, как твои родители покинули тебя после скандала на твоём празднике и уехали, оставив одного… то есть на попечение слуг, наверное? – поинтересовался пожилой дипломат, качая грустно головой, выслушав невесёлую историю своего собеседника.
- Ну, а дальше очень грустно. Я остался действительно один дожидаться какого-то уполномоченного воспитателя, который должен был приехать за мной из столичного лицея-пансиона с предписанием от его директора и увести меня туда надолго, как выяснилось – навсегда… то есть до совершеннолетия, кончено. Хотя чисто формально я оставался, разумеется, не один, а в окружении слуг особняка, как вы и сами догадались, а также под присмотром своих прежних наставников. Но все они, представьте, дядюшка, смотрели на меня после того случая, без преувеличения, как на прокажённого. Со мной почти никто не разговаривал, вернее – все их разговоры состояли в основном из односложных фраз строго по делу. На меня странно косились, перешёптывались между собой. И я видел по лицам их и тону голоса, что совершенно никто из окружающих мне не сочувствует.
Днями я в основном только тем и занимался, что сидел тихо в углу в какой-то, наверное, прострации. Даже думать ни о чём не мог – мыслей в голове не было. Представьте, так бывает. Жизнь моя рухнула, я был совершенно одинок, родители и родственники отказались от меня, а будущее не сулило мне ничего хорошего. Быть может, я бы тронулся даже умом. Но вдруг со мной случилось чудо – ко мне пришла ОНА.
«Её звали Матильда. Ей было четырнадцать лет тогда. Но мне, семилетнему, она казалась очень взрослой, практически как моя мама или няня, ну или по крайней мере – старшая мудрая сестра. Так я её и воспринимал. В моих глазах она выглядела великаном с добрым сердцем, волшебницей, знающей ответы на тысячи вопросов. Когда она была рядом, недоброжелательный мир казался мне гораздо понятнее и теплей. Её голос звучал как любимая мелодия, от которой становится спокойнее и веселее на душе, он был наполнен мягкостью и пониманием, потому утихомирил страшную бурю, что бушевала в моём сердце. А надо сказать, что от своих переживаний я буквально за несколько недель повзрослел, как мне кажется, тогда на несколько лет, и воспринимать окружающий мир стал совершенно по-другому. Возможно, я бы озлобился. Но её слова — словно мягкие облака, в которых крылось утешение, а смех — как звонкий ручей, несущий радость и легкость, словно солнечный луч, пробежавший по моим щекам, всё это примирило меня на время с жестоким миром.
Казалось, она знает, как превратить грусть в радость, как посмотреть без трагедии на все мои страшные злоключения, и как найти нужные слова, если на душе тревожно. Она могла быть со мной строгой, но никогда несправедливой. Иногда она поддразнивала меня, но всегда с лаской. Её руки казались тёплыми и надёжными, и держаться за них для меня значило чувствовать себя в безопасности, ведь эти руки однажды нашли способ укрыть меня от невзгод.
Когда Матильда впервые вошла в мою комнату, я лежал на своей кровати, уткнувшись головой в подушку и горько плакал.
- Я принесла тебе пирожков, твои любимые. Сама пекла, специально для тебя, - сказала она.
Я вздрогнул и посмотрел на вошедшую нежданную гостью. До этой самой минуты мы были с ней мало знакомы. Так, виделись пару-тройку раз, в основном мельком.
«Кажется, она – дочь какой-то из служанок», - подумал я.
И это действительно оказалось так. Да, это была она – хрупкая, как ангел, девочка с тонкими, но проворными и привыкшими к труду, руками. Когда она суетилась на кухне или убиралась в комнатах, она заплетала свои светлые вьющиеся локоны в аккуратную косу и убирала её под чепец, чтобы волосы не мешали ей готовить и наводить чистоту. Меня поражали её глаза – умные, но полные усталости, иногда любопытства. Кожа её была бледной, наверное, от долгих часов работы в помещении, но щёки её излучали юную свежесть. Лицо светилось ещё ребячеством, хотя на нём уже виднелись следы взрослой серьёзности.
Её скромное платье из неброской ткани было всегда чистеньким, хоть и заметно поношенным, а передник тщательно выглаженным. Она двигалась быстро и ловко, бесшумно скользя по коридорам нашего особняка, в чём сказывалась привычка вымуштрованной служанки быть всегда незаметной. В её манерах чувствовалась покорность, но временами в глазах вспыхивал упрямый огонёк независимости, особенно когда ей удавалось взглянуть на мир за окнами нашего большого дома. Может, эта прелестная девочка о чём-то мечтала в такие минуты, представляя себе другую жизнь? Она улыбалась редко, но по-особенному искренне, чаще всего, к примеру, когда хозяева дома нечаянно проявляли к ней доброту или когда ей удавалось на минуту задержаться у книжной полки в библиотеке, где её привлекали множество историй, напечатанные на страницах книг. Но мне всегда почему-то казалось, что у Мати была какая-то скрытая тайна, которую она не рассказывала никому.
Да, она была настоящим ангелом. И вот этот ангел явился ко мне.
- Не плачь, - успокаивала она меня, гладя по голове, - теперь ты должен быть сильным, потому что на твои маленькие плечи свалилось множество бед, но ты не должен сдаваться.
Однако не плакать я не мог. Наоборот, от её слов и доброжелательного тона, что стал совершенно непривычен для меня за последние недели и дни, слёзы полились из моих глаз ещё сильней. И я, не в силах себя сдерживать, прижался к её груди и разрыдался, сотрясаясь всем телом. Всё горе, которое скопилось внутри меня за всё это злополучное время, выходило теперь из меня через мои слёзы. Но после усиленного плача мне стало значительно легче, оттого я успокоился.
- Почему ты жалеешь меня? – спросил я свою новую знакомую.
- Потому что мой отец тоже из Берменгевии, как и твой папа, как и моя мать, - ответила Матильда.
- Как так получилось? – не мог я не спросить.
- Мой отец сражался с мерундийцами в той последней войне, что случилась пару десятилетий назад. Но ты, наверное, слышал.
- Нет, - сознался я, - мне никто не рассказывал об этом.
- А мне так много что про это говорили. Так вот, мой отец во время одной из битв попал в плен. А мать насильно увезли в Мерундию во время оккупации для каких-то работ, когда она была ещё подростком. А вернуться, когда окончилась война, они уже не смогли.
- Почему?
- Для того, чтобы вернуться, нужны деньги и связи. А у нас же нет ни того, ни другого. Так мои родители и остались жить в этой стране. Потом встретились, полюбили друг друга, поженились, и родилась я. Но мой отец болел тяжело и умер. Потому у меня осталась теперь только мама, а больше никаких родственников.
- А это правда, что в Берменгевии живут одни бородатые дикие люди? Говорят, что они страшно агрессивные и похищают непослушных мерундийских детей, утаскивают их в свою Берменгевию, где мучат их и издеваются над ними? – продолжал я свои вопросы, поскольку всё услышанное от моих глупых сверстников в той тёмной заброшенной комнате страшно волновала меня.
- Да сказки, конечно! – Матильда рассмеялась, - Сколько я себя помню, эти мерундийцы не устают придумывать про нас, берменгевцев, всякие нелепые истории.
- А как мой отец оказался в Мерундии, если он – берменгевец?
- Если честно, я не знаю, - созналась моя новая знакомая (да и, конечно, откуда ей было знать). – Но твой отец некогда очень помог нам с мамой. Когда умер мой папа, мы остались совершенно без средств к существованию. А обратиться нам было не к кому, поскольку в этой стране у нас совсем нет родственников. Но однажды на ярмарке моя мама встретила твоего отца и догадалась, что он тоже из Берменгевии.
- А как она догадалась?
- Во-первых, по внешности. Во-вторых, по выговору, манере поведения и по другим незначительным мелочам. У моей матери глаз намётанный. Своих она всегда отличит от чужих.
- Чужих???
- Ну да, то есть мерундийцев. Поняв, что твой отец, как и мы – берменгевец, мама стала расспрашивать всех о нём и узнала, что теперь его зовут Вильгельм фон Штауффенберг, хотя имя его, возможно, и не настоящее, то есть как бы настоящее, конечно, только он взял фамилию жены. Тогда моя мама отправилась к вашему дому, который вычислить оказалось совсем несложно – абсолютно все знали, где он расположен. А разыскав дом фон Штауффенбергов, она добилась встречи с твоим отцом и сообщила ему, что она тоже из Берменгевии. Она сказала, что оказалась с дочерью, то есть со мной, в тяжёлой ситуации, потому очень просила его ей помочь.
- И мой отец помог?
- Конечно, он взял мою маму к себе домой прислугой. Теперь она каждый день натирает в ваших комнатах паркет и получает за это бесплатное питание и хорошее жалование. И ещё, в специальном крыле для прислуги нам выделили отдельную комнату, где мы и живём теперь. Моя мама здесь работает, а я ей помогаю с уборкой и на кухне кухаркам иногда. И раз твой отец помог нам однажды, я, когда узнала, что тебе плохо, тоже решила сделать что-то для тебя. Ведь мы, берменгевцы, в этой чужой стране должны помогать друг другу. Иначе нам не выжить.
- В чужой стране? – переспросил я с удивлением, - А я и не знал, что я живу в чужой стране. Мне никто не говорил об этом.
- Ну вот теперь знай, - пожала плечами Матильда, - ведь рано или поздно ты должен был узнать. И не мог не узнать когда-то, поскольку Мерундия и Берменгевия воюют друг с другом на протяжении многих столетий. Именно потому, когда ты показал своим гостям портрет берменгевского полководца, да ещё успешного в сражениях, все на тебя и обозлились: и дети, и их родители. Тогда-то они и поняли, что ты – чужой.
- И даже полиция?
- А что, полицейские разве не мерундийцы? Узнав обо всём, они взъелись не только на тебя, но и на твоего отца, из-за того военачальника в первую очередь. Потому-то хозяина и арестовали. Конечно, он скрывал ото всех, что он – берменгевец. Но для тайной полиции, я думаю, выяснить это было совсем нетрудно.
- А из-за чего враждуют мерундийцы и берменгевцы?
- Да кто ж это знает? Разве кто-то помнит теперь из-за чего и почему всё началось, раз столько веков длится их вражда?
- Но должна же быть какая-то причина?
- Для вражды нет никаких причин. Люди просто враждуют и всё. А все причины они себе просто выдумывают, чтобы объяснить свою вражду по отношению друг к другу. Потому, если кто-то что-то начинает тебе по этому поводу объяснить, то совсем не надо его слушать, особенно враки про бородатых диких людей и украденных детей. Это или что-то подобное – всё выдумки, которые люди надумали себе, чтобы оправдать свою враждебность».
Продолжение здесь http://proza.ru/2025/05/16/1873