Случайная закономерность. Главы 9, 10, 11.

Глава   9

  На лице Трухина сияла  улыбка. Он вспоминал о нежных объятиях Татьяны, о ночи, проведенной вместе и о словах, которые они шептали друг другу. В его душе волной поднялась радость. Ему хотелось петь, смеяться, танцевать. Он любит, и любим! Вместе, они преодолеют все преграды, вставшие на их пути. Вместе, они сумеют избавиться от призраков прошлого. Не важно, что небо вот-вот разразится мокрым снегом, что ветер пронизывает насквозь, и ноги разъезжаются на льду, припорошенном снегом, смешанным с солью. Не важно, что впереди ждет трудный, напряженный рабочий день. Главное, что после него наступит вечер. А вечером они снова будут вместе. И он снова сможет поцеловать и обнять свою любимую.
  Фирма «Нерпа» находилась на Загородном проспекте, в шестиэтажном доме. Стрелка указателя показывала, что вход находится во дворе. Пройдя под темной аркой, Трухин вошел в «колодец». На заасфальтированной, без единого растения площадке, стояло два мусорных бака, на которых сидели три вороны. На Трухина они не обратили ни какого внимания, продолжая заниматься поиском пищи. На двери, обитой железом, был установлен домофон. Трухин нажал кнопку. Грубый мужской голос спросил: - Чего надо? К кому?
  - Мне нужен Селезнев Александр Петрович.
  - По какому вопросу? – проскрежетал все тот же голос.
  - Я из милиции. Майор Трухин. 
  В течение трех-четырех минут домофон молчал, после чего другой голос поинтересовался: - А зачем вам нужен Александр Петрович?
  Трухин рассердился: - Может вы,  все же откроете дверь? Или мы так и будем разговаривать? 
  Секунду другую стояла тишина. Потом дверь, заскрипев, приоткрылась, и в ее проеме появилось опухшее лицо и, дыхнув на Трухина перегаром, рыкнуло: - Удостоверение есть? 
  Трухин достал удостоверение и, открыв, приблизил его к глазам страдающего от глубокого похмелья мужчины. 
  - Ну, теперь я, надеюсь, могу войти? 
  Тот, утвердительно кивнув головой, произнес: - Войти то ты можешь. Только зачем?    
  Трухин, пытаясь быть терпеливым, снова повторил: - Селезнев здесь? Мне необходимо с ним поговорить.
  Мужик помотал головой: - Не, не получится.   
  - Его, что, нет? 
  - А я тебе о чем,  битый час толкую? – мужик икнул, – укатило все начальство в первопрестольную.  На всю фирму я да Михалыч. Я, значит, охранник. А Михалыч – сторож. Ясно тебе?
  Трухин протянул: - Куда уж яснее. А когда вернуться?
  Лицо мужика скривилось в удивленной гримасе.
  - Ну, ты даешь! Мне, что, докладывают, что ли? Я же не президент банка. Когда им надо, тогда и вернуться, если вернуться. Обычно, через неделю, а как сейчас, не знаю.   
  - А когда уехали?   
  - Вроде как позавчера, - мужик почесал затылок, - а может вчера? Михалыч, - он отвернул лицо от Трухина и попытался взглядом отыскать в глубине коридора сторожа, - ты не помнишь, когда начальство слиняло? Чего говоришь? А, ну точно, позавчера. – Он повернулся к Трухину, - а чего надо-то? Может, я чего скажу?
  Трухин покачал головой:- Да нет. Ты мне вряд ли чего сказать сможешь.
  - Ну, смотри. Нет, так нет.
  Мужик закрыл дверь. Трухин пошел к выходу, когда из динамика донеслось.
  - Дня через четыре приходи.
  Трухин хмыкнул: - Да, вот тебе и филиал «крутой» фирмы. Надо будет навести справки, что из себя предоставляет головное предприятие. 
  Приехав в Управление,  Трухин застал пустой, темный кабинет. Ребят не было. Он разделся, согрел чайник, и, заварив себе крутой чай, сел за стол. Еще раз просмотрев все бумаги по делу Маркина, он снял трубку и набрал московский Уголовный розыск. В МУРе у него был приятель, майор Сивахо. Веселый, разбитной мужик. Года два назад они занимались розыском киллера, который гастролировал из Питера в Москву и наоборот, по мере поступления заказов. В начале совместной работы Трухин с Сивахо относились друг к другу настороженно и даже с некоторым предубеждением. Но,  встретившись, и проведя, что называется, «очную ставку» за бокалом вина и сочным шашлычком, поняли, что может быть они и разные люди, но похожи в одном – в их отношении к работе.   С тех пор, если у кого-нибудь из них возникали вопросы, связанные с получением информации на «чужой территории», они обращались друг к другу, зная, что отказа не будет, и, по возможности, все будет сделано быстро и качественно. 
  Представив невысокого, кругленького майора, с озорными, карими глазами и улыбчивым ртом Трухин рассмеялся.
  - Ало. Толя, ты? Приветствую тебя, это Александр. Узнал? 
  В трубке зарокотало: - Сашок, дружище, здравствуй! Богатым будешь, сегодня о тебе вспоминал.   
  - По какому поводу?
  - А так, без повода. Подумал, что-то давненько мы с тобой не виделись. Работа чертова задушила, да вечные перетрубации, реформации и другая дребедень. У вас так же? Или северная столица живет своим умом? 
  - Куда нам. Мы как все, в общем строю.  Как семья? Здоровье? 
  - Семья грозится выставить на улицу без прописки и денежного довольствия. Жена, иначе как квартирантом не называет. Ты же знаешь: ни выходных, ни проходных. То – дежурство, то – наряды, то – засады. Прихожу домой – сын уже спит. Ухожу – сын еще спит. Супружеские обязанности выполняю не регулярно и халтурно (так говорит жена). А, в общем, все нормально. Здоровье терпит, а это главное.    На хлеб, пусть иногда и без масла, хватает. Крыша над головой есть. Родные люди рядом. Поэтому – прорвемся. Как у тебя, расскажи? По-прежнему в гордом одиночестве или осчастливил какую-нибудь красавицу? 
  Трухин рассмеялся.   
  - Пока свободен, но надеюсь в скоре потерять,  эту свою свободу. Очень надеюсь.   
  - Так, зацепило, значит, и пуленепробиваемого Трухина? Ну, это должна быть особенная женщина. Захомутать мужика, по которому сохнет полгорода красивых и незамужних, а бывает и замужних женщин, это надо быть если уж не Софи Лорен, то Бриджит Бордо.   
  Трухин хмыкнул: - В самое яблочко, друг мой.   
  - Что значит: в самое яблочко? Ты хочешь сказать, что влюбился в иностранку, и она ответила тебе взаимностью? Сашок, они же уже обе старушки, и к тому же старушки легкого поведения. 
  - Ладно, кончай издеваться. Я просто хотел сказать, что моя Таня не хуже всех этих актрис. Понял?   
  - И так, она звалась Татьяной… . А сестры у нее нет?
  Трухин рассмеялся: - Нет. Ни сестры, ни брата, ни свата. Но увяз я Толя капитально. Приедешь, познакомлю.   
  - Ага, лет через двадцать. Какие поездки? Загород-то, на природу, за лето раза два всего с семьей выезжал. Ладно. Я рад за тебя Сашок. У тебя ко мне дело или просто позвонил?   
  Трухин посерьезнел.
  - По делу, по делу. Толя, не в службу, а в дружбу, не наведешь справки по фирме «Нерпа». Кто такие? Чем занимаются? Кто за ними стоит? Кто хозяин? Короче, все, что сможешь узнать. 
  - А что, наследили у вас? 
  - Да, понимаешь, у нас здесь зарегистрирован их филиал, и некто Селезнев – директор этого филиала, проходит у нас, пока что свидетелем по делу об убийстве. Но встретиться с Селезневым не удалось. Говорят, он укатил к вам, в Москву. Охранник со сторожем в дымину пьяные. У меня создалось такое впечатление, что хозяева возвращаться в Питер не намерены. А у них с убитым вышла, не задолго до убийства, размолвка по поводу не возврата крупной суммы денег. Поможешь? Не хотелось бы их в розыск объявлять не разобравшись.
  - Ну, какие проблемы? Все в наших руках. Чем смогу, помогу. Ты же знаешь. Как только будут результаты, отзвонюсь. Не прощаюсь. Отбой.
  Трухин удовлетворенно улыбнулся,  и только собрался набрать Татьянин номер,  (она сегодня не дежурила,  и должна была быть дома) как дверь открылась и в нее, как-то боком, протиснулась женщина и замерла у стены. Трухин удивленно посмотрел на нее.    
  - Вы ко мне? 
  Женщина, кинув быстрый взгляд из-подлобья, неуверенно произнесла: Не знаю. Сказали в вашу комнату. Убийством Маркина вы занимаетесь? 
  Трухин утвердительно кивнул головой: - Да. А вы кто такая будете? 
  Женщина тихо прошептала: - Я на одной площадке с Маркиными проживаю, в двенадцатой квартире. Моя фамилия,  Грамма.
  Трухин указал рукой на стул.
  - Да вы проходите, садитесь, пожалуйста.
  Женщина медленно подошла к стулу и села на краешек, как бы намереваясь в любой момент соскочить и броситься к выходу.
  Трухин ободряюще ей улыбнулся: - Да вы не волнуйтесь, пожалуйста. Расслабьтесь. Здесь вам никто ничего плохого не сделает. Я слушаю вас. Простите, как ваше Имя,  Отчество?
  -  Зоя Николаевна.   
  На вид женщине было около сорока лет. Невысокого роста, полная, с потухшими серыми глазами и усталым лицом.
  - Зоя Николаевна, я вас слушаю. Что вас привело к нам?
  - Даже и не знаю,  с чего начать, - она достала из кармана пальто носовой платок и начала нервно его теребить.
  - Начните с главного.   
  Женщина тяжело вздохнула: - С главного, так с главного. Я видела в то утро еще одного мужчину, который выходил из квартиры Маркиных.
  - Какого мужчину? Время не помните? 
  - Где-то в 8-30, 8-40. Минут через десять, этот Иркин ухажер появился, и тут же выскочил, как ошпаренный.
  - А тот, первый мужчина, вы видели, когда он входил, или только когда он выходил?
  - Да, когда входил видела,  и когда выходил.
  - А где вы были в это время?
  Женщина снова опустила голову. 
  Трухин про себя  чертыхнулся: - Красна девица! Каждое слово с боем выбивать приходится.
  Трухин встал из-за стола и, присев рядом с женщиной, ободряюще похлопал ее по руке: - Зоя Николаевна, следователь, это все равно, что исповедник. Ему не только можно, но и нужно все рассказывать. Ведь от этого зависит чья-то жизнь. Сейчас у нас главным подозреваемым является Алексей Дымов, который, как мы считали, был единственным, кто посещал Маркиных тем утром.  И после него ваша соседка из девятой квартиры, Гвоздева, обнаружила труп Маркина. Теперь вы понимаете,  насколько важны ваши показания? Я вас убедил?
  Женщина смущенно улыбнулась: - Да, я понимаю. Я же сама сюда пришла. Просто стыдно об этом рассказывать. В общем,  муж у меня последнее время загулял. Это и раньше с ним случалось, но чтоб не пришел ночевать, это впервые. Я всю ночь глаз не сомкнула. Всякое уж передумала. Если к какой женщине завернул или с мужиками всю ночь пьянствовал, это уж куда ни шло, а если что случилось? Вы знаете, сначала жили хорошо, двоих ребят родили. А потом, он запил. Работу на заводе потерял. Завод-то закрыли. А он токарь шестого разряда. Другой специальности нет, а эта никому не нужна оказалась. Пошел грузчиком. А там команда известная. Вот и пошло. Раз выпил, другой, и покатилось. А где водка, там и женщины. А женщины там, сами знаете,  какие – такие же, как и эти алкаши. Расходиться? Квартира двухкомнатная, как делить? Да и одной мне ребятишек не потянуть. Дочка скоро школу заканчивает, а младшему – десять. Так вот, я всю ночь не спала, прислушивалась. Как дверь в подъезде стукнет, я сразу к двери и в глазок смотрю: мой или не мой. Так до утра и пропрыгала. А тут, где-то около восьми утра, может чуть раньше, слышу шаги на нашей площадке. Я к глазку, смотрю – мужчина к Маркиным в дверь ломится, шумит. Дверь открылась,  и он туда вошел. Тут у меня ребятишки встали. Пора в школу собирать, да провожать. Они у меня убежали в восемь тридцать. Занятия в школе с девяти утра. А я только дверь закрыла, не успела до кухни дойти, слышу, снова шаги на лестничной клетке, посмотрела – этот мужчина, что у Маркиных был, быстро по лестнице спускается. А потом уж этот Иркин хахаль появился. Но он быстро выскочил и, как ошпаренный, помчался.
  Трухин посмотрел на женщину: - А что ж вы сразу об этом не рассказали, когда мы всех во дворе и в доме опрашивали?   
  Женщина опустила голову:- Да не было меня дома-то. Я прождала еще с полчаса своего благоверного  и  пошла,  его искать. Пока оббегала все «злачные» места, пока нашла, привела домой, уже полдня прошло. На работу надо. С работы вернулась после одиннадцати и спать. А утром-то и услышала, что у Маркиных случилось. Женщины сказали, что Иркиного любовника подозревают. Людка, мол, его видела, а больше, мол, никто к ним не приходил в то утро. Вот я про этого-то мужчину и вспомнила. Поэтому и пришла.   
  - А описать вы этого мужчину сможете?   
  Женщина пожала плечами: - Не знаю. Глазок ведь очень искажает. Попробую. Где-то среднего роста, сбитый такой. Выпивает видать крепко.
  Трухин быстро спросил ее: - А почему вы так решили? 
  - Ну, я эту братию теперь в миг распознаю: лицо опухшее, неопрятный,   и шуму от него было много. Возраст у них распознать трудно, но где-то от тридцати, до сорока лет.
  - А знать  вы бы  его смогли?
  Немного подумав, женщина утвердительно кивнула головой: - Думаю, да.
  Трухин встал.
  - Благодарю вас. Я думаю, что нам придется еще вас побеспокоить. Когда понадобится, мы вам позвоним.
  Женщина закивала головой: - Да, конечно, конечно. Я не возражаю.
  Трухин проводил ее до двери и стал ждать Борисова с  Власовым  и звонка от Сивахо. Первым вернулся Борисов.
  - Борь, ну, что там наша вдова? Как ее ребенок? Что узнал?
  Борисов разделся, сел на стул и устало вытянул ноги.
  - Вдова у нас веселая.
  Трухин удивленно вскинул брови.
  - Как это? Не понял.
  - А вот так это. Танцует вдова. В любовницы себя предлагала, да я не соблазнился. Оскорбилась. Не могла поверить в то, что кто-то может не упасть перед ней ниц, при виде ее сногсшибательной красоты. Еще та стерва. Семейка была, как в зарубежном кино. Она у него для «мебели», а он у нее для «хорошей жизни». Жили, каждый в свое удовольствие: любовники, любовницы. Поэтому, особой скорби о потере горячо любимого мужа, молодая вдова не испытывает.
  - Так вроде рыдала и даже угроза выкидыша была, когда мы там были.
  - Не знаю, была или не была, но актриса она великая – Комисcаржевская ей бы позавидовала. То – танцует, то – плачет, то – смеется – цирк, одно слово.   Убивать, говорит, резону не было, так как ребенок от мужа. Рожать от любовника – это слишком непорядочно (это она так сказала). 
  Трухин ухмыльнулся: - Да что ты говоришь? Какая благородная женщина. Ну, и?
  - Поэтому, говорит, пожизненное содержание чада, а вместе с чадом и ее, было ей обеспечено. Смысл убийства исчезает.
  Трухин перебил его: - Это она так говорит. А ты сам как думаешь?
  - А черт его знает. Думаю, она права. Если бы у них действительно был любовный треугольник, бушевали страсти и ребенок был бы не от Маркина, то убийство имело бы смысл. Хотя….  Надо будет у Вовки спросить: можно ли кровь Маркина сохранить до того времени и годится ли трупная кровь для анализа по определению отцовства.
  Трухин задумчиво произнес: - Это вряд ли. Я думаю, ответ на вопрос об отцовстве мы не получим никогда.   
  Дверь со стуком распахнулась и появилась улыбающаяся физиономия Власова. 
  - Всем большой привет и наилучшие пожелания в общественной, семейной и рабоче - служащей жизни.
  Борисов буркнул: - Привет, давно не виделись, не прошло и, - он глянул на часы, - пяти часов. Власов, ты нахал, ты об этом знаешь?
  - Почему это? В чем я на этот раз провинился, - он состроил дурашливо удивленное лицо.
  - Вова, ты триглодит,  в три горла лопаешь. - Борисов повернулся к Трухину, - Александр Анатольевич, вы представляете, мало того, что всю ночь храпел, спать не давал, так еще и утром сожрал свой завтрак вместе с моим. Настя напекла оладьев, я пока брился, прихожу, а на столе пусто. Этот негодяй даже тарелки помыл. Или вылизал? -–он посмотрел на Власова. 
  - Борь, ну извини. Я решил, что ты разгружаешься, после праздничного ужина. Все поели, а тебя нет и нет. Чего, думаю, добру пропадать? Когда еще удастся горяченьких оладушек покушать? Не всем же так везет с подругами жизни. Вот я и съел твою порцию. Борь, ну прости, а? Я больше так не буду, - и он начал тереть глаза, изображая слезы, - и это вовсе не я храпел, а твой старшенький сыночек, Костя. А я хороший. Я безобидный и добродушный, как плюшевый мишка. Ей Богу не вру «дяденька», - он стал заглядывать Борисову в глаза и дергать его за рукав.
  - Все, кончайте балаган, - Трухин хлопнул в ладоши, - вам дай волю, до конца дня будете «ваньку валять».  Давай Вов, докладывай, что у тебя?
  -  У меня глухо, как в танке, утонувшем в болоте. Даниленко застал на рабочем месте,  в полной отключке. В запое он. Пришлось опохмелить, за мой счет, - он бросил взгляд на Трухина, - на что не пойдешь, ради общего дела. Последние можно сказать, кровные, от сердца оторвал.  Почти что без обеда остался. Так, пирожок перехватил. Если бы не утренние оладьи, точно, ноги бы протянул.
  - Так, опять сказка про белого бычка началась, - Трухин улыбнулся, - компенсируем мы тебе твою потерю….к концу года, в виде премии за добросовестный и бескорыстный труд на благо нашего Отечества.
  Власов тяжело вздохнул: - Вот так всегда, сначала обнадежите, а потом огорошите. До премии-то еще о-го-го, а кушать-то сейчас хочется. Ладно, ладно понял, продолжаю. После опохмелки, мой клиент, немного очухавшись, поведал мне свою душещипательную историю, о коварстве и подлости своего школьного дружка – Аркадия Маркина. Грозился расквитаться с ним по полной программе. А, узнав о смерти горячо нелюбимого друга, даже протрезвел от счастья и свалившейся на него удачи. По документам, он является совладельцем фирмы «Меха» и так как основной держатель акций погиб, то теперь он является законным руководителем вышеназванной фирмы. Все продавщицы и заведующая секцией (по совместительству его любовница), подтверждают, что с территории Гостинки он не выходил. Спал беспробудным сном, опьяненный винными парами. Теоретически, он может являться убийцей, практически же – исключено. Даже если он туда и обратно смотался на такси, все равно его отсутствие было бы замечено. Да и состояние у него: ни в сказке сказать, ни пером описать. Руки трясутся, глаза в раскос. Но сказал, что с сегодняшнего дня, он в завязке. Надо начинать руководить, то есть брать быка за рога.
  Трухин задумчиво произнес: - Вов, опиши его. Что-то мне этот «руководитель» не нравится.
  Власов на минуту задумался.
  - Ну, обычный мужик. На вид, лет тридцать пять, среднего роста, волосы темные, глаза карие, лицо пропитое, опухшее, руки трясутся. Амбре за километр чувствуется. Одним словом, типичный алкаш. Может, раньше он и был семи пядей во лбу, а теперь весь интеллект в бутылке растворился.
  - И ты говоришь:  все сотрудники подтвердили, что он тем утром никуда не отлучался и спал в подсобке?
  - Да, - Власов недоуменно посмотрел на Трухина, - а что, есть другие данные?
  - Получается, что есть. Понимаешь, была тут еще одна свидетельница, из 12 квартиры, на одной площадке с Маркиными живет, та вот она, видела, что около восьми утра к Маркиным приходил еще один человек и пробыл там достаточно долго, что-то около тридцати минут. А главное, портрет этого незнакомца очень напоминает твоего алкаша.
  Борисов вклинился в их диалог: - А почему эта соседка раньше об этом не сказала? Как мы могли ее пропустить? 
  Трухин развел руками.
  - Вот так и пропустили. Она мужа непутевого всю ночь ждала, а потом искала по городу бегала. Не успела оглянуться, на работу пора. Она в этот день во второю смену работала. Только утром сегодня и узнала об убийстве. Еще надо спасибо сказать, что пришла. У нас ведь сейчас жизнь по принципу «моя хата с краю, ничего не знаю».
  Власов начал перечислять, загибая пальцы: - «Человек человеку – волк», «Меньше знаешь - крепче спишь», «Слово – серебро, а молчание – золото», «Любопытной Варваре нос оторвали».    
  Трухин рассмеялся: - Так, снова словесный понос начался.  Сам же говоришь: молчание золото.
  Власов прищурил глаза и хитро посмотрел на Трухина.   
  - Так я разве против? Платите золотом, я и буду молчать, как памятник или как Герасим.
  Трухин непонимающе поглядел на него: - Какой еще Герасим?
  - Ну, который Му-му утопил. Тургенева надо читать в подлиннике, господин майор. Умные люди говорят: - «Ученье - свет», а вот не ученых, теперь,  тьма. Может вам принести? У нас в библиотеке есть, я точно видел.
  Борисов ухмыльнулся: - А что ты в библиотеке делал? Не уж-то самообразовывался? Или Галечке азбуку преподавал?
  - Какую еще азбуку? – Власов покрутил пальцем у виска, - Боря, у тебя, видно, после посещения роддома, от вида беременных женщин в большом количестве – крыша поехала? 
  Борисов, давясь смехом, выговорил: - Как это, какую азбуку Вова? Ты же всем женщинам от восемнадцати и до бесконечности ее преподаешь – азбуку любви по Власовски. Жаль только, что с тобой они изучают букварь, а совершенствовать полученные знания, предпочитают с другими. Но рожденный ползать – летать не может. И что позволено Юпитеру, увы, не позволено Сатурну. – Он, тяжело вздохнув, развел руками, - Не переживай друг, ведь учитель начальных классов ни чем не хуже преподавателя Университета. Просто, у тех класс другой, повыше.
  Власов возмущенно затараторил: -  Это кто учитель начальных классов? Я? Да я ас в этом деле, если ты хочешь знать. Если выстроить в очередь всех, кто хотел бы продолжить со мной «обучение», так очередь, больше чем в Мавзолей выстроилась бы.    
  - Конечно, - Борисов невозмутимо посмотрел на Власова, - ты же пока еще не труп. Есть, конечно, извращенцы, которые любят заниматься любовью в морге, но тех, кто предпочитает с теплым, живым телом – больше. Поэтому, Вова, ты не переживай, по сравнению с Лениным, ты дашь ему сто очков вперед.
  - Ну, Боря, я думал, ты мне друг, а ты мне какие-то несчастные оладьи все простить не можешь. Издеваешься, как будто я у тебя банку икры съел. 
  Трухин, смеясь, произнес: - Ну, все, достаточно. Как маленькие, честное слово. Вы забыли, где находитесь? Давайте ближе к делу.
  Власов огляделся по сторонам.
  - К какому телу? Так вы, оказывается, здесь от меня какое-то тело прячете? – он начал заглядывать под столы, в шкаф, - тело, ты где? Выходи.
  Трухин прикрикнул: - Все, баста. Смехопанарама окончена.
  Власов, сразу посерьезнев, сел за стол и выжидающе уставился на Трухина. Тот, с минуту помолчав, сказал: - Время идет, а результат пока нулевой. То, что у нас задержан,  и сидит Дымов, нам пока ничего не дает. Чует мое сердце, что это подстава.  Хорошо продуманная, хорошо срежиссированная и исполненная, но все же подстава. Парень конечно не ангел и убить ему, все равно, что плюнуть. Но возникает правомерный вопрос – зачем? Одно дело сказать в запале, что убью, мол. Другое дело, прийти утром и хладнокровно убить. Тем более, зная, что эти слова слышали, об отношениях с женой босса многим известно, и главное, есть оружие и сила. Вова, то, что касается твоего алкаша - мотив был, но, как ты говоришь, все сослуживцы утверждают, что он никуда не отлучался и был в стельку пьян. А удар нанесен твердой, недрогнувшей рукой, и расчитан, можно сказать, до миллиметра. В состоянии сильного алкогольного опьянения такой удар нанести ножом невозможно. Наша многоуважаемая вдова тоже не снимается со счетов, но на седьмом месяце беременности и будучи оглушенной изрядной дозой снотворного, не сильно-то размахаешься. Тем более, врачи подтвердили, что снотворное в крови Маркиной присутствует. Дальше, что касается фирмы «Нерпа» – здесь пока глухо. Я зарядил Сивахо, он сейчас наводит справки. Как только будут результаты, позвонит. Вполне вероятно, и даже я думаю, вернее уверен процентов на восемьдесят, что господа этой фирмы имеют прямое и непосредственное отношение к переходу господина Маркина в мир иной.  Ну, а пока, мы будем ждать известий из Москвы, давайте еще раз проработаем ситуацию, связанную с Даниленко. Придется всех сотрудников секции, где он работает, допросить еще раз и здесь. Давай Володя звони и назначай часика через два рандеву с милыми дамами из Гостиного Двора. А его «зазнобу» надо будет допросить отдельно и с пристрастием. – Он улыбнулся. – Власов, не облизывайся, этим займется Борисов.
  Власов обиженно пробубнил: - Ну, вот, как с пристрастием, так Борисов. А у него, между прочим, здоровая российская семья, которую вы подвергаете испытаниям на прочность. Вы же не видели эту «ягодку», которая готова бросаться на каждого, кто ходит в штанах, а, главное, если в этих штанах еще что-то есть, кроме, пардон, трусов. И этот реактивный снаряд вы готовы запустить в беззащитного Борисова? Смотрите, Александр Анатольевич, если что, вся ответственность за разрушение крепкой, сплоченной семьи и за моральную неустойчивость нашего коллеги, падет на вашу посеребренную голову.
  Трухин перебил его: - Вова, Вова, угомонись. Вот в Боре-то я уверен, а тебя допустить до такого допроса, это все равно, что пустить козла в огород. Я так понимаю, что эта дама, твой зеркальный двойник. Ведь ты же тоже не пропускаешь ни одной движущейся мишени в юбке, с бюстом не меньше второго номера. Короче, рыбак рыбака видит издалека. Так что, успокойся, и звони, а там разберемся.
  Когда все сотрудники вышеназванной секции были приглашены для дачи показаний в Управление к 16-00, позвонил Сивахо.
  - Да, друг мой, задал ты мне задачку. Это тебе не два плюс два сложить. Короче так, Сашок, слушай:  никакой фирмы под названием «Нерпа» в Москве не зарегистрировано. Сечешь? Поэтому, ваш филиал, сплошная липа. По указанному тобой адресу находится средняя школа, ученики и учителя которой, конечно имеют отношение к мехам, но только в виде носильной ее части, то бишь – шуб и шапок в зимний сезон. Помещений в аренду не сдают, самим не хватает, в две смены учатся. В Московской регистрационной палате ответили, что документов на эту фирму не получали, и соответственно ничего не оформляли. Так, что, Сашок, подавай в розыск на своих аферистов-уголовников. Все, привет.
  Трухин положил трубку и задумался. Борисов спросил: - Ну, что там, есть какие-то зацепки? 
  Трухин покачал головой: - Нет, тут не то, что зацепки, а вообще ничего нет. Дело в том ребята, что фирмы «Нерпа» в природе не существует. Фикция это. Но нам важно понять одно – люди, работающие под прикрытием этого несуществующего в природе филиала, просто аферисты, или они еще к тому же  и убийцы? Если они просто «нагрели» Маркина на кругленькую сумму, то это уже не наш вопрос и наша компетенция. Для этого существует отдел по борьбе с экономическими преступлениями, которыми занимается наш небезызвестный друг – Павлов. А вот если они вначале «нагрели» его, а потом убили, вот это уже наше дело. Придется снова ехать на Загородный, соответственно уже с бригадой и теперь уже основательно потрясти этого пропитого охранника с не менее пропитым сторожем – Михалычем. Проверить все оставшиеся документы. Составить фоторобот Селезнева и его зама. Борь, ну что, мы тогда с Вовой двинем на Загородный, а ты,  встречай дам,   и постарайся все таки выяснить: был ли наш общий друг Александр Даниленко в подсобке в интересующее нас время, или все же отлучался, хотя бы не надолго. Лады? 
  Трухин повернулся к Власову.
  - Давай,  Вова, одевайся, а я за ребятами.  Во дворе встретимся.
  Власов поглядел на улицу и с тоской произнес: - Ну что за жизнь, не успел согреться и уже снова слышится у подъезда «Карету мне, карету!» 
  Борисов, выглянув в окно,  рассмеялся: - Карета уже у подъезда, сэр. Кучер в нетерпении давит на клаксон, а из окна выглядывает сердитое, усатое лицо распорядителя действа. Поторопитесь, а то получите по шее.   
  Власов выскочил за дверь, на ходу застегивая куртку. И в комнате стало тихо.      

                                                                                    Глава 10      

  Александр Даниленко шел по Невскому и душа его пела от радости. Наконец-то справедливость восторжествовала! Он снова будет человеком! Хозяином! А не подзаборной пьянью. Вспоминая прошедшие «угарные» годы, он не мог понять, как он: умный, молодой, здоровый мужик докатился до такой жизни? Почему он позволил Маркину сделать из себя мерзкого, никчемного алкаша? Ведь это именно он гордился тем, что имеет трезвый ум, талант, а тупоголовый Маркин,  ничего, кроме силы. Как он мог не распознать замыслов и планов этого недоумка? Видел же, и даже сам подбирал людей, которые были способны заменить его,  на всех направлениях, и которые не претендовали, да и не могли претендовать ни на что, кроме работы и зарплаты. А он – мог!  Он был совладельцем фирмы. Поэтому от него можно было избавиться только двумя путями: либо - убить, либо – споить. Что и сделал Маркин, с его, разумеется,  Даниленко, помощью. И вместо того, чтобы бороться за свое, кровное детище, он все больше и больше спивался, превращаясь в подобие человека.  Насколько же он оказался слаб,   и беспомощен. Все его пьяные угрозы и претензии сводились только к одному – к деньгам. Он был рад любой подачке, лишь бы хватило на выпивку. Это ему-то! Которого  в детстве  прозвали чистоплюем, за то, что он требовал заменить рубашку, если на ней было хоть одно пятнышко! 
  Даниленко посмотрел на свое отражение в витрине магазина, и ужаснулся. Опухшее от постоянного пьянства, заросшее щетиной лицо. Мятые, грязные брюки и куртка неопределенного цвета. Ему вдруг стало стыдно появляться в таком виде на фирме.   
  - Хорош хозяин. Нет, в таком виде там появляться нельзя.
  Он быстро развернулся и побежал назад к Гостиному Двору. Забежав в подсобку, он плюхнулся на стул перед столом, за которым сидела его «зазноба» Люся, являющаяся по совместительству еще и заведующей секцией.
  Она удивленно посмотрела на Даниленко.
  - Саша, в чем дело? Ты откуда? Снова пил? – она горестно покачала головой, - что с тобой делать? Ума не приложу. Здоровый ведь, молодой мужик, а жизнь свою растрачиваешь не жалея. Вон уже и милиция стала интересоваться тобой. Чего натворил-то? Чует мое сердце, плохо ты кончишь, Саша,   и никакое мое вранье не поможет. 
  Даниленко недоумевающе посмотрел на нее.
  - Какое вранье? 
  Люся покачала головой.
  - Какое, какое, а то ты не знаешь? Этот инспектор спрашивал, где ты был утром с восьми до девяти.
  Даниленко перебил ее: - Ну, и где же я был? Сама знаешь, спал пьяный в подсобке.   
  Люся печально улыбнулась: - Ну, мне-то ты можешь не врать. Не было тебя там. Я пришла ровно в восемь утра, думала до того, как девчонки соберутся, мы с тобой успеем акробатикой позаниматься. Соскучилась я. Ты же почти неделю пил беспробудно, где уж тебе до любви было? Вот, думаю, захвачу с утра, можно сказать, тепленького. Зашла, а тапчан-то пустой. Не было тебя в подсобке Сашенька.
  Даниленко удивленно смотрел на свою «возлюбленную» и видел ее, как будто впервые. 
  - Боже мой, - подумал он, - до чего же я докатился? Какая гадость. Ведь она мне годится,  чуть ли не в матери. Ей лет сорок пять – пятьдесят, а мне ведь едва за тридцать. Толстая, вульгарная тетка, с раскрашенным, как у клоуна лицом. И ее я целовал, обнимал и занимался с ней любовью!  - его затошнило, - да она ведь мне что-то такое сказала, что-то важное.
  - Люся, извини, я прослушал,  что ты мне сказала, повтори еще раз.
  - То и сказала. Не было тебя в тот день утром в подсобке.
  - Как это не было? Ты что несешь? И где же я был?
  - А вот этого я не знаю. Это ты у себя спроси, где ты был?
  Даниленко потер лоб.
  - Нет, ты же сама сказала, что я спал, и девчонки подтвердили. Да я и помню, что проснулся, когда ты меня растолкала.
  Люся передразнила его:- Растолкала. Конечно, растолкала, только это было почти в десять утра. А девчонкам я сказала, что ты спишь. Не могла же я им сказать, что примчалась раньше их, выхожу из твоей берлоги, а тебя там и в помине нет. Они и так, чуть ли не в глаза хихикают. Не хватало еще, что бы в голос ржали, что я тебя покрываю, содержу, а ты ночью по другим бабам шляешься! - Она обиженно засопела, - ведь мы же любим друг друга, правда?   
  Даниленко передернулся.
  - Любовь, - подумал он, - какая к черту любовь? Мерзость одна и больше ничего.  Вслух же он произнес:  - Люся, а ты не ошибаешься? Это точно было в то утро, которым интересуется милиция?
  - Ну, не совсем уж тупая. Надысь и сегодня пока не путаю.   
  - Ни черта не помню. А когда я вернулся?
  Люся пожала плечами.
  - Я что, на проходной стою? Сам знаешь, работы воз и маленькая тележка, да и начальство то и дело дергает. Помню, что где-то около десяти заглянула в подсобку, ты уже спал, пьяный. Я попыталась тебя растолкать – безрезультатно, и ушла. А что случилось-то? 
  Даниленко долго сидел молча, потом сказал:  - Да уж, случилось. Но это не мог быть я. Я и муху-то убить не могу, не то, что человека.
  Люся испуганно посмотрела на него: - Что значит убить? Какого человека? Ты что несешь-то? Типун тебе на язык!
  - Да, понимаешь, Люся, я ведь не всегда был таким алкашом. Когда-то я был совладельцем крупной фирмы (я, правда, и сейчас им являюсь), но это только формально. Так вот, мой компаньон оказался мразью. Это долго рассказывать. Короче, я оказался «за бортом», а фирма процветает, благодаря моим прежним заслугам. В общем, мой компаньон поднимался все выше, а я опускался все ниже. Он, гад, дал указание охране даже на порог меня не пускать. Ну, мне обидно конечно. Пока трезвый - ничего, а как напьюсь – приходил туда и начинал грозить, что убью этого подлеца. Деньги у него выпрашивал на выпивку. Иногда он мне давал, а чаще всего гнал в зашей. Так вот, в то утро, моего компаньона убили. Люся, но это не я! Я не мог убить. Честно скажу, я не знаю, где я был тем утром, раз ты говоришь, что меня в подсобке не было, я тебе верю. Но где я мог быть, не знаю. Не помню ничего, хоть убей.
  Люся смотрела на него со страхом и удивлением одновременно.   
  - Люся, поверь мне, я не мог его убить. И раз ты сказала милиционеру, что я спал пьяный в подсобке, теперь тебе нельзя менять свои показания. Если тебя еще раз будут спрашивать, стой на своем. Иначе, тебя могут обвинить в лжесвидетельстве, и признать соучастницей преступления, ты поняла? Ты обманула следователя сознательно. Назад дороги нет. Тебе ясно?
  Люся закивала головой: - Конечно, конечно. Тем более, что нас вызвали в Управление внутренних дел к 16 часам.
  Даниленко нахмурился.   
  - Как вызвали? Вас же уже допросили?
  - Не знаю, следователь звонил, просил всех прийти, - она зажала рот рукой, и с испугом посмотрела на любовника, - а вдруг они что-то уже узнали?  Мало ли кто видел тебя входящим позже названного нами времени и сказал следователю?
  Даниленко похлопал ее ладонью по спине.
  - Ладно, успокойся. Главное, стой на своем. Короче, смотри по обстановке. Все будет путем. Теперь мы заживем (вернее, я заживу, без тебя, старая кляча). Я ведь что вернулся? Люся, мне надо на фирму, я ведь теперь один учредитель остался до выяснения: кому Аркаша свои акции завещал. А коллектив без хозяина, знаешь, как дом без фундамента, в момент развалится. Но не могу же я там, в таком виде появится? Люся, займи мне денег. Теперь я богатый, на днях с процентами верну. Не сомневайся.  Приодеться надо, да в баню сходить - в порядок себя привести.
  Люся молча открыла сумочку и, достав кошелек, высыпала все его содержимое на стол. Даниленко удивленно посмотрел на нее.
  - Люсь, ты, что боишься меня, что ли? Ну, посмотри внимательно, неужели я похож на убийцу? И тебе, я разве могу сделать что-нибудь плохое, если от тебя только хорошее видел? Чего уж ты так то, все до копейки? – А сам подумал, - да, подруга, нахапала ты видать достаточно.
  На содержимое кошелька можно было одеться и обуться не одному человеку.
  - Все с собой, что ли носит? – подумал Даниленко, - боится дома оставить? Хотя, кто сейчас оставляет? Банки и государственные, и не государственные из доверия вышли. Дома, даже поставленные на сигнализацию и подключенные на пульт в милиции, все равно оказываются обворованными, чаще всего теми же самыми людьми, которые эту сигнализацию устанавливали, или теми, кто должен был этот дом охранять.  На работе хранить деньги отваживались: или самые рисковые, или самые тупые. Так  как, при нынешнем режиме человек, ушедший вечером с работы домой не был уверен, что утром он будет числиться в штате любимого учреждения. Начальство менялось с реактивной скоростью, и с такой же скоростью менялась их так называемая «команда». Поэтому, положив вечером деньги в служебный сейф, в своем кабинете, утром, можно было переступив порог родного кабинета, услышать, что ты здесь больше не работаешь и расчет, вместе с трудовой книжкой, ожидают тебя в отделе кадров. А твое рабочее место, вместе с сейфом и всем содержимым этого железного ящика принадлежит твоему сменщику, так как в служебном сейфе могут храниться только служебные документы. И многие люди на свой страх, и риск таскают все «состояние», а уж большое или не очень (это зависит от занимаемой на сегодняшний момент должности) с собой.
  Даниленко, прикинув,  сколько ему потребуется денег, так что бы без особого шика, но и не совсем уж убого, отсчитал купюры и, засунув их в карман, вышел, оставив свою подругу с остатками состояния и в полнейшем трансе. 
  Поднявшись на второй этаж, в отдел мужской одежды, он выбрал себе недорогой, но приличный костюм, белую рубашку, галстук. В отделе обуви купил зимние ботинки производства «Ленвест». В отделе верхней одежды теплую куртку «Аляску». Головной убор он брать не стал, у куртки был капюшон. Этого было достаточно. Почти уже выйдя на улицу, он вспомнил, что не купил себе ничего из нижнего белья, а зимой белая рубашка на голое тело, это конечно экзотично, но не практично, а попросту холодно. Вернувшись, он взял трикотажный комплект белья и отправился в баню, на Марата. 
  Отпарив и отмыв застарелую грязь, он с удовольствием надел на себя чистое белье, костюм и спустился в парикмахерскую. Побрившись и, приведя голову в порядок, он поглядел на себя в зеркало, и улыбнулся. Он уже успел забыть свое лицо, и был приятно удивлен, что мужчина, смотревший на него из зеркала, выглядит еще очень даже ничего. Можно сказать – прилично выглядит. И именно этот человек теперь будет снова заниматься любимой работой, и жить так, как должен был жить все эти годы. Ему теперь не стыдно появиться в своей фирме. 
  «Подстилку» Аркашкину он, конечно, уберет и полностью сменит охрану.  Люди, которые видели его унижение, и пинали его в зад, не могут работать на него, пусть даже они исполняли свою работу.  Но исполняли они эту работу с большим удовольствием, сопровождая все это гоготом и комментариями, состоящими в основном из нецензурной лексики. Специалистов, он, конечно, каждого вызовет к себе, и после беседы решит: кого оставить, кого убрать. Ирина сейчас ему не помеха, ей не до фирмы – скоро рожать. А там пойдут пеленки, распашонки, соски. Как минимум на год она выпадает из игры. А там будет видно. Единственная проблема – это Люся с ее страхами и утверждением, что его в то утро в подсобке не было.
  - Она может мне все завалить. Вот черт! Я ведь действительно ничего не помню. Неужели, если бы я убил Аркашу, я смог бы об этом забыть? Человек, даже в невменяемом состоянии не может забыть, что он кого-то убил. Это нонсенс! Ладно, с этим мы как-нибудь разберемся. Главное, что бы она сегодня не проговорилась, а там я вступлю в свои права, получу свои деньги и отправлю ее куда-нибудь на месяц-другой отдохнуть. Она будет в восторге, а тут пока все уляжется. Девчонки своих показаний не изменят, они со слов Люси знают, что никуда не уходил, а Люся будет молчать.   
  Расплатившись с парикмахером, он оделся, вышел на улицу, тормознул машину и, назвав адрес, поехал на фирму.    

                                                                                      Глава   11      

  Власов, как всегда хохмил, рассказывая то ли байки, то ли правду. У него всегда выдумки переплетались с сюжетами многочисленных любовных похождений, поэтому, вероятно, он и сам порой не помнил: было это или не было на самом деле. В машине периодически раздавался гомерический хохот. Даже водитель, пожилой, седоусый мужчина, вытирая слезы, выступающие от хохота, бормотал: - Ну, надо же, ёш твою трешь, язык все одно, что без костей. Врет ведь, а так ладно получается. Вовка, язви тебя в душу, врежусь ведь кому-нибудь в зад, не вижу ни черта от слез. Кончай балаганить.   
  Власов нагнулся к его уху: - Дядь Коль, а ты знаешь, что я тебе два часа жизни на этой земле продлил? Ты мне за это спасибо должен сказать, а ты бухтишь. 
  Шофер удивленно повернулся к нему. 
  - Это как это? Чего плетешь-то? Какие такие два часа?
  Власов, нарочисто -тяжело вздохнув, поглядел на коллег. 
  - Вот она наша темнота российская – лаптем щи хлебаем, ничего не знаем. Дядь Коль, давно уж всем известно, во все мире – одна минута смеха удлиняет жизнь человека на тридцать минут, а ты уже минут десять ржешь без перерыва. Так посчитай, насколько я тебе жизнь удлинил, а? Какие там два часа – больше суток уже будешь жить за мой счет. А все баламут, да хохмач. Вы мне при жизни должны памятник поставить. Я вообще могу сеансы проводить, как этот, Кашпировский, заряжать вас положительной энергией. Озолотиться могу в момент. Ценили бы, что для вас охламонов, эти сеансы бесплатно провожу.
  В машине уже стоял не хохот, а повизгивание, поскуливание и всхлипы. Дядя Коля ударил по тормозам и, качая головой произнес, глядя на Трухина, не принимавшего участия в общем увеселении, и думавшего о чем-то своем: - Ну, надо же такому ботале уродиться? Как вы его терпите, товарищ майор, заговорит ведь в усмерть. Еще б немного, дело б до аварии могло дойти. Аж колики в животе начались.   
  Трухин, очнувшись, укоризненно посмотрел на Власова.
  - Когда ты повзрослеешь? Опять цирк устроил? – он глянул на улицу, - приехали ребята, выходим.
  Власов, виновато взглянув на Трухина, пробубнил: - А чего такого? Зато время незаметно прошло, ребята расслабились.  Лучше, что ли молчком сидеть, как бирюкам?    
  Подойдя к двери, Трухин надавил на кнопку домофона.  Минуту-другую стояла полная тишина, потом, недовольный сонный голос спросил: - Чего надо? 
  Трухин, наклонясь к домофону, произнес: - Михалыч, открывай.
  Щелкнул замок, и в проеме появилась заспанная, опухшая физиономия Михалыча.
  - Снова ты? Ну, чего еще надо?
  Быстро отстранив опешившего Михалыча к стенке, ребята, из спецподразделения, прошли вовнутрь здания.  Михалыч попытался было что-то крикнуть, потом махнул рукой и, опустившись на корточки затих. Пьяный охранник спал на диване, в комнате, служившей, очевидно, приемной. В ней стояли два кресла, диван, стол и старенький компьютер. Дверь в комнату дирекции была закрыта. Всего офис насчитывал четыре комнаты, кухню, длинный коридор и туалет. Очевидно, эта квартира когда-то была коммунальной, потому, что в кухне так и остались две подводки газовых труб к плитам, и стоял застоявшийся, не выветриваемый запах кислых щей и жареной картошки (любимой еды пролетариев).
  Ремонт был сделан только в двух комнатах: в кабинете директора и секретаря. В остальных же клочьями свисали обои, и вздыбившийся паркет так и норовил выпрыгнуть от своих собратьев и ударить кого-нибудь по лбу.
  - Да, - Трухин покачал головой, - фирма. Сплошная фикция, расчитаная на дурачка. Привели в порядок две комнаты, коридор покрасили, а остальное - для видимости, для солидности. Вроде большое помещение, много дверей, а на поверку выходит пшик.
  Он подошел к капитану, возглавлявшему группу спецназа. 
  - Ну, что тут?
  Капитан развел руками.
  - Чисто и пусто. Смылись. Никаких документов. В кабинете директора пустой стол и пустой железный ящик. Ни одной бумажки, все уничтожили. В компьютере тоже все файлы стерты, дискет нет. В других комнатах, сами видели, кроме тараканов – никого. Хитрые сволочи, обо всем позаботились, кроме этих двух идиотов, - он кивнул головой в сторону храпевшего охранника и Михалыча, всхлипывающего и утирающего пьяные слезы, - ну, что, берем этих голубчиков с собой?   
  Трухин кивнул головой.
  - Да, давайте, больше здесь ловить нечего. Как только этого поднять? – Он посмотрел оценивающим взглядом на охранника, - килограмм девяносто будет.
  Капитан рассмеялся: - Сейчас мы его быстро поднимем, в момент протрезвеет, - он кивнул своим ребятам.  Те, быстренько принесли в банке холодной воды из-под крана и с размаху выплеснули ее в лицо храпевшего мужика.
  Матерясь и отряхиваясь, ничего не понимающий мужик, до этого мирно почивавший и видевший хорошие сны, соскочил с дивана и начал озираться по сторонам.
  - Чего такое? Вы, че, озверели в натуре, что ли? 
  Ребята, надев на лицо маски и встав в круг, в центре которого стоял обалдевший охранник, взяли автоматы на изготовку. Капитан четким командным голосом отчеканил: - Быстро: фамилия, имя, отчество.
  Мужик, трясущимися губами, прошептал: - Голенко Федор Карпович, 1950 года рождения, украинец, проживаю на Поварском переулке, дом 8, квартира 12.   
  - Место работы? 
  - Охранник, здесь, в этой фирме.
  - Как давно?
  - Три месяца, где-то.
  - Трудовую книжку оформляли? 
  - Нет, по соглашению. А что, это запрещено?
  Голенко стал озираться по сторонам, пока не увидел Трухина.  Признав в нем своего недавнего собеседника, и, обрадовавшись ему, словно родному, он показал на него пальцем. 
  - Вот он может подтвердить, что я здесь охранником работаю. Он знает.
  Капитан, еле заметно улыбнувшись, глянул на Трухина.
  - Ну как, товарищ майор, подтверждаете? – потом, рассмеявшись, сказал, - а вы сомневались. Трезв, как стеклышко, и без особых усилий. Ну, что, поехали?
  Трухин хлопнул его по плечу.
  - Молодец, капитан. Спасибо. Чисто сработано. Поехали. – Он повернулся к Власову, - Вов, а ты давай в РЭУ, выясни, на каком основании здесь находилась эта так называемая «фирма». Лады? Как все выяснишь, дуй в Управление.
  Власов развел руками и сделал обиженное лицо. 
  - Все, как всегда. Как крайний, так Власов. Все поедут в тепле и комфорте, а Власов пойдет копаться в пыльных бумагах, к замшелым теткам из РЭУ, которые будут поедать его глазами, из-за его неотразимой внешности и делать ему всякие непристойные предложения, от которых бедный Власов, из-за его патологической порядочности и стеснительности, не сможет отказаться. А потом, его снова будут упрекать в родном коллективе, и называть безобразным словом «бабник» - и он, тяжело вздохнув, пошел к выходу. 
  Капитан повернулся к Трухину.
  - Да, у вас не соскучишься. Весело живете. А как он в деле?
  Трухин поднял большой палец кверху.
  - Во, лучше не бывает. Золотой парень. А то, что трепло, так это может, даже, и хорошо. Ведь в нашей работе как: либо – циником быть, либо – равнодушным. Иначе не выдержать. А он и себе не дает озлобиться, и другим. Я ведь так на него, по привычке ворчу, да одергиваю – для порядка. А вот если б он замолчал, тоскливо бы стало, муторно. Сам знаешь, какая сейчас жизнь, какое время. Не мне тебе рассказывать. А он, словно луч солнца в этом царстве тьмы и теней. Смотри, как заговорил, как поэт. Ладно, пора ехать. Пошли.
  Приехав в Управление, Трухин заглянул в свой кабинет, и увидел, что Борисов разговаривает с женщиной, постоянно прижимающей носовой платок к глазам. Кивнув ему, он прошел в комнату ожидания (так называли комнату, в которую привозили заключенных для допроса, и где они ожидали своей очереди). Комната была пуста. Удовлетворительно кивнув, Трухин жестом пригласил сторожа с охранником пройти в нее. Дав им по листку бумаги и ручки, он сказал: - Напишите все подробно: когда были приняты на работу, в качестве кого, кто еще работал в этой фирме, их приметы, особенности, все, что знаете. Чем подробнее напишите, тем быстрее уйдете отсюда. Дача ложных показаний, преследуется по закону. Если не хотите пойти соучастниками по делу, напишите всю правду.
  Михалыч робко спросил: - А что за дело-то? В чем нас обвиняют?
  - Пока ни в чем. Это будет видно из ваших показаний.
  Оба закивали головами и заскрипели ручками. Минут пятнадцать в комнате стояла полная тишина. Первым, свою писанину закончил Михалыч. Дрожащей рукой он протянул Трухину листок, и заискивающе посмотрел на него.
  - Вроде как все написал, почитайте. Если еще чего надо, скажите, я допишу.
  На вид Михалычу можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят, а то и больше – это с какой стороны посмотреть. Тело еще было крепкое, но волосы совсем седые, под глазами мешки, лицо опухшее с красными прожилками. Двух передних зубов не было, поэтому он шепелявил, и его «поситайте» и «дописю» вызвало у Трухина улыбку. Взяв листок, он углубился в сочинение на заданную тему. 
  - Фамилия, Имя, Отчество, полученное при рождении мое таково – Домарь Анастас Михайлович (имя дадено родителями в честь Анастаса Микояна). Родители, убежденные строители коммунизма. Мою сестру назвали Сталиной – в честь Сталина. Родился я в 50 году (Трухин аж прищелкнул языком от удивления – вот  тебе и шестьдесят, немногим старше меня). Окончил восемь классов и пошел работать на стройку каменьщиком. По причине профессиональной необходимости, часто приходилось выпивать (иначе зимой можно было получить обморожения). В 90 году, будучи в нетрезвом состоянии, упал с лесов и получил травму позвоночника. В результате чего работать по специальности больше не мог, поэтому пошел в сторожа. Работа не пыльная, в тепле, платят, правда, мало, но на жизнь хватает. Живу я тут же, на Загородном проспекте, один, в коммунальной квартире. Жена, по причине моей увечности, меня бросила, стерва. Нашла себе здорового бугая, и теперь ходит в шубе и плюет на меня через губу. А мне до фени. Пусть хоть на «Мерседесе» катается, лишь бы мне под ухо не зудела про выпивку.     Так вот, работаю я, значит, сторожем в магазине, и тут директриса-стерва увольняет меня за «нахождение на работе в нетрезвом состоянии». А я всего-то и выпил бутылку «Вермута», а для меня это все равно, что ничего. Черт ее принес с проверкой, видно моя зараза, бывшая, значит, супружница, ей на меня накапала – больше некому. Ну, вот, сижу я без работы неделю, деньги на исходе, а тут узнал, что сторож на фирму требуется. Было это где-то в конце августа. Пошел. Принял меня мужчина, лет тридцати-сорока (я в возрасте не разбираюсь). Сказал, что он заместитель директора. Мужик, как мужик, без особых примет. Я и видел-то его раза два, не больше. Моя ведь работа вечерняя, а у них дневная. Прихожу - их уже нет. Ухожу - их еще нет.      Охранник есть, вот его знаю, а директора не видел ни разу, поэтому, как выглядит, сообщить не могу. Деньги получал от секретарши-свиристелки. Зовут Юлькой. Лет двадцати, сплошные ноги и руки, тела практически нет - зато гонору, выше крыши. Как  деньги выдает, будто свои платит, чувырла крашенная. Я ей так и сказал: сначала титьки да задницу нарасти, а потом воображай, вобла сушеная. Да, зовут заместителя Юрий Иванович, фамилию не знаю, да она мне, вроде, и ни к чему была. Где живет - не знаю. А свиристелка эта не ленинградская, точно, лимита паршивая.  Ее неделю назад в отпуск отправили, за ненадобностью. Сказали на две недели, но я думаю, навсегда. Уж больно она кислая для отпускницы-то была, и все вещички свои прихватила, значит, возвращаться не думала. У меня глаз наметанный. Вот и все, что я могу сообщить. Да, заработную плату за последний трудовой месяц мне не выплатили.    

                                                       Домарь А.М.       

  Трухин еле сдерживал пытающийся вырваться на волю смех.
  - Да, произведение искусства, - подумал он.  Но этот шедевр ни на шаг не приближал их к разгадке фирмы «Нерпа».
  Взяв следующий шедевр нетленного произведения в свои руки, Трухин начал читать. 
  - Как мною уже было сказано раньше, я Галенко Федор Карпович, 1950 года рождения, украинец, но родился и вырос в Ленинграде. Проживаю вместе с женой и дочерью по адресу: Поварской переулок, дом 8, квартира 12. В этой квартире мы занимаем две комнаты, в остальных проживают еще две семьи. Образование среднее – специальное. До перестройки работал на заводе токарем. Завод закрыли, остался без работы. Работал грузчиком в магазине, потом на рынке, но не поладил с «лицами кавказской национальности» (обнаглели в конец – хозяевами себя возомнили). С рынка меня выкинули, еще и пригрозили, что если буду рыпаться – пришибут. А тут, в конце августа, иду по Загородному, смотрю в окне объявление: требуется охранник. Ну, я и зашел. Силушкой меня Бог не обидел, а что выпиваю, так кто сейчас не пьет? Разговаривал со мной мужчина, лет тридцати пяти-сорока. Представился заместителем генерального директора. Зовут Юрием Ивановичем. Сказал, что фирма занимается посредническими услугами, поэтому ничего ценного в офисе не будет. Должность охранника – чисто для солидности. Сказал, что директор чаще всего будет в разъездах, он тоже. Иногда только будут проводиться переговоры здесь, и тогда, мол, все должно быть на высшем уровне. В общем, получилась должность швейцара и дневного сторожа в одном лице. За три месяца переговоры в этом офисе велись всего три раза. Все три раза в них участвовали трое: Юрий Иванович и еще двое мужчин. Который их них директор, я не знаю. Один - лет тридцати. Высокий, полный. Волосы  редкие, светлые. Глаза, вроде, синие. Другой – лет тридцати пяти. Среднего роста, щуплый. Волосы темные, глаза, вроде, тоже. Каких-то особых примет – не заметил. Ни шрамов, ни родинок не видел. Последние два раза ругались, кричали. Да, сам Юрий Иванович, лет сорока, среднего роста, лысый. Еще секретарша – Юлька, но ее, как и нас наняли, потом кинули. Где она живет, не знаю, но то, что не прописана здесь – точно. Она с нами не зналась, нос задирала. Как же, в любовницах у Юрия Ивановича ходила. Велика шишка. Нас за людей не считала. Ну, вот, вроде, и все, что я могу сообщить.            

                                                                 Галенко Ф.К.      

  Трухин сложил листки и поглядел на друзей по несчастью, которые, напряженно замерев, смотрели не него.
  - Вот вы, два взрослых мужика. Неужели не казалось подозрительным, что на работу взяли, трудовую книжку не оформили, никого, кроме секретаря, и так называемого зама, не знаете и не видите?
  Галенко неуверенно произнес: - Так сейчас везде так. Главное, что б зарплату платили. А так, хозяин-барин. Вон на рынке, многие киоски открывают, а торговать не торгуют - зато исправно деньги в банк сдают. Вроде выручка. Отмывают так денежки-то. Время нынче такое, никто по ведомостям зарплату не выдает и фотографию на доску почета не вешает. Теперь ведь на одном месте редко кто работает. Живем по принципу - день отработал, не выгнали, и ладно. А выгнали – месяц отрабатывать не надо, и выходное пособие никто не выплатит. Под зад коленом, и вперед с песней.
  Михалыч поддакнул: - Точно. Кабы знать, что пригодится, так запомнили бы их миленьких до всяческих подробностей. А так, чего их запоминать? Жизнь длинная, сколько их начальников было, да еще будет. Разве всех упомнишь? Меня вон спроси, как я сам выгляжу, и то не вспомню, какие у меня особые приметы. В зеркало не гляжусь, не девка. Умылся, обтерся и готово. Какие глаза у себя и то не вспомню, не то что бы чужие запоминать.
  - Ну, ладно, - Трухин встал, - пока можете быть свободны. Понадобитесь ещё, вызовем. Офис ваш мы опечатали, поэтому можете на работу не выходить. А ещё лучше, займитесь поисками новой работы, потому, как с этой фирмой теперь будем работать уже мы. В ближайшее время из города постарайтесь не уезжать. Если увидите кого-либо из бывших сослуживцев, сообщите немедленно вот по этому телефону мне, - он протянул им по листку с написанным телефонным номером и своими инициалами. 
  Проводив их до выхода, он вернулся в свой кабинет. Борисов сидел один и что-то писал. 
  - Ну, что Борь, какие новости? Чем обрадуешь начальника?
  Борисов улыбнулся.
  - Да вроде есть чем. Сейчас все расскажу по порядку.