А между тем, дело шло к весне. Вот уже и февраль был на исходе: снег на газонах пожух и почернел, а кое-где даже проклюнулась земля. Черная, она словно набухла от влаги. В ясные дни всё чаще капало с крыш, и уже то тут, то там сверкали лужицы. Воздух наполнился новыми запахами, они пьянили обещаниями чего-то нового, неведомого, наполняя сердца тайными надеждами и ожиданиями. И это несмотря даже на ледяные пронизывающие ветра, время от времени набегавшие, словно исподтишка и заставляющие прохожих ёжиться и втягивать головы в плечи.
Вот и наш герой, как и всякий молодой человек, видимо, тоже почувствовал приближение весны. Поэтому ему особенно полюбилось гулять по улицам, и для этого он использовал малейшую возможность. Обычно он шёл по тротуару, внимательно всматриваясь в лица прохожих, а заодно отмечая происходящие вокруг перемены.
Иногда к нему присоединялась и Даша Майорова. Тот досадный эпизод, когда они чуть не поссорились, был забыть окончательно, и всё вернулось в привычное русло. И всё было хорошо, и всё навевало самые благостные чувства. Как вдруг однажды всё переменилось.
А началось с того, что однажды одна из учительниц той самой школы (кто именно - история умалчивает), где работал наш герой, проезжая на автобусе по Ленина, увидела вышагивающих вместе Тверского и Дашу. В этот момент они о чём-то увлечённо разговаривали.
И, разумеется, уже на следующий день известие об этом с молниеносной быстротой разнеслось по школе. Точнее, среди учителей. Ну, и, как это водится, за спиной Тверского стали раздаваться шепотки, нередко сдабриваемые укоризненными вздохами, а то и хихиканьями. Сам же он, конечно, ни о чём не догадывался. По крайней мере, до некоторых пор.
Однако он стал замечать некоторое в себе охлаждение со стороны коллег, что явилось для него полнейшей неожиданностью. Причём день ото дня это охлаждение становилось всё более ощутимым. К тому же оно исходило не только от тех немногих недоброжелателей, с кем у него и до этого были не слишком тёплые отношения, но даже и со стороны тех, кто был изначально к нему благожелательно настроен.
Тем не менее, с ним пока ещё здоровались. Во всяком случае, те, кто здоровался с ним и раньше. Но теперь они это делали довольно сдержанно, отводя при этом глаза.
Сергей терялся в догадках, не понимая, что же всё-таки происходит. Он с усердием рылся в своей памяти, пытаясь припомнить, уж не совершил ли он чего-либо такого, что могло бы его скомпрометировать. Но память его безмолствовала. Он, впрочем, пробовал себя успокаивать, внушая себе мысль, что всё это, возможно, ему только кажется. Однако все эти попытки даже ему самому казались уж слишком неубедительными. А, кроме того, они не только не успокаивали, но напротив, только ещё больше усиливали его беспокойство.
Как бы то ни было, но поначалу он сохранял видимость спокойствия и вовсе даже не старался ничего выяснять. В конце концов, философски размышлял он, всё рано или поздно откроется само.
Его коллеги тоже пока помалкивали и только как-то странно на него поглядывали, после чего переглядывались между собой и пожимали плечами. А иногда, войдя в учительскую, он замечал, как все вдруг умолкали и напускали на себя отсутствующий вид. А то и просто вдруг начинали нести какую-то околесицу. Причём делали это с такой нарочитостью и так неуклюже, что он лишь ещё больше утверждался в своих подозрениях.
Как-то раз, подойдя к учительской, он приостановился, услышав доносящийся из-за двери шум. Раздавалось сразу несколько голосов, и всё выглядело так, словно там что-то громко обсуждают. И, хотя конкретных слов было почти не разобрать, однако, несколько раз явственно прозвучала его фамилия. Причём прозвучала она явно в неодобрительном тоне. Среди прочих громче всех звучал голос географини. Той самой любвеобильной Тамары Валентиновны, ухаживаниями которой он однажды пренебрёг. Как казалась, настроена она была крайне решительно.
Однако, когда Тверской вошёл, в учительской моментально воцарилась тишина. И лишь взволнованные лица и бегающие глазки его коллег сообщали о недавнем разговоре. Тамара Валентиновна выглядела особенно раздражённой, чего она даже и не собиралась скрывать. Увидев Тверского, она презрительно дёрнула плечом и, развернувшись, направилась к столику с посудой. А там, наливая себе чай, чем-то ожесточённо громыхала.
Разумеется, всё это не добавляло нашему герою настроения. И это несмотря на то, что по части его конкретно профессиональной деятельности у него наблюдались заметные успехи. Так что на своих уроках он с каждым днём чувствовал себя всё более раскрепощённым и уверенным. Тут у него действительно всё было в порядке.
И, если бы не коллеги, которые его всё больше беспокоили, он чувствовал бы себя, можно сказать, на седьмом небе. Наконец он решил поговорить с Еленой Патрушевой. Тем более, что, как он замечал, её отношение к нему почти не переменилось. Однако, как только он попытался с ней заговорить, она тут же сделала вид, что ужасно спешит. И ушла прежде, чем он успел ей что-то сказать. А во второй раз, когда он перехватил её в коридоре, она, лишь увидев его, вдруг переменилась в лице и как бы даже отшатнулась.
- Не надо, Серёжа, - сказала она, как-то странно улыбнувшись, - не надо, я ведь всё знаю.
При этом в её голосе послышалось столько горечи и разочарования, что он даже на секунду лишился дара речи. Ну, а когда пришёл в себя, её уже рядом не было.
- Да, Тверской, - с усмешкой заметила вдруг очутившаяся тут же Ольга Спицина. – Да. По правде сказать, я всего от тебя ожидала, но чтобы такое!
«Да, что, чёрт возьми, происходит!» – хотелось крикнуть ему. Но она удалилась столь же внезапно, как и появилась.
В конце концов, ему ничего не осталось, как только ждать и наблюдать. Именно так он и поступил. Ну, а для начала он постарался как можно реже бывать в учительской. А, если там и появлялся, - в конце концов, без этого было не обойтись, - то задерживался там лишь ненадолго.
Кроме всего прочего, он и сам прекратил со всеми всякое общение, обычно делая вид, что всё время куда-то торопиться. И всё это под маской этакой ироничной невозмутимости – под маской человека, которому по большому счёту на всё наплевать. Что, видимо, ещё больше накалило вокруг него атмосферу.
А между тем, он, как бы исподволь, продолжал за всем наблюдать и делать для себя кое-какие выводы. Во всяком случае, он установил, что первую скрипку в настраивании против него остальных членов коллектива играет именно Тамара Валентиновна. А вовсе даже не Маргарита Романовна, хотя и та со своей стороны тоже проявляла некоторую активность. Но не столь заметную. Тогда, как географиня, как будто из всех пор источала презрение и непримиримость.
И всё же до какого-то момента Тверской оставался в полном неведении. Всё открылось, примерно, через месяц. Причём открылось совершенно неожиданно и с неожиданной стороны.
В тот вечер Тверской, как всегда, находился дома и на скорую руку готовил себе ужин. Из зала доносились мелодии из концерта Поля Мориа. Тверской эту запись обожал и часто крутил её на магнитофоне. Обычно они навевали на него приятную грусть, отдающую какой-то почти воздушной невесомостью.
Он чистил над раковиной картошку, когда в прихожей зазвонил телефон. Он ополоснул руки под краном и, вытерев их полотенцем, отправился поднять трубку. И как только поднёс её к уху, тут же услышал раздражённый голос Марты. Сначала она несла всё какой-то невразумительный вздор, а в конце стала настаивать на немедленной встрече.
- Да, что, чёрт возьми, стряслось! – рявкнул в ответ Тверской. – Тебе там что, соли под хвост насыпали! Или, может, твой разлюбезный наставил тебе рога? С чего это ты вдруг разошлась?
- Нет, вы только послушайте! - снова взбеленилась Марта, - он же ещё и шутит! – В трубке послышался какой-то треск, потом опять прорезался её голос: - Что ж, ладно, можешь себе шутить. Тоже мне ещё один шутник нашёлся. Да, Тверской, я тебя поздравляю!
- С чем это, интересно?
Но она продолжала, как бы даже не расслышав его вопроса:
- Поразительно! Нет, ты не перестаёшь меня удивлять. Нет, это же надо!
- Да, какого чёрта! – снова не выдержал Тверской. – Ты, что там, совсем уже спятила!
- Я! Это я, по-твоему, спятила! – Голос её задрожал от возмущения. – Я спятила. Хорош, нечего сказать. Да, Тверской, с тобой не соскучишься. А вот мы ещё посмотрим, кто из нас спятил! - Это прозвучало почти, как угроза.
- Ну, так выкладывай, что там у тебя?
- У меня? – нервно хохотнула она. - А я скажу, Серёженька, скажу. Я всё скажу, не сомневайся. Только это не телефонный разговор. Короче, жди, я скоро буду! - напоследок выпалила она и бросила трубку.
Тверской повертел трубку в руках, потом положил её на место, а сам вернулся на кухню.
И действительно, не прошло и получаса, как Марта заявилась к нему собственной персоной. Ни здравствуйте, ни до свиданья - она буквально ворвалась в квартиру, злая, как фурия. Она скинула на ходу пальто и сапожки и устремилась в зал. Там она заглянула сначала в одну комнату, потом - в другую. Она явно что-то искала.
Проследовав за ней, Тверской с усмешкой наблюдал за её эволюциями.
- Ты, что-то ищешь? - поинтересовался он. – Может, я смогу тебе помочь?
- Ну! Где она? – сверкая глазами, подступила к нему Марта. – Или, что, уже успел её выпроводить?
- Кого? – Её раздражение, наконец, передалось и ему. - О ком, чёрт возьми, ты говоришь?
- О, ком? – сверкнула она глазами. - Он ещё спрашивает. Я про эту твою, малолетку.
- Какую ещё, малолетку? – Он даже опешил от неожиданности.
- Сам знаешь, какую! - отрезала Марта. Она также заглянув в ванную, а потом и в туалет.
- Ну вот, что, - нахмурился он. – Или ты сейчас же мне всё объяснишь, или ты вылетишь отсюда, как пробка. А то влетела, как ведьма на метле, да ещё и шарит по углам. Вот уж не думал, что у тебя такой темперамент. Да успокойся ты, наконец, и прижми, наконец, задницу!..
Его слова, а вернее самый его тон, подействовали на неё, как ушат холодной воды. Внезапно утихомирившись, она плюхнулась в кресло. Правда, на этот раз она ног перед ним задирать не стала, а напротив, держала их вместе. Что уже само по себе указывало на всю серьёзность сложившейся ситуации.
- Ну? – холодно покосился на неё Тверской. – И чего молчим? Ты, что, воды в рот набрала? Давай, выкладывай, что там у тебя?
- А что тут выкладывать, - мрачно усмехнулась она, – мне и так всё ясно.
- Ну, и что же тебе ясно? Послушай, что за дела! - вскипел вдруг Тверской. – Я, что и дальше должен вытягивать из тебя каждое слово!
В ответ на это Марта нервно повела плечом, после чего смерила его взглядом.
- Ну! – прикрикнул на неё Тверской, отчего она даже вздрогнула.
- Нет, я, конечно, и раньше знала, - заговорила она наконец, - я знал, что ты за фрукт. Я знала, что ты - отъявленный бабник и, если тебе чего-то хочется, то ты не перед чем не остановишься. И всё-таки… - Она откинулась на спинку кресла и положила ногу на ногу, - и всё-таки я думала, что есть вещи…
- Короче! Нечего мне тут пудрить мозги!
- А тут, оказывается, - продолжала она, бросая на него опасливые взгляды, - оказывается, что ты и на такое способен. Оказывается, у тебя окончательно сорвало тормоза.
- У меня! Тормоза! – Тверской нахмурился, как бы стараясь что-то припомнить. - Какие ещё, к чёрту, тормоза!
- Что ты опустился даже до такого…
- Да, до какого, такого! – не выдержав, снова взревел Тверской. – Что ты мелешь!
- Я не мелю, а говорю, - осторожно возразила Марта. - И говорю я про эту твою девочку, как её там?
- Что! - У него даже перехватило дыхание. – Ты, что такое городишь! Какую ещё девочку!
Но Марту его реакция ничуть не испугала. Напротив, она выпрямилась в кресле и вернула ноги на место. Глаза её сузились.
- И вообще, - презрительно усмехнулась она, - и вообще, знаешь, ты кто после этого? Надо же, ещё и прикидывается. «Какую девочку!». А такую. Это я у тебя должна спросить, какую. Кстати, а ты в курсе, - Она снова отвалилась на спинку и холодно усмехнулась, - ты вообще в курсе, что за это бывает?
- За что, за это?
- А вот за это? За растление малолетних?
- Идиотка! – взорвался Тверской . – Нет, похоже, ты точно спятила! Да ты… ты хоть соображаешь… ты хоть соображаешь, что ты такое несёшь! А, ну! А ну, говори! Говори, пустая ты башка, что ты там себе напридумала?
- Это я-то напридумала? – ничуть не смутившись, взвилась Марта. – Ничего себе, хорошенькое дело. Я же ещё и напридумала…
В конце концов, после короткой, но весьма энергичной перепалки, всё окончательно разъяснилось. Так вот, оказывается, двумя часами раньше, Марта, проезжала на автобусе всё по той же улице Ленина и точно так же, как и коллега Тверского, тоже увидела его в обществе его ученицы.
- И ведь вы не просто шли, - ехидно ухмыльнулась Марта, сверля его глазами, - вы ещё и мило разговаривали. На вас посмотреть, ну, прямо голубки!
- Дура! - На этот раз он произнёс это спокойно и как бы даже с сочувствием. - Какая же ты всё-таки дура! А всё потому, что это у тебя у самой одна только грязь на уме. Вот и решила, что и все такие же.
- Ах, так! - вскрикнула Марта, вскакивая с кресла. - Это у меня, значит, одна грязь на уме! А ты! А ты, значит, у нас весь такой ангел. Как же, ангел, как же. Только что-то я не слышала, чтобы ангелы совращали малолетних дурочек.
-Да, - устало вздохнул Тверской, садясь в кресло, - похоже, у тебя точно не всё в порядке с мозгами. - Он достал из пачки сигарету и закурил.
- Не беспокойся, - ехидно прищурилась Марта, - у меня-то с мозгами всё в порядке, а вот у тебя… у тебя, кажется, совсем их переклинило. И вообще, можешь мне не врать. К тому же я видела, как она на тебя смотрела. Да и ты на неё тоже …
- Что? Что, я тоже? Да ты хоть соображаешь своими куриными мозгами! Ей ведь всего только шестнадцать, идиотка! Да она просто моя ученица.
- И что, что ученица? – хмыкнула Марта. – Подумаешь. Да и, какая разница?
- Ну, может, для тебя и никакой…
- Ой, Тверской, - затряслась она в беззвучном смехе, - вот только не надо мне заливать. Да, да, и не надо тут передо мной строить из себя святошу. Уж я-то знаю, какой ты святоша. Да из тебя, знаешь святоша, как…
- Знаю, знаю, - с усмешкой подхватил Тверской, - как из тебя верная жена.
- Насмехаешься, да? Ну, ну…
Тем не менее, весь этот сыр-бор закончилось, как всегда, постелью. Ушла же от него Марта часу, примерно, в одиннадцатом. По ней было трудно сказать, поверила она нашему герою или нет. Так или иначе, но расстались они вполне благопристойно.
Продолжение: