Тёмные пятна на светлом лике Александра Соженицына
Президент Владимир Путин в июне 2007 года подписал указ о присуждении писателю Александру Солженицыну Государственной премии РФ за "выдающиеся достижения в области гуманитарной деятельности".
Президент РАН Юрий Осипов, присутствовавший на церемонии оглашения новых лауреатов, назвал автора "Архипелага "ГУЛАГ", лауреата Нобелевской премии по литературе "одним из крупнейших историков и филологов" и "автором работ, без которых немыслима история 20 века".
Ну что же, наконец-то мы дожили до благословенного времени, когда спецслужбы всенародно награждают своих верных стукачей...
Мы так вам верили, товарищ Солженицын,
как, может быть, не верили себе…
Я не согласен с теми, кто называет «Один день Ивана Денисович» произведением слабым. Мой покойный отец, старый лагерник, сказал после прочтения: «Точно как у нас в зоне. Запахи все чую… Ерунды много, но – вещь». Я также считаю, что, несмотря на многие отрицательные моменты, «Архипелаг ГУЛАГ» сыграл огромную положительную роль в формировании мировоззрения моего поколения, пробил брешь в стене лжи, замалчивания горькой правды, цензурного «душняка» совдеповской империи. Правда, лично для меня Александр Исаевич Солженицын не стал пророком. «Архипелаг» я прочёл в том зрелом возрасте и с тем багажом, когда легко мог увидеть все пороки и слабости романа: откровенные благоглупости, невежество в истории российской тюрьмы и каторги, прямую ложь и страницы, способные просто внушить отвращение. Уже было с чем сравнить: я занимался историей профессиональной преступности России в годы «перестройки», когда было обнародовано множество новых документов, постоянно появлялись мемуары лагерников – в том числе людей, на воспоминания которых опирался Солженицын.
Но изначально, от первого знакомства с «Денисычем» (в 12 лет) и до конца 90-х, Александр Исаевич был для меня фигурой безоговорочно уважаемой. Высылка его только укрепила меня в этом мнении. Я учился на филфаке университета, антисоветчиком не был, но понимал, что власть прогнила насквозь. Писателя выслали за книгу, за него вступились многие его очень достойные товарищи – мне не надо было больше никаких доказательств его порядочности и благородства.
К сожалению, сейчас сомнения и в том, и в другом появились. Зрели они давно. Но толчком для моих выступлений послужила волна «сенсационных» публикаций в местных и центральных СМИ о том, что пророк и совесть нации… БЫЛ ОБЫКНОВЕННЫМ ЛАГЕРНЫМ СТУКАЧОМ! Разгорелась полемика, обвинители и защитники поливают друг друга, докапываясь до таких глубин грязного белья, что читать это порою невозможно.
Однако проблема - остаётся. Вернее, несколько важных проблем. Одна из наименее значащих: был ли Солженицын лагерным доносчиком. Для меня ответ очевиден и неинтересен. Конечно, был. Вопрос второй: что можно и чего нельзя простить человеку, взвалившему на себя тяжёлую ношу пророка? Ведь и многие библейские персонажи были далеко не агнцами. Царь Давид бандитствовал, а взойдя на трон, услал на верную смерть военачальника Урию, чтобы блудодействовать с его женой Вирсавией. «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его»… Вопрос третий: может ли великое деяние смыть с человека его прежнюю грязь или груз постыдных грехов должен довлеть над ним всю оставшуюся жизнь? Ведь простил же Господь разбойнику Кудеяру омерзительные грехи за то, что тот убил одного негодяя… Вопросы сложные. Особенно если относятся к Александру Исаевичу. Не пытаясь судить, решимся лишь размыслить над мудрой библейской истиной: «НЕ СОТВОРИ СЕБЕ КУМИРА»…
Стук-стук-стук,
я твой друг…
Начнём со «стукачества». Не буду оригинален в большинстве аргументов и фактов. Начну с того, что Солженицын сам признаётся в главе 12 тома 2 «Архипелага»: да, дал я эту треклятую подписку сотрудничать и доносить лагерному «куму»! Молодой был, смалодушничал. Но – не сдал ни одного зэка, а вовремя «свалил» на шарашку (тут, по случаю, наряд на «учёных» подошёл)!
Давайте поразмыслим о степени правдивости и откровенности рассказа человека, призывающего нас «жить не по лжи». Байка про «хитрого зэка» и «тупых оперов» вполне может убедить простодушного обывателя, знакомого с «тем» миром лишь понаслышке. У самих лагерников она ничего, кроме насмешки, не вызовет. Это вроде как дембель, возвратившись из армии, рассказывает: «Тут я плюнул генералу в морду, дал ему пинка – и гордо проследовал в казарму! А назавтра меня назначили сержантом…».
К сожалению для пророка, к моменту выхода «Архипелага» многие узники ГУЛАГа были живы и находились в здравом уме. Те, кто прочёл эти откровения, пришли в ужас. Среди них один из близких друзей Солженицына – ярый антисоветчик, бывший власовец Леонид Самутин. Кстати, именно ему поручил Исаевич хранение одной из копий «Архипелага». Вот что напишет Самутин позже в книге «Не сотвори кумира»:
«Я читаю его рассказ о вызове к лагерному оперуполномоченному в том небольшом лагерьке, который был тогда в самом сердце Москвы, на тогдашней Калужской… Переживания самого автора, поведение хозяина кабинета - оперуполномоченного - захватывают читателя, обращают все симпатии на беззащитного "зека" - автора тех строк. Hо следует совсем неожиданный финал. После угрозы оперуполномоченного "загнать" в северные лагеря Солженицын думает: "Страшно-то как: зима, вьюги да ехать в Заполярье. А тут я устроен, спать сухо, тепло и бельё даже. В Москве ко мне жена приходит на свидания, носит передачи... Куда ехать, зачем ехать, если можно остаться?". Следует рассказ о "томлении духа" и... буквально непостижимом решении - купить себе временное и относительное благополучие прямым предательством… Испугавшись "зимы, вьюг, Заполярья", Солженицын идёт на то, о чём сам он рассказал: на подписание обязательства доносить и на выбор стукаческой клички "Ветров".
Сам Солженицын вынужден признать, что совершил низкий и подлый поступок. Даже делает оговорку: "В тот год я, вероятно, не сумел бы остановиться на этом рубеже... А тут меня по спецнаряду министерства выдернули на шарашку. Так и обошлось. Hи разу больше не пришлось подписаться "Ветров". То есть сподличал я, братцы, но Господь оборонил от стукачества.
Но так ли это? Самутин справедливо замечает: «Мы, обломанные лагерями старые "зеки", твердо знаем: такое было невозможно! Hельзя поверить, чтобы, дав подписку "стучать", от опера можно было так легко отделаться. Да ещё как отделаться? Переводом на привилегированное положение в особый, да ещё и сверхсекретный лагерь! Кому он это рассказывает? Заявляю: подобная нелепость была совершенно невозможна... Как же технически осуществлялся перевод заключённого из лагеря в лагерь по так называемому "спецнаряду"? Этот документ о переводе - спецнаряд - приходит из Управления лагерей и поступает к начальнику местного лагеря. Hо никак не минует и оперуполномоченного, без визы которого в действие приведен быть не может. Характеристику на переводимого пишет он же. С плохой характеристикой нельзя переводить заключенного в привилегированный лагерь… Вот и получается, что перевели Солженицына в шарашку только потому, что оперуполномоченный написал нужную характеристику, дал "добро" на перевод. Hе надо больше разжевывать, чтобы объяснить, что означало такое "добро"».
Вторит Самутину и старый лагерник, видный меньшевик М. Якубович, судьбе которого, в «Архипелаге» отведено восемь страниц. В своей статье "Постскриптум к "Архипелагу" тогда уже 90-летний патриарх страны Зэкландии пишет: «Уверения Солженицына, что работники "органов", не получая от "Ветрова" обещанной информации, добродушно с этим примирились и, мало того, послали этого обманщика на работу в спецлагерь с несравненно лучшими условиями, - сущая нелепица".
Однако есть ещё один чрезвычайно яркий штрих, который помогает совершенно отчётливо понять, что Солженицын лгал - лгал откровенно и нагло. Так уж случилось, что подписку о сотрудничестве ч чекистами Александр Исаевич дал во время размаха так называемых «рубиловок», которым и сам посвятил немало страниц в «Архипелаге ГУЛАГ». Впрочем, свидетельств об этом страшном лагерном движении сохранилось более чем достаточно. Этот процесс еще называли самообороной. Такая «самооборона» возникла в середине 40-х годов, когда в ГУЛАГ потянулись этапы бывших советских фронтовиков, а также украинских повстанцев из ОУН (Организация украинских националистов) и УПА (Украинская повстанческая армия), литовских партизан и некоторых других военизированных формирований - в том числе власовцев и казаков. Они организовали физическое уничтожение доносчиков из числа заключенных: «Единственным действенным методом обороны оказалась казнь, которую и стали повсеместно применять к доносчикам. Не все стукачи были казнены, но доносительство заметно ослабло и жизнь заключенных стала почти вольготная; оперчекистам же стало невозможно выполнять свои служебные обязанности» (Ж. Росси. «Справочник по ГУЛАГу»)
Особый размах уничтожение стукачей приобрело как раз в 1947 году и после него, с появлением Указа ПВС СССР об отмене смертной казни. Теперь даже в случае раскрытия такого убийства виновному грозило самое большее 25 лет лишения свободы, а не вышка. Многие и так имели «четвертак на ушах» - срок почти немыслимый и не дающий надежд на светлое будущее. Так что лишние двадцать пять лет ничего не решали, зато какое удовольствие - пришить стукача... «За стукачом топор ходит» - бытовала тогда в зонах популярная поговорка. Или – «Стукач гуляет с колуном за спиной». Люди в масках ночами врывались в бараки (в то время браки снаружи запирались на замки), резали стукачей и так же тихо исчезали. Свидетелей не было, ни одного: все «спали». Любой свидетель автоматически становился стукачом. В результате институт стукачества, доносительства в лагерях был здорово подорван.
А теперь представьте на секундочку, под какой дамоклов меч попал, подписав соглашение о доносительстве, наш «благородный пророк» Александр Солженицын! Да вякни он хотя бы слово против, и его бы просто кинули «под пилораму», как красочно любили выражаться в лагерях. Нет, однажды ссучился – будешь сукой всю жизнь!
Само слово сука выбрано не случайно. В босяцком жаргоне оно сохранилось ещё со времён царской каторги. Вот что пишет на этот счёт П. Якубович в своих записках бывшего каторжника: «Есть два только бранных слова в арестантском словаре, нередко бывающие причиной драк и даже убийств в тюрьмах: одно из них (сука) обозначает шпиона, другое, неудобно произносимое - мужчину, который берёт на себя роль женщины» («В мире отверженных»). Вообще, самым грязным и унизительным в арестантской среде того времени считалось обращение в женском роде. Честный арестант обязан был смыть такое оскорбление кровью. Суками, помимо шпионов, называли также сотрудников мест лишения свободы - надзирателей, начальство, конвойных... Поэтому назвать сукой арестанта значило поставить его в один ряд с ненавистным начальством. В середине – конце 40-х годов прошлого века этот термин закрепился за бывшими «ворами», «блатными», предавшими своё братство и перешедшими на сторону лагерной администрации. Ещё позднее «суками» стали звать не только бывших воров, а вообще – предателей арестантских понятий и традиций, в том числе – стукачей.
Поэтому можно прямо сказать: зоновские оперативники технично заставили Солженицына ссучиться, а затем, взяв на цугундер, волокли его уже как стукача по всей его лагерной жизни.
Добрый дьявол
Но для «чистоты эксперимента» я обратился за комментарием и к одному из своих знакомых - старых «оперов». Как он оценивает рассказ нобелевского лауреата, призывающего нас «жить не по лжи»?
-Саша, представь себя на месте «кума», - предложил мне оперативник с более чем 30-летним стажем Павел Петрович (фамилию называть не будем, эти люди не любят себя афишировать). – Я провёл отличную операцию, «раскрутил» зэка на подписку, сделал его своим агентом. После этого он со мной не сотрудничает. Попробовал бы он, падла! Я бы просто поставил ему условие: или ты мне в течение двух дней вломишь нескольких человек, или я сливаю информацию о нашей с тобой «ксивёнке» всем арестантам! Под пилораму пустить проще простого. Запускается информация через «придурков» (ну, хозяйственная обслуга). Какой-нибудь шнырь моет пол в моём кабинете, а я ненароком отлучился в сортир и «забыл» на столе пару бумажонок. Ну, ты понял… Их содержание минут через 15 будет известно всей зоне! Есть и другие способы. Короче: когда зэк подписал бумагу о «сотрудничестве» – ему кранты. Никуда он не денется. А судя по бздиловатому характеру Исаича, испужавшегося солнечного Магадана, стучал он как дятел!
Дальше. Допустим, за короткое время «сотрудничества» на Калужской он никого не вломил. А тут приходит разнарядка на «шарашку». И он хочет сказать, что его могли туда направить без визы лагерного «кума»?! Да это всеми мыслимыми инструкциями было запрещено. Может, он был каким-то особо важным учёным, этот сопливый артиллерист? С Королёвым себя попутал? Сам признаётся, что в связи (над чем работали в Марфино) он был ни бе ни ме. Значит, что? Прибежал к «куму» и умолил поставить визу – в счёт «будущих заслуг». А других путей нет! Ведь ты и «кума» пойми: он уже галочку себе в тетрадку поставил о вербовке, и план по «сдаче» ему надо выполнять… В ГУЛАГе ведь, как и во всей Советской стране, хозяйство плановое, сам Исаич про это писал.
Ну, допустим, «стукач» совсем безмозглым оперу показался. Тогда он вполне мог сбыть его с рук. В ту же шарашку. Мол, я завербовал – а вы уж используйте. И пошёл Солженицын на «шарашку». Но вот о чём забыл он упомянуть: вместе с ним пошло и его письменное обязательство стучать на товарищей! Аккуратно подшитое к делу, с положительной характеристикой: мол, хорошо работает гражданин, «дует» во все лёгкие! Так, к примеру, идут «красные полосы» в делах зэков, склонных к побегу: обрати, коллега, внимание и не упусти из виду! А уж коллега, будь спок, не упустит. У него тоже план… Так что, Саша, на новом месте «гражданина Ветрова» встретили с распростёртыми объятиями. И, судя по тому, что на шарашке он провалял дурака четыре года, высокое звание советского стукача он оправдал полностью! А какие ещё есть варианты? Подскажи… Не стучал? В лучшем случае очень скоренько отправился бы бороться с ёлками поближе к Воркуте. А морозец, помнится, пророк наш недолюбливал? Мог быть и худший вариант, хотя интеллигенция вряд ли руки стала бы марать. Нет, душу дьяволу продают один раз…
-Так ты, Паша, дьявол?
-Я, Саша, добрый дьявол. Вы лучше на других поглядите, которые хвост в штанах прячут и о судьбах России вещают…
Выбор есть всегда
Когда я рассказал одной своей хорошей знакомой, о чём собираюсь писать эту статью, она в ужасе воскликнула:
-Да как ты можешь! Солженицын, даже если за ним что-то есть, уже давно замолил свои грехи одним только «ГУЛАГом»! А «стучали» тогда все!
Один из уважаемых мною людей выразился ещё резче:
-Сначала пройди через то, что прошёл Солженицын! Пусть тебя по рёбрам побьют, я посмотрю, что ты подпишешь!
И если до этого я ещё сомневался, писать или не писать, после таких бесед понял: писать надо обязательно! И не одну статью, а несколько. Потому что так думают слишком многие. И чем больше времени пройдёт, тем больше будет таких людей. А это – страшно. Потому что это – оскорбление памяти настоящих лагерников. Потому что – СТУЧАЛИ ДАЛЕКО НЕ ВСЕ.
Я уже не говорю о том, что оговор под пытками – это совершенно не то, что стыдливо-угодливое «сотрудничество», обмен улыбками и расшаркивание с лагерным «кумом». За всю лагерную жизнь Александра Исаевича никто и пальцем не тронул. Как он «страдал» большую часть срока, он поведал сам: полгода в СИЗО, год в тюрьме на Калужской заставе, 4 года в "шараге" (тюремном HИИ) и лишь 2,5 года - самых трудных - на общих работах в Экибастузе (где, впрочем. тое его мило пристроили в медсанчасти!) . Вот изолятор и «крытая»: "Какая же уютная жизнь - шахматы, книги, пружинная кровать, добротные матрасы, чистое белье. Да я за всю войну не помню, чтоб так спал. Hатертый паркетный пол... Hет, таки эта центральная политическая тюрьма - чистый курорт... Я вспомнил сырую слякоть под Вормдитом, откуда меня арестовали и где наши сейчас месят грязь и мокрый снег, чтоб не выпустить немцев из котла" ("Архипелаг ГУЛАГ", том I, гл. 5). Шарашка в Марфино: "Середину срока я провел на золотом острове, где арестантов поили, кормили, содержали в тепле и чистоте". В Экибастузе Солженицын бригадирствовал (хорошее место), а в январскую 1952 г. забастовку заключенных как-то так совпало, что ушёл с опухолью на «больничку»...
Но я не об этом. Я – о том, как «стучали все». Для сравнения – тот же Самутин поведал историю, типичную как раз для большей части лагерников: «Я тоже был отобран для "спецнаряда", т. е. перевода в таинственную "шарашку". Работал я тогда в т.н. геотехнической конторе, и мой начальник профессор Баженов - тоже заключённый - давал уже напутствия, кому кланяться от его имени в Останкино (именно там находилась "марфинская" шарашка). Словом, всё было готово для того, чтобы нам с А. И. познакомиться на двадцать лет раньше... Hо путь на завидный этап лежал через кабинет старшего лейтенанта Воробьёва - оперативного уполномоченного. Я получил предложение о сотрудничестве и, несмотря на уговоры, длившиеся целый день, отверг его. (Заполярья я не боялся, поскольку и без этого уже находился в нём!) В результате я никуда не уехал, вскоре вылетел из моей благополучной научной конторы, да не куда-нибудь, а в подземелье, в шахту при каторжанском лагере, и почти до самого конца срока, добрых семь лет, ощущал чью-то "заботливую руку".
Но зачем, почему вдруг сам Александр Исаевич признаётся в своём «стукачестве»? Может, действительно не чувствует за собой никакой вины, кроме единственного случая проявления «иуношеской слабости»? И ежели он кого-то выдал, то почему КГБ не воспользовалось этими материалами и не опорочило его ещё тогда, в 1973-м? И вообще – стоит ли рыться во всём этом на фоне всего, что сделал он для России? Обо всём этом у нас, надеюсь, ещё будет повод поговорить.
На фото:
ПОСТАНОВОЧНЫЙ СНИМОК "обыска" Солженицына, сделанный не в лагере, а уже ПОСЛЕ ВЫХОДА из него.
Разумеется, и в страшном сне невозможно было представить, чтобы ЗЭКА В СТАЛИНСКОМ ЛАГЕРЕ ФОТОГРАФИРОВАЛИ и оставляли ему подобное фото на память :)).
Кстати, существует и другой постановочный снимок Солжа - портретный.
Его сделала тогдашняя жена Солжа Наталья решетовская уже за воротамми лагеря. Любопытно - номер на бушлате сама рисовала или его оставили на память сердобольные чекисты?
Кстати: снимок "обыска" был представлен в прошлом году в «Манеже» на фотовыставке «Александр Солженицын и его время в фотографиях». Фотографий из архивов КГБ/ ФСБ там не было. То есть это - фотография, прнадлежавшая лично Солженицыну.
Видимо, его тоже делала Решетовская? "Артист, ох, артист..." :)))
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ -
Лагерный стилист -
http://www.proza.ru/2003/09/24-58
Солженицын в Ростове, 1994 -
http://www.proza.ru/2003/09/24-60
Исаичу, живущему не по лжи -
http://www.stihi.ru/2003/09/24-572