Пять минут над пропастью

                  Сны-страшилки снятся всем. А если кто и утверждает обратное – ему, де, не снится ничего такого – тот попросту лжет. Либо элементарно забывает ночные ужасы, проснувшись поутру. Лично мне чаще снятся сны неприятные, чем наоборот. Уж почему так происходит мне не ведомо. Ясное дело, что я бы предпочла исключительно жизнерадостные, веселые, цветные и прекрасные сновидения, после которых еще долго ощущаешь в себе радостный подъем и легкость. Но факт есть факт – больше половины моих снов либо откровенный кошмар, либо мутная тягомотина. После кошмаров я просыпаюсь с бешено колотящимся сердцем, с испариной на лбу и чувством глубочайшего облегчения, что то был всего лишь сон. Примерно около десяти процентов моих ночных кошмаров – сны о том, что я нахожусь на шатком ветхом мостике или вишу на тонкой нити над пропастью либо едва держусь на краю бездны. Иногда я срываюсь и в диком ужасе лечу в бездонную черноту, и спасает меня от неминуемой гибели внезапное пробуждение.
                 Высоты я боюсь с детства, сколько себя помню.  Даже небольшая высота метра в полтора-два подо мной меня пугает. Что уж говорить о более значительных высотах – это причина для моей паники и недостойного, трусливого поведения, как было однажды, когда я, взрослая женщина, оказавшись на третьем этаже недостроенного коттеджа с не выложенными еще стенами на последнем этаже, глянув вниз моментально опустилась на корячки и пятилась раком в такой позе, с закрытыми глазами, подвывая и поскуливая от страха. И наверняка свалилась бы с другой стороны, если бы мое ракообразное движение не перекрыли присутствующие рядом люди.
                  Столь обстоятельное вступление про мой страх высоты я сделала для того, дабы вы лучше прониклись в мои ощущения, кои я испытала в ситуации, что случилась со мною ровно в полдень 11 ноября 1982 года. Почему я с такой точностью запомнила время и дату того, по сути, совершенно пустяковейшего случая, вам станет ясно позже.
                  Итак, в ноябре теперь далекого 1982 года я отдыхала по туристической путевке от профсоюза на Северном Кавказе. То был первый в моей жизни отпуск и моя первая самостоятельная поездка так далеко от дома. Отдыхалось нам – группе молодых людей из разных городов необъятного Советского Союза – весело, интересно, здорово. И это несмотря на не лучшее время года и даже на то обстоятельство, что наш отдых по времени совпал со смертью главы страны – генерального секретаря Советского Союза Леонида Ильича Брежнева. Уже находясь в Пятигорске мы узнали из новостей по радио о его кончине. А догадались об этом накануне, потому что по радио в гостиничных номерах круглосуточно передавалась классическая музыка, а по телевизорам вне программы шел балет «Лебединое озеро» и опять-таки бесконечно транслировался концерт симфонической музыки.
                  Наконец, в новостях дикторы строгими голосами сообщили скорбную весть. Был объявлен траур по всей стране,  отменены все развлечения, и на оставшееся время отдыха мы были лишены походов на танцы, в бары и прочих развлечений. Но молодость есть молодость. Что нам было за дело до почившего от старости вождя? И вечером мы собрались всей группой в нашем четырехместном номере, чтобы выпить дешевого винца под немудреную закуску, потанцевать под магнитофон, перекинуться в картишки и втихаря потравить анекдоты и байки о новопредставленном, гуляющие в народе.
                 На следующий день с утра пораньше нам предстояла по плану поездка в Приэльбрусье. Ехали в «Икарусе» довольно долго, несколько часов. Красота невообразимая. Горы, горы, горы… Сразу вспомнилось детство, проведенное на Урале. Тоже горы, хотя, конечно, не сравнить с кавказскими. 
                 Вот и подножье Эльбруса. Впервые вижу в реальности канатную дорогу. Как-то она меня не вдохновляет – эти дощатые жиденькие перекладинки сидений, полуоблупившиеся металлические поручни, некогда выкрашенные в синий цвет – просто изогнутые металлические трубки, этот железный шест, соединяющий сиденье с тросом. Одолевают сомнения: выдержит конструкция или нет мои сорок пять кило живого веса без учета демисезонного пальто и сапог? Но обратного хода нет, два энергичных молодых человека, обслуживающих канатную дорогу, быстренько рассаживают членов нашей группы по сиденьям по мере поступления оных. Вот и моя очередь, парень легонько пихает меня в спину, я плюхаюсь на жесткое сиденье и медленно еду. «Пристегнись», - слышу в спину. Но этого можно было и не говорить, я и без того лихорадочно пристегиваю крючком тяжелую металлическую цепь, свободно болтающуюся сантиметрах в тридцати-сорока передо мною. И это все?!! Вся страховка?! А где запасная цепь на всякий случай? Где веревки и кожаные ремни, которыми можно было бы туго прибинтоваться к спинке сидений на тот случай, если я потеряю сознание от страха? Где парашют на случай аварии, в конце концов? Ни шлема на голове, никаких страховочных тросов на случай падения, какие бывают в цирке у гимнастов, никаких инструкций перед поездкой, никаких гарантий, что все закончится благополучно.
                    А канатная дорога тем временем медленно, но верно возносит меня куда-то вверх в поднебесье, высоко над землей, над деревьями. Я боюсь смотреть вниз. Я только чувствую под моими ногами страшный провал высоты. Я слышу зловещее завывание ветра, нещадно теребящего мою челку, выбившуюся из-под шапочки. Физически ощущаю потоки воздуха, бьющие снизу сквозь решетку дощатого сиденья, к которому я прилипла насмерть. Руки мертвой хваткой вцепились в металлические ледяные поручни. Я боюсь шевельнуться, шелохнуться, вздохнуть. Я не дышу. Все внутри заледенело, замертвело. Скорее чувствую, чем вижу, далеко под собою верхушки деревьев, крошечных лыжников, скользящих вниз. Навстречу мне с большим интервалом по канатной дороге едут встречные. Те, которые теперь спускаются вниз. Со стороны особенно наглядно видно как их маленькие, одинокие и хрупко-незащищенные фигурки парят в высоте, соединенные с жизнью лишь тонкими нитями-проволочками. Сзади меня дурным голосом орет шахтер Коля, приехавший из Перми, член нашей туристической группы: «Эх, догоню, догоню, догоню! Хабибу догоню!» Кричит он мне. Коля за мной немного приударяет, так сказать, проявляет симпатию к моей скромной персоне. «Заткнись, дурак», - шепчу я сквозь стиснутые зубы. Мне кажется, что звуковой волной меня может сбросить с ненадежного крошечного сиденья.
                  И вдруг… В тот самым момент, когда высота достигает своего максимума, и мои ночные кошмары о зависании над пропастью воплощаются в страшную реальность, происходит совершенно невероятное! Плавное скольжение канатной дороги вдруг прерывается. Небольшой толчок и мы останавливаемся. Намертво. И висим. В полной неподвижности… Вокруг могильная тишина. Даже ветер вдруг утих, смолк. Словно послушавшись меня, заткнулся Коля. Холод  и ужас сковывают. Что случилось? Авария?! Я так и знала! Я чувствовала! И зачем только я сюда села?! Зачем???!. И как нас теперь будут отсюда снимать? Никакая пожарная лестница не достанет сюда! Да я и не смогу на нее ступить! И вертолетом не получится снять. И парашюта нет. Никаких шансов.
                  Проходит целая вечность. Меня начинает трясти, бить крупной дрожью. Сиденье подо мною начинает слегка раскачиваться в такт. Меня бьет все сильнее. Сиденье реагирует соответственно. О, если бы я могла кричать… Мой вопль наверняка был бы слышен от подножия Эльбруса до самой его вершины и выше. Он долетел бы до Господа небесного, и тот бы сжалился надо мной, спас бы меня, зависшую неподвижной точкой над пропастью и умирающую от страха. Но крик застрял где-то в середине горла, я подавилась им, я задыхаюсь… Я умираю… Прощайте. Прощайте все. Это всё. Конец.
            Вдруг… Снова легкий толчок. И опять поплыли-поехали. Неужели спасение? Боюсь верить. Но едем! Вот и верхушки деревьев уже совсем рядом. Вот и виден конец канатной дороги.
                  - Улыбочку! – кричит фотограф, встречающий подъезжающих. Я через силу изображаю нечто на своей физиономии. Эта фотография жива, но я не люблю смотреть на нее. Гримаса моего лица на ней живо напоминает о пережитом.
                  Как выяснилось потом, остановка фуникулера на пять минут была запланирована. По указанию правительства, в день скорби по умершему вождю ровно в полдень на пять минут должен был остановиться весь транспорт и все механизмы на предприятиях, которые могли быть остановлены. Не понятно только, почему нас об этом не предупредили заранее, чуть не убив этим меня и заставив понервничать остальных.
                 - Что б он сдох! – непочтительно в сердцах высказалась я в адрес того, из-за которого чуть сама не отдала душу Богу, забыв, что человек это уже сделал и, в общем-то, не виноват в моих страхах.

                 Как я ехала вниз на фуникулере – это отдельная песня. Скажу только, что перед этим я категорически отказалась воспользоваться еще раз услугами канатной дороги. От предложения инструкторов лихо скатиться по горной лыжной трассе отказалась тем более. Порядком помаявшись со мною, в конце концов, меня уговорили таки спуститься по другой канатной дороге с двойными сиденьями, напоив для храбрости коньяком. Всю дорогу я сидела крепко зажмурившись, с одной стороны меня держала за руку молоденькая обрусевшая кореянка из Хабаровска О Ген Дя, все время приговаривая мне на ухо: «почти приехали, почти приехали», а с другой стороны меня крепко обнимал за плечи шахтер Коля и с выражением пел: «Трепал нам кудри ветер высоты, и обнимали облака, слегка. На высоту такую, милая ты, уж не посмотришь свысока. Свысока!»

19.09.2014г.


На это произведение написана 1 рецензия      Написать рецензию