Ситуативная ситуация

              Человек человеку – друг, товарищ и брат. Думаю, что желающих поспорить с этим утверждением найдется немного. Еще совсем недавно в нашей стране все обращались друг к другу не иначе как «товарищ». Хорошее слово. Надежное, теплое, человеческое. Это теперь все стали гражданами и господами. Кстати, наблюдала на днях картину: стоит на почте небольшая очередь из старичков и старушек, начало месяца, время получать пенсию (описывать наших российских пенсионеров, думаю, не стоит – скромненько одетые в серо-черно-коричневенькое, немаркое, недорогое, потертое и старательно подремонтированное), так вот, стоят глубоко пожилые люди, терпеливо ждут своей очереди. Тут входит бабуленька – божий одуванчик - в стоптанных тапочках, вытянувшейся кофтенке, теоретически видящая живым Ленина, и спрашивает: «Кто последний, господа?». На что старик, замыкающий очередь, рявкнул: «Я и есть последний! Госпожа!»
               Так вот, как-то приятнее считать своих окружающих друзьями, товарищами и братьями, ну, или сестрами. Тем более, что родилась я еще при социализме и даже успела побывать октябренком и пионеркой, прежде чем могучий, великий Советский Союз приказал долго жить. Но, как говорится, с молоком матери впитала, что человек человеку – друг, товарищ и брат. Так что если случается мне увидеть лежащего на земле человека, то равнодушно не пройду. А сначала удостоверюсь, что ему не стало плохо от сердечного приступа, а, напротив, очень даже хорошо от принятой дозы. В первом случае, я тут же кинусь вызывать «скорую», останусь дожидаться ее, параллельно пытаясь оказать посильную помощь больному, во втором – не буду мешать человеку кайфовать.
               Но существует и другое выражение. И даже два, которые находятся в конфронтации с вышесказанным утверждением. Первое: «Не делай добра – не будет тебе зла». И второе: «Благими намерениями выстлана дорога в ад». Оба выражения можно применить к описываемому ниже событию, случившемуся со мною ровно год назад.
               Но сначала коротко о себе, дабы вы въехали в тему повествования. Женщина я уже не молоденькая, но и до старости мне еще далеко. В общем, чуть переиначивая Карлсона, я бы охарактеризовала себя как женщину в расцвете сил и лет, в меру упитанную и в меру воспитанную. У меня муж и дочь-студентка. Работаю в школе учительницей русского и литературы. Родители живут в двадцати минутах езды от дома, где проживает моя семья. Короче говоря, среднестатистическая жизнь среднестатистической россиянки начала двадцать первого века.
               В тот серый неприятно-промозглый вечер я не спеша возвращалась домой довольно поздно, так как после работы съездила навестить родителей, заодно и ужин там приготовила, сделала легкую уборку. А куда спешить? Муж Игорь уехал в командировку и должен был приехать не раньше, чем через два дня. Дочь Машка проходит месячную практику в Москве.
               Шла домой, дышала воздухом, хотя погода и не располагала к прогулкам: сгущающаяся серость вечернего неба над головой, грязно-серый асфальт под ногами в пятнах луж, промозглый ветер так и норовит скинуть с головы берет, так что приходится его время от времени придерживать рукой. В магазин я решила не заходить. Зачем? Дома никто не ждет, ужин готовить некому, тем более, что сама поужинала у родителей. Вот приедет послезавтра Игорь, а еще через неделю вернется с практики Машка – тогда только успевай поворачиваться: готовка, стирка, глажка, уборка. А пока дома тишь и полная свобода действий: хочешь – книжку читай, хочешь – лежи на диване весь вечер и смотри подряд все фильмы и передачи по телевизору, хочешь – треплись до ночи с подругами по телефону. Короче, гуляй Вася. Но Васе, то есть мне, как-то не гуляется, мне скучно и одиноко. И я жду не дождусь, когда вся семья опять будет в сборе, чтобы готовить, стирать, гладить, убираться и делать параллельно еще с десяток разных дел, вздыхая время от времени: и когда же мне, наконец, выпадет хоть один свободный часик, чтобы полежать спокойно, почитать, телевизор посмотреть, как все белые люди?
              Зайдя в подъезд, первым делом проверяю почтовый ящик – пусто. Потом поднимаюсь не спеша на свой пятый этаж. Лифт в доме есть, и он исправно работает, но недавно дала себе зарок: ходить только пешком. Мои явно лишние несколько килограмм, которые незаметно набрались за последние пару лет, мне мешают, и я твердо решила бороться с этим балластом. Хотя моя коллега - англичанка Ирина Павловна говорит, что время для этого выбрано крайне неудачно: осенью организмы людей и животных запрограммированы на набор килограммов в связи с предстоящей зимой. Но я уперлась в принцип: все равно похудею. Получается пока плохо. Вернее, совсем не получается – вес мой стабильно замер на отметке шестьдесят шесть, но обнадеживает хотя бы факт, что и вверх он тоже не идет.
                Итак, ползу с перерывами на свой родной пятый. Между третьим и четвертым этажами за мусоропроводной трубой в тусклом освещении вижу нечто, привлекшее мое внимание. Вглядываюсь. Незнакомый мужчина где-то средних лет скорчившись сидит прямо на цементном полу. Голова вжалась в плечи, лица почти не видно.
               - Эй, мужчина, - осторожно трогаю его за рукав черной куртки, - Вы чего это здесь расселись, а? На цементе сидеть нельзя, можно почки загубить. Вставайте.
               Реакции – ноль. Да живой ли он вообще? Мой муж в таких случаях проходит мимо. Но я не могу. Приблизив лицо, втягиваю носом – может, он элементарно пьян? Вроде, нет. Да что же мне с ним делать?
               - Товарищ! – трясу «товарища» за плечо, - Эй! Подъем! - дергаю за ворот. Но человек по-прежнему нем, глух и неподвижен. Присаживаюсь на корточки, пытаюсь заглянуть в лицо, спрятанное в ворот. Протягиваю руку, чтобы отодвинуть край ворота, ладонь нечаянно касается чужого лица, и я чувствую какое оно горячее, прямо пылает. О, господи. Похоже, он болен. Скорую что ли вызвать? Но я уже однажды столкнулась с проблемой, когда скорая категорически отказалась забирать в больницу больного бомжа, когда я ее вызвала по сотовому. «У него нет ни полиса, ни даже прописки! Как мы его оформим?» - сердито выговаривала мне молодая женщина-врач. Мои призывы к ее человечности, напоминания о данной ей клятве Гиппократа, взывание к женскому милосердию ее лишь раздражали и злили. Только поддержка собравшейся толпы вынудила ее таки забрать больного, если его, конечно, потом не высадили где-нибудь по пути.
               Так что же делать? Не волочь же к себе домой, в самом деле? Вдруг он болен заразной болезнью или неадекватен и когда придет в себя начнет все крушить? Или преступником беглым может оказаться? А вдруг наркоман и у него началась ломка? Нет, я не настолько человеколюбива, чтобы рисковать своей жизнью и здоровьем близких. Но и бросить человека в таком состоянии – тоже выше моих сил. Наконец, его голова выползает из кокона куртки, словно голова черепахи из панциря. Глаза приоткрываются. Он щурится на слабый свет лампочки, взгляд наконец фокусируется на мне.
              - Вы кто? – хрипло выдавливает он.
              - Я кто? – возмущаюсь я, - Это вы кто? Я то живу здесь. А вы как здесь оказались? И почему сидите на полу?
              - А что, нельзя? – бубнит он.
              - Нельзя! Нельзя долго сидеть на холодном цементе. Заработаете кучу хронических болезней, с которыми потом будете маяться всю оставшуюся жизнь. Это - во-первых. А во-вторых, похоже, вы уже и так заболели. Кажется, у вас температура и высокая.
              - А вам какое дело? – почти стонет мужик, - Шли и идите себе дальше.
              - Да кто вы такой, в конце концов! – теряю я терпение.
              - Евгений Семенович Осташков
              - Ах! – всплескиваю я руками, - Так вы к Осташковым?! А! Знаю! Вы брат Сергея Семеновича, да? Из Мурманска?
              - Не МУрманска, а МурмАнска, - поправляет он, - Да, вот заявился без предупреждения, так сказать, сюрпризом, да что-то никто не открывает.
              - Так ведь они с Аллой еще на прошлой неделе улетели в Турцию отдыхать! Мне еще свои глоксинии оставили, чтобы не засохли. М-да… Промахнулись вы со своим сюрпризом. И давно здесь сидите?
              - Который час?
              - Уже девять.
              - Ясно, - кряхтит Евгений Семенович, - стало быть, два часа как здесь обитаю. Я ведь думал, что Серега с Алкой где-то задерживаются, вот-вот подойдут. Мне еще в поезде как-то хреновато было, а тут и вовсе развезло.
              - Вот что! – решительно заявляю я, - Пойдемте пока ко мне. Там разберемся. Не дело больному человеку сидеть на лестнице.
              Дома пока Евгений Семенович держал градусник под мышкой, я созвонилась с Аллой, рассказала ей о приезде гостя. Алка разохалась, расстроилась. «Надюша, солнышко, мы уже в Москве. Завтра в семь тридцать утра будем дома. Очень прошу тебя, приюти Женю до нашего приезда, а? Ну не выгонять же его на улицу больного, да еще в такую пору. И дай ему чего-нибудь из жаропонижающего, чтобы до утра дожил. А там уж я сама его буду выхаживать. Будь другом, а?»
              - Буду, - пообещала я.
              Градусник показывал сорок один и один. Я аж присела. Ничего себе! А ну как не доживет до утра?
              - Оклемаюсь. Я живучий, - пообещал мне Евгений Семенович, увидев мою растерянность, - Я вообще болею очень редко и не долго, но зато от души, по максимуму. У меня если температура, то сразу за сорок. Так что не пугайтесь, хозяйка, и не вздумайте скорую вызывать, а принесите лучше аптечку, если таковая имеется. Я сам выберу, что меня поставит к утру на ноги.
              Аптечку я, разумеется, принесла. Какие лекарства он там выбрал и в каком количестве принял, я даже не знаю, но через полчаса мой гость, приняв еще с литр горячего чая с лимонном и малиной, дрых без задних ног в спальне. Мне пришлось уложить его на двуспальную кровать,  так как в полный рост гость оказался мужчиной высоким, плотного сложения, какими показывают в фильмах бойцов-спецназовцев, и на Машкиной односпалке или не раскладывающемся диване в зале явно бы не поместился.
               Было уже за полночь. Я захлопнула последнюю тетрадь с сочинением. Уложила стопку проверенных тетрадей в пакет. Приняла душ. Только собралась постелить себе в Машкиной комнате, как услышала звук открываемой двери. Выглянула в прихожую и увидела разоблачающегося из плаща Игоря. Приехал!
              - Игорек! Ты уже? – просияла я и в ту же секунду осеклась. О, господи!... Только не это.
              Вы уже конечно все поняли. Случилась анекдотическая ситуация на тему: «вернулся внезапно муж из командировки домой, а там…» Я мгновенно увидела все со стороны, так сказать, глазами Игоря: вот я (он) возвращаюсь неожиданно из командировки, время за полночь, навстречу выскочила жена в ночнушке, поверх которой не застегнутый халатик, явно из душа, вид у жены растерянный, а на вешалке висит чужая мужская куртка размера не меньше пятьдесят шестого и под ними кроссовки примерно сорок пятого размера.  Что должен подумать нормальный мужик, спрашивается?.. Именно это и подумал мой муж. Глаза его жестко сузились, лицо словно мгновенно покрылось налетом инея – побелело и затвердело. Желваки на скулах дернулись.
              - Игорь! Это не то, что ты думаешь! – истерически выкрикнула я классическую фразу, которую произносят все женщины, которых мужья застают с любовниками. Хотя, интересно, что еще должен думать муж, видя, например, голую жену в супружеской постели в объятиях постороннего голого мужика? И хотя я была в халате и не лежала в обнимку с другим мужиком, но Игорь подумал то, что и должен был подумать. Не разуваясь, отстранив меня железной рукой, он решительно направился прямиком в супружескую спальню. Я семенила следом, жалко лепеча, что это чистая случайность, что я, в общем, и не знаю этого человека. Просто он сильно болен. Не бросать же больного на улице, в самом деле.
               Взорам Игоря и моему предстала живописная картина. На нашей кровати широко разметавшись спал Евгений Семенович. Видимо, после ударной дозы принятых медикаментов он хорошо пропотел, потому что скомканное одеяло было сброшено на пол, туда же улетела и одна из подушек. Другая подушка валялась у него в ногах. Сам «больной» в одних плавках лежал по диагонали кровати на спине, широко раскинув крепкие руки и ноги. Мощный волосатый торс хорошим лемехом опускался и поднимался в такт громкому храпу. Сбитая скомканная простынь. Небрежно разбросанная по полу одежда. Эту картину можно было смело назвать: «Отдых после бурной любви».
               Я зажмурилась. Я стояла столбом, схватившись за косяк двери. Что бы я сейчас ни сделал, чтобы ни сказала, какие доводы не привела – все пустое. В глазах мужа я – падшая женщина, низкая изменница, последняя дрянь. В себя меня привел громкий щелчок закрывшейся двери. Все. Игорь ушел. Навсегда. Безвозвратно. Моя жизнь растоптана.
               Я привалилась к стене и обессилено сползла вниз.

               Ровно в семь тридцать утра прозвенел дверной звонок. Явились Осташковы за своим родственником. Были они свежи, загорелы, озабочены.
              - Как Женька? – не здороваясь спросила Алка.
              - С вечера спит яки младенец, - ответила я, сама не сомкнувшая всю ночь глаз.
              Женю еле добудились втроем. От вчерашнего его  болезненного состояния не осталось и следа. Глаз блестит, румянец во всю щеку, весел, бодр, энергичен. Получив в компенсацию за разбитую жизнь сто тысяч «спасибо», еле выпроводила все семейство Осташковых, ссылаясь, что у меня вторым уроком русский язык в восьмом «Б».
              Сутки я прожила как во сне. В кошмарном сне. Как говорится, врагу не пожелаю.
              Я не могла ни есть, ни пить, ни спать. Ходила  на автомате. Работала тоже на автомате, на радость своим ученикам.
Почему на радость?
              Да потому, что будучи в полубессознательном состоянии, я налепила кучу пятерок всем подряд, в том числе на уроке русского двоечнику Никифорову из восьмого "Б" влепила аж две пятерки, отведя от него тем прямую угрозу неуда в первой четверти. Видимо, проникшись ко мне за то благодарностью, Никифоров на следующем уроке литературы проявил заботливость и даже опеку по отношению ко мне. Он, например, перед уроком тщательно вытер классную доску, заменил огрызки кусков мела на хороший кусок и даже, не боясь насмешек одноклассников, был активен на уроке в тщетных попытках блеснуть крохами своих знаний. Вообще, сила Никифорова в том, что он совершенно лишен каких-либо комплексов, что, на мой взгляд, говорит о целостности его натуры и сильном характере. В общем, моим подопечным было хорошо. Осташковым было хорошо. Отвратительно было мне и моему мужу Игорю. Нет, я его с той ужасной сцены не видела и не слышала, но не надо быть экстрасенсом, чтобы догадаться как может себя чувствовать обманутый муж, заставший в супружеской постели любовника жены. Мне было очень жаль Игоря. Гораздо жальче себя. Хотя я тоже была стороной пострадавшей, и пострадавший безвинно, как вы понимаете. Я представляла, как он сейчас мучается, страдает, изводится. Мне так хотелось его утешить, успокоить, объяснить все. Но я даже не знала где он зализывает свои раны душевные, телефон его был стабильно отключен. Если бы можно было отмотать время назад, я бы прошла в тот злополучный вечер мимо больного Осташкова. Да. Вот так вот и прошла. Наверняка Евгений Семенович Осташков с его мощным организмом до утра как-нибудь продержался бы на лестничной площадке, а вот моему мужу и мне уже вряд ли что-нибудь сможет помочь. Я почти физически ощущала вокруг себя запах дыма. То дымились развалины моей семьи.
              О, господи! Плевать! Плевать с высокой башни на больных, сирых и убогих! Плевать на всех, кто отчаянно нуждается в нашей помощи, если эта помощь дается ценой нашего собственного счастья и благополучия! Пусть каждый сам решает свои проблемы, а коли не хватает ума, сил или воли справиться, так пусть тонет ко всем чертям собачьим! Да что б я когда-нибудь!.. Еще раз!... НИ-КОГ-ДА! НИ ЗА ЧТО! Ни за какие коврижки и богатства мира! Потому как самое главное богатство - это любовь и благополучие собственной семьи. Все остальное - тлен и фигня на постном масле.
               Вечером явилась Алла. Поболтать за чашечкой кофе, поделиться впечатлениями об  отдыхе в Турции, преподнести привезенный сувенир. Короче, явилась Алла и застала меня всю в слезах и соплях, опухшую и заикающуюся от рыданий. И вытянула из меня по словечку всю историю с обнаружением в супружеской постели "любовника". Самое обидное, что она начала ...хохотать. Да, Алла заливисто смеялась, прямо до слез. Я аж онемела от возмущения, и слезы мои моментально высохли. Ничего себе! Я ей душу открыла, о своих переживаниях поведала, ценой собственного благополучия брата мужа спасла, а она сидит передо мною и веселится себе. Видали нахалку! А Алка все хохотала и хохотала, прямо как ненормальная. Потом она все же успокоилась, вытерла слезы с глаз, посмотрела на меня ясными своими глазами и заявила: "Все будет хорошо! Я обещаю тебе, Надюша". Подхватила горшок с глоксиниями и ушла.
               На следующий день на уроке русского языка в восьмом "Б" проходили тему "тавтология". "Тавтология - повторение или двойное употребление в словесном тексте близких по смыслу синонимов без оправданной необходимости, - машинально говорила я, - Термин "тавтология" пришел к нам из Греции, образовавшись от греческого слова "tautologeo", что буквально означает "говорить то же самое". Примеры тавтологии:  "синяя синь", "старый старичок" - здесь сочетание однокоренных слов, "истинная правда", "мокрая вода", "падать вниз" - здесь сочетание слов сходных по смыслу, но разных по звучанию. А теперь вы приведите примеры тавтологии". 
             "Масло масленое", - выдала классическое отличница Яковлева Элла, девочка старательная, но уж слишком предсказуемая. Другая отличница, девочка глубокая, творческая, как сейчас говорят - креативная, Анечка Буртасова сказала: "Сочетание «вечерняя серенада» - тоже тавтология, ведь слово "серенада" переводится как вечерняя песня".
             "Глубокая глубина", "секретный шпион", "красивая красотка" - сыпалось со всех сторон. "Ситуативная ситуация!" - выдал с камчатки Никифоров. Все рассмеялись. Я тоже улыбнулась. "Молодец, Коля, - похвалила я, - пример яркий и интересный", а сама с грустью подумала: это про ночную сцену.
              После работы я возвращалась домой не спеша. Если бы не произошло того дурацкого случая, то сегодня вернулся бы из командировки Игорь и ждал бы меня дома.
              Дома было пусто и одиноко. Как в склепе. Я устало села на диван. Ничего не хотелось и не моглось. Вообще ничего.
              Звонок в дверь раздался как набат. Я аж подскочила. А вдруг?.. За дверью был Евгений Семенович Осташков. С букетом цветов, коробкой конфет под мышкой и бутылкой вина в другой руке. Евгений Семенович пришел извиняться за причиненные неудобства и благодарить за спасение его спасенной жизни. Так и выразился: "спасение спасенной жизни". Я улыбнулась, вспомнив "ситуативную ситуацию" Никифорова.
              Мы сидели на кухне. Пили вино, закусывали конфетами, болтали о разном. Собеседником Евгений Семенович был интересным.
               В самый разгар нашего оживленного общения, я услышала звук открываемой двери и через несколько секунд на кухню вошел... Игорь. Он растерянно смотрел на меня и Осташкова. Должно быть, он все же решил со мной объясниться и надо же было такому случиться, что опять нарвался на Осташкова. А говорят, что бомба дважды не попадает в воронку! Еще как попадает. Две ситуативных ситуации подряд - это перебор. Я застонала, схватилась за голову и выбежала. Я кинулась к Алке. На мое счастье она была дома.
               - Там! - трясла я пальцем вверх, - Там!.. Там Игорь сейчас убивает вашего Женю! Беги! Быстро! Может, еще успеешь!
               Алка кинулась к двери. Я за нею.
               На нашей кухне нашим взорам предстала картина: Игорь с Женей мирно пили вино и закусывали конфетами. При этом они весьма мило улыбались друг другу. Прямо картина маслом "Встреча двух геев".
               Еще через пять минут пили вино вчетвером, и мы с Алкой закатывались от хохота, слушая как Игорь с Женей перебивая друг друга рассказывали в лицах один - свои отелловские страсти-мордасти, а другой - подробную историю спасения своей спасенной жизни.
              Как выяснилось позже, Алка незадолго перед этим дозвонилась таки до Игоря и все ему объяснила. Так что наша ситуативная ситуация разрешилась самым наилучшим образом. А что касается больных и сирых, то я по-прежнему подбираю бездомных котят и останавливаюсь около лежащего на земле человека. А вдруг ему плохо?

08.10.2014