Для игры Светлой Ночки «Этюды 7», задание 14. "Рассказ о простой вещи" http://proza.ru/2025/09/19/178
Сколько Таня себя помнила, у папы всегда были эти часы – массивные, стальные, с крышечкой, на цепочке. Настоящие швейцарские карманные часы, еще дореволюционные, с двумя циферблатами. Один – большой, с римскими цифрами, для часов и минут, второй – крохотный, он отсчитывал секунды. Когда Таня была совсем маленькой, ей казалось, что в том маленьком круге живёт отдельное время – для гномов. Но папе, который был доктором, маленький циферблат служил для определения пульса. Мама называла часы луковицей – за форму. Вообще-то их надо было цеплять к жилетному карману, но у папы не было жилета, и он носил их в кармане брюк, а на приеме в поликлинике перекладывал в карман белого халата.
Часы тикали ровно и успокаивающе. Папа каждое утро их заводил, поднося к уху. Ни разу они не подвели: не спешили, не отставали. Никогда не ломались. Это были не просто часы – это было что-то вроде семейного определителя точного времени: по ним шли в школу, на работу, в гости, на вокзал. С ними Таня выучила не только арабские, но и римские цифры, римские даже раньше.
А потом на юбилей (пятидесятилетие) папе подарили наручные часы – модные, на кожаном ремешке, с гравировкой: «От коллег». Папа был растроган, поблагодарил, и луковица перекочевала в ящик письменного стола – на заслуженный отдых.
В этот год, отслужив в армии, вернулся домой Семён, Танин двоюродный брат, сын маминой сестры. Заехал в гости. Чем-то его привлек ящик письменного стола, где хранились всякие мелочи, давно вышедшие из употребления. Перебирая это старьё: гипсовую балеринку с отломанной ступней, шахматного коня неясного происхождения (в доме никто не играл в шахматы), монету с непонятной надписью "денга" – Семён наткнулся на луковицу. Вытащил, покрутил в руках, прижал к уху – и вдруг замер. Чем уж так заворожили его старые карманные часы, неизвестно, объяснять он не стал, но попросил Таниного папу:
– Слушай, Миша, может, подаришь их мне? Клянусь, буду обращаться с ними аккуратно. Все равно они у тебя среди всякого мусора валяются, а мне ещё послужат.
Таня видела, что папе не очень-то хочется отдавать часы.
– Пойми, Сёма, для меня это память. Мне их один солдат на фронте подарил – за то, что я ногу ему спас, не ампутировал. Часы, конечно, трофейные – настоящие швейцарские, но кто ж сейчас такие носит? Помню, солдат тот мне сказал: "Возьмите, доктор, они мне как оберег были. И жив остался – а столько раз убить могли, и ногу сохранил – а ведь хотели отрезать. Теперь мне они без надобности, отвоевался – с такой-то ногой."
– Да зачем же тебе оберег? Сейчас ведь не война! – сказал Сёма. И Танин папа сдался.
Дальнейшая судьба часов неизвестна. Таня никогда больше не видела их. Семён носил обычные наручные часы с металлическим браслетом. Может, луковицу продал или подарил кому-то, папа Танин никогда этим не интересовался. Отдал – и забыл. Но вот что интересно: папа и Семён ушли из жизни в один год и даже в один месяц, с той лишь разницей, что папе было уже восемьдесят, а Семёну – только сорок восемь.
Танин кузен не перенес операции: он страдал сахарным диабетом, и в один (не)прекрасный день у него началась гангрена. В те времена это случалось довольно часто – не было эффективных сахароснижающих лекарств. Никакое консервативное лечение не помогло, и врачи решили ампутировать ему ногу до колена. Операция прошла успешно, но после наркоза он не проснулся. Такой вот мистический диссонанс: солдат, который считал часы оберегом, выжил и ногу сохранил, а Семён, относившийся к луковице как к обычной вещи, и, возможно, избавившийся от неё, – и ногу потерял, и не выжил. Хотя это, скорей всего, просто случайно так совпало.