— Дай гляну… Сильно приложил? — спросил Олег обеспокоено, увидев, что его недавний противник с интересом рассматривает свою чумазую пятерню: отбитые пальцы у реконструкторов не редкость.
Опираясь левой рукой на огромный турнирный меч, Никита придирчиво разглядывал правую. Лицо его при этом выражало крайнюю степень удивления.
— Вроде чисто… Прищемил если?..
Олег облегчённо вздохнул:
— Признаться, не хотелось тебя калечить с первого поединка. Добрые бойцы здесь на вес золота.
Никита был высоким, крепким и вполне определившимся в жизни молодым человеком. В реконструкторский клуб он пришёл скорее по зову сердца, чем из молодёжного озорства. Во всяком случае, стремления использовать исторический антураж и умение владеть оружием для укрепления личного авторитета среди знакомых Олег в нём не замечал. Подобная идейность высоко ценилась настоящими рыцарями, потому руководитель клуба с энтузиазмом принялся тренировать нового бойца, возлагая на него большие надежды. Со своей стороны, для Никиты, начавшего заниматься недавно, схватка с таким опытным фехтовальщиком, как Олег, была хорошей школой мастерства.
— О-опс! — молодой дружинник легко подкинул в воздух двухкилограммовый меч и, ловко поймав его, в который раз стал разглядывать, любовно поглаживая лезвие. — Да я как-то не настроен на травмы, и фестиваль скоро, хотелось бы быть уже в строю… Хо, гляди, куда ты попал — вот она!
В кожаной обмотке рукояти, прямо под гардой, обозначилась глубокая вмятина. «Здесь был мой палец, — промелькнуло в голове Никиты. — Не соврал эльфёныш: вороженный меч!» Молодые люди присели на траву.
— Бывают же такие счастливые случаи, — кивнул Олег. Увиденное произвело сильное впечатление и на него. — А бывает и оружие особенное, словно само владельца охраняет. Говорят — сказки, да только я в это верю… Меч-то твой, смотрю, не клубный. Кто делал?
Никита пожал плечами:
— Кто ковал, не знаю. А собирал эльфёныш один знакомый. Интересный паренёк…
— Эльфёныш? Ну-ну… — Олег усмехнулся и закурил. Ролевики у него явно не вызывали доверия. — Слыхал я, будто кузнецы заветное слово знают. Только, думаю, врут они об этом: мастерство не пропьёшь! Не хотят секретами делиться, вот и отмазываются: слово, мол, знаю… А про эльфов местных другое слыхал: охламоны последние, бездельники, музыку по ночам крутят громко и ржут, как лошади.
— Так и мы с тобой не далеко ушли! А что, нет, что ли? — хихикнул Никита. — Гляди, Ласточка идёт. Вот кто тебе про эльфов расскажет!.. Стукнемся ещё?
— Можно…
* * * * *
Последний клинок удался на славу. Феор подержал его в руках, погладил лезвие, ещё раз проверил, прочна ли обмотка на рукояти и, словно внезапно потеряв интерес к своему творению, небрежно кинул его на незастеленную раскладушку. «Чем гордиться? Всё равно не ты ковал…» — тоскливо подумал юный эльф.
Это был не просто очередной приступ самокритичности: волшебная сила куда-то уходила, и Феор не мог понять, в чём дело. Просто однажды всё вдруг сделалось не так. Перестали радовать оружие и турниры. Общение с друзьями давалось всё тяжелее, их восторженность казалась насмешкой, а наивная увлечённость игрой — чем-то неестественным и оттого пошлым. Родители, видя хмурое лицо сына, сочувственно кивали головой: мальчик взрослеет. Но сам Феор был уверен, что дело вовсе не в переходном возрасте. С каждым днём сильнее становилась жажда нового, в корне отличного от всего того, к чему он привык. Чудеса перестали удивлять, словно творил их не он. Может, так и было на самом деле? Хотелось глубины и понимания, осознания действительности на совершенно другом уровне. Да и что такое — действительность?
«Знаем ли мы жизнь, играя? — порой думал Феор. — Смеёмся над цивилами, а ведь они — живут. Не играют, как мы, а живут по-настоящему. Потому, наверное, они смеются над нами. Мы словно по разные стороны баррикад. Но к чему эта вечная война: доказывать, что ты не такой? В конце концов, мы все станем похожими, все будем жить, игры закончатся. Тогда зачем всё это сейчас?» Однако подобные размышления ещё больше заводили в тупик, поскольку сердце эльфа упорно не хотело понимать и принимать жизнь обычных людей. Но и не мог он теперь, как прежде, беспечно радоваться игре…
Увлекшись мыслями, Феор не услышал шума и голосов в прихожей. Он очнулся лишь тогда, когда дверь его комнаты распахнулась, и в проёме показалось широко улыбающееся лицо Скифа.
— Здорово, княжич! — раскатистый голос с задорными нотками окончательно вернул эльфа в мир суровых реалий.
— И вам, азиатам, не хворать! — улыбнулся он, протягивая руку для приветствия.
Прищурив один глаз, Скиф внимательно рассматривал творческий беспорядок комнаты, явно свидетельствовавший о том, что его друг в последние дни был чем-то сильно увлечён. Однако сейчас лицо Феора восторга не выражало.
— Хандрим? — догадался Скиф. — Опять депрессняк давит? Я бы прописал тебе бочонок неразбавленного вина и сладенькую гетеру, но с вашей эльфийской моралью… Чёрт бы с ней, давай на танцы?
Феор скривил губы в скептической усмешке. Сколько он знал Скифа, а знал он его с детского сада, девочки всегда были его основной слабостью. Позже добавились выпивка и турниры. Вот у кого поистине не могло возникнуть конфликта между игрой и реальностью! Скиф был прямым, как стрела, и тугим, как тетива лука. Понятия «деликатность» и «компромисс» являлись для него пустым звуком. Этот грубоватый вояка со своим громоподобным смехом и размашистыми жестами смотрелся особенно колоритно рядом с мечтательным, молчаливым и по-интеллигентски сдержанным эльфом. Однако, несмотря на разность характеров, они всегда прекрасно понимали друг друга.
Приглашение развлечься Феор проигнорировал.
— Не хочу, — ответил он хмуро.
Скиф снова лукаво сощурился. Сегодня у него был веский аргумент:
— Зря. Там Ласточка будет. Наш человек в доску! Говорят, теперь у неё парень появился, и всё так серьёзно, что скоро свадьба. Жаль, отшила она меня в своё время…
— Правильно сделала, — буркнул Феор. — Тебе дай волю!..
Но Скиф, казалось, не заметил, что теперь и без того задумчивый друг помрачнел ещё больше: его внимание привлёк клинок, небрежно оставленный на раскладушке.
— Последний?
— Ну да… — нехотя выдавил эльф.
— Хорош! — Скиф уже высвободил оружие из простыней и любовно гладил лезвие. — Русь, конечно. А кто ковал?.. Постой, не говори, я догадался. Бравый вояка и мастер хороший, но заклятья толком наложить не умеет. Не чета тебе! Про твоё оружие и украшения уже легенды ходят: всё счастливое, что ни возьми! Мне самому акинак с твоим заклятьем победу в турнире принёс.
Феор пропустил похвалу мимо ушей.
— Акинак твой у меня первым был — первое всегда удаётся. А этот клин мне не нужен, по большому счёту. Не по руке. И вообще… — эльф как-то странно усмехнулся, внезапно оборвав начатую фразу.
— Ты бы лучше посоветовал, кому его сбыть? — продолжил он после короткой паузы.
Скиф задумался.
— Наши реконструкторы Русью занимаются, — наконец сказал он, — можно с Олегом поговорить… Хотя, погоди… В клуб недавно новый парень пришёл, Никита — богатырь такой, — вот ему твой клин должен впору быть. И деньги, я знаю, у него есть. Запиши телефончик…
* * * * *
На дискотеку с другом Феор не пошёл. Вместо этого, поколебавшись, взял свой мобильник и принялся изучать неотвеченные вызовы. Не то, не те… Теперь просто глупо надеяться на чудо… Юный эльф обречённо вздохнул: от себя не убежишь! — и на крохотном экране телефона засветилось улыбающееся лицо Ласточки. Прошлогодний весенний ветер треплет две смешные косички, на изящной шее верёвочки с оберегами. Серые глаза прищурены, словно в самую душу заглядывают! «Если ты выходишь из игры, то мне тем более ничего другого не остаётся…» — горькое чувство яростно полоснуло по сердцу острым, отравленным клинком. Удалить фотографию? — Да!
Ласточка была старше. Ненамного, но так, что Феор никогда не решился бы признаться, что она ему нравится. Или это просто восхищение, преклонение перед силой духа и характера? Для Ласточки любая ролёвка никогда не была лишь игрой. Она творила свой неповторимый мир вполне искренне и жила так, что казалось, будто для неё реала вовсе не существует. Всех, кто находился рядом, тоже невольно затягивало в разноцветный водоворот радостной увлечённости, кипучей деятельности и сумасшедшего восторга, эпицентром которого неизменно оставалась неординарная натура этой девушки. И вот теперь Ласточка выходит из игры… Интересно, кому удалось покорить её сердце? Феор знал всех ролевиков города и был уверен, что избранник Ласточки к ним не принадлежит. А значит, для неё игра закончилась. Вместе с замужеством начнётся жизнь обычных цивилов, поток проблем скоро сотрёт беспечную улыбку с веснушчатого лица. Она изменится. И это очень горько! Непередаваемо…
Тогда надо уходить по-английски, без прощаний. Они встретятся уже другими людьми, и будут говорить на другие темы. И деликатно молчать о глубоко внутреннем, тайном, личном — о том, была ли игра для них лишь игрой или на короткое время стала воплощением мечты… Феор криво усмехнулся сам себе: долой сантименты! Решил становиться цивилом — так действуй!
И не колеблясь дольше ни секунды, он набрал номер Никиты.
* * * * *
Никита оказался высоким, богатырски сложенным парнем лет 28 — 30-и, так что в первые мгновения знакомства Феор почувствовал себя гораздо ниже ростом и младше, чем он был на самом деле. А язык так и стремился предательски произнести официальное «вы»! Юный эльф даже пару раз скрипнул зубами, удерживая очередную глупость, готовую сорваться с губ. Однако богатырь ничем не показывал, что заметил замешательство своего нового знакомого, его по-детски чистый взгляд и открытая улыбка действовали располагающе. Вскоре первое впечатление, вызванное могучей фигурой Никиты, сгладилось, так что Феор вновь ощутил в себе внутреннюю силу и достоинство эльфийского мастера. Теперь он был готов к разговору.
В этот утренний час в парке ещё никто не гулял, и молодые люди достаточно свободно чувствовали себя среди пустынных аллей, обрамлённых тёмной, зрелой зеленью середины лета. Неторопливо достав из брезентовой обмотки новый клинок, Феор с явным усилием несколько раз крутанул его в воздухе. Сталь сверкнула в солнечных лучах, и глаза Никиты заблестели не менее ярко.
— Ух ты!
— Видишь, клин не для всякой руки, — небрежно заметил эльф. — Мне он тяжёл.
Сквозь бурный восторг, владевший сейчас всем его существом, Никита почувствовал в этих словах некую недосказанность. «Не для всякой руки? — переспросил он мысленно. — Или ты просто ищешь достойного владельца? Испытываешь меня, мастер?..» Рукоятка меча послушно легла в богатырскую ладонь. Тепло, радостно и как-то… непривычно, что ли? Не от тяжести, нет! От мыслей и новых ощущений. Словно долгожданная мечта сама пришла в руки, обретя форму настоящего Меча-кладенца. Словно его жизнь началась только с этого момента… Никита взмахнул оружием, примеривая его к руке и с наслаждением прислушиваясь, как свистит, рассекая воздух, тупое турнирное лезвие.
— Ты его не тестил, смотрю? Совсем новый…
Эльф неопределённо пожал плечами. И было непонятно, хвалил ли он тем самым свою работу или ему была безразлична дальнейшая судьба клинка.
— Только вчера закончил. Забирай, если понравилось.
Никита улыбнулся — искренне, располагающе. «Не простой парень, — подумал вдруг Феор. — Жаль, нет времени познакомиться ближе. А клин с заклятьем ему не жалко отдать! Как котёнка — в хорошие руки…»
— Сколько с меня? — спросил богатырь. Эльф снова смерил его задумчивым взглядом.
«Открыт, бескорыстен, глаза не прячет, говоря о деньгах. Отдать что ли так?..»
Под сводами аллеи повисла пауза. Никита тоже внимательно всматривался в лицо своего собеседника, удивляясь недетской сосредоточенности и глубине его взгляда. Сколько этому эльфёнышу — лет двадцать? Двадцать три? Не больше. А глаза жгут углями, словно у мудрого волхва, буравят душу насквозь. И видно: нет для него середины — только чёрное или белое, всё или ничего. Преданность идее — до самоотречения, понимание — до самой сокровенной сути. Вечный отшельник, где бы он не находился, вечный странник и мудрец... Какой будет его дорога? Ясно одно: жить «как все» этот паренёк не сможет. Интересно, сам-то он знает об этом?
Феор тряхнул головой, разгоняя нечаянное наваждение. Чувства вдруг взметнулись, словно подхваченные ветром, и стало неуютно в своих собственных мыслях. Верный ли он сделал выбор? Никита смотрит так, словно хочет ему что-то важное сказать, но не скажет… потому что ещё не время. А когда? Сегодня Феор уходит из города, он так решил.
— Забирай, — улыбнувшись, повторил юный эльф. — Этот не продаётся — он вороженный. На счастье.
И, кивнув богатырю на прощание, стремительно зашагал к выходу из парка.
* * * * *
Собирая вещи, Феор сказал родителям, что идёт с ребятами в поход. На самом деле он намеревался какое-то время просто пожить в лесу один. Необходимо было подумать. На заклятье клинка ушли последние остатки магической силы, и теперь юный эльф не чувствовал практически ничего, кроме опустошённости и раздавленности. Откуда бралась эта сила? Почему теперь её не стало? Состояние собственной обыкновенности — это так ново! И страшно… Чувствовать себя эльфом было гораздо проще. Оттого, что ты другой, непохожий ни на кого, даже мир вокруг кажется идеальным. А теперь надо учиться думать, как все, жить, как все. Он, конечно, привыкнет, изменится… когда-нибудь. Но вместе с ним изменится весь мир — именно эта мысль казалась Феору особенно дикой, вызывая протест в каждой клеточке его существа.
А как же Ласточка? Она тоже станет обыкновенной…
Да, он твёрдо решил навсегда выйти из игры. Но внутри что-то сопротивляется этому решению. Может быть, задумчивый взгляд Никиты, оставленный на прощание? Богатырь пришёл в клуб именно в том возрасте, когда многие покидают реконструкторское движение. Значит, можно играть и до 30-и? И старше? И совсем необязательно насильно перестраивать своё сознание только для того, чтобы быть «как все»? Но как же тогда жить?!
Феор не замечал, что идёт по широкому тротуару проспекта, и людской поток огибает его с двух сторон. Мужчины в деловых костюмах, женщины на высоких каблуках, бабули с авоськами — всё сливалось в безликое общее лицо с одним и тем же выражением озабоченности. Иногда среди этой надоевшей одинаковости вспыхивали вдруг искорки счастливых детских глаз или удивлённая улыбка какой-нибудь девчонки на роликах — и снова огромное, пёстрое, в итоге сливающееся в грязно-серую асфальтовую массу.
— Феор! Эльфёныш! Стой!
Он словно внезапно проснулся. На другой стороне улицы, радостно размахивая в воздухе бейсболкой, ему улыбалась девушка в полосатой майке, с двумя торчащими русыми косичками и блестящими на солнце оберегами на верёвочках.
— Ласточка! — юный эльф оторопело опустил на асфальт туго набитый рюкзак.
Едва дождавшись зелёного сигнала светофора, девушка бегом бросилась через дорогу, и людской поток расступился, пропуская её.
— Хотел уйти не попрощавшись? — выпалила Ласточка с ходу. — Знаю всё: что кузню бросил, что в лес собрался один, что плохо тебе… Зачем так, Феор?
Он смотрел на неё и не находил слов. Такая же — порывистая, сумасшедшая, ничуть не изменилась. Неужели Скиф соврал? Или дело в другом?..
— Откуда ты…? — только и смог выдавить эльф.
— Никита клинок принёс сегодня… Ты не бился им, и денег не взял, — я догадалась.
— Никита?!
— Да, парень мой. Только не говори, что не знал!
Юный эльф вдруг почувствовал такую слабость, что вынужден был опуститься на рюкзак, лежащий посреди тротуара. Стройная система всех его логических умозаключений рухнула, придавленная этой новостью: избранник Ласточки — Никита, человек необыкновенный, сильный духом и чистый сердцем. В голове вдруг сразу стало пусто, а на душе — легко. Девушка присела рядом на корточки и быстро-быстро, сбивчиво и восторженно зашептала:
— Феорчик! Я тобой просто восхищаюсь! Твой последний клинок лучше прочих вышел! Ты сильный, знаешь какой? Никита бился сегодня с Олежкой в клубе… Я только что оттуда! Ты же самый глупый эльф на свете! Разве можно стать цивилом, когда внутри живёт волшебник?! Вся сила — в сердце! Веришь мне? Не уходи…
Феор смотрел на Ласточку широко распахнутыми, удивлёнными глазами, догадываясь, что это же самое хотел ему утром сказать Никита. Разве может он теперь жить «как все», если рядом такие люди?! Если Ласточка так верит в него?! В голове эльфа всё вдруг смешалось, закружилось, а лицо озарило выражение беспричинного, непередаваемого счастья.
— И что же теперь делать? Если цивилом я никогда не стану?
Девушка задумалась.
— Мы будем жить по-своему. Мы же никому не мешаем, верно? В Зеленолесье есть мудрая женщина — волхвица. Она ещё из первой волны ролевиков, тоже наш человек. Хочешь к ней сходить? Путь неблизкий — подумаешь дорогой. А там, может, чему полезному научишься.
Феор улыбнулся, глаза его сразу загорелись, и сердце откликнулось сладким трепетом ожидания чуда.
— Путь мудрости?.. Пожалуй, ты права. Я сейчас же отправляюсь!
Ласточка вопросительно глянула на него из-под длинных ресниц.
— Так значит, мы по-прежнему вместе? — словно разгоняя остатки сомнений, спросила она.
Феор благодарно протянул девушке раскрытую ладонь:
— Навсегда! Клянусь своим последним клинком!