Володька

Рано взрослели дети военного времени. Страшно видеть стариковскую мудрость в детских глазах, но что поделать, когда хватили они горького до слез, эти дети-старики, повидали столько, что не положено и взрослому.

Володька был из таких. Высоконький и худющий, всегда опрятный, с темно-русой гривой волос.
Правая щека Володьки тронута множеством мелких розовых шрамчиков, может, это они мешали ему улыбаться, но особую серьезность его лицу придавали необыкновенные глаза. Большие, серые, как сталь, и как сталь же твердые, проницательные не по-детски.
Казалось, что Володька видит тебя насквозь и все про тебя знает. Слишком суровым был Володькин взгляд, с каким-то особым знанием, недоступным нам.
Правая рука парнишки поднималась лишь от кисти до локтя и, как правило, он держал ее в кармане штанов, а все умело делал левой рукой, только низко склонял голову, гладко зачесывая правой к затылку шевелюру. 

Многие беспризорники - постояльцы одноногого инвалида деда Васи от пережитых стрессов были истеричными, крикливыми, а Володька, напротив, никогда не повышал голоса, но и одного взгляда его стальных глаз было достаточно, чтобы ему безоговорочно подчинялись.   
Непререкаемым авторитетом был Володька в своей беспризорной команде.

У нас Володька был частым гостем. Дважды в неделю приходил вечером с литровым бидончиком и тетушка Нина наливала ему парного молока, так было заведено.
А когда включали сепаратор, это было пару раз в месяц, бабуля наливала обрат - обезжиренное молоко уже в наш большой бидон и отправляла нас за Володькой, который приходил и забирал обрат. Ребята, да и мы тоже варили на обрате кашу, потому что молоко уходило на сливки, а сливки уходили на налог за корову.

Володьке нравилось бывать у нас, он всегда предлагал бабуле свою помощь по хозяйству, но бабуля отмахивалась: "Ой, паренек-от, хватит с тебя забот, посиди". Она так звала его - "паренек-от", не знаю, почему. Так же она называла моего братишку Женьку, когда приласкивала.

Володька никогда не рассказывал нам свою историю, мы знали только, что он не трогался с места от деда Василия, потому что они вместе разыскивают Володькиного отца.
Парень не знал, где воевал отец, что с ним стало, помнил только место призыва. Пришла уже пара писем на дедов адрес - "Сведений нет".
Но нет сведений это ведь еще не значит, что сгинул человек, может, жив и надежда оставалась.
Володька ждал.

Несмотря на просьбы и даже требования Володька отказывался от школы, тогда мама с подругой, тоже учительницей, взялись обучать его на дому.
Обучение шло туго, хотя Володька бегло читал, любил книги и часто брал их у нас, обязательно обертывая обложку старой газетой.
Думаю сейчас, что Володькины учительницы шли во многом против правил, потому что парень получил в конце концов свидетельство об окончании начальной школы № 7, где мама была директором.
Это был первый Володькин настоящий документ. Больше ничего не было.

Володькина история открылась неожиданно и странно.
Была уже поздняя осень, примораживало, по утрам наши огороды были седыми от изморози и трава на улице пожухла, прижавшись к земле. Зима была совсем близко, считай, за дверями.
Вот в такую пору Володька однажды буквально приволок к нам зареванного замухрышку лет 8-9, не больше.
Голова мальчугана была бороздами и дорожками острижена ножницами, прямо на голое тело одета подпоясанная женская кофта и сверху еще грязный пиджак. Брюк не было и в помине, а босые ноги хлюпали в мужских здоровенных ботинках.
Бабуля всплеснула руками:
- Что за диво ты привел, Владимир?
- Анна Павловна, - Володька так называл бабулю, - привели вот этого ребята с вокзала. Смотреть на него страшно, он же весь обовшивел. Не справился я, помогите. Подстриг его кое-как, а одежду всю сжечь надо, там гниды сплошь, вши. А на голове какие-то  коросты сплошняком. Пацаны привели его и разбежались, деда Васи дома нет. Я одной рукой не могу с ним сладить. Помогайте обиходить паршивца.

"Паршивец" стоял смирно, только шмыгал носом и с интересом озирался.
Бабуля, конечно, понимала, что Володька немного хитрит. Просто он знал, что у нас в русской печке всегда стоит большой чугун с горячей водой.
В поселке была лишь одна баня для железнодорожников и поэтому мылись все по домам, кто как сумеет. Баня была как праздник, не часто.
У деда такой роскоши, как горячая вода для мытья, не было, а замарашка нуждался не просто в мытье, а в дезинфекции.

Бабуля подбросила в печку дров, туда же полетела вся амуниция гостя. На плиту поставили еще пару кастрюль с водой.
Отмывали мальчишку долго и тщательно, бабуля терла его вехоткой, а Володька держал, хотя парень и не думал сопротивляться.
Потом бабуля смазала маслом бурую коросту, сплошь покрывавшую голову, принесла братову одежонку и поставила перед пареньком тарелку супа, огурчики и хлеб.

Тогда мы еще и не думали, что судьба крепко-накрепко связала наши жизни.

Пока парень уплетал еду за обе щеки, бабуля приобняла Володьку, придвинула к печке.
- Видишь, Владимир, вода горячая осталась. Давай, я тебе тоже голову вымою. Ты все равно мокрый весь, заплескали тебя. Давно, поди, горячей водички не видела голова, давай, давай, рубашечку сними, я тебе голову-то вымою, а ты потом сам сполоснешься до пояса.
Володька принялся смущенно отказываться, но нашей бабуле сопротивляться бесполезно, она сделает так, как сказала и согласие было получено.
- Хорошо, но только голову, - сказал Володька и застегнул ворот совершенно мокрой рубахи.

Ах, как сноровисто и щедро намыливала бабуля Володькину шевелюру черным хозяйственным мылом, взмыливала пену, терла и скоблила голову притихшего Володьки и приговаривала ласково, словно маленькому:
- А мы вот так, а мы вот как здорово, вот чистый мальчик будет, а то как ты намоешься, одной-то ручкой, вот как мы славно.
Потом она смыла пену, поливая водой из чугунка, серая пена оседала в тазу, а новый ковшик горячей воды добавлял и добавлял ее в тазик, разгоняя по краям.
И совсем не случайно выплеснулась вода на спину Володьки, окончательно замочив рубашку.
- Давай теперь сам, - построжала бабуля, - помойся до пояса, а я только спину тебе потру. Давай, хватит капризы мне разводить.
И строгий Володька послушно стянул с себя рубашку.

Тут и открылась Володькина тайна. Не было правового плеча у мальчишки, только вмятина, покрытая рубцами, едва затянутыми нежно-розовой кожей, и прямо от ключицы начиналась рука, которая уже истончалась и чахла. 
- И кто ж тебя так, паренек-от, - всхлипнула бабуля и прижала к губам полотенце.
Впервые парень послушно ответил:
- Эвакуировали нас, а поезд попал под бомбежку. Маму сразу убило и сестренка у нее на руках была, маленькая совсем, грудная. Ее тоже. А мне лицо побило и плечо начинило осколками. Там и сейчас железо осталось, не все вытащили. Оно само выходит иногда, вот тогда больно и кровь, а сейчас ничего, затянулось. Да не волнуйтесь вы, Анна Павловна, мне и не больно совсем.

Бабуля взяла из Володькиных рук мочалку, осторожно прошлась по его ребристой спине, вымыла руки и грудь, облила мальчишку теплой водой, даже не глядя, что вода щедро проливалась на пол, протекая сквозь половицы в подполье.
Вместо грубого полотенца на плечи мальчишки набросила мягкую простынку. Порозовевший Володька был усажен за стол, а его мокрые брюки повисли над печкой просушиваться.

Быстро темнело. По очереди возвращались с работы мама с сестрами и бабуля, успев уже прибрать кухню, накрывала на стол так, словно был какой-то праздник.
Никто из нас этому не удивлялся, ведь у нас были гости - два мальчика, чистые и довольные, только что обласканные добрыми бабулиными  ручками.
За столом у нас не говорили по очереди, а сразу высказывались все, кто хотел, и получалось шумно и весело.
Перекрывая наш шум, залаял на улице Казбек. Это приковылял дед Вася, разыскивая Володьку. Угостили ужином и деда.
Проводили ребят, подыскав им подходящее из гардероба моего брата Женьки, который постоянно пополнялся любящей единственного мужичка семьей и так же постоянно исчезал, потому что другим было нужнее. Мама говорила Женьке: "Ну весь в отца, тот последнюю рубашку мог отдать".
Мама всю жизнь не верила, что отец погиб на войне, такие красавцы и весельчаки погибать не должны.
А Женька не любил наряжаться и, как все поселковые пацаны, еще и в Горном институте ходил в сатиновой телогрейке. "Таскал телогрейку" - так у нас говорили.

Володькино ранение, которое он тщательно скрывал, тайной не осталось. Мама отвела его к чудо-доктору Лязеру, из эвакуированных евреев, который после войны  так и остался в поселке и был мастер на все руки. Попасть на прием к доктору Лязеру считалось уже гарантией выздоровления.
Осмотрев Володьку, Лязер сказал, что нет смысла резать парнишку и извлекать оставшиеся в теле осколки, они периодически могут выходить сами, вот тогда ему будет нужна помощь и он готов ее предоставить.

Володька стеснялся такого внимания, но после той помывки еще больше сблизился с бабулей, они часто и подолгу беседовали о чем-то у нас на кухне и первые бабулины блины обязательно доставались Володьке, который тоже все пытался порадовать бабулю.
Миска нашего сторожевого пса Казбека постоянно подвергалась нападению со стороны другой живности и опрокидывалась, на что бабуля не раз сетовала.
И вот однажды Володька принес большую немецкую каску, попавшую неизвестно с какой войны. Каска была черная и тяжелая, украшенная какими-то длинными шипами, как рогами. Счастливый Володька объяснил нам, что эти шипы вонзятся в землю и такая миска не опрокинется, отличная будет кормушка для Казбека.
- Ты где взял это чудо? - спросила бабуля.
- Это трофей, Анна Павловна, - гордо ответил Володька.

Ну, про трофеи мы знали. Дожившие до Победы солдаты привозили трофеи, это было. Наш сосед Матюнин привез яркий зонтик от солнца и мы завистливо наблюдали, как его старшая дочка умудрялась весной одной рукой копать огород, держа в другой этот зонтик.
А отец моей подружки привез ей шляпку-таблетку с вуалью и теперь во всех школьных сценических постановках она играла роли красавиц и знатных дам. А как же иначе? Так что Володькин трофей в виде старой немецкой каски никого не удивил и действительно стал удобной кормушкой для Казбека.

Ах, как медленно текло тогда время! Как долго мы ждали Новый Год и елку, как мучительно было ожидание писем для Володьки, а их все не было. И непонятно куда они все подевались, долгожданные сведения о живом Володькином отце.
Во всем было виновато это медленно текущее время. И все же оно шло.   

Бабуля сумела убедить Володьку, что негоже человеку жить без документов и когда отец найдется, то будет только рад, что Володька носит фамилию деда Васи, потому что так проще выправить документы усыновленному беспризорнику, которому надо определяться с жизнью, получить специальность. Ведь есть свидетельство за четыре класса школы № 7, теперь прямая дорога в училище, там Володьку с руками оторвут, такого умного.
Умела волшебница-бабуля убеждать своего юного друга.
Так и случилось, хоть и пришлось маме побегать со всеми бумагами, но ничего, молодая была, авторитетная (все-таки директор школы), справилась.

Но судьбу свою Володька определил сам, никому не доверил. И что выбрал, знаете? А педучилище он выбрал, вот что. Или сказалось все-таки влияние школы № 7 со всеми ее заморочками, или опыт проживания в братстве беспризорников "Седьмая рота - жрать охота" сподвиг, но решил Володька стать учителем.
Бабуле сказал, что это из-за раненной руки, а она только улыбнулась:
- Ты, паренек-от, везде пригодишься.