Самоубийство разума

Римма Ромашич
История человеческой мысли знает немало парадоксов, но едва ли найдётся противоречие более глубокое и трагическое, чем то, которое лежит в основе современного атеистического мировоззрения. С одной стороны, оно с невиданной дерзостью провозглашает человека венцом эволюции, мерилом всех вещей, творцом собственных ценностей и смыслов. С другой — своими же собственными предпосылками методично уничтожает саму основу человеческого достоинства, низводя этого титана духа до уровня случайного и мимолётного сочетания материальных частиц в безразличной пустоте вселенной.

Истоки этой интеллектуальной драмы кроются в отвержении очевидного, что мир есть творение, а сложность и целесообразность его устроения недвусмысленно свидетельствуют о Разумном Творце. Однако, отринув этот краеугольный камень, человеческий разум, возомнивший себя абсолютным, был вынужден предложить иную, причудливую и внутренне разорванную картину бытия. Он объявил единственной реальностью слепую материю, движимую лишь механистическими законами, а единственным смыслом — бесцельное движение к хаосу, предсказанное вторым началом термодинамики. В этой картине грандиозный путь космической и биологической эволюции, породивший сознание, любовь и совесть, оказывается не более чем случайной и преходящей вспышкой сложности на пути к окончательной и тотальной тепловой смерти. Весь путь — к ничто. Все свершения — в никуда.

Вот где коренится главная ложь и главное самоуничтожение этого взгляда. Восхваляя мощь человеческого разума, атеизм отрицает его нематериальную, духовную природу. Прославляя личность, он объявляет её иллюзией, порождённой нейронами, обречённой на бесследное исчезновение. Проповедуя свободу, он, будучи последовательным, должен отрицать саму возможность свободной воли в детерминированной цепи физических причин и следствий. Личность, гордо назвавшая себя творцом смысла, сама оказывается лишённой всякого объективного смысла, винтиком в гигантской машине, обречённой на вечеую погибель.

Это заблуждение  — трагедия души, добровольно отринувшей Источник жизни и обрекшей себя на духовную смерть ещё при жизни. Ещё ирония судьбы заключается в том, что, восставая против Бога, атеизм зачастую борется не с живым Богом Евангелия, а с собственными, примитивными представлениями о Нём — с Богом-тираном на облаке, с религиозным мракобесием и обрядоверием, которые и для истинной веры являются той же язвой идолопоклонства. Таким образом, он, желая разрушить веру, на самом деле лишь безнадёжно бьёт по её искажённой тени, не замечая, что подлинная, сыновняя весть о Любящем Отце остаётся для него сокрытой его же собственной слепотой и гордыней. Он отрицает не Того, Кто есть, а того карикатурного идола, которого сам же и создал в своём неприятии.
Это не холодное, расчётливое заблуждение рассудка. Это — духовная болезнь, страшная гангрена воли и разума. Это акт гордыни, доведённой до отчаяния. Лучше объявить мироздание бессмысленным, а себя — одиноким и трагическим властелином этой бессмыслицы, чем смириться перед необходимостью признать себя творением и, следовательно, сыном. Сыном, обязанным отвечать перед Любящим Отцом. Отказ от Бога есть, по сути, выбор сиротства, добровольный отказ от наследия и от дома в пользу холодного, открытого всем ветрам забвения поля.

И даже мужество, которым атеизм пытается прикрыть свою духовную наготу, оказывается жалкой гордыней безумца. Ибо какое может быть мужество в том, чтобы с достоинством принимать свой собственный вердикт о небытии? Это не мужество — это отчаянная бравада обречённого, который, дабы не просить о пощаде, сам себя приговаривает к казни и объявляет этот приговор актом своей высшей свободы.

Таким образом, атеизм предстаёт не просто как ошибка, а как целостная система самообмана и саморазрушения. Он обманывает человека, подменяя его сыновью славу — сиротской гордыней, объективную истину — субъективным произволом, вечную жизнь — героикой перед лицом небытия, а данную от Бога совесть — продуктом социальных договорённостей. Он приговаривает человека к одиночеству в безбожной вселенной и выдаёт этот приговор за манифест его свободы. Это не просто заблуждение ума. Это — трагедия души, добровольно отринувшей Источник жизни и обрекшей себя на духовную смерть ещё при жизни.