Осмотрев шеренги всадников, есаул поправил фуражку, поднял правую руку с шашкой и громогласно скомандовал.
- Шашки наголо! Развернуть знамя! Эскадрон, в атаку!
Казаки ответили дружным: «УРА!» Растянувшись в линию, сотня устремилась кромсать лапотную Русь. Обезвоженная земля, под ударами копыт стонала, гулким эхом сопровождая летящую по полю конницу.
Новое Козьмодемьянское казалось вымершим. Селяне прятались по хатам. У кого были коровы и лошади, увели на болото. О генерале Мамонтове знали загодя. Собрав десяток старух, священник вывел их на околицу, намереваясь встретить белых освободителей хлебом-солью.
Казаки оказались хитрей. Их ждали с юга, со стороны Козлова, они атаковали с запада. Когда зазвучали выстрелы, шествие повернуло назад, но в сторону церкви уже не пошло. Комитет сельской бедноты превратил храм в оплот сопротивления. Отец Александр хорошо понимал, что под пули идти не стоит. Если началась стрельба, хлеб-соль неуместны. Вместе со старухами священник укрылся в ближайшей хате.
Председатель Григорьев с вечера оповестил односельчан, чтобы все, кто хочет защитить советскую власть, собрались у церкви. На призыв откликнулись семеро, им выдали шесть винтовок. А вот с патронами была беда. На одно ружьё приходилось по десять патронов. В открытом бою противостоять казакам новокозьмодемьянцы не могли. Собрав по дворам телеги, закатили их в церковь, забаррикадировав ворота. Отворить массивные двери можно было разве что пушечным выстрелом.
- Сомов и Чинарёв, поставите подпорки, займёте позиции в центральном зале. Зорин, ты крест Георгиевский на фронте наверняка не просто так получил, стреляешь ловчей всех, на колокольню с Пименовым полезешь, за обстановкой смотрите. Жданов, из алтарных окошек стрелять будешь, Радимов тебе в помощь. Я с Бирюковым возле ворот останусь. Когда полезут, на первых порах старайтесь палить под ноги. Я эту публику хорошо изучил. Убьют кого-то, они обязательно мстить будут. Против ихней лавы мы бессильны. Наша задача - напугать и отогнать. Они торчать здесь долго не будут. Того и гляди дождь пойдёт. Для конницы это приговор! Дороги в болота превратятся, а им нужно как можно быстрей по тылам нашим пройти, - распоряжался Григорьев.
Коренастый и круглолицый, к своим сорока он успел повоевать против японцев и германцев. Внешне председатель казался спокойным и лишь левая рука, с перебитой кистью, подёргивалась от напряжения.
Август 1919 года выдался на редкость жарким. Труженик ветер из стороны в сторону таскал тучи. Они проплывали над огородами и полями, не желая делиться влагой.
Советская власть в Богоявленском уезде установилась в феврале 1918 года. После жарких споров её сторонников и противников, которые по вечерам собирались сельской школе, из губернской Рязани приехал большевик Лямишев, стукнул по столу маузером и уже на следующий день над школой поднялся красный флаг.
Сочувствующие большевикам образовали в Новом Козьмодемьянском Комитет сельской бедноты, избрав председателем Григорьева. На первых порах большинство селян на это никак не отреагировали, однако, когда начали делить барскую землю, сторонников у новой власти прибавилось.
В городах, сёлах и деревнях утверждалась советская власть, а вместе с ней новые правила отношений. Противники стали оказывать сопротивление. Шаг за шагом боевые действия перешли в полномасштабную войну, которая развернулась на юге, на севере, и в Сибири.
Для Рязанской губернии война казалась чем-то далёким. Крестьяне готовились собирать урожай. Кто и за что воюет, никого особо не интересовало.
Ситуация изменилась в сентябре, когда по хуторам, деревням и сёлам стали разъезжать продотряды. После первого мог нагрянуть второй, за ним третий, четвёртый… Из амбаров выгребали последнее. Селяне умоляли оставить хлебных зёрен для еды и на посевы, но комиссары были непреклонны, называя экспроприируемых кулаками и буржуями.
Вновь начались баталии. Народ негодовал, срывая недовольство на председателе. Григорьев связался с уездным Богоявленском. Через пару дней приехал ответственный товарищ в очках и кожаной тужурке. Крестьянам он объяснил, что такого больше не повторится: дескать, зерно голодающему городу необходимо, но перегибов партия большевиков не допустит.
Горластые бабы притихли, мужики слушали внимательно, однако обеспокоенности уездный начальник так и не развеял. Вдобавок ко всему, по хуторам и малым деревням начали орудовать банды. Деревня стала вооружаться. В начале 1918 года через Рязанскую и Тамбовскую губернию возвращались с германского фронта войска, а вслед за ними идущие на подмогу Колчаку чехи. Составы останавливали на станциях, требуя разоружиться. На первых порах винтовки и пулемёты хранились на складах, но после стали расходиться по рукам.
Наряду с царскими банкнотами имели хождение талоны Керенского. Толку от этих и тех было мало, народ предпочитал натуральный обмен. Винтовку можно было выменять за курицу, а пулемёт за мешок картошки. Но это в начале! К лету цены поползли вверх. Народ быстро скумекал, если есть винтовка, ты можешь получить и курицу, и картошку.
Из трёхлинейки, отпилив приклад и укоротив ствол, делали обрез. О прицельной точности говорить не приходилось, зато его можно было спрятать под одежду.
Из-за участившихся грабежей люди с хуторов перебирались в сёла, при этом ограбленный, размышляя над своим положением, часто сам становился бандитом.
Возле родного дома старались не безобразничать. Уезжает мужик по делам, берёт инструмент, якобы на шабашку, и возвращается через три дня. Внешне всё выглядит обычно, зато его дети выходят на улицу с огромными кусками сахара и начинают грызть, никого не стесняясь.
В Богоявленском уезде с трепетом ждали продотрядов, обмозговывая, когда лучше начать жатву, чтобы опередить экспроприаторов, и куда после спрятать зерно. Беда пришла, откуда не ждали.
Красная Армия готовилась к наступлению на Южном фронте, но все карты перемешал Мамонтов. Казачий генерал, выполняя директиву Деникина, 10 августа перешёл реку Хопёр, по которой проходил фронт и устремился к Тамбову. Шесть тысяч отборных казачьих сабель, при поддержке артиллерийских орудий, разметали по сторонам красных и через пять дней подошли к Тамбову. Казаки двигались именно тем маршрутом, по которому их ордынские предки совершали набеги, громя тылы противника, взрывали мосты, обрывали линии электропередачи.
Красная Армия воевала сразу на нескольких фронтах, и не могла высвободить какие-либо части. Тамбов готовился к обороне, рассчитывая на собственные силы. Большевики мобилизовали население, вооружив рабочих, создали укрепрайоны, но всё решил случай. Ночью к белоказакам перешли два бывших царских полковника, возглавлявших оборону города. По наводке перебежчиков мамонтовцы ударили в незащищённые места.
Оборона красных посыпалась, Тамбов был взят. Белоказаки расстреляли комиссаров и активистов, отпустив по домам мобилизованных. Из желающих присоединиться к Белому движению сформировали два отряда. Мамонтов раздал крестьянам оружие со складов, рассчитывая, что они разойдутся по лесам и начнут наносить болезненные уколы красным. Из тех, кто знал воинское дело и умел сидеть в седле, сформировали второй отряд. Бывшие царские офицеры ушли с белоказаками, рассчитывая через месяц вернуться, а оказалось навсегда.
Мамонтов понимал, что сидеть в Тамбове ему не дадут. Сила конницы в манёвре. Оставив Тамбов, белоказаки подступили к Козлову, где находился штаб РККА Южного фронта. Большевики, полные решимости, кинули среди населения клич – оборонять Козлов до последней капли крови. Однако, увы, организовать оборону не смогли. Город пал, мамонтовцы со складов забрали всё нужное для ведения боевых действий. Артели и фабрики разрушили, что могли поджечь – подожгли.
Разгулявшись по степи, казаки зачищали сёла и деревни. Дальнейшей целью был Раненбург, где назначили общий сбор войска.
О нелюбви казаков к крестьянству, в штабе Белой Армии знали и потому к каждой сотне прикрепили офицера. Ставилась задача проследить, чтобы не обижали крестьян.
Ещё в самом начале Первой мировой Алексеев познакомился с Врангелем. В седле поручик держался уверенно, лошадей любил, с любым жеребцом или кобылой умел поладить.
После боёв за Царицын, Врангель окончательно убедился - этому офицеру можно доверять. Михаила Алексеева прикомандировали в один из полков Мамонтова. Поначалу, видя, как казаки уводят скот и забирают лошадей, Алексеев пытался их вразумить, переходил на крик, однако вскоре осознал бесполезность миссии.
Детские годы поручика прошли в родовом имении бабушки возле Козлова.
Перед рейдом Михаилу приснилась липовая аллея, заросший тиной пруд, флигель прислуги, построенный более века назад двухэтажный дом, картины, которые начал собирать кто-то из предков, столовая, библиотека.
Как только перешли Хопёр, в первом же селе, где разместились на ночлег, Алексеев увидел в крестьянской избе французскую книгу в кожаном переплёте. Это обозначало одно – рядом должно быть имение. На распросы хозяйка ответила, что выменяла её на хлеб, сама тут недавно и ничего толком не знает, зато первый встречный крестьянин сразу показал дорогу.
Основательно уставший Алексеев, вновь взнуздал лошадь и отправился посмотреть. Усадьба была полностью разграблена, и уничтожена в бессмысленной злобе.
Все стёкла оказались разбиты. Подниматься по лестнице пришлось по хрустящим осколкам. Алексеев невольно подумал, что если оступится и упадёт, то порежет руки и мундир. В поисках клада, рояль изрубили, дубовый паркет взломали и разбросали по комнатам. Гобелены изрезали на портянки. Фарфоровую посуду и маленькую мебель, судя по всему, растащили по хатам. Массивные двери и громоздкую мебель искромсали на дрова и увезли. Картины разрезали в поисках ценностей.
На втором этаже, где располагались библиотека и спальня, книжный шкаф был опрокинут, книги желтели разорванными страницами. За разбитой перегородкой поручик обнаружил разбросанные письма и фотографий. Нагнувшись, поднял одно с голубой каёмочкой, и прочитал, как хозяйка имения за два года до этого приглашала подругу на крестины дочери.
Когда Алексеев вернулся в избу, хозяйка выставила на стол угощения. Поручик шепнул есаулу, что она чует за собой вину, ибо участвовала в грабеже.
Алексеев посетил с десяток усадеб, и все они оказались дочиста разграблены. Благодушное настроение постепенно улетучилось. Ленинский лозунг «грабь награбленное» опьянял лучше всякой водки. После Тамбова замечаний казакам поручик уже не делал, с тревогой в сердце представляя, во что превратились любимые Озерки.
Не так рисовал он себе эту встречу. Думал, что вернётся с победой, и встречать барина выйдет верная прислуга… Но всё оказалось иначе.
Приезд барина начали обсуждать вороны, обустроившие гнёзда в вековом парке. Без садовника им была благодать. Дом чернел пустыми глазницами окон и выбитыми рамами, пруд превратился в болото. Как только по мощёной дорожке зацокали копыта, навстречу хозяину вышел старый лакей. Его парадный фрак оказался порван и основательно засален, седые нестриженные волосы выбивались из-под фуражки, а борода слегка шевелилась от ветра.
Михаил помнил Пантелеймона с самого раннего детства. Всегда опрятный и подтянутый, он производил впечатление доброго дедушки из сказки. Теперь же у него был жалкий вид. Прищурившись, старик разглядел барина, упал в ноги, начал рыдать и просить прощения, что не уберёг усадьбы. Алексеев спешился, обнял Пантелеймона как родного и тоже пустил слезу.
Усадьбу за полтора года грабили более десятка раз. Лошадей забрали, коров увели, птицу зарезали, сельхозмашины изломали, оранжерею, которую обожала бабушка, изничтожили. Прислуга, за исключением Пантелеймона, разбежалась. Старому лакею идти было некуда. Потеряв в детстве родителей, он воспитывался в имении, прикипел душой к барской семье и остался у Алексеевых в услужении.
- Михаил Николаевич, но я их перехитрил, - утерев слёзы, заявил камердинер. – Как только началось, на втором этаже в тайную комнату я спрятал самое ценное. Пойдёмте, покажу.
- Пантелеймон, нет, не пойду. Мне будет больно видеть то, что было так дорого. Что ценного осталось, распродай, теперь это твоё. Спасибо за службу!
- Да как же так, Михаил Николаевич? А картины? А резные стулья из красного дерева? А портсигары дедушки? А загранишные книги? Я ждал встречи с вами и сохранил, что смог! Это вещи вашей семьи…
- Да пойми ты, старик, некуда мне их девать, мы в походе! - прервал барин. - Я посмотреть заехал, но, чувствую, нет, не хочу это видеть!
Закинув ногу в стремя, Алексеев намеревался как можно быстрей покинуть усадьбу, но лакей его задержал.
- Погодите, Михаил Николаевич, я мигом.
Нервное напряжение хозяина передалось Орлику. Конь не желал спокойно стоять, крутил головой, переминался с ноги на ногу, и даже изобразил, что хочет укусить седока за коленку, требуя, как можно скорей покинуть нехорошее место. Поручик погладил Орлика по шее, почесал гриву, начал шептать ласковые слова, но конь не успокаивался.
К счастью, Пантелеймона ждать долго не пришлось. Подойдя ближе, он развернул перед барином дорожную сумку.
- Вот! С ней прабабушка ваша венчалась. Меня ещё на свете не было, но дедушка ваш рассказывал, что именно эта икона спасла Озерки от холеры. Когда напасть подступила, Крестный ход организовали, усадьбу и деревню по кругу обошли. Семистрельная злые сердца умягчает. Михаил Николаевич, возьмите!
Михаил икону вспомнил. Она висела в зале первого этажа. Кто приходил в гости, встречался взглядом с Богородицей. Богоматерь в серебряном окладе была изображена с вонзёнными в сердце мечами: три с правой стороны, четыре с левой.
Число семь обозначало горе, печаль и страдания в Её земной жизни. Потускневшие краски свидетельствовали о древности изображения, при этом глаза, как и когда-то, были наполнены умиротворением.
Прабабка Михаила выходила замуж по любви, но без родительской милости. Чтобы помириться с отцом и матерью, отправилась пешком к старцу. Тот странницу благословил и подарил икону. Семистрельная родительские сердца умягчила, дочь прощение получила, а икона сделалась семейной реликвией. По традиции, перед подобным изображение молились об исцелении от холеры, хромоты и расслабления, об умиротворении враждующих, умягчении злых сердец при вражде или гонениях.
- Спасибо, голубчик! Век тебя не забуду!
Поручик взял в руки образ Богоматери, спрятал в сумку и перекинул через плечо.
- Михаил Николаевич, что же теперь с усадьбой? Я не могу вот так взять и распродать вещи, которые мне не принадлежат. Я хранитель ценностей, но не хо…
- А я тебе говорю - продай! Теперь всё твоё. Победим, в городе жить буду, в деревню не вернусь. Некуда возвращаться. Если нас красные разобьют, заграницу уйдём. Так что, старик, прощай! Ещё раз, спасибо тебе за службу!
Проезжая мимо деревни, Михаил вспомнил, как катался с горки с мальчишками. Его дед построил для крестьян школу и содержал её за свой счёт, отец пожертвовал на церковь, бабушка и мать молодым девушкам помогали с приданным. За что бывшие товарищи по играм разгромили имение? Алексеев окончательно понял, что не любит русский народ. В случае победы, он и его сторонники будут этим народом управлять, но уже без любви.
При штурме Козлова, поручик на своём Орлике ворвался в город в числе первых. После, в честь победы белого оружия, отстоял рядом вечернюю службу. Батюшка казаков и офицеров благословил, окропив воинство святой водой. Казалось, теперь всё пойдёт легко. Ровная, как стол, степь идеально подходила для действий конницы. Не встречая сопротивления, они шли от села к селу. Красные, на которых хотелось сорвать злость, разбегались загодя и вот теперь никому неизвестное селение, где большевики забаррикадировались в церкви.
Основные силы с десятью пушками и множеством пулемётов обходили Новое Козьмодемьянское стороной. Отделившейся от полка сотне ставилось в задачу, найти телеги для разраставшегося обоза и мобилизовать в Белую Армию крестьян, сделав их кучерами собственных лошадей. Однако всё пошло не так. Исправных телег по дворам не нашли, а в конюшнях остались только клячи, которые могли упасть под тяжестью седла. Кроме кур, другой добычи не было - селяне к приходу казаков подготовились.
Спешившись, Алексеев из-за понурой хаты взглянул на площадь и оценил обстановку. Красный флаг со здания школы уже сбросили, но, если кто-то пытался подойти к храму, - следовал выстрел. Огороженная невысоким забором церковь представлялась надёжным укреплением.
- Эх, нам бы пушку. В момент двери бы вышибли, а вторым залпом всех смели…
- Ваше благородие, да что вы такое говорите? Мои станичники греха на душу не возьмут, - урезонил есаул.
Большая часть кубанцев принадлежала к старообрядцам и отвечала на выстрелы неохотно.
- Ну и чёрт с ними! Где амвон дверцу видишь? Палите по ним, не дайте высунуться. Я с тремя казаками через забор незаметно перелезу, бревно возьмём, попробуем её вышибить.
Услышав удары, Григорьев понял, что его перехитрили. Два железных засова не спасут, скоро малую дверцу вышибут и перестреляют их, как куропаток. Значительная часть патронов была израсходована, на долгое сопротивление рассчитывать не приходилось.
Вдруг сверху из-под самого купола прозвучал выстрел. Долбёжка прекратилась, казаки, бросив бревно, старались как можно скорее перемахнуть через забор. По куполу стали щёлкать пули.
- Братва, подкатите телегу с сеном поближе. Мне тут не удержаться, прыгать придётся! – прокричал с верхотуры Зорин.
Как он там появился? Может, выросли крылья, и он перелетел на купол с колокольни? Впрочем, думать было некогда, нужно было действовать. Подкатили телегу. Зорин сперва бросил винтовку, но промахнулся. Она с грохотом ударилась о каменный пол, разбив приклад. После, на всякий случай перекрестившись, прыгнул сам и угодил точно в сено, чему подивились не только товарищи, но и святые угодники.
- Пименов на колокольне. Боюсь не поднимусь, ему подмога нужна, - потирая ушибленную ногу, произнёс Зорин.
Главный вход располагался под колокольней, откуда Зорин, спустился на средний уровень, незаметно прополз по крыше, с винтовкой за спиной вскарабкался на ободок купола. Перехватываясь руками за выемки стены, прошёл по узкому декоративному выступу и оказался над казаками. Увлечённые, они не заметили опасности. Зорин понимал, что прицельно выстрелить не сможет, как и перезарядить винтовку, ибо левой рукой держался за выемку стены. Главной целью было отогнать от двери.
Когда пуля ткнулась в бревно, напуганные казаки ретировались. Опомнившись, принялись стрелять издали, но не попали. Проделать обратный маршрут не представлялось возможным - Зорина наверняка бы подстрелили. Оставалось одно: раскрыть оконце и прыгнуть внутрь церкви.
- Вот молодца! Отобьёмся, неделю водкой поить тебя будем! Сомов, мигом на колокольню. С Пименовым во все стороны глядите, не подпускайте их к церкви.
Пули щёлкали по фасаду и залетали внутрь, разбивая цветастые фрески.
- Судя по папахам и черкескам, это кубанцы. Донцы всегда с пиками, носят фуражки, гимнастёрки и синие шаровары с красными лампасами. С донцами было бы сложней. Среди кубанцев полным-полно староверов. От кубанцев отобьёмся, - подбадривал товарищей председатель.
Патронов оставалось мало, отвечали только если кто-то хотел приблизиться. Удалось серьёзно ранить одного нападавшего и подстрелить пару коней. Видя, как лошади мучаются, казаки добили их выстрелами.
День приближался к вечеру, наклонившееся небо злобно чернело тучами, намереваясь снести с колокольни крест, но на земле ситуация не менялась. Со всех сторон церковь была окружена казаками. Желая отомстить за лошадей и за ранение товарища, стрелять стали чаще, но пули не достигали цели.
- Какой ты есаул, если командовать не умеешь? Нужно было посыльного до обоза отправить, чтоб пушку прислали! Большевики церквей не жалеют. Со староверами тоже цацкаться не станут, - выговаривал Алексеев.
Чувствуя вину, визави молчал. Был приказ быстро пройтись по селу и вернуться в расположение полка. Они же основательно задержались. Вот-вот пойдёт дождь, казаки нужны при обозе, и раненому Семёну требовалась врачебная помощь.
- Ваше благородие, сотней командую я. Вы вправе доложить о случившемся полковнику Кривошеину, однако я отдаю приказ отходить.
Формально есаул был прав, но на душе у поручика скреблись кошки. Отборная сотня не смогла разбить десяток бродяг! В качестве наказания, казаки подожгли дом, где ранее висел флаг и несколько хат. От места боя Алексеев отъезжал последним, всю свою злость вкладывая в выстрелы.
Уверовавший в светлое будущее Пименов держал винтовку первый раз в жизни. Отдавая товарищам патроны, за весь бой он сделал всего два выстрела. Оставался последний, и израсходовать его он намеревался сам. С колокольни он видел, как казаки поджигают школу. Со школой долго не получалось, зато соломенные крыши хат вспыхнули как порох. Из погребов начали вылезать рыдающие бабы, но их отогнали нагайками.
«И что, они просто так уйдут? Нет, нужно отомстить!», - крутилось в мыслях.
Зарядив ружьё, Пименов взял на прицел последнего всадника, долго целился и наконец выстрелил. Пуля ударила в плечо, пробила лопатку и прошла навылет. Голова поручика закружилась, правая рука, которой он держал узду, беспомощно повисла.
Верный Орлик, чувствуя, что седок начал крениться, попытался его выровнять. С галопа перешёл на шаг, но ситуацию исправить не смог. Какое-то время поникшее тело болталось в стременах, но вскоре свалилось в кусты. Конь постоял рядом, но далее, испугавшись раскатов грома, пустился в галоп. Догонять эскадрон Орлик не стал, отправившись гулять по собственному маршруту.
После ухода казаков начался сильный ливень. Дождь, превратив дороги в болотистую жижу, не позволил огню перекинуться на другие хаты, Поручика хватились на следующий день. Думали, если пропал вместе с лошадью, наверняка отправился на доклад к Мамонтову, либо укрылся от дождя в какой-нибудь хате. Как позже выяснилось, в штабе его никто не видел, в расположении полка Алексеев так и не появился. Потери на войне - дело обычное. Возвращаться назад, чтобы искать поручика, казаки не стали.
Как только прозвучали выстрелы, Иван открыл погреб, и спрятал туда семью. Спустившись последним, остался возле лестницы, держа вилы наизготовку. Пол в хате был земляным, и погреб обустроили по-хитрому. Чтобы спуститься, нужно было отодвинуть топчан. Его приподняли и держали крышкой, когда дверцу опустили, топчан вернулся на место. Подпол копали, чтобы схоронить от продотрядовцев мешок с зерном, а вот пригодился, чтобы спрятаться самим.
Пятилетний Петька у Луниных был старшим. Если годовалой Машке и трёхлетнему Кольке мать приготовилась заткнуть рты, то Петька понимал, что нужно сидеть тихо. Возле дома раздался топот копыт, заскрипели петли амбара, им жалостно ответила дверь хаты. Сверху послышались шаги. Сердце от страха начало бешено колотиться, но всё обошлось. Если не считать кружевных занавесок и трёх высоких подушек – приданного матери, - взять в доме было нечего. Коня и коровы Лунины завести не успели.
Томившаяся в печи каша незваного гостя не интересовала. Наполненный инструментами хозяйский уголок, где Иван вырезал ложки, тоже остался нетронутым. Судя по всему, человек зашёл, посмотрел и поспешил дальше.
Дождь шёл всю ночь. Утром село вновь наполнилось людьми. В первую очередь осматривали хозяйство, пытаясь оценить ущерб, после спешили к церкви.
Отец Александр напутствовал всех словом Божьим, но его, кроме старух, мало кто слушал. В противовес священнику, председатель, наоборот, укрепил свой авторитет, и голос его звучал уверенно.
Лунины жили на окраине. Отпросившись у матери, Петька вместе с товарищами захотел посмотреть на сожжённую школу и церковь. Собирать гильзы взрослые пацаны не разрешили. Оставалось разве что исследовать собственную улицу, но и здесь не повезло. Кто-то из соседей обратил внимание на примятые кусты. Спустились вниз, а там убитый офицер. На вид ему было не более тридцати. Русоволосый и худощавый, он умер мгновенно. Куда делись портупея, форма и сапоги, никто не видел, но к приходу священника он лежал в одном нижнем белье.
Григорьев категорически запретил хоронить белогвардейца на местном кладбище. Несчастный, при содействии отца Александра, упокоился на выселках, неподалёку Луниных.
Расстроенный Петька, переживая, что не нашёл ни одной гильзы, решил исследовать кусты, где обнаружили офицера. Рядом ничего интересного не было. Хотел уже уходить и тут заметил в траве сумку. Схватив её, он пулей полетел к дому. Развернув находку в сарае, снова расстроился. Думал найти оружие, а тут расчёска, очки, блокнот с записями и икона.
Петька обо всём рассказал матери. Судя по дорогому окладу, икона была из монастыря, либо принадлежала богатым людям. Мать рассудила: дескать, это не Петька нашёл икону, а икона новым распорядителем выбрала Петьку.
Изображение казалось необычным - Богородица без младенца, а её сердце пронзали мечи. Посоветовавшись с мужем, женщина решила: если идёт война и убивают людей, то и в небесных делах всё непросто. Икону необходимо спрятать и до поры до времени никому не показывать.
День за днём тянулись недели, месяцы, годы. Петька пошёл в школу, отучился и вырос крепким и смышлёным парнем. Отец Александр умер, Новое Козьмодемьянское осталось сперва без священника, а потом и без церкви. Приехавшая комиссия строго следила, чтобы никто не забирал из храма иконы. Всё церковное сжигали на площади.
Спилить кресты получилось только с третьего раза. С пережитками прошлого активно боролись, однако в дома не заглядывали, сохраняя право тёмного крестьянства на вековые предрассудки.
Если шила в мешке не утаишь, то на деревне секрета не спрячешь. Церковь превратилась в зернохранилище. Молодёжь религия не интересовала, а старики, узнав, что у Луниных есть особая икона, стали приходить к ним в дом для поклонения.
* * *
- Степаныч, ты посмотри, опять сверху сигали. Вот ведь черти! Высоты не боятся! – указывая на собранное зерно, посреди которого чернели ямки, возмущался сторож.
- Да, непорядок. В школу ходим, с учениками беседуем, не помогает. Многие комсомольцы, а туда же, – отвечал агроном.
Степаныч хотел обматерить сорвиголов, но не успел. В этот момент подошли дедушка с внуком. Сквернословить при ребёнке представитель сельской интеллигенции не стал, взял накладную и молча её подписал.
- Всё утро за вами бегаю. Бензонасос полетел, но я управлюсь. Прокладку на складе получу и сам всё отремонтирую, - на одном дыхании выдал Пётр Григорьевич, на что агроном одобрительно кивнул.
Пётр Лунин считался в колхозе старейшим водителем. Сидеть на пенсии бывший фронтовик не мог. За баранкой провёл большую часть жизни, и расставаться с любимым делом не собирался.
Сашка жил в Москве, но каждое лето проводил в деревне. Ему нравилось смотреть, как дед заводит машину, крутит баранку и переключает передачи. Утром дед выезжал рано, зато вечером они вместе ездили забирать с поля доярок. Дед помогал женщинам заталкивать бидоны в кузов, и они, устроившись поудобней, всю дорогу пели песни.
Неведомых мест в селе и окрестностях для Сашки не существовало, а в зернохранилище он оказался впервые.
Мальчишка с интересом изучал бывшую церковь. Одна из боковин центральной части была переделана под ворота. Машины заезжали и ссыпали зерно на пол. Под высоким куполом суетились ласточки, а на старинных стенах проступали лики, глядя на которые в душе зрело чувство тревоги.
В Москве собственной квартиры у Сашкиных родителей не было, ютились в коммуналке. Как-то раз, притворившись спящим, сын посмотрел вместе мамой и папой кинофильм «Тучи над Борском». В финальной сцене, когда хотели распять Олю на кресте, Сашка не выдержал и заплакал.
- Говорила тебе, переключи на другую программу! - накинулась на отца мать. – Сашенька, не бойся, всё хорошо. Мы тебя любим, и никому в обиду не дадим.
Икон дома не держали и ни в какие церкви сына не водили. Отец считал религию пережитком прошлого, которое должно тихо отмереть вместе со стариками. В родительском доме он снисходительно смотрел на красный угол, а если зажигали лампаду, старался не обращать внимания.
В деревню Сашку привозили в начале июня и забирали в конце августа. Из развлечений были: езда на машине, рыбалка, сбор ягод, походы в гости. В соседских хатах неизменным атрибутом являлись гора подушек, развешенный над кроватью ковёр с богатырями, рамка с фотографиями и угол с иконами. Со временем внук понял, что дедова икона необычная. Обрамлённое окладом изображение не было фотографией, как у соседей. Судя по всему, икона была древней, нарисованной на едином куске дерева.
Когда наведывались соседки, бабушка отправляла мальчика прогуляться. Как-то раз, прежде чем войти, он заглянул с улицы в окно. В зале, прямо на полу, расстелив коврик, две бабки стояли на коленях, крестились и отвешивали поклоны.
Сашку охватил страх. Тёмные люди, верящие в непонятного бога, вызывали оторопь. И почему они ходят именно к ним? Более других Сашка боялся Сергевну. Сколько было лет соседке, никто не знал. Морщинистая и суетливая, она жила в старом кирпичной доме, ходила в чёрных одеждах, и неизменно тараторила молитвы.
В Москве с папой, а позже с классом, он несколько раз побывал в планетарий. Запрокинув голову, смотрел как на тёмном куполе движутся планеты и звёзды. Лектор объяснял устройство Вселенной, не оставляя места для Бога.
«В деревнях планетариев нет, поэтому верят во всё тёмное», - думалось Сашке.
Дед, в отличие от бабушки, религиозностью не отличался, и внук решил с ним поговорить.
- Дед, а кто в кучу зерна прыгал? На кого сторож жаловался?
- Ой, Сашка, это началось давно! Во время войны первый председатель рассказал, как они в гражданскую от белых отбились. И вот теперь, кому в армию идти, под купол лезут и в зерно прыгают.
- И папа мой прыгал?
- Я твоего отца строго-настрого предупредил, дескать, накажу. После узнал, обманул он меня. Но теперь его, как в детстве, розгами не надерёшь.
Сашка решил продолжить тему с бабушкой. Углядев с сарая, что пастух пригнал стадо и как коровы двинулись по домам, открыл ворота и загнал Зорьку в стойло. Нагулявшаяся телушка тяжело дышала, от разбухшего вымени пахло молоком. Сашка помог бабушке согреть воды. Та взяла тряпку, протёрла вымя, и по пустому ведру привычно зазвенели струйки.
Желая угодить, внук выпил два стакана парного молока, и осторожно начал:
- Ба, а икона, что у нас в зале, она старинная? Почему старухи приходят и на неё молятся?
- Её дедушка во время гражданской войны нашёл. Они на выселках жили, наш район к Рязанской губернии относился. В Тамбовскую уже после определили, и Богоявленск в Первомайск переименовали.
- Ба, ну при чём тут Богоявленск? Это когда было? Теперь и самолёты по небу летают и космонавты. Леонов в космос выходил и никакого бога не видел!
- А Бог Леонова видел. Всё, что вокруг, в том числе нас самих, Бог создал. Ты погляди, Сашка, какая земля сухая. Пыль по дорогам столбом, а на полях всё сохнет. Соседки сказали, в воскресенье о дожде молиться пойдут. Попросили нашу икону. Ты тоже с нами пойти можешь.
Посеревшая земля была изрыта трещинами. Наполняя бочку, Сашка ежедневно поливал огород. Воды в колодце оставалось на самом дне, и его лейка картофельное поле не спасала. Ботва желтела и сохла, наклоняясь всё ниже и ниже.
Мальчишка решил: «В воскресенье пойду со старухами, посмотрю, как молиться будут».
Накануне спалось неспокойно. Снились чёрные бабки, которые во главе с Сергевной, хотели распять его на кресте. Но разве это согласуется со званием октябрёнка? Командир звёздочки испугался каких-то бабок? Нет, он не трус и посмотреть на дремучих людей пойдёт!
Утром он быстро собрался, хлебнул чая и отправился вместе с бабушкой, которая нарядилась по-праздничному, достала вышитый рушник, обернула икону и вышла во двор, где её уже ждали соседки. Шествие растянулось по селу. Сашка стыдливо плёлся в конце. Прошли мимо церкви, повернули на Попов пруд, миновали плотину и оказались в поле.
Расправлявшее лучи солнце обещало жаркий день. Над золотистой пшеницей суетились стрижи. Понурые колоски казались большим засохшим гербарием. Отмахиваясь от мух, старухи не прекращали пения.
Наконец, процессия свернула в посадку, где посреди полянки возвышался стриженный холмик. Сашка раньше приходил сюда по грибы, но могилки не видел. После закрытия церкви народ стал ходить на это место, чтобы просить о дожде.
Женщины достали из кустов самодельную подставку, куда бабуля определила икону. Встав на колени, они затянули молитву. Сергевна голосила, другие подхватывали. Натруженные руки складывали пальцы щепоткой и перекрещивали тела.
Мальчишка убедился, что старухи опасности не представляют, и тихо сидел в сторонке. Время шло, становилось всё жарче, а воды он с собой не взял. Прикасаться губами к кружке, из которой пили все, не хотелось, как и идти домой одному.
Сашка обдумывал, как рассказать об увиденном маме и папе? Мать строго предупредила, чтобы отец поговорил со своими, и чтобы внука оградили от религии. А вдруг на следующий год не пустят в деревню? Нет, про отсталых старух лучше умолчать.
На обратном пути молитв не пели. Когда вернулись в село, компания распалась. Появившийся ветер приближал тучи, и все стремились быстрей укрыться. Первые капли начали уверенно барабанить, как только бабушка с внуком добрались до дома.
Дождь шёл в течении часа и окончился также внезапно. Листья и травы засверкали каплями, словно женщины серёжками, а взбодрившиеся петухи, расцарапывая лапой почву, начали подзывать кур. Через полчаса небо прояснилось, и о дожде ничто не напоминало.
«Чудес не бывает! Просто случайность. Прилетел ветер, пригнал тучи, и никакой бог ни при чём», - думалось Сашке, но спорить с бабушкой не стал. Когда вечером лёг спать, в полудрёме услышал родной голос:
«Это Семистрельная! Я всю войну перед ней на коленях стояла, чтобы дедушка живой вернулся. Воткнутые мечи - это грехи человеческие, которые Матерь Божья на себя взяла!»
Ушли в мир иной Сашкины дедушка с бабушкой, а потом и родители. Достигнув зрелого возраста Александр понял, что историю своей семьи совсем не знает. Пётр Григорьевич о войне не рассказывал. Впрочем, его и не спрашивали. Был на фронте – и этим всё сказано.
Уже после смерти дедушки Александр выяснил, Петра Лунина призвали в армию в 1934 году. В ту пору служили пять лет. Лунин успел поучаствовать в Польском походе РККА. Демобилизовавшись, вернулся в родную деревню, женился, родилась старшая дочь. В сентябре 1941 года его вновь призвали в армию. Бабушка уже была в положении и родила папу в феврале 1942 года.
Дедушкин огород размером с половину футбольного поля, шёл под уклон и упирался в ручей. Каждый год бабушка находила на грядках монеты и отдавала внукам. Откуда они в таком количестве, никто не думал.
Тот факт, что Луниным выделили землю, отрезав её у родителей Сергевны, той самой соседки, которую Сашка в детстве боялся, стал открытием. Семья Сергевны занималась водочным производством. Мужики шли к ним за выпивкой, по дороге теряя монеты. Оказывается, соседей раскулачили, при этом Сашка разговоров на эту тему никогда не слышал.
Александр с годами изменил своё отношение к религии, и одной из причин тому стала Семистрельная. По наследству она перешла от деда к отцу и потом оказалась в семье Александра.
Всматриваясь в лик, он неизменно отмечал, что краски не тускнеют. Сходил в церковь, узнал историю обретения, записал молитву, которую принято читать перед образом.
Иногда казалось, что Богоматерь погружена в себя и обращённого к ней не замечает; в другой раз, наоборот, слегка улыбаясь, приглашала к разговору. С годами пришло понимание, просить Семистрельную о заступничестве допускается в самом крайнем случае. Можешь без этого обойтись – лучше не проси.
Более десяти лет Александр Лунин проработал на Севере. Когда договор закончился, отправил домой вещи контейнером, а сам поехал поездом. Сумку, где лежала икона, ночью хотели украсть, вытащили и понесли в тамбур. Не вышло! Воришка споткнулся и грохнулся на пол, разбудив пассажиров.
В духовном мире свои законы, которые не всегда понятны простому смертному. Одно можно сказать точно, обретаемая икона не переходит к кому-то. Икона сама назначает хозяина.