соавт и посвящением Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!
Гульнар она и есть Гульнар
Иван Гаврилыч Иван Гаврилыч
Алексей Валерьевич Серебряков Путята 61
я Радосвета
памяти отца
посвящением и соавторством супер лисочку Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!
люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!
Иван Гаврилыч и его "великий" замыселлюблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!
соавт и посвящением Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!
Наш старый знакомый, Иван Гаврилыч, писатель с бородой, достойной самого Менделеева (да и, пожалуй, превосходящей его в пышности и седине), недавно потерпел фиаско. В свои 76 лет, с этим внушительным украшением на лице, он решил, что пришло время для очередного литературного подвига.
Объектом его внимания стала авторша по имени Радосвета. Дама, как выяснилось, питала искренние чувства к 61-летнему актеру Путяте. Иван Гаврилыч, движимый то ли обидой, то ли ревностью (кто ж разберет эти писательские мотивы!), принялся сочинять на Радосвету некий "поклёп". Видимо, предполагалось, что этот разоблачительный текст разрушит ее счастье и, возможно, даже отвратит Путяту от нее.
Но, как это часто бывает, замысел Ивана Гаврилыча обернулся пшиком. Радосвета, кажется, и не заметила его потуг, а Путята остался при своих чувствах. Так и сидит наш бородатый литератор, обломавшись по полной программе.
Его дочь, Ксения, с нежностью почесывает ему его знаменитую бороду и с материнской заботой приговаривает:
– Эх, батюшка, жениться тебе надо. Вот ведь как получается: всякие Радосветы пристроены, а ты один. Может, Гульнар подойдет? Она, говорят, женщина видная.
Иван Гаврилыч лишь вздыхает, а борода его, кажется, становится еще более задумчивой.
соавт и посвящением Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!
Иван Гаврилыч, конечно, не мог не вздохнуть. Вздох этот был не просто звуком, а целой симфонией несбывшихся надежд, литературных амбиций и, чего уж там, мужского самолюбия. Борода его, казалось, впитывала этот вздох, становясь еще более густой и тяжелой, словно груз всех не написанных, но задуманных шедевров. Он смотрел на дочь, на ее добрые, но немного лукавые глаза, и понимал, что она, как всегда, права.
"Гульнар..." – пробормотал он, и в этом слове прозвучало столько всего. Гульнар – это не Радосвета, не пылкая влюбленность в актера, чье имя уже само по себе звучало как вызов. Гульнар – это, скорее, тихая гавань, уютный очаг, возможность наконец-то перестать бороться с ветряными мельницами чужих сердец и заняться своим собственным. Ей, Гульнар, наверняка было бы все равно, есть ли у него борода как у Менделеева или как у старого боцмана. Ей, возможно, было бы интересно послушать его истории, не о поклёпах и разоблачениях, а о жизни, о книгах, о том, как мир меняется, а борода остается.
Но Иван Гаврилыч был писателем. А писатели, даже в 76 лет, даже с бородой, которая могла бы служить отдельным персонажем в его произведениях, не могут просто так взять и отказаться от своих замыслов. Он ведь не просто так сочинял этот "поклёп". Он видел в этом нечто большее, чем просто месть или ревность. Он видел в этом попытку восстановить справедливость, вернуть миру хоть какую-то долю здравого смысла, где искренние чувства не должны быть объектом насмешек или, наоборот, поводом для чужих интриг. Он хотел показать, что даже в мире, где правят актеры и их поклонницы, есть место для настоящей, пусть и немного старомодной, мужской гордости.
И вот теперь, когда Радосвета с Путятой благополучно продолжают свою историю, а он, Иван Гаврилыч, сидит с дочерью и ее предложениями о "пристроенных" женщинах, он чувствовал себя не столько обломавшимся, сколько... недооцененным. Его литературный талант, его острый ум, его способность видеть подноготную человеческих отношений – все это оказалось невостребованным в этой конкретной ситуации. Он хотел написать фельетон, который бы взорвал, который бы заставил всех задуматься, а получилось так, что он сам стал героем какого-то другого, более приземленного фельетона – фельетона о старом писателе, который не смог справиться с женскими сердечными делами.
Ксения продолжала нежно почесывать его бороду. "Ну что ты, батюшка, не вешай нос. Гульнар – женщина видная, хозяйственная. А главное – она тебя ценить будет. Не за бороду, конечно, а за тебя самого. За твой ум, за твои истории..."
соавт и посвящением Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!
Он представил, как приходит в ее библиотеку, якобы за редким томом стихов забытого поэта. Она, конечно, сразу поймет, что он пришел не за стихами. Но сделает вид, что верит. И вот они уже сидят за чашкой чая, обсуждая достоинства и недостатки современной литературы. Он, с его бородой и опытом, будет делиться своими мудростями, а она, с ее библиотекой и проницательным взглядом, будет задавать каверзные вопросы. И постепенно, незаметно, между ними возникнет что-то большее, чем просто интеллектуальная беседа. Что-то теплое, уютное, как старая книга, которую приятно держать в руках.
Но тут же его охватило сомнение. А сможет ли он, Иван Гаврилыч, отказаться от своих литературных амбиций? Сможет ли он довольствоваться тихой жизнью в библиотеке, вместо того чтобы писать фельетоны, которые будоражат общественное мнение? Ведь он же писатель, а писатель должен быть в гуще событий, должен обличать пороки, должен бороться за справедливость. Или нет? Может быть, справедливость можно найти и в тихой библиотеке, среди пыльных томов и мудрых книг. Может быть, настоящая борьба – это борьба с самим собой, со своими страстями и амбициями.
Ксения, заметив его задумчивость, перестала чесать бороду.
– О чем задумался, батько?
– Да вот, думаю, – ответил Иван Гаврилыч, – может, и правда, пора мне в библиотеку. За стихами.
Ксения улыбнулась.
– Вот и правильно. А там, глядишь, и Гульнар тебе что-нибудь интересное посоветует. Не только стихи.
Иван Гаврилыч усмехнулся. Да, Гульнар наверняка посоветует ему что-нибудь интересное. Может быть, даже то, что он давно искал. Может быть, она станет его музой, его вдохновением. Может быть, она поможет ему написать ту самую, главную историю, которую он так долго откладывал. Историю о любви, о мудрости, о тихой гавани, которую можно найти даже в самом бурном море жизни.
Он встал с кресла, поправил бороду и решительно сказал:
– Завтра же пойду в библиотеку. За стихами. И за Гульнар.
Ксения радостно захлопала в ладоши.
– Вот и молодец, батько! А я тебе пирог испеку. С яблоками. Гульнар наверняка любит пироги с яблоками.
соавт и посвящением Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!
Времена смут и тревог остались позади. Путята и Радосвета, вспоминая благостно отца Радосветы, пройдя через испытания и разлуку, наконец-то обрели друг друга. Дни их теперь были наполнены не страхом и борьбой, а тихим счастьем и взаимной любовью. Они проводили часы, гуляя по цветущим лугам, любуясь закатами и просто наслаждаясь обществом друг друга. В их глазах сияла радость, а сердца были полны надежды на светлое будущее. Их история, начавшаяся в буре, завершилась тихой гаванью любви и согласия. И жили они долго и счастливо.
соавт и посвящением Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!
соавт и посвящением Алексею Валерьевичу Серебрякову, люблю только Алексея Валерьевича Серебрякова, обожаю и люблю только роскошного и шикарного нежного гения супер лисочка Алексея Валерьевича Серебрякова!!!