Семён-сочинитель

За стареньким письменным столом сидел человек и размашисто писал, выдёргивая из пачки всё новые и новые листы писчей бумаги. Его стёртые "до дыр" карминовые глазницы, скулы, обтянутые бугристой, «нестираной» кожей, и впалые небритые щёки выдавали образ отверженного безумца, если бы не одно «но». Этого человека никто не отвергал, и он не безумствовал. Это был известный на всю округу чудак. Милый, безобидный чудак-литератор. Старушки на лавочках шутливо перемигивались и чинно замолкали, когда он появлялся под притолокой подъезда. Напротив, мальчишки завидев его, веселели и ватагой провожали чудака до булочной и обратно, наперебой выкрикивая: «Дядя Семён, соври что-нибудь!»

Разрешите представить героя нашего рассказа – сочинитель Семён Гольфстримович Буденок (ударение на "о"). По паспорту я бы дал Семёну лет сорок, не больше, но на вид (за которым наш герой не особенно следил) он выглядел гораздо и значительно старше.
Родился Семён кудрявым статным мужчиной. Годы застольного труда наклонили его величавый профиль. Известно, когда позвоночник не держит осанку, тело такого человека уплотняется и как бы вжимается само в себя. От сжатия образуются внутренние болезни. Человек старится, начинает жить не по документу. А без документа, сами знаете, что за жизнь!..
Родители Семёна почили рано, оставив сыну квартиру-хрущёвку и небольшую денежку в банке. Сын, не умея обустроить никакие дела, вынужден был стать рантье и ежемесячно соскабливать процентные крохи с прощального родительского пирога. Поэтому жил Семён очень скромно, дни напролёт занимался сочинительством, находя в том увлечение уму и сердечное счастье.

Семейным бытом Семён Гольфстримович так и не обзавёлся. Девушки, все как одна, хмыкали и отворачивались, когда он пересказывал им очередную законченную под утро повесть о межпланетных путешествиях или загробных приключениях. Правда, с одной девушкой по имени Валя Семён таки дошёл до ЗАГСа, но переступить порог Центрального входа с избранницей сердца не удалось. У самого порожка любимая Валя посмотрела ему в глаза, чмокнула в щёку и сказала: «Дальше - без меня!»
Почему она отказалась подавать заявление? Пока они битый час тащились на трамвае от Зацепа к Покровским воротам, он, казалось бы, увлёк Валю рассказом о преимуществах взлёта с низкого старта. "Только представь! - говорил он ей, - При старте с низкого горизонта азимут траектории настолько удачно коррелирует с результирующим вектором подъёма, что можно выйти за основные рубежи гравитации почти в два раза быстрее, чем обычно. Это же колоссальная экономия топливного ресурса!.."
Отказ Вали так и остался для Семёна загадкой.

Впрочем, как всякий писатель, к некоторым неудобствам личной жизни наш герой-отшельник относился вполне философски. "На любовь и дружбу тоже требуется время" - вздыхал он, перебирая перед литературным полётом личные вещи и фотографии. Именно отсутствие свободного времени не позволяло Семёну обрести нормальный человеческий быт. Судите сами. Первую половину дня он тратил на вычитывание текста и правку, или, как он сам называл этот процесс - предполётную подготовку. Затем наступало время обеда. Можно было не обедать, и пойти подарить кому-нибудь цветы. Но Семён не позволял себе даже этого. Если он и отступал от био-рекомендаций штатного диетолога (в роли которого, как правило, выступал сам), то только для того, чтобы лишний раз проверить комплектацию бортовых самописцев, «подзарядить вечное перо» или что-нибудь подобное.
 
Главным своим жизненным предназначением Семён считал создание рукописного факсимиле обширного круга задач, которые он решал, беседуя один на один с вечностью. Скрипя под тяжестью замысла, пытаясь преодолеть мерцающую глубину человеческого забвения, он стремился вытолкнуть на поверхность житейского моря ярчайшую морскую звезду, некогда сорвавшуюся с неба. Да, эту пятиконечную беспозвоночную красавицу, этот дивный следок его космического "я" должны наконец увидеть люди! Семён наивно полагал, что там, на поверхности уже собрались моторные лодки, океанские лайнеры, яхты и вельботы. И на каждом плавсредстве люди, люди, люди, огромное количество людей. Все они с нетерпением ждут грандиозное событие – явление гения из пучины житейской!..
О наивном самообмане дяди Семёна догадывались даже мальчишки и неловко, по-детски жалели его. Старушки же трындели ему вслед такое – не приведи Бог!

Шло время. Количество исписанных листов росло и уже не умещалось в пухлых пачках на антресоли шкафа. Шкаф стоял неустойчиво, и пачки рукописей часто падали, разлетаясь веером по комнате. Семён забывал нумеровать страницы, поэтому каждый раз после падения одной, или нескольких пачек он вынужден был сутками вычитывать разрозненные листы, чтобы восстановить их порядок.

Однажды в дверь постучали.
- Кто там? – не отрывая глаза от рукописи, спросил Семён.
- Скажите, пожалуйста, здесь проживает Семён Гольфстримович? – ответил вопросом на вопрос вежливый мужской голос.
Семён обернулся и направился было к двери, но увидел прямо перед собой незнакомца в чёрном плаще и коричневой велюровой шляпе. 
- Простите, как вы вошли?.. – осведомился наш герой, немного растерявшись.
- Это неважно. Давайте сразу о деле.
Гость оглядел комнату и, не ожидая приглашение, сел в старенькое кресло, с которого только что поднялся Семён. Хозяин, не смея возразить, присел на корточки возле стола и приготовился слушать.
- Скажите, вам не надоело быть посмешищем окрестных мальчишек и героем подъездных пересудов? Короче, я готов приобрести всю вашу писанину и заключить с вами очень выгодный договор на владение всеми будущими произведениями. Понимаете? Всё, что вы напишите – будет принадлежать мне. За это я плачу хорошие деньги!
Гость достал из нагрудного кармана плаща толстую пачку пятитысячных купюр и небрежно бросил её на стол поверх исписанных листов.
- Я не часто вхожу к людям так запросто. Последний раз, помнится, имел удовольствие заказать Реквием одному шалопаю. Я не люблю людей, в них слишком много жалости к себе.
- Тогда почему вы не явились Бродскому? – поинтересовался Семён, - То-то был чудак, похлеще Моцарта!
- Йося? Он сам ко мне пришёл! И я впервые увидел человека, любовь которого совершенно очистилась от жалости к самой себе. Мы долго беседовали. Тогда же и сговорились.
- Кто вы?
- Э-э, об этом потом как-нибудь. Ну что, по рукам?
- По рукам!

Когда утихли восторженные вибрации восклицательного знака, Семён ощутил внутренний холодок, скользнувший вслед принятому решению от правого плеча к пальцам ладони. Незнакомец исчез, исчезли и все пачки рукописей с антресоли шкафа.
«Может, оно и к лучшему», – подумал Семён. На пустом столе лежала вызывающе толстая пачка ассигнаций. Он дотронулся до верхней купюры. Приятное скольжение человеческой кожи по лощёной поверхности новенького денежного знака заставило его призадуматься. «И что же теперь, - спросил он сам себя, - выходит, я продан?..» Сочинитель прогнал неприятную мысль, сел за стол и попытался что-то писать. Но на первой же букве вечное перо выскользнуло из ладони, издало жалобный писк и разломилось на двое.
- Рэ-эквием! – впорхнул в комнату крик растревоженной птицы. Пламя свечи метнулось и погасло. К потолку от фитиля потянулся, приплясывая на сквозняке, сизый дымок. Семён встал, подошёл к окну и посмотрел на двор. На сухой ветке единственного нераспустившегося дерева сидел огромный чёрный ворон и коричневым клювом чистил крыло, поглядывая по сторонам.


На это произведение написаны 3 рецензии      Написать рецензию