Фаустов - полученные рецензии

Прочла с большим интересом, тем более, что я видела тот самый альбом, держала его в руках, переводила песни на русский язык, чтобы фанаты "Битлз" понимали, о чём собственно их любимые песни.

С уважением, ТА

Татьяна Александровна Андреева   29.12.2023 12:03   Заявить о нарушении

Далее надо приводить цитаты, которыми восхищается автор рецензии.

«Тяжёлая птица сутуло сидит на суку».
Так не пишут. Либо «сутулясь, сидит», либо «сидит на суку и сутулится».

«внутрь смотри забудь про земное зренье / слушай птиц бесшумных беззвучное пенье».
Даже черный маг не сможет заглянуть внутрь себя. Есть выражение «заглянуть в душу», но так говорят, когда собираются разобраться в человеке.

«Для рыб я птица, а для птиц я рыба».
Стать хищной птицей можно в переносном смысле, а стать рыбой для птиц – это уже бессмыслица.

«Птицы, взгляды и иные неопознанные сигналы обозначают постоянное пребывание в тайном течении жизни Бога: неканонического, непривычного и вероятно не всемогущего, но гораздо более близкого и конкретного».
Птица не может быть сигналом. Даже почтовые голуби – лишь доставщики, а не сигналы. У Бога нет никаких тайн: он открыт для каждого из нас. Что касается словосочетания «не всемогущего», это тоже не соответствует действительности. Творцу все подвластно.

И опять я вынужден рассматривать цитаты, почему-то понравившиеся автору.

«Отвлеченность больших величин только малостью можно измерить, есть ведь тысяча разных причин и в БЕССМЕРТЬЕ, и в ВЕЧНОСТЬ не верить».
Схожие по сути слова применять не рекомендуется. Но это еще не все. Отвлеченность крайне сложно чем-либо измерить. Это задача скорее для психолога, чем для литератора.

«Тяжкий РОКОТ ночной, этот ВОЙ перемен и несчастий предвестье».
Совершенно не сравнимые звуки. Рокот – раскатистый шум, приглушённый гул, грохот. Вой – протяжный шум, похожий на пение или стон.

«Несколько кинематографически точных кадров и вот уже уход от суеты в кратковременное слияние с мощью стихии, явленную в стихах, даёт наблюдателю метафизическую передышку, подключение к иному измерению».
Рецензент излишне мудрит. Достаточно было рассказать о слиянии со стихией.

«Несколько кинематографически точных кадров и вот уже уход от суеты в кратковременное слияние с мощью стихии, явленную в стихах, даёт наблюдателю метафизическую передышку, подключение к ИНОМУ ИЗМЕРЕНИЮ.... Но в данном случае слово употреблено совершенно осознанно (так же и образцово шаблонную рифму «кровь – любовь» можно встретить у целого ряда крупнейших поэтов, но у них она каждый раз обретает ИНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ)».
Вместо того чтобы сделать замечание за тавтологию, рецензент ее допускает сам.

«С помощью этих смысловых повторов воссоздаётся утерянная гармония, они не позволяют ни глазу, ни УХУ при чтении ВСЛУХ проскользнуть мимо них и в итоге становятся зримым выражением трагического оптимизма поэта».
Второе слово лишнее. Если упомянуто ухо, не стоит сообщать о чтении вслух. Более того, задача намеренных повторов – усиливать фонетический эффект, а не восстанавливать гармонию.

«Приметы скудного и при этом неисчерпаемо богатого послевоенного быта собраны в коробке скупщика-«ФАРЯБНИКА»: «Чего там только не было: рыболовные крючки и лески, складные ножички, резиновые литые мячики, коробки цветных карандашей, ленты, иголки, в том числе и "иголки-цыганки", зеркальца, нитки "мулине", коробочки пудры "Кармен" с черноволосой красавицей на крышке»».
Несуществующее слово. И сомнительно, что опыт может быть одновременно скудным и богатым. Либо первое, либо второе.

«Также выделю «Епифань» – короткое эссе из одной длинной фразы, своего рода вызов, успешную проверку прозаического дыхания».
Эссе, состоящее из одного предложения, не бывает успешным. Мало, что расскажешь в таком тексте. Можно запихнуть в одно предложение много всяких фактов, но тогда оно получится слишком длинным и сложным для восприятия.

«Вот наглядное свидетельство его ТРАГИЧНОЙ судьбы: «Как я уже говорил, мы учились у Слуцкого вместо запланированных двух целых пять лет, вплоть до самого ТРАГИЧЕСКОГО события в его жизни: смерти жены – Татьяны Дашевской».
Неоправданный повтор слова.

«Окончанию следующего авторского эссе Калашникова «На берегу Цветного бульвара» не хватает завершённости, ВНУТРЕННЕГО ФИНАЛА».
Если сказано о завершенности, незачем заявлять о финале. Прилагательное лишнее, – в тексте нет ни внутреннего, ни наружного финала. Просто финал.

«Поэтому предположу, что статья И. Фридмана «И стал я телом огня…» включена в качестве послесловия не столько по изначальному замыслу, сколько по определённой нужде».
Ненужные словесные выкрутасы. Если присутствует замысел, он основан на нужде, и ни на чем больше.

«К счастью, такое одиночество ПЛОДОТВОРНО».
Не то слово. Плодотворной бывает только работа.

Все перечисленное – не единственные ошибки Евсюкова. Дело в том, что в рецензии указывают не только достоинства, но и недостатки рукописи. Рецензент поругал Калашникова лишь один раз – мол, не хватило завершенности. Длинные усложненные предложения Евсюкова не способствуют пониманию его текста, легкости чтения. А если в авангарде поставили такое неряшливое произведение, значит, и остальные призовые места – под большим вопросом.

Я заявил, что решение жюри присудить первое место такой рецензии непонятно, что награды больше заслуживает мое творение, – «Черное и белое». Оно более прозрачное, объективное, стилистически и композиционно правильное. Естественно, потребовал внести коррективы в результаты конкурса, отправить мне денежный приз и диплом за победу. Моральную компенсацию пообещал не вытряхивать.

Мне ответил редактор Сергей Фаустов: «Развивающийся язык всегда обретает новые неправильности, которые впоследствии становятся нормой. Я утверждаю, что автор всегда прав, а те неправильности, которые он сознательно вставляет в свое произведение, дают основание и пищу для размышлений, поисков и толкования смыслов написанного. Например, одно из направлений в современной критике на Западе, называемое "герменевтикой подозрения", занимается толкованием неправильностей и темных мест у писателей. Это творческая работа, а не редакторская».

То есть «неправильности» должны оставаться неправильностями, а Запад, с которым Россия воюет, и который разлагал нашу литературу десятки лет, абсолютно прав.

Галина Щекина настрочила следующее: «Ваши ценные наблюдения могли бы повлиять на выбор, если бы пришли к нам до подведения итогов, а теперь поздно».

По ее мнению, я – не писатель, а ясновидящий: могу предсказывать, как распределят призовые места. Щекина почему-то не подумала о том, что исправлять свои ошибки никогда не поздно. Скорее всего, она считает, что это делать необязательно.

У меня – другое мнение: если жюри неправильно подвело итоги, оно обязано все исправить, поощрить того, кто действительно этого заслуживает. Если возводить на пьедестал графоманов, и работать, спустя рукава, отечественная литература не дождется ничего хорошего.

Александр Рубис   05.11.2023 18:37   Заявить о нарушении