Oзеро

-- Марк бросил меня!.. Он все-таки бросил меня!... Теперь навсегда!
Она шагает, заламывая руки, из угла в угол по просторной гостиной, где мы, бывало, часто втроем засиживались допоздна за покером.  Глубокие темно-зеленые глаза, полные слез, выражают боль, гнев и отчаяние.  Золотистые локоны, перепутавшись, липнут к мокрым щекам.  Ни горькие складки в уголках рта, ни собравшиеся между тонкими черточками бровей морщинки, не портят ее прекрасного лица.  Впрочем, что может испортить лик богини?
Я стою у дверей, тупо ведя головой в ее направлении, как посторонний наблюдатель, неожиданно оказавшийся в самом центре драматических событий. В такой беде никто не может помочь.  А уж я-то меньше всех.
-- Навсегда!- повторяет она и вдруг, застыв посреди комнаты, будто только сейчас осознав истинный смысл произнесенного, вся съеживается, падает на колени, обхватывает голову руками и, опрокинувшись на бок, сотрясается в рыданиях.  Тонкая шелковистая юбка, смявшись, поднялась почти до бедер, обнажив красивые стройные ноги.  Но моему бесстыдно завороженному взгляду этого не достаточно.  Он проникает дальше... в глубину, будоража воображение и заставляя неистово биться сердце.
Я впервые вижу ее такой: убитой горем, абсолютно безразличной к тому, как она выглядит в чьих-то глазах.  Она ли это?  Гордая, независимая, всегда умеющая сдерживать эмоции, с неизменно обаятельной улыбкой.  Такова сила любви или  уязвленное самолюбие не позволяет смириться с тем, что ее покинули, отвергли, предпочли другую?  А может, все вместе?
Я подхожу к ней, присаживаюсь на корточки и, пользуясь случаем, нежно глажу мягкие как бархат волосы, от которых исходит опьяняющий запах спелой вишни.
-- Джулия, ну что ты... Успокойся.  Это все нервы.  Разве тебя можно бросить. Какие глупости...
-- Глупости?!--  Она вскакивает, отталкивая меня, подбегает к стоящему у окна   журнальному столику, на котором лежит скомканный лист бумаги, хватает его и, быстро вернувшись, протягивает мне.
-- Вот, смотри!  Он теперь предпочитает общаться со мной по почте.
Я отлично знаю содержание записки, но, разгладив листок, принимаюсь читать вслух:
 “ Здравствуй, мой ангел.  Моя самая яркая звездочка.  Ты упала с головокружительной высоты в мои озябшие ладони, чтобы, превратившись в добрую, ласковую фею, отогреть одинокое сердце, никогда не знавшее любви.  Я благодарен судьбе за этот дар.  Я благодарен тебе за искренность чувств и неистощимое тепло души, которым ты окутала меня, заставив поверить, что мир действительно прекрасен, раз в нем существует такое чудо, как ты.  Но увы.  Вселенная бесконечна, и в ее просторах зажигается и горит неисчислимое множество других звезд, загадочных и манящих.  Я должен пройти свой Млечный Путь.  Прощай, мой ангел.  Будь так же счастлива без меня, как я был счастлив с тобой.“
-- Какой стиль!  Так он прощался со всеми своими подружками.  И я-- не исключение.  Господи!  Почему?  Чего еще ему не хватало?  Никто, никогда не будет его любить так, как я!
Она снова плачет.               
-- Он даже не захотел меня увидеть.  Просто проезжал мимо, увидел знакомый домик, где когда-то жил...нахлынули воспоминания о наивной куколке, которая любила и прощала...  любила и прощала...опять любила...
-- Джулия!  Перестань!  Нельзя же так...
-- ...взял листок бумаги и прямо по дороге написал.  Потом свернул к домику, бесшумно подъехал, выбежал из машины, бросил записку в ящик и - бегом назад.  А, может, просто поручил это кому-то другому, кто собирался к озеру... Так, для очистки совести... А ты, Боб.  Зачем ты со мной хитришь?  Я же знаю, что от тебя он ничего не скрывает.  Хотя... в чем твоя вина?
-- Это совсем не так.  Я понятия не имею, где он и что делает, вот уже несколько месяцев.
-- И вы даже не созваниваетесь.  Ну, это естественно.  Вы ведь друзья.
Ее ирония сильно задевает меня.
-- Нет, Джулия, теперь уже нет!-- почти кричу я зло.
И это правда...

               
Я познакомился с Марком на первом курсе университета, куда поступил, скорее, из соображений престижности, нежели по зову души.  Мы оказались в одной группе и сразу сблизились.  Я тяжело схожусь с людьми, но с ним это получилось само собой.  Марк умел очаровывать.  От него исходила такая энергия, открытость, дружелюбие, что только законченный скептик и брюзга не проникался к нему доверием и любовью. Он был лучшим.  Преподаватели души в нем не чаяли. Его острый ум хватал на лету то, что мне и всем остальным приходилось высиживать бессонными ночами нудной зубрежкой.  В ожидающей его после окончания университета блестящей карьере мало кто сомневался.
И в часы веселья Марку не было равных.  Он становился душой любой компании, благодаря остроумию и неиссякаемости на выдумки.  Прекрасно пел, играл на гитаре, писал потрясающие стихи и рассказы. Высокий стройный брюнет спортивного телосложения, он пользовался фантастическим успехом у представительниц прeкрасного пола и, будучи далеко не аскетом по натуре, старался по мере сил не обделять их своим вниманием.
Его амурные похождения были притчей во языцех.  Марк не стеснялся делиться ими со мной  во всех подробностях, но получалось это не пошло, а довольно забавно, с присущим ему чувством юмора.  В отличие от него я не был избалован женским вниманием; всегда был робок, когда дело приобретало интимный характер, в связи с отсутствием большого опыта в таких делах.  Кроме того, был привередлив, а главное, невлюбчив.  Когда у Марка появлялась новая, как он любил выражаться, “стрела в сердце“, мы виделись только на занятиях, а потом он исчезал, весело подмигивая мне.  Я не обижался на то, что он часто моему обществу предпочитал другое, более приятное.
Я искренне любил его и полагал: ничто, никогда не станет между нами.  Полагал... пока не увидел ее.
-- Боб, знакомься, это Джулия!-- радостным голосом сказал он, когда они впервые вместе пришли ко мне. --  Джулия, а это мой лучший друг-- Боб.
-- Привет, Боб.  Очень рада познакомиться.  Марк мне о Вас много рассказывал и я Вас уже заочно полюбила.
Эти слова доходили до меня потом, из далекого подсознания, когда я прокручивал в памяти всю сцену, поскольку в момент их произнесения  ничего не слышал, как и не понимал, каким образом перенесся из будничной, серой реальности в насыщенную красочными цветами сказку.  Помню только, что во время рукопожатия через все мое тело прошел электрический разряд.  Шок-- вот верное определение моего состояния.  Я не отвечал на приветствие. Просто смотрел, молча, не отрывая глаз от ее лица.  Впервые в жизни я понял, что такое любовь... любовь с первого взгляда.  То, во что никогда не верил, то, над чем всегда смеялся, проникло в меня самого, захватив целиком.
С того рокового для всех нас дня я потерял покой.  И не мог его найти ни в oбъятиях случайных женщин, ни в пивных забегаловках, обложивших студенческий городок, в компании разного рода бузотеров и отчаянных парней.  Я перестал узнавать самого себя: ругался наравне со своими собутыльниками, активно участвовал во всех потасовках, за что однажды был доставлен в полицию.  Только вмешательство Марка спасло меня от серьезных неприятностей в университете.  Он не знал причины моего поведения, но не донимал вопросами, чувствуя мою раздраженность при любых попытках выяснения.  Лишь лицом к лицу с ней я краснел и заикался как нашкодивший мальчишка.
Они стали часто приглашать меня, надеясь отвлечь от безумств, в маленький, уютный домик Джулии, доставшийся ей в наследство от родителей, которые погибли несколько лет назад в автомобильной катастрофе.  Это еще больше сближало их обоих: Марк лишился родителей по той же причине будучи ребенком.  Оставшись совершенно один и, впоследствии научившись всего добиваться в этой жизни самостоятельно, он переехал сюда учиться из соседнего городка на стареньком отцовском “Бьюике“.  Конечно же жить у Джулии было куда приятнее, чем в студенческом общежитии.  Домик располагался в живописном пригороде, всего в миле от необыкновенной красоты овального озера--  гордости местных жителей.  По вечерам мы собирались втроем.  Играли в покер, ездили к озеру побродить;  по возвращении, легко перекусывали, болтая о пустяках, и с наступлением ночи прощались.
Я всегда с нетерпением ожидал следующего приглашения.  Это стало смыслом моего существования.  Я наслаждался ее обществом, и уже не мог без него обходится долго, как наркоман, которому требуются все большие и большие дозы.
В то же время в душе моей пробудились до сих пор не ведомые мне чувства зависти и злости по отношению к Марку.  “Почему“,-- все время думал я, “она принадлежит ему?  Она или любая другая-- ему ведь все равно.  У него с этим нет проблем.  Всегда выбирает он.  А мне, полюбившему впервые и навсегда, остается лишь довольствоваться наблюдением за чужим счастьем, которого я,может, достоин в большей степени, потому что искренен.  Разве это справедливо?
Когда в один из наших совместных вечеров они сообщили мне о предстоящей вскоре помолвке, чего я совершенно не ожидал от Марка, моя злость превратилась в ненависть.

               
-- Нет, Боб. Я не могу в это поверить. Вы были друзьями до меня и остались ими теперь.  Ты просто сердишься на него из-за меня.  Пожалуйста, не надо...
Джулия зажигает длинную белую сигарету и глубоко затягивается.  Ее тонкие  пальцы заметно дрожат.  Пространство между нами заполняется синим дымом.            
-- Ты нe должен обвинять только Марка.  В том и моя вина.  Зная его характер, я должна была что-то предпринимать.  Постоянно меняться, быть каждый раз другой, избегать в наших отношениях обыденности и тоскливого однообразия, чего он не выносит.  Мне следовало...
-- Джулия!- прерываю я ее. -- Ведь это не так.  Ты ни в чем не виновна.  Он просто не заслуживает тебя.  Вы слишком разные, чтобы долго быть вместе. Судьбу нельзя обмануть.  А ты... ты делала все возможное и невозможное, чтобы удержать его.
И это правда...

               
Вскоре Марк устал от спокойной, оседлой жизни с одной и той же женщиной. Его чрезмерно свободолюбивая натура требовала перемен и новых любовных приключений.  Поначалу он стал изредка пропадать по ночам, оправдываясь тем, что после холостяцких вечеринок оставался ночевать у друзей (большей частью, конечно же, у меня).  В любую минуту я должен был быть наготове солгать, но, к счастью, Джулия никогда не опускалась до проверок и выяснений, хотя, полагаю, обо всем догадывалась.  Затем он исчезал на недели, а, возвращаясь, уже не утруждал себя никакими объяснениями. Только я был в курсе его “ранения“ очередной “стрелой в сердце“ некой красоткой, жившей на другом конце города.
Марк собирался уйти от Джулии насовсем, но не решался на окончательный разговор, не  желая причинить ей боль.  Несмотря на мои доводы, что от таких взаимоотношений ей должно быть еще больнее, им ничего не предпринималось.  Вопрос о помолвке отпал сам собой.
Время летело.  Мы закончили университет.  Марк, как и предполагалось, после первого же интервью был принят на работу в престижную компанию.  Он пригласил меня отметить это событие в ресторане, но я, узнав, что Джулии не будет, мягко отказался, сославшись на болезнь.  Они уже давно не виделись. Несмотря ни на что, Джулия продолжала ждать, не теряя надежды.  Я же, нисколько не увлеченный поисками работы, все свободное время (теперь его было хоть отбавляй) посвящал ей.  Мы часами бродили вдоль озера, купались в теплой зеркальной воде, болтали о том и о сем или молчали каждый о своем: она, конечно же, о нем, я, естественно, о ней.  Она все время была со мной.  Вдали от него.  Но по-прежнему принадлежала ему, а не мне.  Я тоже не терял надежды.  Я чувствовал ее растущую привязанность ко мне и верил: в один прекрасный день, устав от бесконечного ожидания, она обратит свой взгляд на меня-- того, кто не покинул ее в беде.  Это будет иной взгляд, чем до сих пор-- жаждущий единения, верности, опоры.  А любовь... любовь обязательно наступит.  Как неотвратимо наступает весна или рассвет.  Всему свое время.
Но однажды после долгого молчания Марк позвонил мне и сообщил, что собирается вернуться к Джулии (у него даже не возникло мысли, что она могла перестать его ждать и что у нее появился другой).  Он, видите ли, совершил ошибку и только теперь понял, что никто не может ее заменить.  Ему впервые захотелось вернуться к той, которую бросил.  А это что-то значит.  Мне не следовало оповещать об этом Джулию заранее.  Все--таки он боялся, что она обижена и откажет во встрече.  Марк просил меня поехать с ним, если я не возражаю, сыграть роль миротворца.  Он заедет за мной завтра к вечеру, а потом привезет обратно.  Я не возражал.
Весь следующий день, пасмурный и мрачный, под стать моему настроению, я провел среди бывших дружков, перебегая из одного бара в другой.  Я был серьезен, сосредоточен, совершенно не пил, чем вызвал у них немалое удивление.  Достигнув желаемого, я вернулся домой и стал ждать. 
Марк приехал точно в назначенное время.  Роскошный темно--зеленый “мерседес“  тихо фыркнув, остановился напротив моих окон.  Я вышел.  Mы улыбнулись друг другу.
Садясь в машину, я заметил на заднем сидении огромный букет красных роз . 
Марк светился счастьем.  Я никогда раньше не видел его в таком возбуждении.  Всю дорогу он шутил и смеялся, рассказывая историю своего последнего романа.
Когда сквозь гущу высоких деревьев вдали показался домик Джулии, я попросил его остановиться возле озера.

               
-- Да, Боб, это ложь.  Я лгу сама себе.-- Она выглядит уставшей. -- Ничто не может его изменить.  Даже моя любовь.  Но я не могу без него.  Не могу.  Пожалуйста, Боб, верни его!  Ты можешь... я знаю...
Снова рыдания.
-- Нет.  Мне очень жаль, Джулия.  Я не могу.  Никто не может его вернуть.
И это тоже правда...

               
Он остановил машину на покатом склоне у озера, глядя на меня широко раскрытыми от удивления глазами.
-- Что случилось?
-- Понимаешь, Марк, моя подружка... Она... ну, в общем, мне бы хотелось расстаться с ней.  Так... без глупых речей и слез.  Ты бы не мог написать что--нибудь от моего имени.
У тебя получится значительно лучше. 
-- Ого!-- воскликнул он.  -- Ты никогда не говорил мне, что у тебя завелась подружка.
-- Мы с тобой редко виделись в последнее время.
-- Верно.  Но почему бы мне не сделать это в доме?
-- Я не хочу, чтобы Джулия знала.  Ей не понравится.  А кроме того, нам предстоит решать другие проблемы.  Более важные.
-- Ладно.  Ты прав.  -- Он достал из бардачка лист бумаги и ручку. -- Как ее зовут?
-- Да ну, это не важно.
Он хихикнул, подмигнув мне, и начал быстро писать.
Через несколько минут я пробежал глазами короткий текст.
-- Ну что, ты доволен? -- спросил Марк, улыбаясь.
-- Вполне.-- ответил я, засовывая записку в левый внутренний карман пиджака, где находился... пистолет.  Я медленно вынул его и наставил на Марка. 
Он смотрел на меня, ничего не понимая, с застывшей улыбкой на лице.
-- Мне очень жаль, старик-- произнес я тихо, словно боясь спугнуть нас обоих. -- Другого выхода мне найти не удалось.   Я, наверняка, буду наказан Богом.  Но, может быть, не так скоро, чтобы хоть немного насладиться жизнью.
И... нажал на курок.
Вывернув руль в нужном направлении, я вышел, хлопнул дверцей, осмотрелся и принялся сталкивать машину со склона.  Она легко поддалась и, постепенно набирая скорость, понеслась вниз.  В этом месте, где берег почти отвесно уходит под воду-- довольно глубоко.  Глядя вслед исчезающему под водой автомобилю, я поймал себя на мысли, что сохраняю полное спокойствие и трезвость ума, будто убивать друзей-- мое обычное ежедневное занятие.  Руки не дрожат.  Дыхание ровное.
В наступившей темноте я прокрался к дому Джулии, бросил записку в почтовый ящик и снова вышел на дорогу ловить такси.      
На следующее утро она позвонила мне.  Захлебываясь от рыданий, просила прийти.

               
-- Не надо, милая, не надо.
Я подхожу к ней вплотную. 
-- Tы такая молодая, красивая.  Ты еще найдешь свое счастье.  Важно то, что рядом с тобой есть настоящий друг, на которого можно положиться.
-- Спасибо, Боб.  Я знаю, ты... ты любишь меня и... не бросишь в трудную минуту.
Я прижимаю ее к груди.  Запах пышных, вьющихся волос кружит мне голову.
-- Я никогда не брошу тебя.-- Шепчу я нежно.
И это, конечно же, правда.   
               
               
Я долгое время безбожно лгал.  Мучился ревностью.  И доведенный ею до последней черты, хладнокровно убил лучшего друга, возжелав его возлюбленную.
Сколько заповедей я нарушил?
К черту заповеди!  Нравоучения для слабоумных.  Перечень того, чего делать нельзя и ни слова о том, как без всего этого добывать счастье.  Именно добывать.  Ведь за него необходимо бороться... с себе подобными.  Поскольку счастья хотят все, а на всех его не хватает.  У кого-то его много, у кого-то нет совсем.  Следовательно, один счастлив за счет другого.  В этом мире все распределяется неравномерно.  Тот, кто считает себя обделенным, требует своего, алчно поглядывая на более удачливого, и, если силенок побольше, смело бросается на восстановление справедливости.  В этой битве за место под солнцем нет ничего неестественного.  Природой в нас заложено генетически желание удовлетворять свои потребности.  Я хочу-- я беру.  И никакое человеческое общество, созданное лишь для того, чтобы держать человека в узде, не может оторвать его от природы, неотъемлемой частью которой он является.  Ведь это же общество снисходительно к тем, кто убивает,  умирая от голода.  А убивать, умирая от любви-- хуже?  Для меня все едино.  Такая же неуемная физическая боль.  Такая же неспособность думать о чем--либо другом.  Такая же невозможность продолжать жизнь.
Я не вижу Джулию неделю.  Семь суток.  155 часов.  Вечность.
Прощаясь во время нашей последней встречи, она просила дать ей немного времени побыть одной.  Я не тревожу ее.  Я терпеливо жду.
Насколько я знаю Джулию, она из тех, кто не может долго пребывать в одиночестве.
Ей необходим кто-нибудь рядом, за кем бы можно было ухаживать, с кем все житейские заботы, состоящие из радостей и печалей, делились бы пополам...
Телефонный звонок резко вторгается в мои мысли.  Трубка все время у меня в руках.         
-- Привет, Боб!  Как поживаешь?  Почему ты мне не звонишь?  Быстро же ты забыл о моем существовании. 
Я совсем не ожидал услышать ее веселый голос.
-- Ну что ты, Джулия... я... ты прости... я... ты была в таком состоянии... я не хотел тебя беспокоить...
-- Но ты обещал никогда меня не покидать, не так ли?
Я ошеломлен.  Не знаю, что сказать.  Это сверх моего ожидания.
-- Ладно,-- она приходит мне на помощь, -- я прощу тебя, если ты придешь этим вечером.  Надеюсь, ты выкроишь время, чтобы поужинать со мной?
-- Да, Джулия..  конечно!  Я обязательно приду!  Я так рад, что ты в порядке...
-- Чудесно, Боб!  Я с нетерпением жду тебя.  Очень устала быть одной.
Короткие частые гудки.  Я пристально разглядываю трубку, не веря происходящему.
Ее заигрывающий голосок все еще звучит в моих ушах...

Мы находимся в спальне Джулии, залитой нежным матовым светом полной луны.  Горячее дыхание, рожденное нашими неистово бьющимися сердцами, прерывается долгими поцелуями.  Руки переплетены в поисках чувственных соприкосновений.  Я крепко прижимаю к себе ее эластичное тело, столь недоступное до сих пор, глубоко вдыхая дурманящий запах духов и наслаждаясь вкусом влажных полуоткрытых теплых губ.   Мы ласкаем друг друга, вверяя только ночи великое таинство любви.  И благодарная ночь хранит его, оберегая наш покой...

Чудесные картинки, калейдоскопически чередуясь, проносятся в моем голове, в то время, как я подъезжаю к домику Джулии.  Еще никогда для меня вечер не наступал так долго.  Под стать нетерпеливому юноше я торопил минуты к долгожданному свиданию.  И вот, наконец, хорошо знакомая тропинка, ведущая к той единственной, ставшей для меня самой жизнью. 
Джулия встречает меня в вечернем бирюзовом платье под цвет глаз с глубоким декольте и соблазнительным разрезом, идущим от бедра.  Очаровательная как всегда.  Приветливая улыбка внушает радужные надежды.  Она позволяет мне поцеловать ее в щеку и мы, взявшись за руки, проходим через широкую гостиную на открытую террасу, посреди которой расположен круглый стол со всевозможной едой и напитками.
               
Возможно ли, чтобы все это было приготовлено для нашей встречи?
Я полон счастья.  Садясь за стол, мы обмениваемся тривиальными фразами о здоровье и погоде.  Ни слова о Марке.  Она выглядит веселой и беззаботной.   Теперь она прежняя.  Какую я знал всегда.  Нет... Не совсем.  Я чувствую на себе взгляды, которых никогда раннее не был удостоен.  Не могу объяснить себе их природу.  Что-то необычное, почти пугающее, заставляющее каждый раз вздрагивать.  Как бы там ни было, я теперь наверняка представляю для нее определенный интерес и это тешит мое самолюбие.
Я открываю бутылку шампанского и наполняю бокалы.
--Джулия... видишь ли... я хочу выпить за тебя.  За твою красоту, искренность, душевную чистоту.  За тебя, благодаря кому моя рутинная, монотонная жизнь обрела смысл...
Я понимаю, что выгляжу глупо, но чувства переполняют. -- Ты совершенно изменила меня.  Я стал сильным, бесстрашным, способным совершать поступки, абсолютно не свойственные моей натуре.  Я... могу...
-- ...Боб.  За кого же этот тост, за меня или тебя? -- смеется она.
-- За нас обоих.-- отвечаю я серьезно.
Мы принимаемся за еду.  Терраса тускло освещена маленькими прожекторами, спрятанными в гуще кустов.  Легкий ветерок со стороны озера приятно щекочет лица.
-- Тебе нравится еда?-- спрашивает Джулия.
-- Очень.  Ты приготовила это все сама?
-- Конечно.
-- Я не знал‚ что ты умеешь готовить. Да еще так вкусно.
-- Ты еще многого обо мне не знаешь.
-- Надеюсь, что узнаю.
-- Несомненно.
Вновь этот загадочный странный взгляд.
-- А я полагала, Марк рассказал тебе все о нас.
О, нет.  Только не о нем.  Умоляю!
-- С чего ты взяла?  Мы никогда не касаемся личных тем.
-- Вот как?  На Марка это не похоже.  Впрочем, ты все же знаешь его лучше.  Кстати, он так тебе и не позвонил за это время?
Я чувствую, как земля ускользает из-под ног.
-- Нет.  Не звонит.  Не в первый раз.  Он может позвонить хоть завтра.  Или через неделю.  Или...
--... или никогда.-- Она смотрит задумчиво куда-то сквозь меня.
-- Ну что же ты так себя мучаешь, Джулия!  Возьми себя в руки.
Черт бы это все побрал!  Я не пришел сюда снова ее успокаивать!  Когда же это прекратится?  Неужели мне суждено теперь, когда нет никаких преград, служить у нее
лишь в качестве доброй и верной подружки, которой можно всегда поплакаться в жилетку?
-- Хочешь кофе?-- спрашивает она неожиданно.
-- Да.  С удовольствием.   
Джулия встает и уходит в комнату.  Настроение у меня испорчено.  Я чувствую, что на этом все закончится.  Дальше болтовни о ее душевных переживаниях мы вновь не продвинемся. 
Через несколько минут она возвращается с двумя чашками кофе.   
-- Ты хорошо знаешь, Боб, что в нашей недолгой совместной жизни было много всякого...
Джулия ставит чашки на стол, придвинув одну из них ко мне, садится и закуривает.
... и чудесного и скверного.  Марк частенько обижал меня.  Что правда--то правда.  Он ценил свою свободу больше всего на свете.  Я ревновала, как безумная.  Хотя держала себя в руках.  Но... мы любили друг друга.  И это самое главное.  Он всегда возвращался.  Я всегда прощала...
Я пью кофе и внимательно слушаю.  В ее словах кроется что-то причиняющее беспокойство.  Тихий, размеренный голос.  Замедленные движения.  Словно не заметное для глаза течение реки, постепенно ускоряющееся и исчезающее за поворотом, чтобы превратиться в бешеный оглушающий водопад. 
... Женщины, с которыми он изменял мне, не имели значения для него.  С ними он развлекался.  А сердце... сердце его было занято мной.  Я это знаю наверняка.  Любая любящая женщина это знает.  И мы знали оба: только то, что происходит между нами--настоящее... Ты не хочешь подъехать к озеру?
Я уже не удивляюсь ее внезапным переходам.
-- Почему бы и нет.
Мне все равно.  Может, такая прогулка несколько поднимет ее настроение?
Мы встаем из-за стола, проходим обратно через гостиную и выходим во внутренний дворик.  Подойдя к машине и открыв дверцу, я внезапно чувствую неприятный горький привкус во рту. 
Джулия продолжает говорить, глядя на дорогу.  Кажется, что она разговаривает сама с собой.  Мимо нас проносятся маленькие разрозненные домики и насыщенная влагой земля--предвестница приближающегося озера. 
Горечь прожигает горло.  Когда я останавливаю машину там, где указывает Джулия, мне очень плохо.  Холодный пот выступает на лбу.  Руки, только что сжимавшие руль, бессильно опускаются вниз. 
--...и мы бы решили все свои проблемы.  Истинная любовь может преодолеть ложь, измену, обиды.  Но не смерть...  Ты слышишь меня, Боб?  Только не смерть!  Ты слышишь?!...
Куда исчезла нежность с ее прекрасного лица?  Где эти огромные зеленые глаза-- бездонное море тепла и света?  На меня смотрит маска из желчи и ненависти.
Я не могу произнести ни звука.  Язык нем, глаза полуслепы, голова неподвижно откинута назад.  Тело мне больше не подчиняется.  Но я еще в состоянии слышать.
--...Не такая уж я наивная дурочка, как ты полагал...
Я понимаю, что отравлен.  Я не сомневаюсь в том, что она собирается сделать. Словно прочитав немой вопрос в моих глазах, Джулия продолжает:
-- Цветы, Боб.  Цветы.  Ты не закрыл окна машины.  Часть роз всплыла и прибилась к берегу.  Я случайно заметила их, прогуливаясь вдоль озера на следующий день после нашей последней встречи.  Несколько из них были скреплены скотчем.  Внутри находилась записка, в которой можно было разобрать всего несколько слов: Джулия... люблю тебя... розы... Боб... примирение... Небольшая разница с той, которая оказалась в моем почтовом ящике, не так ли?  Я позвала двух водолазов-любителей, близких друзей, которым могла полностью доверять.  Они вытащили его.  С застывшим удивлением на лице и пулей в виске. И... пистолет.  Твоя вторая ошибка, Боб.
Она говорит быстро, почти скороговоркой, боясь, что я не успею выслушать все.
Я задыхаюсь.  Как мучительно удушье.  Скорей бы конец.  Острая боль пронизывает желудок, будто тысячи иголок впились в него со всех сторон.
-- Oн похоронен не далеко от дома, на той поляне, куда мы ходили играть в фрисби.  Только красные розы будут отличать этот кусочек земли.  Моя мекка на всю жизнь...  Сверить отпечатки пальцев не представляло сложности.  Они повсюду в доме.  Конечно Боб, ты не профессионал.   Ты просто неудачливое, завистливое ничтожество...
Она хватает лацканы пиджака и со всей силой трясет мое безжизненное тело, неистово крича: “Ты убил мою любовь!  Ты разрушил мою жизнь!  Нет, я не ненавижу тебя.  Ненависть слишком сильное чувство, которого ты не достоин!  Я презираю тебя!  Через несколько секунд ты умрешь.  Я сделала с тобой то же, что ты сделал с Марком.  Ступай в ад!“
Она поднимает стекла машины и выходит.  Последнее, что я вижу-- летящее на меня огромное озеро. 
Затем, мир, который я так любил, этот невероятно противоречивый мир, полный любви и ненависти, счастья и горя, сострадания и безразличия, веры и страхa,... растворяется без следа.. во мраке и молчании.