Автопортрет

Александр Черкасов 66
               


 ( имена и автопортрет настоящие:)

             Автопортрет ждал первого просмотра, первого зрителя. Ему очень хотелось понравиться, он блестел свежим лаком и новой рамой.  Я смотрел на себя и любовался. Ай да Шурик, ай да чей-то сын.  Для художника любителя, такой портрет редкая удача. Бессонные ночи, большой, сложный труд, мазок к мазку, смыв, новые штрихи, несколько слоев лессировки и вот он - долгожданный облегченный выдох. Всё! Шедевр готов пойти в народ.

            Она опаздывала. Для легкой, красивой, умной женщины опоздать - подчеркнуть свой статус. Жди меня художник, с надеждой жди и томлением. Судьба твоя нелегкая, мужская - ждать! На ветру, на морозе, под дождем, с цветами под часами.

            Я сидел в тепле, в маленькой мастерской, пил чай с сушками и смотрел себе в глаза. Любопытные ощущения, доложу я вам. Раздвоение творческой личности, одна личность пьет чай горячий, вторая с холста смотрит свысока, как с пьедестала.
     Звонок. Пришла. Наконец-то.
      Двух минут хватило и восторгов не последовало.

          - Как же нужно себя любить, чтобы написать такой портрет. Вы не похожи на Нарцисса. Веселый все время и раскрепощенный. А тут испанский гранд перед дуэлью. - Гостья откровенно забавлялась. Нисколько не смущаясь.
          - Ну зачем вы так? Я в зеркало писал, старался очень. Хотелось вам первой показать.
          - Ваше зеркало вам врет, художник, как ваш автопортрет.  Вы его переверните вверх ногами. - женщина искрилась весельем.
          - Портрет? - я удивленно посмотрел на холст.
          - Зеркало! - теперь она смеялась как девчонка.
          - Вы все шутите, Кира. Мне так хотелось услышать мнение понимающего человека.  Помню, когда вы впервые пришли в мастерскую, смотреть мои работы, неспеша и негромко рассуждали, сложилось впечатление будто вы знаете, о чем я думаю, когда пишу.

          - Не лукавьте, вам хотелось услышать похвалу и восхищение. Я всплесну руками и воскликну - Рембрандт! Как есть Ван Рейн, неизвестная работа. Держите медаль и мои овации. А вместо этого я стою иронизирую, даже смеюсь. Потому что знаю, человек вы умный, художник хороший. Ваши холсты разные, вы человек настроения, Александр. Как погода наша Питерская. Но портрет у вас получился помпезный и напыщенный. Не обижайтесь. Тоже мне король Богемии. Нарисовали бы себя на велике лучше, как по деревне с пацанами носитесь. - Кира подошла близко-близко к холсту, посматривая то на меня, то на портрет. - А вообще вы молодец, конечно. Труд большой и кропотливый, похоже очень. - Она опять засмеялась. - На бронзовый бюст, при жизни.
   
          - Ладно, повешу где-нибудь в углу. С глаз долой. - было очень досадно от реакции дорогого человека.
          - Не грустите, художник, вы хотели правды? Вы ее получили. Знаете, что Александр, ваш автопортрет напоминает трефового короля, из колоды карт.
          - Почему именно трефового? - я растерялся от странного сравнения.
          - Потому! Красные масти точно не ваши, а на пикового вы не тяните. У того за плечами Коровьев с Бегемотом прячутся и язва кроется в улыбке. В него влюбиться легко и просто, после пропасть в грехе и безрассудстве, где-нибудь в портовом кабаке. А вы на портрете скучны и серьезны. Как кто? - Она опять смеялась. - Правильно! Как король треф!
 
         Эх, где бы мне найти смелость на грех и безрассудство. Решайся художник, твой шанс.
         - Кира, давайте мы будем вместе писать Ваш портрет, пиковой дамы, я хочу пропасть с вами в портовом кабаке!
         Она подошла вплотную, нежно положила мне руки на грудь, грустно улыбнувшись сказала.
         - Боюсь, что такой портрет не понравится моему мужу и вашей жене.