Таисия
Я стою на мысе, почти на самом краю обрыва, безучастно наблюдая, как океан с остервенением обрушивается на острые чёрные скалы далеко внизу. Пронизывающий до костей ветер рвёт капюшон на накидке, норовя с каждым новым порывом сбросить меня вниз. Но не выходит. Я будто вросла ногами в родную землю. Здесь мой дом. Ничто не в силах согнать меня отсюда. Ни смерть, ни тёмная магия, ни проклятие.
Я снова и снова возвращаюсь. Таков мой удел - хранить то, что разрушено уже много лет.
Дом всё ещё цел. Он немым истуканом попирает вечно сизые небеса, сдерживая каменной твердью многолетние удары ветра и воды. А вот его обитатели… Они оказались не такими стойкими к ухабам жизни. Никто не осуждает. У каждого свой путь, своя цель, предназначение, пусть другим и не всегда понятные.
Родители?.. Речь не о них. Оба давно почили, сдавшись собственным демонам. А вот те, кто выжили… Мои братья. Саймон и Адам.
Стоя на краю утёса, я думаю о них. Всегда. Стоит лишь вернуться на отчий остров на севере. Сколь сильно я их любила раньше, столь яро ненавижу сейчас. Они разрушают всё, чего касаются. Будь то собственные жизни или судьбы окружающих.
Один брат вурдалак, второй - некромант. И ещё неизвестно, какой из них хуже. Тот, кто пожирает плоть, или тот, кто первого таким сделал.
Если Саймон после смерти таковым для меня и остался, трупом. То Адам... Второй близнец был всегда мне ближе. По духу. По стилю существования. Тихий, скрытный. Но поговорка не зря на слуху у людей - в тихом омуте черти водятся. И бесы Адама были из самого глубокого омута, где нет ни капли света.
Я узнала об увлечении брата слишком поздно. Чёрная магия непоправимо глубоко проросла в нём, подчинила, сокрушила всё то тёплое и светлое, что некогда было в мальчике Адаме, но уже не во взрослом мужчине. Он стал копией отца. Беспринципный, хладнокровный, циничный. Чему способствовало не столько окружение ослепительно яркого и успешного Саймона, с его вечной толпой фанатов. А сколько безответная любовь. В ней-то нуждался Адам больше всего.
Всё внимание всегда крал старший близнец, оставляя второму крохи, в которых и замёрзнуть не грех. Вот сердце Адама и остыло до камня. И Мэри стала той последней каплей, что позволило “Ледовитому океану выйти из берегов”.
Эта девушка была обручена с Саймоном с рождения. Варварский обычай, которому, однако, никто из нашей семьи не воспротивился. Для нас Саймон и Мэри являлись парой, будто так и записал кто незримый на полотне жизни.
Но был ещё Адам. Влюблённый в невесту брата. Он даже дышать не мог в её присутствии. Думал, мы не замечаем, как он тщетно пытается спрятать свои чувства к белокурому ангелу с небесной синевой в больших глазах.
Мэри была кроткой, как ягнёнок. Послушная своему грозному отцу и глядевшая на Саймона, как на восьмое чудо света. А что сам жених? Он бесился всякий раз при её присутствии. Мальчишкой дёргал её за косы и отбирал игрушки. А повзрослев и возмужав, он чуть ли не каждый день менял девиц в своей постели.
Час свадьбы всё сдвигался, окружение жило своими жизнями, не меняя обстоятельств. Сколько бы ещё так продолжалось, лишь богам известно, или демонам. Но родители скончались, а Адам слетел с катушек. Я не единожды под утро вытаскивала его из подземной лаборатории отца в совершенно невменяемом состоянии. Бормотавшего какую-то ересь, с покрасневшими глазами и ожогами на руках. Я молила его вернуться к свету, вернуться к нам, к семье, что ещё осталась. Просила повлиять на Саймона, чтобы тот поторопился со свадьбой, ведь подруга тоже чахла на глазах. Шепотки и гнусные смешки за спиной доведут до истощения и стоика. Чего говорить о нежном цветке Мэри.
Братья будто не видели меня. Я при жизни для них стала призраком. Когда случилось непоправимое, почувствовала сердцем. Оно остановилось на миг однажды, а затем вновь забилось быстро-быстро.
На острове в тот день разыгралась жуткая гроза. Было ненамного за полдень, а на улице уже стемнело, точно ночью. Ветер рвал кусты из земли будто полевые цветы. Волны утёса пенились и взрывались в оглушительных раскатах, стоило им лишь обрушиться об твердь скал.
Я никогда бы не высунула носа наружу из фамильного особняка в такую погоду. Но сердце не унималось. Оно звало. Оно кричало о непоправимом. И я сорвалась ланью в одной лишь сорочке и шали в сизые сумерки.
За домом, там, где за садом почившей матушки начинались поля, стоял одинокий амбар. В нём некогда хранили сельскохозяйственные инструменты и технику. Но я знала и то, что было скрыто под землёй. Личная лаборатория Адама. Нутро звало меня туда, и примчавшись, не чуя ног под собою, я увидела распахнутые ворота, а в дальнем углу отброшенный деревянный люк.
Из чрева амбара сверкало зарево, скрежетало и лязгало нечто. Мне было безумно страшно, но я скатилась кубарем вниз по приставной лестнице, чтобы тут же поскользнуться на чём-то липком и рухнуть лицом вниз. Поднеся руки к глазам, я различила алые разводы, а до носа долетел отчетливый запах меди. Кровь… Она была повсюду на полу. В ужасе я взглянула наверх со своего роста, на четвереньках. Там, впереди, у стола стоял Адам. За его спиной мигали и шипели какие-то машины. В трубках и стеклянных колбах разных размеров бурлили и переливались жидкости разных цветов.
Это было ужасающее зрелище и в то же время завораживающе. До тех пор пока я не перевела дикий взор на того, кто лежал на столе. Саймон. Весь в крови. С посиневшими губами и закатившимися глазами. Я поняла, что он не дышал, и закричала. Я думала, что оглохла, но это онемела моя душа. Брат мёртв. Адам… Что он творил? Он хочет… Что?..
Я не знала, что делал мой безумный, оставшийся в живых, родственник, но не хотела этого. Не хотела осквернения мёртвого тела Саймона. Я зверем бросилась вперёд. Но Адама было не остановить. Он, будто одержимый, оттолкнул меня с такой силой, что я пролетела обратно к лестнице, сбивая собой стеллаж с химикатами. Что отключило меня - удар или потрясение от свершившейся трагедии - но очнулась я слишком поздно...
Теперь я здесь. Снова. В годовщину своего траура. Оплакиваю дождём свою семью. Окрикиваю воем ветра несправедливость этой жизни, ведь в другой было бы все иначе. Там мальчик Адам не совершил бы под гнётом совести ужасной ошибки. Ведь для меня он остался прежним. Старшим братом, одиноким даже с близнецом, застенчивым и незаменимым для малышки Таи…
Этот образ тлеет в глубине моего сердца. Однако он не помешает мне однажды остановить Адама. Тьма вернётся во тьму, так глубоко что не выберется обратно. А если попытается, я обрушу на неё своё собственное проклятие, кое снизошло на меня в ночь гибели Саймона… В тот самый миг, когда эксперименты брата вспороли осколками мои вены и проникли в кровь…
Продолжение: http://proza.ru/2025/11/04/644