Минздрав предупреждал...

Наталья Бардичева
22 мая 2006 года.

 Под скрип тормозов на переполненной мокрой улице остановилась авто-рухлядь. Бульвар затрещал по швам, когда сторожа расширили свой круг, чтобы приехавший господин смог выйти из машины.
 Господин вышел и, даже не оглянувшись на толпу журналистов, направился живым коридором к дверям двухэтажного особняка. Именно здесь обитал подопечный aka подозреваемый.
 «Да, - подумал немец, поднимаясь по лесенке. – Только в России могут строить такие большие дома, да ещё и окружать их частными садами… Как им только площадей не жалко…»
 Господин встретился с подопечным на втором этаже, в просторной комнате, забитой всякими полезными вещами. Среди них имелся даже шкаф на ножках.
 - Вы догадываетесь, Григорий, почему я к вам приехал, - сказал немец, садясь.
 Молодой человек с явными признаками нездоровья на лице молча кивнул.
 - Вы осмелились нарушить закон, идущий от конца Третьей Мировой, - немец сверкнул голубыми линзами. – Тот самый, под которым подписывались при получении паспорта, а именно: в России запрещена покупка, продажа и употребление спиртных напитков лицами, не достигшими 45 лет.
 Григорий молчал.
 - И теперь терпите болезни и расстройства. К тому же попали под суд. Как у вас говорится, Минздрав предупреждал…
 - Минздрава не было, когда создавали этот закон, - вспылил парень.
 Немец покачал головой.
 - Вы действительно ради пристрастия к спиртным напиткам не посещали университет. Слышала бы вас моя мама… Минздрав был ещё в начале двадцать первого века, а вы говорите… Так, вы должны поставить подпись под некоторыми документами, - немец вытянул из кошелька три оранжевые пластинки. – Об опеке, о невыезде и государственный талон.
 Григорий стыдливо принял первую пластинку и поднёс к глазам. Линзы проявили текст и интерактивное табло. Поставив глазом подпись, парень взял следующую.
 - Неужели никто до меня не пробовал…
 - Были, были, - согласился немец. – Семерых опекал я. Великая мама, что это были за люди! Какой талант загублен! И в вас тоже, Григорий Николаевич. Правда, вас засекли чуть раньше, но это сути не меняет.
 - Но ведь возможно очистить организм, я это знаю!
 - Но нельзя очистить разум. Сделай мы так, и сотни людей пойдут в пропасть, надеясь, что потом их вычистят, и они снова смогут жить преспокойно, мамой говорю. Потому вы сами виноваты, и вам нести наказание. Для вас уведомление: завтра, в половине шестого вечера, состоится публичная встреча.
 Парень повесил голову.
 - От кары никуда не уйдёте, Григорий Николаевич, - гость встал. – Я отъезжаю, а вы оставайтесь. Пусть до вас дойдёт ужас совершённого.
 Без малейшего страха немец повернулся к Григорию спиной и вошёл в лифт. Когда двери закрылись, с молодым человеком случилось нечто: он напрягся, как перед дракой, сжал кулаки и пнул первый попавшийся предмет. То, что это был древний, конца двадцатого века, шкаф, значения не имело.
 - Ты что же думаешь, я позволю вам загубить мою жизнь? – бешено затараторил человек. – Не-ет! Ни за что! Разве если ты ездишь на раритетной «Тойоте-Селике», ты имеешь больше прав? Да?! Пусть тебя бросит мама, паршивый немецкий психолог! Я всё равно буду жить, как захочу! Вы мне не указ! Никто не указ! Я лучше знаю, что мне нужно!
 
 А господин Хэрц спокойно пришёл домой, обнял любимую жену, взял на руки дочь, которая через много лет станет благословенной мамой. Узнал последние новости, пообщался с друзьями по сети и, полистав модный журнал по цветологии, лёг спать.