На излете лета

                                       
По крыше и подоконнику маленького уютного домика лихо барабанил надоедливый дождь. Дачный сезон подходил к концу, и все чаще и чаще в сад залетал, напоминая о близкой осени, бродяга-ветер.

Наталья бездумно сидела возле растопленного камина. Рядом, на коврике примостилась Герка – немецкая овчарка – "наперсница" и охранительница. За толстым стеклом камина тихо потрескивали березовые поленца. Любимая собака, теплый плед и раскрытая книга располагали к созерцанию и размышлениям.
 
Вот только насладиться моментом и ощутить благодать вечерних сумерек мешало больное, разодранное в кровь колено. Герка виновато поглядывала на хозяйку и почти по-человечески вздыхала.

- Ну, что, бессовестная собака, стыдно тебе? То-то... Ишь, моду взяла – с поводка срываться... Хозяйку ронять… Мне теперь и до магазина не дойти...

Утренняя прогулка с Геркой закончилась почти «трагически»: любимые джинсы пойдут теперь на тряпки, куртка – в химчистку, а как долго будет болеть разбитое колено – одному Богу известно.

Одно хорошо, - улыбнулась Наталья, - сегодняшнее знакомство. Какой, однако, галантный этот новый сосед, и внучка у него такая прелестная. Дашенька... Мне бы такую девочку…

- Послушай, Гер! – Ну, сколько можно на даче киснуть? В Москву хочу. Домой!
Герка навострила уши и громко зевнула...

Возвращаться в Москву Наталья не решалась: унизительно торчать у запертой двери, а беспокоить соседей не хочется, гордость не позволяет. Шурочка, смазливая аспиранточка, новая пассия ее Алексея, быстро прибрала к рукам молодого профессора: и замки в квартире уже поменяла, и ремонт, кажется, затеяла. Быстро…

Лешка, с которым Наталья прожила почти четверть века, на звонки не отвечает, и сам не звонит. Шифруется. Хорошо хоть Ольга - институтская подруга иногда позванивает, рассказывает о житье-бытье «будущих молодоженов».

Ха… молодожены, – усмехнулась Наталья невесело. При живой-то жене…

Не успела Наталья вспомнить про Ольгу, а та уже тут как тут: стучится в калитку, шумит.

- Наташ, открой, чего забаррикадировалась?
– Сама открывай, мне не дойти, – прокричала Наталья в приоткрытое окно, – двери не заперты.

Укутанная во что-то легкое, белое в комнату влетела Ольга…

- Ты чего так? Вся в белом? Дождь же на улице.
- Пустяки, я ж на машине. За тобой приехала, – затараторила подруга, – хватит здесь одной куковать. Москва тебя заждалась. Собирайся!
- Нет, Оль, ничего не получится… Видишь, что с ногой!

И Наталья начала рассказывать о сегодняшнем приключении.

- Знаешь, внучка у него такая милая, симпатичная... Дашей зовут…
- Погоди, – прервала ее Ольга, – ты чего мне голову морочишь: внучка… симпатичная... Про дедушку расскажи. Вижу же, глаз у тебя горит.
- Оль...
- Что, Оль? – передразнила подруга. – Рассказывай... Старый? Молодой?
- Не знаю, я возраст не спрашивала... Симпатичный... Волосы с проседью... Галантный...

Наталья опять вспомнила нового соседа и улыбнулась. И даже про Лешку с его аспиранткой спросить забыла… И нога, кажется, болеть перестала.

- Вот, видишь, что икона, животворящая делает, – засмеялась Ольга, – давай дальше…

Наталья вновь принялась рассказывать подруге о Геркиной выходке, о своем падении, о чаепитии на скромной терраске новых соседей:

- Он такой ловкий, сильный... Чуть ли не на руках меня в дом внес. А девочка...
- Опять ты о девочке... Рассказывай толком… Кто? Что? Чем занимается?
- Да, не знаю я… Они здесь недавно… Симпатичный… Такой… породистый что ль…

И Наталья, уже смакуя, подробно и с удовольствием продолжила свой рассказ об утреннем знакомце.
                                                      ***
В окнах соседней дачи зажегся свет. Сквозь деревья в освещенном окне мелькали силуэты двух людей: маленький и большой... Дед укладывал спать так понравившуюся Наташе девочку.

- Спи, малыш, – убаюкивал Владимир Константинович внучку, – завтра мама приедет, подарков тебе привезет... Спи...
- Дед, а ты надолго уезжаешь? Я скучать буду.
- Как получится, Дашунь, как получится...

Владимир Константинович Светлов, отставной генерал неполных шестидесяти лет, собирался на завтра в Москву. Служба закончилась. И, к сожалению, не так, как хотелось. Лощеный прыщ из молодых да ранних ловко подсидел боевого генерала. И послужной список не помог, и награды, оказывается, уже не награды, и боевой опыт не в счет, и выслуга лет побоку…

«Что ж, – вздыхал Владимир Константинович, – не я первый, не я последний».
Генерал махнул рукой, отгоняя невеселые мысли, и, поцеловав внучку, вышел из спальни.

На терраске тихонечко шумел новенький, расписанный под хохлому самовар. Сослуживцы одарили, на прощанье.

- Что, дед, почаевничаем? – невесело улыбнулся Владимир Константинович. – Почаевничаем...

Он вспомнил, как еще утром терраса выглядела совсем по-другому: молодая соседка, сглатывая слезы, все норовила незаметно погладить разбитое колено. Перевязать не позволила, застеснялась, и сквозь широкий пластырь, криво наложенный поверх разорванной брючины, сочилась кровь.

- Что-то вы, товарищ генерал, на молоденьких заглядываться стали, – вслух произнес Владимир Константинович, – впрочем, не такая уж она и молоденькая, лет сорок пять будет, не меньше. «Сорок пять баба ягодка опять», – мелькнула в голове расхожая фраза, и, вспомнив заплаканное лицо Наташи, генерал улыбнулся. – Какая же она баба, девчонка совсем. Худенькая, смешная. С косичками
…
Пить пустой чай расхотелось, и генерал плеснул в чашку немного коньяка. Терраса наполнилась терпким, горьковатым запахом заморского напитка. Отставной генерал вздохнул и еще долго размешивал в чашке давно растворившийся сахар...
                                                     ***
Наталья вглядывалась в потухшие окна соседней дачи. Там уже уснули, и Оля в гостевой комнате спит. Даже Герка, набегавшись за день, уснула, растянувшись на своем коврике, вздыхает, совсем, как ребенок, и всхлипывает во сне. Тишина и покой...

А на душе тревожно: Алексей не звонит, затянувшийся дождь напрягает, а разбитое колено болит так, что вряд ли сегодня даст уснуть.

Наталье вдруг показалось, что и в доме напротив не спят. Отблеск настольной лампы косым лучом осветил краешек окна. Мелькнула чья-то тень. Громко стукнуло затворенное на ночь окно, и все стихло. Дождь давно кончился, и на привядшую траву опустился легкий туман. Наталья спустилась в сад. Постояла возле крыльца. Вдохнула свежий, бодрящий запах антоновки. Потянулась. Из головы никак не выходила сегодняшняя встреча и завораживающий взгляд нового соседа. То ли изучающий, то ли призывный...

…Утром подруг разбудили громкие радостные голоса с соседнего участка: «Мама, мама приехала», – весело щебетала Дашенька. Ей вторил спокойный, хорошо поставленный голос отставного генерала: «Татьяна, принимай эстафету, располагайся, а я в Москву... Дела!"

Уезжать с дачи Владимиру Константиновичу не хотелось: зацепило его вчерашнее знакомство. Он вдруг вспомнил, как тяжело умирала жена, как они с Таней хватались за любую возможность, лишь бы сохранить, удержать, спасти… Не помогли ни традиционная медицина, ни нетрадиционная - все оказалось напрасно...
Владимир Константинович не спеша собирался. Папка с документами еще с вечера аккуратно лежала на пассажирском сидении. Тщательно вычищенные туфли сияли до блеска.

- Пап, – зонт не забудь, сегодня опять дождь обещали.
Генерал сел в машину и, махнув дочери рукой, тронулся в путь. Проезжая мимо калитки соседней дачи, Светлов увидел Наталью. Та разговаривала о чем-то с приятельницей и даже не взглянула на проезжавшую мимо машину.
Эх, размечтался, – вздохнул Владимир Константинович, – отставник он и в Африке отставник.
                                                          ***
- Гляди, Наташ, не твой ли дедуля на мерсе покатил?
- Дедуля? – ухмыльнулась Наталья, – мой? Не смеши!
- Ладно, не бери в голову, – Ольга запнулась. – Видела вчера твоего благоверного. Идет с этой Шурочкой под руку, а у нее живот прям на нос лезет. И живот, и нос кверху… Улыбается, гадина… Похоже, родит не сегодня-завтра…
- Так быстро? Они же вроде всего полгода вместе, – Наталья задумалась, – представляешь, Оль, наш ребенок был бы уже ровесник этой свиристели. Если бы Лешка тогда на аборте не настоял…
- Ага, настоял, а ты-то, о чем думала? – возмутилась подруга. – Какого черта послушалась?
- Думала… Ни о чем я тогда не думала… Карьерой занималась. Его карьерой, своей… Кому она теперь, моя карьера нужна. Русский преподаю иностранцам, и что? Доцент… Вечный доцент… Вот тебе и вся карьера.
- Ладно, не ной! Зато он профессор.
- Профессор, да не мой, – в тон подруге отозвалась Наталья, – взрастила на свою голову.
- Да, ловко он твоей диссертацией распорядился, ловко…
- Все, Оль, хватит об этом. Пойдем, чайку попьем. С печенюшками.
- Знаешь, – продолжила Наталья уже за столом, – никуда я, пожалуй, не поеду. Пусть живут, как хотят. Да и нога болит. Куда я такая… хромая.

Наталья, кажется, искала удобный предлог остаться на даче. Ничего не предпринимать. Не уезжать. Какие-то предчувствия, смутные желания останавливали ее. И разрыв с Алексеем уже не виделся концом света…

- Нет, не поеду, нечего мне там делать!
- Вот и ладушки, – откликнулась верная подруга, – поживем здесь пару-тройку деньков, отдохнем. Может, позагораем. Насладимся последним теплом. А уж потом домой.
-Домой? – усмехнулась Наталья. – Это куда? В одну квартиру с Лешкой и его аспиранткой? Нет, Оль, не поеду...
                                                       ***
Владимир Константинович на удивление быстро решил все свои «неразрешимые» проблемы.
- С таким послужным списком прямиком в кресло гендиректора, а не зама, – басил начальник отдела кадров, – хоть завтра приступайте. Нам такие люди нужны! Потом он долго тряс Светлову руку и предлагал отметить назначение «рюмкой чая».

Довольный быстро разрешенной проблемой, да и собой тоже Владимир Константинович возвратился на дачу в хорошем расположении духа: «Что ж, послужим еще, товарищ генерал! Повоюем», – улыбался он сам себе.

Генерал вспомнил вчерашнее знакомство. Будто кадры из телевизионного клипа мелькали перед ним молодая женщина и ее овчарка, разбитое колено и взгляд симпатичной соседки. Тревожный и безмятежный одновременно. Завораживающий…

Светлов, изредка поглядывая на соседский забор, увитый ярко-оранжевыми ягодами каприфоли, с удовольствием прохаживался по своему небольшому ухоженному участку. Улыбался.

- Что ты все время улыбаешься? – удивлялась дочь. – Давно я тебя таким не видела… Новая должность радует? Или что?
- Должность, не должность, не знаю… Но хорошо мне, понимаешь? Хо-ро-шо! Жизнь новую начинаю! С понедельника!

Генерал включил газонокосилку, рычащую, будто стая голодных собак, и принялся подравнивать и так уже ровный, без единого изъяна, газон.
                                                         ***
- Гляди-ка, твой сосед травку косит... Хозяйственный, – подначивала Наталью подруга. – Газончик-то на загляденье…

Наталья глянула поверх забора, увидела Светлова, по-хозяйски оглядывающего свои угодья, махнула ему рукой. Заулыбалась.

- Как нога? – Владимир Константинович тоже улыбнулся. – Болит?
- Болит, проклятая. – Наталья вдруг засуетилась, засмущалась. И, прихрамывая, зачем-то пошла к забору. – Но болит уже меньше. Честное слово, меньше… Почти все прошло… Правда…

Ольга с интересом наблюдала за странным поведением подруги. Что это с ней? Не школьница ведь. Взрослая баба. Доцент. А смущается, будто семнадцатилетняя барышня. Тушуется. Лопочет что-то. Краснеет даже. Да, дела… А вот сегодняшние молодые вовсе не смущаются. Не краснеют. Берут и свое, и чужое. Без стеснения. Вон, Шурочка охмурила Наташкиного профессора. Практически накануне их серебряной свадьбы. И ничего! Не печалится. Рожать собралась… Прилипала…

Пока Ольга, поглядывая на подругу и ее визави, рассуждала сама с собой, прошло довольно много времени. Возле забора происходили удивительные вещи. Куда вдруг подевалось Наташино смущение, неуверенность? До Ольги долетал оживленный разговор двух взрослых, образованных, самодостаточных людей. Веселый разговор. Возбужденные голоса то стихали, то сливались в радостный унисон.

- Надо же, так совпасть! – удивилась Ольга.

Иногда негромкие голоса собеседников прерывал звонкий, счастливый смех Натальи. Ольга будто слышала подругу впервые или узнавала ее заново: ироничную, уверенную в себе, даже дерзкую.

«О чем это они?» – Оля прислушалась. Такое ощущение, что эти двое знали друг друга давно, всю жизнь, и не только знали, но и были по-человечески близки. Почти родня…

Ладонь Натальи лежала поверх оплетенного каприфолью забора, а на ней, сверху, будто оберегая, покоилась большая сильная ладонь Владимира Константиновича. Он, то нежно поглаживал маленькую Наташину ладошку, то аккуратно, боясь сделать больно или ненароком обидеть соседку, сжимал ее.

Да, Светлов знал о Наталье уже все: о ее счастливом-несчастливом замужестве, и о докторской диссертации, отданной когда-то мужу, о его предательстве, и о любимой подруге Олечке. Узнал? Или почувствовал?

Возбужденные голоса соседей прервал заливистый Геркин лай. Возле калитки с букетом гладиолусов в одной руке, и с огромным тортом в другой топтался Алексей.
- Девочки, открывайте! Я вернулся!

Наталья вздрогнула: Алексей?.. Вернулся?.. Зачем?..
                                                       ***
- Наташа, дорогая, прости… Бес в ребро… Ты ж понимаешь! – суетился возле жены Алексей. – Не устоял… Она такая…
- Какая? – не скрывая раздражения, воскликнула Наталья. – Какая? А ребенок? С ним, что? Он-то в чем виноват?
- А ребенок, оказывается, не мой, – радостно сообщил профессор. Представляешь?

«Какой же он жалкий, суетливый! И эти цветы… И торт… Зачем все это? Зачем?» – Наталья с отвращением смотрела на мужа. Настоящего? Бывшего? И никак не могла понять, почему она так долго терпела этого самодовольного, лживого, беспринципного человека. За что любила? Почему прощала?

- Нет, Леш, не представляю! И делать тебе здесь нечего. И я в Москву не вернусь! Все, закончилась наша лав стори… Закончилась!

Ольга с восторгом смотрела на подругу. Вот она, ее Наташка, настоящая, решительная, независимая, такая, какой она знала ее еще тогда, в прошлой жизни. До появления пронырливой аспиранточки.

Наталья развернулась и, оставив уже бывшего мужа рядом с тортом и привядшими цветами, вернулась в сад, к соседскому забору, украшенному ярко-оранжевыми ягодами каприфоли…