ГЛАВА 14.
Илья проснулся. Сердце кольнула горечь: вчерашний вечер бесславно завершился его «позорным сном». Но тут же тепло разлилось в груди — Ирина была рядом.
— Доброе утро, любимая, — прошептал он, повернувшись и едва коснувшись её бедра.
— Привет, милый, — к его удивлению, отозвалась она и, развернувшись, подарила ему нежный утренний поцелуй.
— Между прочим, я вообще то обиделся, — проворчал он. — Почему не разбудила?
— Жалко стало. Ты так безмятежно спал, словно младенец, что я не посмела. Окликнула — ни звука, ну и я уснула рядом.
— Эх… Обидно! Может, это… наверстаем упущенное? — подмигнул он.
— А вот и нет! Марш работать, лентяй! — притворно строго ответила она.
— Ну чего сразу работать?.. А поесть?
— Щи вчерашние будешь?
— Буду!
— Завтра приходи, — звонко рассмеялась она.
— Знаю я этот анекдот, — улыбнулся он. — Ладно, пошли умываться, завтракать и, как всегда, — навстречу приключениям!
На завтрак доели вчерашнее карри с грибами и бамбуком — так Ирина окрестила это кулинарное творение. Затем развесили на солнце полосы просоленной рыбы, чтобы они вялились, собрали инструменты и отправились на берег.
Плот, к счастью, остался нетронутым. Незаконченный парус, натянутый на колышках, ждал своего часа. Не то чтобы они опасались вандалов, но тревога всё равно жила в сердце. Вдруг кто то по небрежности забрёл бы сюда и, движимый невежеством и самодовольным хрюканьем, учинил разруху? Но опасения оказались напрасны. Лишь пара любопытных чаек прогуливалась по берегу неподалёку — они взмыли в небо, как-только люди показались из за дюн.
Илья сразу принялся за доделку плота, а Ирина продолжила работу над парусом.
По краям, по всей длине плота, он уложил и прочно обвязал толстые стволы, создавая подобие фальшборта. Посередине каждого фальшборта смастерил уключины для вёсел: привязал конструкцию из двух отрез gef стволов, оставив между ними зазор, и зафиксировал сверху третьим стволом. Такая уключина, конечно, не гарантировала, что весло не выскочит, но, по крайней мере, не давала ему болтаться вдоль борта и служила упором, ограничивая ход.
Закончив с фальшбортом и уключинами, он соорудил две лавочки (банки) — спереди и сзади, на расстоянии примерно 50 сантиметров от уключин. Это позволяло грести, сидя лицом или спиной к носу плота. По сути, каждая лавка представляла собой три ствола большого диаметра, равных ширине плота между фальшбортами, уложенные поперёк настила. В будущем, для большего комфорта, планировалось покрыть их циновками или матами из тростника.
— Принимай работу! — услышал Илья, заканчивая вторую лавку.
Ирина стояла над готовым парусом.
— Ого! — восхищённо выдохнул он. — Да это просто ковёр самолёт!
— Главное, что лёгкий, — Ирина выдернула из песка колышки, удерживавшие полотно, и без труда подняла парус.
— Так, теперь задача — как его закрепить, да так, чтобы можно было управлять? — Илья нахмурился, погрузившись в раздумья.
— Ну, ты пока думай, а я купаться.
— Не е, я потом подумаю. А то кто тебя в море охранять будет? — он проводил взглядом удаляющуюся Ирину, невольно любуясь её обнажённой грацией.
«Удивительно, как быстро мы перестали стесняться своей наготы, — подумал он. — Тело и лето — слова анаграммы: в них словно зашифрована некая глубинная связь. Избавляясь от одежды, мы открываем своё тело солнцу, ласковому ветру… и миру.
Нагота всегда была для нас чем-то сложным, деликатным. Это чувствительная точка, где сходятся наши биологические, социальные и индивидуальные начала. Биология диктует естественную потребность сбросить одежду, когда жарко, и укрыться в ней, когда холодно. Но нагота часто воспринимается как нечто социально неприемлемое, вызывающее.
С другой стороны, современная психология утверждает: чем больше времени ты проводишь обнажённым, тем комфортнее чувствуешь себя в своём теле. А чем больше ты принимаешь себя, тем увереннее становишься, тем счастливее и привлекательнее для окружающих.
Вот и мы, окунувшись в это счастье, упиваясь теплом, совершенно забыли об одежде. Всё и так видно, всё уже показано и рассмотрено до мелочей, тайн друг от друга не осталось, как и необходимости скрывать свои маленькие несовершенства. Зачем забивать голову тем, что и так очевидно? Зачем ханжество и условности? На нас не смотрят с осуждением, за нашими спинами не шепчутся — а коли так, все условности теряют смысл. Мы остались самими собой и при этом перестали обращать внимание на ненужные куски ткани, и это нисколько нас не смущает. И это здорово!»
Илья спрыгнул с плота и поспешил следом за Ириной.
Полчаса неги в ласковых объятиях освежающей воды пролетели как миг. Устроившись на кромке прибоя, Илья задумчиво чертил что-то на влажном песке.
— О чём задумался, такой весь серьёзный? — спросила Ирина, присаживаясь рядом.
— Да вот ломаю голову, как лучше закрепить рею — ну, эту поперечину на мачте — и парус на ней. Сделать жёсткую конструкцию или поворотную? Поворотная — это куча такелажа для управления и фиксации. А если жёстко, то нужно руль придумывать… Хотя руль в любом случае нужен.
— А как проще, исходя из наших ресурсов?
— Проще жёстко, — ответил Илья с решимостью в голосе. — Мы сейчас…
— Мы сейчас пойдём обедать, — перебила его Ирина.
— А, ну да… Тогда я вершу проверю? — Он поднялся, отряхнул песок и направился к заветному месту.
На обед были крабы — небольшие, но целых шесть штук, отваренные и с аппетитом съеденные.
— Я бы от десерта не отказался, — Илья поставил на стол вымытую в ручье посуду.
— Тебе банан или манго? — Ирина собирала остатки панцирей в импровизированный кулёк из бананового листа.
— Мне тебя, — он приобнял девушку сзади. — Не думаю, что найду десерт слаще!
— Вот, ты хоть о чём-нибудь другом думать можешь? — наигранно ворчливо произнесла она.
— Я неустанно думаю о чём то другом! — возмутился Илья. — Ты занимаешь лишь ничтожную часть моих мыслей… Ну, процентов девяносто, примерно.
— Балабол, — рассмеялась Ирина. — Держи манго. А о «мелочах» подумаем вместе, но вечером! Пошли работать.
— Ну, началось, — вздохнул Илья, примериваясь зубами к сочному боку манго. — Трудоголики, ёпт.
С парусом пришлось изрядно повозиться. От идеи жёсткой конструкции всё же отказались в пользу подвижности и поворотливости — со всеми вытекающими сложностями в виде обременительного такелажа.
К полотну, искусно сшитому Ириной, привязали две бамбуковые жерди: одна — рея, другая — утяжелитель, чтобы парус не трепыхался бесформенной тряпкой на ветру.
Сначала соорудили козлы — удобный постамент для работы, чтобы крепить рею к верхней части мачты. Когда корявая конструкция, напоминающая стремянку, была готова и не вызывала сомнений в устойчивости, приступили к монтажу паруса и такелажа.
Илья вырезал из стволов два невысоких цилиндра: один большего диаметра — для нижней части мачты, другой меньшего — для верхней. Первый свободно скользил по всей мачте, а второй опускался вниз лишь на шестьдесят сантиметров. К этим цилиндрам решили привязать рею и утяжелитель — так парус будет лучше поворачиваться.
Чтобы рея не соскальзывала вниз, на верхнюю часть мачты плотно насадили узкое кольцо — оно стало распоркой в сорока сантиметрах от верхушки. Это была надёжная опора и ограничитель: верхний цилиндр теперь не мог опуститься ниже. Такая конструкция позволяла не только свободно поворачивать парус, но и снимать его при необходимости.
К цилиндрам привязали рею и утяжелитель — и водрузили парус на мачту!
Слабый бриз, дувший с моря, тут же подхватил полотно, слегка развернул его, выгнул и натянул. Плот еле ощутимо вздрогнул.
— Ого! — воскликнула Ирина. — Ты почувствовал?
— Да! Похоже, работает! — с восторгом подтвердил Илья. — Мы обуздали энергию ветра!
— Я определённо горжусь нами! — Она победно вскинула руку.
— Погоди, нам ещё нужно придумать, как удерживать парус от чрезмерного надувания и нежелательных поворотов. А радоваться и гордиться собой будем после испытаний на воде. Но это уже завтра. На сегодня всё, отдых! Снимаем парус — и купаться!
— Хорошо, — согласилась Ирина. — Мы же… Это… За любой кипиш, кроме голодовки! Кажется, ты так говоришь?
— Именно, — он чмокнул её в носик.
Парус сняли и снова растянули на земле, закрепив колышками. Пусть лучше просохнет — так будет легче!
Изнуряющая жара выпила все силы до капли. Поэтому после живительной прохлады купания остаток дня решили посвятить лишь неторопливым заботам: собрать спелые фрукты, запастись солью, нарубить сухие дрова и приготовить ужин.
________________________________________
— Да как же так! — рыдания сотрясали Ирину, уткнувшуюся лицом в плечо Ильи.
Они стояли под сенью хлебного дерева — молчаливые свидетели собственной доброты. Перед ними зияла заброшенная яма ловушка, некогда вырытая с трепетной надеждой добыть желанное мясо. Теперь она казалась горьким напоминанием: именно здесь, поддавшись порыву сострадания, они освободили попавшую в западню свиноматку. Яма так и осталась незакопанной — немой укор их милосердию, которое лишило их шанса разнообразить скудный рацион.
На дне зияющей ямы, словно нелепая жертва, лежал поросёнок, пронзённый заострённым колом.
— Нужно было засыпать её, — проворчал Илья. — Дай я его достану.
Он лёг на край ямы и, ухватив скользкую тушку за передние ножки, вытащил наверх.
— Ну вот… — всхлипнула Ирина, будто винила себя в случившемся.
— Ну и что «вот»? Мы хотели мяса — вот оно. Успокойся. Видно, так было суждено. Мы отказались от охоты, а судьба распорядилась иначе. Он ещё тёплый — совсем недавно угодил сюда.
— Прекрати, — она отвернулась, прижавшись лбом к шершавой коре дерева. — Мне просто жаль его.
— И что теперь? — Илья вопросительно посмотрел на её осунувшуюся спину.
— То, что и планировали, — тихо ответила она, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. — Сейчас успокоюсь, прости. Ты справишься с разделкой без меня?
— Конечно, милая! Я всё понимаю. Займись фруктами, встретимся у очага. — Илья бережно подхватил тушку и направился к берегу.
— Хорошо, — отозвалась Ирина, не поворачиваясь.
Как-только фигура Ильи скрылась за прибрежными скалами, она шумно выдохнула и мотнула головой. «Что за глупости? Не стоит лицемерить, оставаясь мясоедом. Мясо не растёт на деревьях… Гуманно — негуманно? Зато этот малыш избежал мучений от кривого удара ножом или острогой, когда животное умирает в агонии долгие полчаса. Можно, конечно, питаться солнечным светом, но для начала нужно научиться выращивать хлорофилл под кожей и отбрасывать конечности по осени». Она успокоилась, улыбнувшись абсурдности последней мысли, и пошла собирать плоды.
Илья устроился на выступе скалы у самой кромки воды. Опустив ноги в прохладную воду, он принялся орудовать ножом и импровизированным каменным топором. Выпотрошил тушку, отделил голову и копыта, отправив всё это на корм обитателям морской пучины. Поросёнок ещё не успел обрасти жирком — мясо было постным, без единой прожилки сала. Разделав тушу, Илья промыл куски в морской воде и начал аккуратно складывать их в корзину.
«Килограммов восемь десять мяса. Целое состояние», — подумал он. Замахнувшись, чтобы выбросить в море очередные обрезки, Илья вдруг подпрыгнул, как ужаленный, едва не потеряв равновесие и не опрокинув корзину с добычей в воду.
В десяти метрах от камня, стремительно приближаясь, воду рассекал зловещий чёрный треугольник плавника. Кто пожаловал на угощение, сомнений не вызывало.
— Вот чёрт! — вырвалось у Ильи. С трудом удерживая равновесие, он отступил к центру камня. — Кого мы точно не ждали!
Плавник, совершив резкий поворот, скрылся за скальным выступом. Илья поспешил к берегу, на ходу собирая всё в корзину. Незваный гость из морских глубин изрядно его встревожил.
— Ты чего такой взъерошенный? — спросила Ирина. Она уже развела огонь в печи и теперь с тревогой разглядывала его лицо.
— Да всё нормально. Ты как?
— Я то в порядке, а вот по тебе не скажешь. Ну, выкладывай, что случилось? — она требовательно посмотрела на него.
— Акула, — коротко ответил он.
— Опять? — ужаснулась Ирина. — Я уж и думать про неё забыла. Чёрт!
— По ходу, я сглупил. Нужно было на земле всё делать и закапывать отходы, а я в море решил крабов и рыбок покормить. Вот и прикормил, только не тех. Примчалась, будто её звали. Совсем забыл, что они чуют кровь за километры, — покаялся Илья.
— Да а, уж. Теперь опять в воду страшно заходить. Ладно, бог с ней. Покрутится и уйдёт. Больше не будем устраивать пир для хищников. Что с мясом будем делать?
— Ты точно в порядке? — Илья с сомнением посмотрел на Ирину. — К чревоугодию готова?
— Да, всё в порядке. Минутная слабость. Рай и смерть — понятия несовместимые. И любовь к животным иногда мешает. Всё хорошо, честно, — заверила она.
— Ладно, — ещё раз внимательно взглянув на неё, он кивнул. Разложил куски мяса на банановые листья. — Предлагаю эти кусочки пожарить, а остальное посолить и завялить, как рыбу. Иначе нам всё не съесть, и завтра оно испортится.
— Хорошо! Тогда ты займись засолкой, а я буду жарить.
Ужинали с аппетитом, но почти в молчании. День выдался слишком сложным, эмоций было чересчур много — разговор не клеился. Они сидели, глядя на затухающие угли в печи, потягивая сладковатый сок из кокосов.
Ирина поднялась, собрала посуду, завернула объедки в листья, положила на землю и придавила камнем. Остатки жареного мяса она плотно обернула листьями и отнесла в пещеру.
— Любимый, ты спать идёшь? — донеслось из пещеры.
— Да, иду, — ответил Илья, поднялся и зашёл внутрь, опустив полог.
Она прижалась к нему сзади и неожиданно крепко обняла.
— Я помню про десерт, — прошептала Ирина, осыпая его шею нежными поцелуями.
Следующая глава — Глава 15 - http://proza.ru/2025/12/26/1688