Читал я как-то, ещё в детстве одну книжку — а возможно, подростком уже — точно не помню — очень давно это было…
…ни названия не помню, ни о чём было в ней... — скорей всего, о моряках или рыбаках…
Но, вот, что не прошло мимо, хотя, было написано — так, между прочим, вскользь… в качестве, толи совета, толи подтверждения непреложного правила… то есть, как само собой разумеющееся — такое, что все знают, и поэтому автор употребил в соответствующем контексте, мол, ну вы же сами знаете, что…
Что мы сами должны знать, я лично до этого не знал, и поэтому когда прочитал, что в шторм надо лодку ставить перпендикулярно волнам, то — как сейчас помню — даже отложил дальнейшее чтение, чтобы посидеть, подумать и только после этого, уже согласившись с автором, продолжить...
С тех пор сей совет стал периодически, когда к месту, когда ни к месту самопроизвольно появляться в моём сознании, как бы, и о себе напоминая и, попутно, у меня ощущение уверенности в себе рождая, как в человеке знающем.
Шло время. Совет не пригождался, но и не забывался — просто лежал себе на полочке вместе с другими — такими же, пока, не нужными.
В начале семидесятых, окончив военфак и получив распределение, я, по прибытию на место службы, познакомился с одним молодым офицером, который тоже, как и я только что прибыл сюда. Вскоре мы сошлись ближе и между нами сложились дружеские отношения. Звали его Анатолий.
По типу внешности Анатолий был схож с набиравшим в то время популярность, итальянским артистом Адриано Челентано, даже фамилии были созвучны, и поэтому между собой мы его звали просто — Челентано.
Оба мы были врачами, и оба были женаты. Наталия, его жена была врачом-окулистом, а моя Татьяна — терапевтом. Так что, дружба наша стала семейной.
Однажды зимой — это было уже в тысяча девятьсот восемьдесят втором году он попросил меня съездить с ним в Славгород. Славгород, если кто не знает — российский город в Алтайском крае. По прямой от нашего городка — двести пятьдесят километров, но поскольку он на правом берегу Иртыша, а мы на левом, то ехать предстояло через Павлодар, отчего дорога удлинялась почти на двести километров.
Поездка Анатолию была нужна для того, чтобы продать свою «Ниву», а я со своими «Жигулями», чтобы было с кем и на чём вернуться назад.
Выехали ранним утром. С Челентано в машине ехал ещё один наш товарищ Володя, тоже офицер, которого мы между собой звали Сторож, сокращая его фамилию за счёт окончания. Его Челентано взял в качестве проводника.
До Павлодара тянулась двусторонняя дорога, покрытая слоем укатанного снега. Поднимающееся на безоблачное небо солнышко щедро осыпало, покрытую белоснежным пухом, степь своими лучами, которые в свою очередь отражались от девственной чистоты снежинок чудесными искорками.
Разве можно было предположить, созерцая это волшебство, каким ещё боком оно может обернуться к одиноким путникам.
Проехали Павлодар, мост через Иртыш и оказались на его правом берегу. Постояли, переговорили, и поехали дальше. Следующий наш пункт был Щербакты — восемьдесят километров, причём, на удивление чистой прямой, как стрела, асфальтированной трассы.
В те времена я на таких дорогах ездил со скоростью — сто двадцать, к тому же, Толян со Сторожем были на «Ниве», а у меня одиннадцатая «Жига» восемьдесят первого года. Естественно, я тут же оторвался от них.
Поставил касету с итальянской эстрадой. Тогда в нашей стране она только набирала популярность: Аль Бано и Ромина Пауэр — «Феличита», Тото Кутуньо с хитами для Адриано Челентано и Джо Дассена; Рикки и Повери — Мамма Мария.
И, вот, представьте: — чистое голубое небо, отличная трасса; покрытые искрящимся белым снегом бескрайняя степь с лесополосами; изредко — встречные машины, попутные не в счёт; из динамиков Челентано с хитом «Soli:
E inutile suonare
Qui non vi aprira nessuno…»
уверенный гул движка — а, в центре этой Божественной красотой, один на один с ней — я, в прекраснодушном настроении, за рулём «Ферарри».
— Нет? Я ошибся? Ну, как же! разве недостаточно условий, чтобы представить себя за рулём триста восьмого Ферарри на автомагистрали А14 Адриатика?
Впрочем, всё кончается, закончилась и моя Адриатика. Съезжаю на обочину перед указателем «Щербакты» —
«…Solo io solo tu».
Сижу, жду, как договорились, дальше дорогу я, всё равно, не знаю, да к тому же Сторожу, то есть, Володе надо к кому-то там заехать в этом посёлке.
Вскоре, появляется их оражевая «Нива». Мы машем друг другу через стекло, я запускаю двигатель, давлю на газ, движок послушно набирает обороты, отпускаю сцепление и моя «Жига» нисколько не хуже Ферарри устремляется вперёд.
Наша жизнь состоит из постоянной смены больших и малых событий, вытекающих одно из другого, и каждое следующее тянет за собой частицу предыдущего, как минимум, в виде психоэмоционального заряда. Недаром, ведь, можно услышать, — Ты что такой возбуждённый сегодня? или — Ты что такой пришибленный?
Умение, переходя из одного состояния в другое, вовремя принимать соответствующий новым условиям настрой — одно из профессиональных навыков актёров и разведчиков. — Но мы же не они, — говорим мы себе, а зря.
Ещё говорят, есть люди, которые могут предугадывать события. Однако, лично я умею только реагировать на них, как у нас в Армии говорили, решать вводные.
Вот, и на этот раз не предугадал, даже тогда, когда сразу за указателем населённого пункта с трассы исчез асфальт и дорога, почему-то, сузившись, покрылась коркой льда, а профиль изогнулся горбом, да ещё поворот возник неожиданно под прямым углом.
Нет, я, конечно, сбросил газ, но, видимо, недостаточно и поздновато — пройти такое испытание моей Жиге уже было не под силу. Слава Богу, что я, хоть это, учуял.
Всё, что я сейчас так подробно описываю, вложилось в одну шестнадцатую долю. Мои сопутники мне потом рассказывали: что, во-первых, и они чуть было не вылетели с трассы, хотя, у них была четырёхколёсная «Нива», и скорость меньше — Володя предупредил Челентано при въезде в этот населённый пункт о коварстве этого места.
И ещё добавили, что пройдя поворот, они остановились, и Челентано сказал, — Смотри, как Василий сейчас вылетит.
А мне ничего другого и не оставалось. Вопрос стоял только в том, как вылететь — кувыркаясь через боковину, или как-нибудь покрасивее?
И тут в моём сознании внезапно возник совет — тот давний, с детства, про лодку, которую надо ставить поперёк волны. — При чём здесь волна? — молнией сверкнул в голове вопрос… — Так надо, — бросаю я и, сжав руками руль, ставлю его прямо…
Жига только этого и ждала — тут же, как горнолыжник с трамплина, летит с насыпи — там ещё насыпь оказалась с человеческий рост — и, пролетев метров десять, плюхается в снег.
Кстати, то, что у неё была приличная начальная скорость оказало хорошую услугу, иначе бы она, слетев с насыпи, ткнулась носом и перевернулась через крышу, а так она, пролетев сколько ей положено было, благополучно приземлилась, вернее, приснежилась.
Вот, так! Казалось бы, при чём тут шторм и лодка поперёк волны. Ан, нет. Всё в этом Мире взаимосвязано, и ни один волос… дальше вы знаете.
Совершив посадку, начинаю приходить в чувства, и, продолжая находиться в салоне, ощущаю себя, как в каком-то изолирующем коконе, как если бы я долгое, долгое время не был дома, и сейчас, вернувшись, рассматриваю, заново узнавая, свои вещи:
…вот, обшитая мной оленьим мехом, рукоятка переключения скоростей… вот, пол, выстеленный мной, аккуратно подогнанным под все выступы линолеумом… вот, подаренная мне в Тольятти офицером из военкомата, фирменная наклейка американской компании по производству автошин Goodyear на дверце бардачка…
Движок продолжает работать, а колёса буксовать в толще снега, выглаживая — по воспоминаниям моих друзей — с той и другой стороны два одинаковых горизонтальных тоннельчика.
Наконец, я выключил зажигание. Подошедшие с лопатами друзья раскопали двери, и я вышел. Мы постояли, покурили. К нам подошли, покачивая головами, два местных жителя, и передали свои ощущения от увиденного — ладонями, как лётчики, показав траекторию моего полёта.
Чтобы освободить из снега, уютно устроившуюся в нём Жигу, я опять сел за руль и запустил двигатель. Меня подтолкнули всем скопом, а когда вытолкали на твёрдый грунт, этим же скопом походили вокруг в поисках вмятин. Но, не нашли даже царапины.
Настроение поднялось, и мы продолжили своё путешествие. Только, на сей раз Володя Сторож поехал со мной, для моральной поддержки.
Он всю дорогу рассказывал мне смешные анекдоты, а я пытался осознать произошедшее. Однако, мне это толком не удавалось, потому что надо было после каждого анекдота смеяться, чтобы поддержать Володю — он, ведь, старался, добросовестно, от души.
Потом, когда мы уже приехали на место, и поужинав, после всех разговоров улеглись спать, я понял, почему это со мной произошло — инерция, всё дело в ней, не расстался от только что полученных впечатлений, в частности, от скорости.
«Inertia», ведь, это по-нашему — «покой», а «покой» — сила, и с ним только силой; которая, может быть разной: может быть грубой, физической, а может быть силой убеждения, или разума, да даже просто силой понимания — кому-то и этого будет достаточно. А кто-то — говори, не говори — продолжит упрямиться, не захочет или не сможет расстаться со своими привычками, независимо от изменившейся ситуации.
В идеале эту закономерность надо с детских лет детям втолковывать, чтобы не только знали, но и научились осознанно ей пользоваться.
Ещё учась в школе, однажды я оказался за кулисами во время концерта художественной самодеятельности, и мне на всю жизнь запомнился один мальчик — учащийся из соседнего класса. Его родители были цирковыми артистами передвижного цирка-шапито, переезжали из одного города в другой, и однажды он неожиданно появился в нашей школе среди учебного года.
Это был серьёзный подтянутый немного замкнутый подросток, но у него — как выяснилось — уже был номер цирковой эквилибристики «Хождение по свободному канату». Канат каким-то образом закрепили за кулисами с обеих сторон и он провисал над школьной сценой в своей нижней точке метра на полтора от неё.
Так случилось, что этот юный циркач, мне ровесник неожиданно попал в поле моего зрения перед самым выходом его на сцену. Он стоял за кулисами, был немного нахмурен, сосредоточен и смотрел себе под ноги…
И тут! по сигналу его тело, обтянутое в трико моментально выпрямляется, на его лице широкая сияющая улыбка, и он в радостном порыве грудью вперёд с высоко поднятой головой выбегает на сцену.
Вот, в чём заключаются эти дополнительные усилия. В понимании, умении настроиться и самоконтроле. Это и есть та сила, которая способна побороть Инерцию.
В Славгороде мы пробыли не полных два дня, ночевали у Володиных знакомых, машину не продали. Но запомнился один эпизод.
Едем с Володей вдвоём в городском автобусе после того, как отобедали в ресторане, и тут накатывает на нас смешинка, да такая, что, кажется, пальчик покажи — вызовет смех. Один что-то скажет, другой добавит или переиначет, да так, что специально захочешь — не выдумаешь. Прямо от куда-то сверху на язык так и сыпется. Какие-то шутки, прибаутки, словечки заковыристые, хохмочки — прямо каскад юмора, и, причём, в рамках — не грубо, не на весь автобус, слышат только те, кто рядом. А рядом девушки были, те тоже заразились нашим настроением — хихикают, прыскают в ладошки, глазками сверкают, ну и мы, естественно, на них тоже поглядываем, ещё пуще их смешим.
При том, что я люблю, и посмеяться и пошутить, такого эмоционального разряда я в своей жизни больше не припомню, и всякий раз сожалею, что это неповторимо кануло в лету. Вот, было бы здорово, если бы каким-то образом это записалось на память, хотя бы, в аудиозаписи.
Нет! Ребята, всё-таки надо, хоть, что-то записывать, делиться своей радостью, иногда печалью, оставляя зарубки на память от своего путешествия в Яви — такое оно чудесное и такая она — наша Явь Божественно великая.
На второй день пребывания в этом славном городе, во второй половине дня мы выехали домой — я опять ехал один. И, как только мы выкатились за город меня тут же окутало и спеленало покрывало страха — не могу ехать и всё. А тут ещё солнце низко повисло и слепит фарой прямо в глаза — едешь в каком-то мареве по наитию, никакой уверенности. Да ещё снежная пороша ни с того, ни с сего началась. Сорок километров в час — больше, ну никак не могу.
Сопутники мои останавливаются, ждут меня, нервничают, наверное; но претензии не предъявляют — с пониманием относятся.
И вот в таком режиме мы, значит, и колупаемся час, второй, третий... Володя уже пересел ко мне, опять стал анекдоты рассказывать. Немножко повеселей стало, но недостаточно, чтобы ощутить себя в Адриатике. Ехать то я еду, но мягко говоря уж очень осторожно — так осторожно, как-будто нервы мотаю потихоньку аккуратно, чтобы не больно было. О-о-ху-ж… самому тошно от одного только воспоминания.
Однако, птичка по зёрнышку клюёт, и мы таки по истечению пятого часа прибываем в Павлодар. При подъезде немножко веселей стало — солнышко перестало глаза слепить, ибо решило, вероятно, что на сегодня хватит и скатилось с горушки в лесопосадки. А пороша, та наоборот: толи волю испытала, толи слабину почувствовала — только давай проявлять себя всё более наглядней, без стеснений и церемоний.
Челентано, глядя на такое дело, говорит,
— Вы ребята как хотите, а я здесь останусь. Устроюсь в гостинице, переночую, а утречком в городок поеду.
Сторож говорит,
— Мне завтра на службу надо, я не могу здесь оставаться.
На том и порешили: Челентано остался, а мы поехали. И пилили мы — не поверите — двести пятьдесят километров всю ночь — одиннадцать часов, с двадцати одного часа до восьми утра следующего дня.
Но теперь уже не из-за моего страха, а из-за пороши — условно говоря, потому как, стоило нам выехать из Павлодара — это уже не пороша была, а самая настоящая метель. К полуночи, как с ума сошла — дорогу перемело, на фарах и стёклах ледяная корка, темнотища — фары всю эту снежную кашу не пробивают. Слава Богам, хоть, ни попуток, ни встречных — мы одни, а то бы ещё какой-нибудь грузовичок из темноты, поздороваться решил, своё почтение засвидетельствовать для полноты впечатлений.
Не помню, чтобы я когда-нибудь ещё в подобной ситуации оказывался, хотя, всякое бывало: сугробы в половину человеческого роста — метелью наметённые, машиной с налёту пробивал, а в машине жена с детьми; в ливень по просёлочной пробивался однажды — чтобы не застрять, с разгону на скорости за счёт инерции лужи с грязью метров по пять-шесть в длину «пролетал», как на воздушной подушки, только брызги, как крылья по бокам. Жига после такого «купания» целые сутки во дворе стояла, как динозавриха — видеть надо было — словами не опишешь.
А машина, между прочим — обыкновенная советская легковушка, не багги. Так что наш Эссесеровский автопром тоже чего-то стоил. Можно и шляпу снять, поклониться.
В гололёд однажды пришлось ехать на Новый год — тротуары, дороги, газоны — всё сплошной каток! Сто тридцать километров только до Семипалатинска, а там ещё до аэропорта надо было. По трассе вместе с сыном-подростком пилили со скоростью двадцать кэмэ, штук пять или шесть машин повстречались перевёрнутыми с той и другой стороны, Встречные тоже были, также еле, еле ползли.
А тут метель. Хорошо ещё, что не так холодно было — во всяком случае, я не помню, чтобы сильно холодно было. Мы с Володей тогда много раз из машины выходили — фары чистили, стекло лобовое, а заодно и зады свои одеревеневшие разминали.
Но к восьми часам КПП таки проехали, не опоздал Сторож на службу. Ну, а я вообще не пошёл в этот день — мне можно было. Позавтракал. Выспался. Машину помыл, в гараж поставил.
Да, вот ещё, что интересно — забыл сказать — страх пропал, как только пороша бузить начала, исчез, как не бывало.
Всё-таки, не зря говорят, клин клином вышибают.
ВИГ 21.10.25г.