Так проходила его жизнь, пока однажды его сознание не раскрылось для таких потрясающих картин, какие не дано узреть обычному человеческому глазу. В ту ночь была разом преодолена гигантская пропасть, и загадочные небеса спустились к окну одинокого мечтателя, чтобы смешаться с воздухом его тесной комнатушки и сделать его свидетелем невероятных чудес.
Г. Ф. Лавкрафт
Усеянная крошечными песчинками тусклая мантия, переливающаяся смутной дымкой, из-за которой льдистые крупицы то и дело меркли, превращаясь в невзрачные, но такие же недосягаемые точки, обволакивала давеча пылающее небо. Тяжёлый свод, висящий над сонными просторами, погас, спустив сверкающее солнце за сине-жёлтую линию горизонта — единственное свидетельство существования раскалённого шара, неведомо куда исчезнувшего с вечернего неба. Чуть темень охватила бесформенное пространство, чернота разверзла мириады блестящих глаз. Безучастные гранулы вечного космоса сияли привлекательным свечением, притягивая пытливое внимание одиночек, любовников, хмурых и больных — всех мечтателей могучей Земли.
Среди мечтателей разных мастей, переживающих схожие события длинной и противоречивой жизни, нашёлся один юноша. Он сидел на отлогой крыше крыльца деревенского дома и с безумным любопытством всматривался в далёкую гладь угольного моря, по которому еле-еле плыли белесые кораблики — звёзды. Неустанно сужающиеся и расширяющиеся зрачки, содрогание тонких пальцев, полностью замершее сердце — то, что отличало этого фантазёра от множества созерцателей. В отличие от большинства, он словно чувствовал настроение неба, смеялся вместе с ним, со слезами на щеках успокаивал его, когда завеса пыли преграждала соблазнительный блеск.
Может показаться, что ответов с неба он не получал, но это будет постыдная наивность! Любовь мечтателя отзывалась в сумрачном полотне смущением, и оно, краснея, посылало поток из горящих частиц прямиком на Землю в надежде, что созерцатель поспешит отыскать дары звёздного неба. Юноша никогда не бросался к подаркам любимого пространства, что несколько тревожило и в то же время радовало небо — ведь если ему нет дела до наград, то его любовь можно назвать безусловной, необъятной и таинственной.
Бывало, какие-то обстоятельства задерживали парня, потому он не успевал приходить на крышу сразу после заката. Миллионы огоньков глядели на узкое окошко чердака, в которое обычно протискивался мечтатель, но ни одна фигура не появлялась там вплоть до полуночи, когда слабая рука приподнимала рваную штору и ступала на замшелую кровлю. Вернувшийся юноша ложился на крышу, распугивая маленьких пухлых птиц, и вопрошал к своему другу:
«О, ответь, всемогущий простор, отчего эти тяжбы выпали на мою участь? Скажи мне, почему нельзя просто видеться каждый вечер, проводя наедине всю ночь, спать целый день и возвращаться сюда? Тиски, расставленные на каждом тщетном миллиметре моего существования, давят без жалости! Чтобы ни делал, всё валится из рук! С кем бы ни говорил, некому приоткрыть заслонку измученной души! Ни один человек не дарит любовь, какую несёт глухое небо! Тысяча слов людей в сравнении с твоим молчанием — пустой звук, писк фальшивого существа!»
Бездонное море обольщалось, и звёзды вспыхивали со стократной силой, лишь бы своей яркостью затмить беды верного обожателя. Тогда Жираф, подгоняемый Персеем и оберегаемый Возничим, мчался по небу, устремляясь к Рыси, которая следовала по пятам за Большой Медведицей. Псы в эти минуты прижимались к Волопасу, а Геркулес начинал бой с Драконом, дабы потешить страдальца. Лебедь с Ящерицей, передав Лиру мудрому Цефею, слушали мелодию, что объединялась с пением Кассиопеи в единую композицию. Восторженный созерцатель с благодарностью взирал на юную Андромеду, а та, застенчиво отводя глаза от парня, шепталась с Малой Медведицей.
Всякий раз после трудного дня, полного невзгод и ханжеской морали, мечтатель попадал на крышу, вопреки предосторожностям старых отца и матери. Здесь, на крыше, начиналась подлинная жизнь, лишённая юношеской похоти, девичьей фанаберии, взрослой лени и преклонной безысходности. Воцарившаяся над миром темнота вобрала в себя трепетную веру, горячую любовь и неистощимую надежду.
Необозримый купол не переставал удивлять космическими чудесами, и каждый вечер запоминался лучше предыдущего. Парня поражали театральные и музыкальные представления, даваемые великим небом лишь для одного поклонника. Как беглый взгляд Андромеды грел искалеченное миром сердце, что жаждало признания и страсти! Благоразумный Персей не злился из-за влечения девушки к другому, ибо знал, что семейство Цефея, отважный Геркулес и волшебный зверинец никогда не спустятся на Землю.
И вот однажды парень, по своему обыкновению, вылез из окна чердака против воли родителей. Лёжа на залитой светом дряхлой крыше и наблюдая за небом, по которому медленно тёк призрачный туман, он грезил о заветном путешествии к звёздам. Если бы древние небеса спустились к крыше и незримой силой подхватили одинокого мечтателя, вознеся его к цветным гигантам, к гармоничным созвездиям, то ликование охватило бы всё существо созерцателя. Оставив бренную, порочную жизнь, он бы перешёл в небесное царство, испещрённое очаровательными точками. Увы, ни обитатели простора, ни само исполинское пространство не могут позволить дивному визиту стать явью.
Парню виделся нескончаемый космос с его грандиозными фигурами и огнями, сияющими пунцовыми и лазурными цветами. Ему почудилась долгожданная встреча: выбравшись из крепких объятий Геркулеса, мечтатель кланяется Цефею и его супруге, жмёт руку Персею, глядящему с некоторой ревнивой насмешкой, и застывает перед своей возлюбленной — перед Андромедой. Вечером, когда мрак сгустится над Землей, юноша поведёт прекрасную девушку вглубь мифической Эфиопии, чтобы прилечь и направить взор к прочим звёздам и на постылую блеклую планету. В тот миг его взгляд скользнёт по милой Андромеде и заметит… что из её левого бедра сочится чёрная кровь. «Злодей Персей! Как ты посмел поднять оружие на невинную даму! Андромеда, любовь моя, прошу, не умирай! Не закрывай глаза! Я перевяжу рану, если только хитрюга оставит нас в покое! О, он бродит и готовит новый удар! Не бойся, родная, мне удастся одолеть убийцу!»
Рубиновая звезда Мирах, находящаяся в левом бедре созвездия Андромеды, испарилась, будто она никогда не существовала на небе. Низвергнутая в тёмную пучину звёзда озадачила и всполошила парня, и безмятежность небесной бесконечности исчезла вслед за Мирахом. Убедившись, что ни одно облако не скрыло точку, мечтатель прищурился в надежде разглядеть бордовый призрачный луч, но небо дарило лишь холод. Юноше показалось, что какой-то бесхребетный вор ограбил его, вытащил из тайного хранилища сверкающий камень и умчался вдаль, бороздя угольные виражи.
Вид угасающей девушки пробуждал разноречивые чувства, и вскоре в неподвижно лежащем парне стали бороться всякие догадки, дурные мысли и глупые компромиссы. Бесшумные слезинки покатились по щекам и созерцателя, и Андромеды. У Персея на лице читался страх, о причинах которого не получилось высказать никаких предположений. Герой постарался попасть во дворец, желая, видно, что-то объяснить, но взволнованный отец, не совладавший с гневом, выгнал его.
Привычный ток жизни оборвался, словно огромный валун упал в русло реки и разбил течение на два бурных потока. Тучи заволокли девушку — через мгновение небосвод спрятался за плотной баррикадой, постепенно превращающейся в монотонное свинцовое одеяло. Падающие на Землю космические слёзы замерзали из-за боли, и вскоре множество снежинок закружилось над головой юноши. Ему пришлось залезть обратно в дом, спуститься с пыльного чердака и лечь в постель.
Сон не подступал. Охваченное волнением сердце колотилось, как бешеное. Неприкосновенное счастье, которому не могли препятствовать ни родители, ни учёба, разорвалось на части, став жертвой вспышки зависти. Однако, быть может, Персей не виноват, и парню открылось малоизученное явление? Решив придерживаться всех теорий одновременно, фантазёр поклялся во чтобы то ни стало отыскать ответ на загадку природы.
«Нет, — думал мечтатель, — цикл жизни такой звезды завершается вовсе не так. Мирах просуществовал бы миллионы лет, расширяясь, прежде чем его внешние слои были бы унесены в космос. В итоге должен был появится белый карлик. Но красный гигант просто-напросто испарился, бесследно исчез, скатился с неба в неведомое место, где скоро будет полным-полно горемычных звёзд. Что за жуткая эпидемия поразила небо? Какой коварный маньяк открыл сезон охоты на звёзды? Это предстоит выяснить!»
Итак, поиски разгадки начались в Интернете и в энциклопедиях, но ничто не дало решительного ответа. Либо Мирах угодил напрямую в чёрную дыру, либо увиденное ночью — результат искажения света. Парню не понравились такие догадки, так как они означали прекращение самопального исследования, а он в последнюю очередь собирался положиться на профессионалов. Сотни мыслей гнездились в бедной голове, однако все предположения терпели крах.
Бесполезный поиск длился бы целую вечность, если бы не феноменальное стечение обстоятельств, приподнимающее завесу немыслимой тайны. Трудно описать какую благодарность хотел выразить юноша, впервые в жизни гордящийся тем, что его безликое окружение состоит из ротозеев. Будь ты в школе, на улице, дома, их хватит с лихвой, потому неудивительно, что весть о пропавшей без вести старухи дошла до исследователя с молниеносной скоростью.
Вернувшись с работы пораньше и сняв униформу школьного охранника, отец сел за стол и, пока его жена наливала суп в тарелку, рассказал о пропаже бабки и сектантских записках, найденных под тумбой в её квартире. Служители закона выудили порядка трёх листков странного содержания, на которых красовались чёрные пятиконечные звёзды. Отец не забыл отметить, что до прихода полиции в квартире, надо полагать, произошёл приступ безумия, ибо тумбы стояли и в коридоре, и в комнате, где им вообще не было места. Кроме того, были обнаружены вещи семнадцатилетнего паренька — внука старухи.
Похищение бабушки и внука шайкой сектантов нисколько не поколебало созерцателя, и он, сообщив родителям, что идёт гулять, помчался прочь из Ядвижска и двинулся в сторону Вожовника, где произошли умопомрачительные события.
Тридцать километров по глухой дороге, окружённой с обеих сторон мёртвым заснеженным лесом. Энтузиазм улетучился примерно на пятом километре, то есть через двадцать минут после начала путешествия. Какой чёрт дёрнул одинокого мальчишку совершить двухчасовую пешую прогулку до соседнего города, о котором, между прочим, ходят мрачные слухи! Говорят, что в Вожовнике пропадают бродячие животные. Уж неизвестно, кто именно уничтожает бедолаг, но все тревожные колокольчики гремели о проклятии Вожовника. И сумасшедший парень мало-помалу начинал понять, какую ошибку он совершает.
С другой стороны, желание докопаться до истины превозмогло. «Истина открывается в тиши тем, кто её разыскивает», — беспрестанно голосила учительница химии. Интересно, что воспоминания о школе и прочих весёлых и печальных моментах настигли мечтателя по дороге в ад, как будто предсмертное видение сошло к нему из загробного мира. Рокот раздавался в небе, сотрясая твёрдость намерений юного звездочёта. Острые ветви деревьев торчали, напоминая колы, которые могли с лёгкостью проткнуть ветошное тело.
Чем дальше ноги несли фантазёра в забвенный город, тем чаще полотно облаков темнело в готовности рухнуть морозным дождём на слабую фигурку. Несмотря на возможность лишиться жизни или рассудка, парень шёл вперёд в ужасающем безмолвии, которое изредка нарушалось невнятным свистом птиц. Белые просторы земного существования создавали новые испытания тому, кто отважился покинуть спокойный мир ради правды.
Черты ядовитого города выступили сквозь дымку, и прежде чем войти в Вожовник, мечтатель застыл, воображая возникший перед ним ураган печали. Мысль, что мнимый и бездарный мальчишка сумеет разгадать секрет вселенского масштаба, двинула юношу в город. Блуждая по дворам панельных домов, парень взял в привычку оглядываться каждые десять секунд и прислушиваться ко всем шорохам. Однако пятиэтажные крепости молчали, даже ветер не завывал, скользя между стенами.
Озябшие пальцы нервно постукивали по штанам, и челюсть дёргалась от колючего холода, насквозь пронзившего незваного гостя. Тишина напоминала одобрение, но на самом деле город старался спугнуть заблудшую душу до тех пор, пока дьявол не обрушился на неё страшной карой. Отсутствие бездомных животных фантазёр списал на лютый мороз, жуткому заговору молчания птиц и ветра тоже нашлось объяснение — словом, парень подбадривал себя изо всех сил.
В приюте обнаружился первый и единственный человек на весь город — девушка лет двадцати. Разузнав у вполне психически здоровой девушки, где находится квартира исчезнувшей старухи, созерцатель побрёл к своей цели. Больше никого он не повстречал, потому его опасение стало расти — неужто после новогодних праздников население безоговорочно вымерло? И вправду, даже в маленьком поселении найдётся двойка-тройка праздношатающихся жителей. Складывалось впечатление, что Вожовник опустел, превратившись в город-труп. Было страшно представить, что заставило людей сгинуть с этих улиц.
Богомерзкий дом, возвышающийся над мелкой игрушкой спутанных дум, не вызывал подозрений — из многих окон лился обыкновенный электрический свет. Ничего примечательного ни в окнах, ни на дверях, ни во дворе, но что-то определённо выбивалось из привычного. Вероятно, дело в гнилом запахе, распространяющемся на улицу сквозь плотно закрытую подъездную дверь. Лапы любопытства затянули мечтателя в затхлый подъезд, и он надеялся, что они вернут его во двор, как только откроется секрет испарившейся звезды.
Гнилостная вонь ударила визитёра так, что поначалу он попятился назад. Но вскоре созерцатель, зажав нос, понёсся вверх в поисках квартиры №13. Лифт не работал, впрочем, бесполезно искать, то и дело перемещаясь по этажам. Всемогущий запах тухлого мяса не ослабевал даже с подъёмом вверх. Когда парень отыскал квартиру, зловоние усилилось.
Номер сулил погибель юноше, однако он решился сорвать бумажку, оставленную полицией, и зайти в открытую дверь (как сообщала местная газета, ключей от квартиры сотрудники правоохранительных органов не обнаружили).
Данное отцом описание полностью соответствовало действительности — умалишённый расставил тумбы где попало, и все помещения оказывали дурное влияние на человека. Изучив расположение тумб, парень понял, что обитатели квартиры не лишились разума, а пытались обезопаситься от могущественной силы. Зашторенные окна подтвердили это, но поставили новый вопрос: неужели опасная секта могла влезть через окна? В квартире были две спальни, кухня и уборная. Все комнаты, кроме уборной, стояли как бы в ряд, потому мечтатель, не покидая коридора, убедился, что посторонних здесь нет.
В спальне, где висела книжная полка, царил полнейший беспорядок. Наверное, тут нашли три сектантские страницы. Подойдя к кучке книг, парень принялся осматривать их, затем он покопался под тумбой. Тщетные поиски продолжались пять минут, и вскоре нагнетающее безмолвие расстроило нервы гостя. В спешке он отодвинул тумбу и наткнулся на слой пыли, кучу фантиков и прочий мусор.
«Больше никогда сюда не вернусь, — шептал мечтатель, несмотря на ком в горле. — Стоит проверить за шкафом». Созерцатель налёг всем телом на громоздкий шкаф и глянул на заднюю стенку. Там что-то было. Точно! Что-то тонкое! Сквозь боль в спине он сдвинул шкаф и быстрым движением сорвал прикреплённую скотчем тетрадь. «Ацинмейат. Перевод на русский», — гласил заголовок, размещённый над чёрным овалом с четырьмя отростками, которыми нелепое создание как бы держало рукопись.
Бывает так, что психика человека отключается, когда он в маниакальном порыве гонится за бредовой идеей. Увы, если разум возвращается к работе, то накатывает волна паники. Именно такое чувство овладело мальчишкой в момент осознания того, что он проник в опечатанную квартиру, оставил следы пребывания и похитил важную улику. Небрежно нарисованная клякса на обложке тетради вторглась в рассудок созерцателя и поколебала стены его гонора. Воспрянув от ребяческого аффекта, юноша метнулся из квартиры и побежал по лестнице, где его вновь настиг слезоточивый и удушливый запах. Мечтателю привиделось, что пары яда поднимались из глубин подъезда, минуя пол. Казалось, горло сжалось до предела.
Подъезд, от которого разило смертью, остался вдалеке, и парень наконец сделал глоток чистого воздуха, морозность которого обожгла огненные внутренности. Биение сердца тревожными импульсами ползло по всем конечностям, потому звездочёт с изуродованным сознанием вздрогнул и вскрикнул, увидев пятно, взирающее с обложки загадочного сочинения. Ему захотелось швырнуть поганую тетрадку в сугробы, но жалость к Андромеде заставила скрутить рукопись в трубочку и засунуть её в карман.
Крылья первобытного ужаса нависли над шагающим по городку парню, который боялся даже предположить, под чей колпак угодил и чей гнев навлёк он. Все раздумья путались пуще прежнего, создавая невообразимо мерзкие цепи, тянувшиеся до глубины сознания. Примитивное отрицание не помогло. Напрасно жалкий идеалист сглаживал края — они всё равно впивались в хрупкий мозг. Подверженный кошмарной коррозии парень ускорил шаг и через десять минут уже бежал по дороге, ведущей в Ядвижск.
Занесённая снегом полоса устремлялась вперёд, сужаясь и обрываясь в точке на графитовом горизонте. Приближение созерцателя никак не сказалось на виде — дорога шла-шла в ложную даль. Однообразные голые деревья и величественные сосны толпились у дороги, посмеиваясь над трепещущим путником то карканьем, то свирелью. Мечтателю всё время казалось, что нечто неизведанное крадётся по пятам и что оно выглядит в точности, как четвероногий монстр на тетради. Правда, он не видел этого существа, но чувствовал, как ползучая смерть подготавливает колкие клыки.
Чудовищная загадочность двухчасового путешествия в Вожовник сменилась противным страхом обратного пути. Скрытое за пепельным покрывалом солнце, должно быть, спускалось в сонные чертоги, раз округа стремительно теряла белые оттенки и выцветала до чёрного цвета — цвета космоса, цвета надежды, цвета смерти. Он дал заклятье не думать о ней слишком часто, но еженощно мысли о самоубийстве посещали его подростковую голову. Однако он знал, что небо с созвездиями и Андромеда с родителями рады видеть его на обшарпанной крыше крыльца. Впрочем, его скучающая душа с её двойственной натурой всегда пребывала в диапазоне между героизмом и безумием, между жизнью и смертью, между забавами и тотальной пустотой.
Дорога привела бредущего вслепую путника к городу, где двухэтажные панельные дома соседствовали с неказистыми деревенскими, в каком жил мечтатель. Параноидальная боязнь почти что растаяла, и вместо неё в сердце заняло место хладнокровие. С ним он отвечал на вопросы родителей, с ним он болтал о какой-то чепухе с одноклассниками и с ним он входил в покосившийся домишко. Хотя сейчас что-то брезжило в ушах, поэтому холодность уступила трон рассеянности. Созерцатель оторопел, но проскочил в свою комнату мимо дремлющих под звуки новостей родителей.
Там он, достав из кармана куртки переведённое на русский язык сочинение, переоделся и принялся гадать, что означает мутное словечко «Ацинмейат»? С помощью Интернета мечтатель понял перевёрнутую вариацию слова: с польского «тайемница» переводилась не иначе как «тайна». Юноша сел за письменный стол и принялся вертеть рукопись. Кроме огромного монстра и названия, снаружи ничего не было. Тогда содрогающиеся пальцы осторожно открыли тетрадь.
«Переведённый с обратного польского языка на русский одной бедной женщиной «Ацинмейат» Свенцицкого Войцеха Казимировича уже не имеет надобности распространять свои секреты, однако мне стыдно вычеркнуть уважение к истине. По этой причине я написала перевод, хоть нужды, повторюсь, нет. Отмечу, что мне удалось перенести в это издание не только основной текст, но и все авторские рисунки и записи, лишь косвенно связанные со смыслом сочинения. Кроме того, я постаралась повторить нервный кривой почерк бедолаги Свенцицкого».
Предисловие от благоразумного переводчика повесило напряжение в воздухе. Задев его, продолжив чтение, парень рисковал нанести удар сатанинским пером по черепной коробке. Чтобы облегчить впечатление, созерцатель пролистал тетрадь, посмотрел все рисунки и вернулся в начало.
Мазутные рисунки навеки вечные остались на сетчатке читателя. И чёрная масса с четырьмя щупальцами, тянущимися к пятиконечной звезде, и скрещённые мечи, и высокая тварь в водоёме, и такой же уродец у звезды, и неуклюжий кот, будто нарисованный ребёнком, и смолистая клякса с четырьмя большими щупальцами, с двумя парами извилистых щупалец, расположенными снизу и сверху, с двумя разорванными ободками, выходящими из левой и правой части — всё засело в памяти, сохранив тёмную небрежность. Был также рисунок, изображающий сцену, по всей видимости, гибели пятиконечной звезды, которую пожирают чудище с обложки и его премерзкое подобие с множеством отростков. На последней странице помещался урод с сегментированным телом, с худыми руками и плавными линиями вместо пальцев. Существо со странным хвостом глядело глазами-растениями, выросшими из большой утиной головы.
Смятённый мечтатель начал читать.
АЦИНМЕЙАТ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Автором сия послания считайте Войцеха Казимировича Свенцицкого, написавшего этот том во времена восстания 1863 — 1864 годов. В печальные годы поражения молодой чуткий страдалец искал выход из тлена и нашёл в Смоленской губернии то, что в дальнейшем оказало, оказывает и будет оказывать судьбоносное влияние как на автора, так и на всякого прочитавшего «Ацинмейат» — книгу тайной истины. Тайемница, скрытая от большинства людей и есть суть написания, есть побуждение воскресшего сознания сотворить такое сочинение, что любой читатель, прикоснувшись к нему, потеряет самообладание и захочет растерзать себя в дремучем лесу. Веря, что читатель всё же поймёт мои слова, я готовлюсь пролить свет на тайну, замурованную глубоко в историю, спрятанную под мутную воду тюремного озера, хранящего эту тайну с поразительной ответственностью.
1632 — 1634 ГОДЫ
Война 1632 — 1634 годов стала громким поражением для поляков, хотя на нашей стороне воевали воины, в тысячу раз превосходившие русских в силе, проворности, скорости, смелости, самоотверженности. Бравые ратники до войны были спасены, наняты военачальником, который верил во взаимовыгодное сотрудничество бойцов и поляков. Различия телесные были наглядны — ребристые тела, клюв, глаза, растущие из головы, перепончатый гребень позади мускулистой шеи, костлявые руки, щупальца вместо пальцев, лошадиные ноги и хвост-хобот. Однако поляки и Кинвойов (так звали дивных существ) сдружились.
Проиграв битву, потеряв веру, Кинвойов не знали, что делать. Русские низвергли бедолаг в озеро и возвели город с польским названием Вожовник, означающим «воин». (Примечательно, что на самом деле слово звучит несколько иначе, — «войовник».) Победители заклеймили Кинвойов Отвратительными и предали забвению все ужасы, всю мощь польских помощников, дабы не спугнуть жён и детей из нового поселения.
ИНЖЕТОП, САН ИНЬЛОВУ!
Шли годы, время тянулось вдаль, и хирели могущественные ратники, обречённые изредка выходить из озера, чтобы поймать курицу, кошку или собачку. Слабость накрывала доселе непобедимых солдат, и звучала молитва, раздирающая пасмурное небо: «Инжетоп, сан иньлову!» Об освобождении молили Кинвойов, о свободе грезили они, вспоминая чёрного Инжетопа — пожирателя звёзд, отца, даровавшего силу своим потомкам. В голодные часы вояки молились матери, которая посылала с неба тепло, пищу и кров — словом, благо приносящая. Звали её Ирбод.
Иногда любопытные люди помогали созданиям, но никто не набрался духу произнести у озера, держа за руку Кинвойов, следующее: «Натсвхывтрамз!» Одно слово, одно действие могло изменить судьбу, спасти воинов. К несчастью, даже я не посмел протянуть ладонь Отвратительному, потому, не имея намерений губить священный народ, пишу послание.
Зачем большинство верит в заведомо ложное послание? Потому что истина, укрытая пеленой забвенной тайны, не лежит на поверхности восприятия — ради неё нужно копать, причём копать глубоко, не боясь замарать руки. Истина открывается лишь тем, кто ставит жизнь на поиск этой самой истины, кто верит в целительное свойство её, кто готов принять её, несмотря на те тягости, которые поиск и знание приносят. Другим же истина не нужна — их жизнь испещрена наивными помыслами. Они не способны говорить о смерти, ибо знают, что нельзя избежать неминуемого. Мы, посвящённые, знаем истину, верим в истину, несём свой крест и грезим о великом даровании знания наивным. В странную эпоху смерть умрёт, за это мы ручаемся головой, поскольку истина не лжёт.
Однажды из-под покровов туманного существования станет сочиться яркий свет, и рад будет ослеплённый, ибо его зеницы разверзнутся и лицезрят несомненную совершенную истину. Боль прокатится по миру, но сменится слезами искренной радости, и не будет больше сумасшествия, не будет раздора между посвящёнными и наивными. Все объединяется под попечительством могущественного Инжетопа. Инжетоп, сан иньлову! До тех пор остаётся только уповать на выживание с помощью молитвы «Ирбод, сан йутар!»
Затем в рукописи начинались хаотичные записи, нанесённые (впрочем, как и весь текст) вздрагивающей рукой человека, в течение года сходившего с ума. Лучше не представлять боль, какую ощущал автор, в побеге от переживаний утопая в богохульственной трясине. Не стоит представлять, ибо дьявольская книжка и без того опустошила разум парня.
Дочитывать цепенящее сущность сочинение юноша не стал. Напоследок он лишь пробежал глазами маленький абзац, находящийся под рисунком убийства пятиконечной звезды.
«Пока Отец Инжетоп пожирает космическую громадину, обхватив её тентаклями, Мать Ирбод поглощает дым и пепел. Всосанные отходы не позволяют Кинвойов погибнуть, а съеденная масса дарует ратные силы».
Возбуждённый созерцатель смахнул тетрадь со стола и затрясся, потирая лоб вспотевшей ладонью. Он ринулся изучать потрёпанные пособия по астрономии и, установив возраст точек из созвездии Андромеды, сокрушённо прильнул к окну. Кромешная тьма захватила графитовое полотно, и, лишь высунувшись из окна, парень заметил, что тучи вот-вот обнажат небо. Что приключилось с друзьями за день?
Спустя считанные секунды мечтатель оказался на чердаке. Он, слушая шуршание мышей, подобрался к узкому окошку и вылез на крышу, случайно сбив потрескавшуюся черепицу. Та разбилась оземь, как восторженные эмоции, которые будоражили юношу, когда он шагал по крыше каждый вечер жизни. Сумрачное небо ответило прохладой зимнего ветра и блеснуло едким насмешливым сиянием алых и сапфировых пятнышек. Гоняющийся за впечатлениями звездочёт обронил в топь гиблого болота главную ценность — красоту звёздной карты, доступной его жадному взору. Космосу, видно, надоело извечное недовольство, потому он свёл брови, насупился и разразился безразличием.
Лазурный Альферац помрачнел, будто нечто появилось перед ним. Приглядевшись к голове возлюбленной, созерцатель заметил обсидиановые линии, охватившие брошенную звёздочку. Суровый круг сомкнулся, Он залез на Альферац всем массивным телом, и струи голубых искр устремились в скрытую от глаз землянина пасть. Надо полагать, неподалёку ужинала ненасытная Мать.
Чёрная кровь хлынула из макушки девушки, и потрясённый Персей вытащил меч из ножен и пригрозил эгоистичному мечтателю. Немудрено, что наказание совсем скоро отыщет виновника. Мирах находится в 197 световых годах от Солнца, а Альферац — в 97. Инжетоп с супругой преодолели сто солнечных лет за день, следовательно, Солнце погаснет хоть утром. Завтра юноша узрит мир, рассыпающийся на грани.
Ветер хлынул более грозным потоком — песчинки Альфераца разлетелись по миллионам галактик, и Млечный Путь, такой неизведанный, но отчасти понятный, не стал исключением. Частицы ледяного праха Андромеды попали в лицо созерцателя и оставили на нём ямы позора и отчаяния — морщины. Ноги подкосились, и чёрствый парень упал на колени.
Таинственное небо вдруг захлопнуло все хранилища загадок, направив ещё одну волну унижения в надежде заморозить предателя до смерти. В мечтателя проник ужас всеобъемлющей пустоты. Цефей с Кассиопеей и вся воздушная Эфиопия с презрением косилась на изверга, который предпочёл секреты иных измерений вместо неизведанной красоты неба. Тёмная вселенная взяла в кольцо другую и принялась разрывать просторы путешествующими гадами, чья цель — опустошение и насыщение. Созерцателю пришла мысль, что его истинные стремления схожи с голодом Инжетопа и Ирбод.
Невидимая рука схватила парня и перенесла его к скалистым вершинам, откуда удобнее вести бесконечный поиск вселенных, что бояться лицезреть своего губителя. Эта же рука опустила его на глубину, на дно, где ревёт маленькая изрезанная и испачканная демонической слизью дева. Все элементы кучки судеб слились в одной душе, которая захочет завершить всё оглушительным взрывом. Когда мечтатель всматривался в бездонное небо, ему казалось, что чёрные существа могут вылезти на свет в любой миг.
Однако вскоре горе и страх ослабили хватку, и юноша увидел запечатлённую в трагическом ужасе ширь, требующую изучений. Сколькими исследованиями можно заняться, столькими мерзостями можно забить пробоину в груди, откуда сочится болезненная душа! «Может, и я однажды звезду поглощу!» — воскликнул воодушевлённый созерцатель. Только эти горизонты велят оставить крышу и осесть у письменного стола.
Вернувшись в комнату, в свой грязный кокон, мечтатель нагнулся, чтобы поднять одинокую тетрадку, и поставил её на полку к книгам о звёздном небе. То, что беспокоило, осталось в бездне былых грёз. Веки закрывались сами собой, и сон овладел прозелитом, который закутался в мягкое одеяло и стал ждать, когда Он поглотит звёзды.