Сказки народов Феодосии

Сказки народов Феодосии.
               
                ( Для домашнего пользования )

                В соавторстве с А. Шалевич.

Глава1. Проводница.

На ней были черные колготки и белые носочки. Она была худая и печальная. Вызывала в памяти забытую фразу «женщина французского лейтенанта».
Жадная до впечатлений Шалевич заметила ее за полкилометра и восхищенно зашептала на ухо Невской : «Смори, смори какая у нас концептуальная проводница!!!»
Девочки долго не могли уснуть, рвались из вагона с упорством маньячек на каждой станции, покупали пиво, горячую картошку и пирожки, а глубокой ночью где-то в Курске приобрели у какого-то дядечки  бутылку местной водки из чистого любопытства.
- Давай позовем проводницу на водку! – предложила Шалевич. Невская ее поддержала, одела тапочки и пошла осуществлять жест гостеприимства. Но, к ее глубокому разочарованию,  проводницы на месте не оказалось. Видимо, белые носочки пользовались популярностью в других вагонах. Невская и Шалевич выпили, опять же из чистого любопытства, по сто граммов, решили, что водка хороша и отдает непонятной ягодой и наконец легли спать.
На границе с Украиной встали в семь часов утра. В вагоне было холодно, Невская ночью замерзла до боли в пояснице и под утро зверски захотела писать. Проснулась, а туалет закрыт – как раз Казачья станица. До прохода бравых украинских пограничников Невская кое-как терпела, а потом почувствовала – абзац. Добросердечная (в таких случаях) Шалевич постучалась к проводнице (которая по-прежнему была в белых носочках) и, показывая на скрючившуюся Невскую, попросила открыть туалет.
- Она очень хочет, она – вот, - печально сказала Шалевич.
-Вы что, с ума сошли?! – взбеленилась проводница, что совсем не шло к образу женщины французского лейтенанта.
Шалевич вздохнула, взяла Невскую за руку и повлекла к тамбуру со словами «сами напросились».
Пока измученная мочевым пузырем  Невская орошала пространство между вагонами, Шалевич сторожила дверь с одной стороны. С другой тамбур был блокирован левой рукой Невской. Правой она поддерживала штаны, которые норовили упасть на грязный пол. Так девочки спасли вагон от затопления, а проводница ничего не заметила. А может, и заметила, но ничего не сказала. Вообще, это была хорошая проводница. А главное, что трогательные белые носочки были неизменно на ней, когда поезд прибыл в Феодосию. И Шалевич, взгромоздив на себя неудобную сумку, долго оглядывалась и восторгалась.

Глава 2. У Люды.

Невскую и Шалевич, как потенциальных квартиросъемщиков в непопулярной в конце сентября Феодосии, отловили еще в поезде, на подступах к древнему крымскому городу. За два часа до прибытия вокруг них образовалась редкая толпа украинских тетушек, и ослабевшая от пива «Рогань» Шалевич равнодушно соглашалась на все. Невская же, имея за плечами неудачный опыт (когда  в городе Евпатория ее поселили за восемь кварталов от моря)  нервничала и под столом пихала Шалевич ногой. В результате вокруг развилась жестокая борьба между дамочкой в белых брюках, предлагавшей «зеленое жилье» за два доллара в сутки и дородной тётечкой в черном, которая, оккупировав соседнее купе, гудела оттуда густым басом: «Шоб вы знали, она вам предлагает на Приморской, а на Приморской, шоб вы знали, даже в сезон никто не жил. Берите Люду за те же деньги, у Люды, шоб вы знали, вам будет хорошо…» Когда фраза повторилась в десятый раз, сломалась даже недоверчивая Невская. Во избежание побоища дамочку в белых брюках пришлось обмануть. Шалевич в минутном озарении придумала историю про друзей в Коктебеле и бесплатную дачу, однако дамочка не унималась. «В Коктебеле дорого, девочки, не надо вам в Коктебель!» - заклинала она под идущий из соседнего купе гудёж про Люду, у которой будет хорошо. Шалевич смотрела в окно и переживала новый приход пива «Рогань». Зато у Невской сдали нервы и она, обратив к дамочке в белых брюках слегка припухшее лицо,  измученно попросила: «Можно мы все-таки поедем в Коктебель?» Дамочка раздраженно повела плечиками и ушла в другие вагоны искать желающих на зеленое жилье.
Так Невская и Шалевич оказались у Люды.
А у Люды действительно было хорошо, шоб вы знали. Её дом в переулке «Советский» утопал в саду. Девочкам достался весь второй этаж с ванной, туалетом и окнами, выглядывающими на феодосийские холмы. В саду жил Малыш. Так звали баскервильских размеров собаку черного цвета с треугольными ушами. Малыша держали за забором, который он легко мог бы перемахнуть. Однако щен был не людоед, а охранник, и задача его состояла в том, чтобы громко лаять. Малыш исправно лаял: на Невскую, которая спускалась поставить чайник, на озорную Шалевич, которая ранним утром свистела ему из окна, на толстую хозяйскую кошку и даже, возможно, на бабочек. Вообще Малыш был редкостный дурак. Устрашающе рыча, он приветливо махал хвостом. Выскакивая из своей конуры на свист Шалевич, он безумно вращал глазами и гавкал на все четыре стороны, пока ему не приходило в голову, что свистят со второго этажа. Тогда Малыш, подняв морду, смотрел на Шалевич, мучительно думая, что ему делать, и издавал звук, похожий на громкий вздох. Как-то раз Невская облачилась в белые подштанники Шалевич ( Шалевич боялась холодов) и попыталась соблазнить Малыша из окна. Малыш смущенно повизгивал. Видимо, Невская была невыносимо хороша в подштанниках Шалевич.
Сама Люда была очень похожа на актрису Удовиченко. Она так же растягивала слова и томно поливала тропические растения в саду.  Однажды вечером общительная Невская решила спросить у Люды, есть ли у нее в саду рододендроны, но не смогла выговорить этого сложного слова.   
Люда познакомила девочек с местной горячей ванной. «Девочки, душ не московский, подмоетесь, умоетесь, и всё» - сказала она. Невская, филолог до мозга костей, потом долго размышляла о значении приставок в русском языке.
А Шалевич пристрастилась к местному телевидению. Очень, правда, смешной украинский язык, да простят меня жители Украины. Шалевич смотрела все подряд передачи украинского телебачения и ее взгляд тихонько стекленел. Когда Невская толкала ее в бок, Шалевич оживала и произносила: «Этот язык меня гипнотизирует…» 
Девочки очень полюбили завтракать на веранде. Позади, за невысокой каменной оградой, феодосийские мужчины строили дом. В семь утра они приезжали на скромной машине, и, дабы скрасить процесс строительства,  громко включали радио. Радио было местное, веселое, без всяких там Ников Кейвов. «Девочкой своею ты меня назови, а потом обними, а потом обмани», не более того. Шалевич, намазывая бутерброд рыночной сметаной, которая вполне сходила за масло, непроизвольно впадала в этот ритм, а Невская, довольная тем, что ей дали, наконец, поесть, охотно поддерживала свою подругу. Девочки подтанцовывали головами и пили кофе. Строителям это явно нравилось – учитывая то, что на завтрак Шалевич появлялась в новом лифчике, а Невская и вовсе в одной футболке.

Глава. 3. Бродячие животные.

Невская и Шалевич были девочками не бедными. Бедные девочки не ездят в Феодосию в конце сентября. Они копят деньги на Турцию или Кипр. Невская и Шалевич  не были бедными  - они были просто чокнутыми. Они заплатили 32 доллара за жилье у прекрасной Люды,  посчитали оставшееся и решили, что им вполне хватит, если сильно не шиковать. Девочки вставали утром, шли на рынок, покупали вино, домашний сыр, помидоры, лаваш и уходили в холмы. Однажды на заброшенных дачах им встретилась бродячая псина. Она  подошла к Шалевич, которая закусывала «Солнечную долину»  нехитрым бутербородом, и легла рядом, расчитывая непонятно на что. Невская и Шалевич были отъявленными гринписовками, но последние 150 граммов брынзы, откровенно говоря,  вряд ли пожертововали бы даже отмирающему виду животных.
- Дай ей хлеба. – сказала щедрая Шалевич.
Невская протянула собаке кусок лаваша и чуть не осталась без руки. Псина молниеносно схавала горбушку, замахала хвостом и, улыбаясь, уставилась на Невскую. Подруги были потрясены такой неприхотливостью.
- Ни фига себе, - комментировала Шалевич, - это тебе не Москва! В Москве собаки хлеб жрать не будут!
- А те, около нашей остановки - столичная элита, - добавила Невская. 
Пёс с большим аппетитом съел половину лаваша и, понимая, что его лимит исчерпан, ненавязчиво удалился прочь. 
В Феодосии было так много бездомных кошек и собак, что они составляли отдельный элемент мегаполиса. Они лежали поперек тротуаров, грелись на люках, равнодушно дежурили около магазинов и деловито рылись в мусорных баках. Куда бы ни пошли Невская и Шалевич, они встречали десятка четыре очень самодовольных бесхозных кошек и  разномастных озабоченных псов. Шерстяная расцветка животных начиналась с грязно-белого, пестрела рыжими, красными, желтыми и коричневыми пятнами и заканчивалась угольно-черным. Среди них встречались гладкошерстные и лохматые персонажи. По дороге в кафе «Риф»  (о нем речь пойдет позже) из полуоткрытых ворот выглядывал бойкий выводок котят, которые нетерпеливо кусали друг друга за уши. Огромный  кот  цвета чайной розы спал на капоте ржавой  «Победы». На углу лежали два друга – маленькая белая собачка с перманентом, похожая одновременно на овцу и болонку, и дальний потомок ротвеллера с порваным ухом. 
Однажды, совсем утром, девочки зашли в еше пустующее кафе на набережной.
Ветер продувал и без того дырявое со всех сторон кафе,и не находя препятствие в виде людей, лишь иногда,с загадочным шелестом  врезался в трех безработных таксистов, официантку да в Невскую с Шалевич. Вдруг на зеленом сукне пола, вызывающем в памяти казенные столы, появился убийственно обаятельный щен с неверной детской походкой: задняя левая еще не знает, куда встанет, а передняя правая уже куда-то бежит . Пританцовывая и несмело озираясь, псинка обходила заведение.Шалевич бесцеремонно подняла животному хвост и констатировала: «Девочка!»  Девочка  к унизительной процедуре осталось равнодушной. Её интересовала только еда. Расстроганная Шалевич отделила от своего горячего бутерброда кусочек колбасы и скормила малышке.Псинка  подождала добавки, воспитанно пожевала печенье, которое  Невская положила под стол, и пошла попрошайничать к другим столам. Но в этот ранний час люди не ели ничего вкусного. Они пили кофе и курили вонючие сигареты. Девочка, опустив хвост, удалилась. В тот же момент из подворотни появилась молодая полосатая кошечка.
- О! Смена караула! - сказала Шалевич. Её горячий бутерброд кончился. Кормить кошку было нечем. Кошка презрительно обошла Невскую с Шалевич стороной, как, бывало, в московских охренительно дорогих магазинах их оставляли без внимания продавцы-консультанты.
Шалевич затуманилась на пять минут, и вдруг заговорила. С ней такое случалось: молчит –молчит,  оглядывается, думает о чем-то, или залипает у какого –нибудь дерева, а потом вдруг как начнет фантазировать, ни дать ни взять кот Баюн.
- А прикинь, вот случится здесь катаклизм …ну, не знаю, какое-нибудь цунами или еще   фигня какая-нибудь. Люди из города уйдут, а кошки останутся …Ветер времен будет обдувать его со всех сторон…Вторые этажи постепенно обвалятся …нафиг кошкам вторые этажи? Прикинь?
- Красиво, - прикинула Невская.
- У них будут свои законы ... Иерархия и всё такое … Цивилизация кошек, прикинь!
Подруги  вместе помечтали. В противовес мрачным кадрам из фильма «12 обезьян», им рисовались заманчивые картины с кошачьими базарами, водопроводом и цирком. Вдруг Невская встрепенулась.
- А куда денутся собаки??? – вскрикнула она.
-  А собаки будут жить в Коктебеле! –  постановила Шалевич.
Так была решена судьба двух крымских городов.

Глава 4.  Гривна.

В начале этой главы непременно следует перефразировать знаменитую песню Шевчука, пропев ее вот в таком виде :
«Что такое гривна? Это гривна!
 Гривна - это гривна, просто гривна.
 Гривна - это гривна, это гривна, просто гривна.
 Гривна – это просто, просто гривна.»

Что сказать про гривну? То, что это национальная валюта Украины, соответствующая примерно шести русским рублям? Слишком официозно. Что это маленькая вечно задрипанная, заплеванная и влажная бумажка неопределенного зеленоватого цвета?  Неуважительно. Думая о гривне, мы должны вообще забыть о шаблонах. Стереотипы здесь не канают. Потому что за гривну в Джанкое вы купите треть перрона желтых дынь, а подальше на какой-нибудь станции, где поезд стоит две минуты, в тамбур за гривну полетят мешки с грецкими орехами. Однако за ту же гривну в Никитском ботаническом саду ( где Невская едва не упала в обморок от аллергии на тропические цветы) вы не купите даже маленький пакетик чипсов. Чем дальше от Южного берега – тем гривна весомей. В Феодосии бомжам надо собрать десять пивных бутылок, чтобы получить одну гривну. Одну замусоленную бумажку вы выложите на рынке за кило винограда. Ясное дело, что недалеко от Алупки, в кафе с видом на Ласточкино гнездо (в котором недавно открылся ресторан для новых украинцев)  маленькая чашечка кофе стоит уже пять гривен.
Не очень плохо соображающим русским надо два-три полноценных дня, чтобы привычно соотносить в уме гривну с рублем (или с долларом, кто больше привык к долларам). Когда Шалевич впервые увидела на обменке вывеску с соотношениями валют, она пребывала в состоянии черного похмелья, поэтому сжала руками виски, чтобы остановить болезненные и бессмысленные процессы в мозгу. Невская тоже была не математик. У нее в школе было что-то вроде освобождения  от алгебры и геометрии, потому что она несла такую ахинею у доски, что преподавательница махнула на нее рукой. «Невская, - сказала она умоляюще, - я буду ставить вам тройки автоматом, только молчите…занимайтесь своим Достоевским…»  Однако беспомощное состояние подруги заставило Невскую собраться. Она прибегла к помощи местных жителей и в считанные часы обучила Шалевич, что на что делить или умножать.
Однако первая встреча с гривной ожидала девушек задолго до цивилизации. Это произошло утром на подъезде к Крыму, когда Невская с Шалевич уже спасли вагон от затопления и радостно выпорхнули на двухминутной стоянке, покурить и опохмелиться. Шалевич, как всегда, ушла обозревать окрестности, а к Невской подскочила женщина с огромным пакетом груш, и кинув поклажу на руки ничего не подозревавшей Невской,  гаркнула: «Гривна!».  Невская растерялась. Гривны у нее не было. Были какие-то оставшиеся от ночного бдения рубли. И самое главное, что груши ей были совершенно ни к чему. А Шалевич вообще потребляла мало клетчатки.  Невская пихала пакет обратно, но женщина отбивалась и кричала: «Гривна! Гривна!» В жестокой борьбе победила Невская. Она еле унесла ноги в вагон и до самой Феодосии мягко упрекала вечно беззаботную Шалевич, мол, на кого ты меня покинула. Шалевич стыдилась и пила пиво. И  лишь по прибытии в Феодосию Невская поняла, что эти самые груши стоили всего шесть рублей. Гривну. Дай Бог украинской национальной валюте долгих лет и развития.

Глава 5. Дорога в Коктебель.

Как уже было замечено, Невская и Шалевич были чокнутыми.
Зачем люди уезжают на море? Лежать на пляже, приобретая сексуальный золотистый загар, прогуливаться под платанами, пить крымское вино и  по вечерам есть шашлыки из осетрины. Разве не так?  Ну, кто со мной поспорит? Только такие же чокнутые, как Невская с Шалевич.
За три дня до отъезда в Феодосию Шалевич, как-то посветлев лицом, вдохновенно сказала своей подруге: «Это будет лучший отдых! Я проведу тебя по таким местам, что ты охренеешь нафиг, Невская!»  Невская даже не сомневалась. Она почти ежедневно охреневала от совместных прогулок по Москве. Шалевич обладала феноменальной способностью к спортивному ориентированию, тогда как у Невской был типичный топографический олигофренизм. Невская даже в собственное общежитие два года ходила по той дороге, которую ей показали в самый первый раз, а Шалевич могла два часа плутать по московским задворкам, а потом с легкостью свернуть в темный переулок, который чудесным образом выводил к метро. За это Невская очень уважала свою подругу, и даже мистически побаивалась. У Шалевич, к тому же, был 43 размер ноги, и ходила она быстро и без устали. Невская со своим 35 –ым вечно отставала и поначалу паниковала: «Где мы?!»  Потом она привыкла доверяться Шалевич, как доверяет начинающий альпинист своему бывалому, уставшему от подобных истерик инструктору.
Москва – город большой, но Шалевич в нем было тесновато. Слишком много метро, автобусов, ну никакой провокации со стороны пространства. Отовсюду можно добраться. В этом смысле путешествие в Феодосию было ее небольшим «Майн Кампфом». Невская это поняла и прикупила себе на царицынском рынке мягкие удобные тапочки для ходьбы за 200 рэ.  Возможно, сейчас их носит какая-нибудь феодосийская маргинальная личность с 35-ым размером.
Расписание дня было простым. Завтрак  с туалетом – 1 час, рынок – 1 час, остальное время до темноты –  приключения. Шалевич уводила подругу в холмы, с вершин похожие на туловище шарпея,  в леса, где давно уже не ходили люди,  и на дороги, по которым не ездили машины. Шалевич неслась впереди со скоростью плащеносной ящерицы, а Невская в панаме семенила за ней, объедая экзотический для московского желудка кизил, которого в этом году в Крыму было немеряно, что по приметам сулило холодную зиму. Поднявшись на самый высокий холм, Шалевич, хлебнув винца из пластиковой бутыли, указывала на расстилающееся где-то далеко впереди пронзительно-голубое море, сообщала: «Воооооон там мы искупаемся…»  Таким образом, купание приобретало почти мифический смысл.
В один из таких дней Шалевич придумала пойти пешком до Коктебеля («там и искупаемся, каких-то, подумаешь, километром двадцать», сказала она)  Девушки шли через заброшенные дачи, вверх, потом по лесу, потом вниз, снова вверх и снова по лесу, и наконец выбрались на проселочную дорогу. Наивная Невская полагала, что вот сейчас и будет тот самый Коктебель, однако дорога упиралась в горизонт, и никакого Коктебеля на этом горизонте не было. Невская захныкала. У нее вправду болела нога и пекло в голове. Шалевич от души жалела подругу, что не мешало ей фотографировать шаркающего сгорбленного гнома с рюкзаком и в панаме с опущенными краями. «Не ссы, эта дорога ведет еще на одну, а та – на Коктебель!» - успокаивала Шалевич. Невская смирилась с судьбой и дохромала до горизонта. Там, действительно, была дорога. Но куда она вела, не знала даже Шалевич. По мнению Невской, это была катастрофа. Но Шалевич не унывала. «Ща поймаем кого-нить и спросим» - сказала она, оглядывая окрестность. Ловить было некого . В радиусе в несколько километров была выжженная крымская степь.
И вдруг из леса показалась одинокая фигура. Девушки бросились, как могли, ей навстречу. Фигура оказалась пропыленной девицей в тренировочных штанах, тапочках на носки и с замызганным лицом.
- Девки, - просипела она, - курить есть? Мы там дрова заготавливаем, курева нет…
Невская суетливо достала сигареты, а Шалевич начала рекогносцировку:
- Нам бы, это…до Коктебеля…не знаете, как дойти?
Девица невозмутимо оглядела двух странниц в белом, сияющих, как бельмо, подобно образу из Библии.
- Ну это вам до Насыпного…потом  до Засыпного…а там…короче, далековато, девки…Я бы вас проводила, но мы дрова заготавливаем, и курева нет…Вы лучше в Феодосию идите, здесь по дороге полчаса…- сказала аборигенка и почесала голову, обнажив подмышки, никогда не знавшие бритвы.
- Мы оттуда и идем, - стараясь не замечать реакции Невской, добродушно заметила Шалевич, - заплутали немножко…
Девица, получив щедрую порцию сигарет, пошла обратно заготавливать дрова.
- Ну что же ты?! – возмутилась Невская.
- А чё? Пойдем до Насыпного, потом до Засыпного…-начала было Шалевич, но Невская мелко затряслась.
И тут из-за поворота, как это бывает в фильмах, по типу рояли в кустах, показалась маршрутка. Подруги прекратили начавшийся спор и ломанулись наперебой махать руками. Через пять минут они и впрямь были в своей Феодосии. На вокзале они пересели в другую маршрутку и вскоре прибыли в Коктебель. Невская искупалась на местном пляже, а Шалевич съела порцию плова. Во всем остальном Коктебель им не понравился. Деревня какая-то, ей-Богу. Шалевич даже приставала потом на рынке к сырной торговке из Коктебеля – а почему некоторым нравится Коктебель?  Торговка ответила, что это место «для своих».
Невская потом на ночь думала про вечно крымского Макса Волошина, Цветаеву и всю коктебельскую поэтическую шатию-братию.  «Свои люди», не поспоришь.

Глава 6. Фея каменного берега. ( автор этой главы А. Шалевич)

Мальчик стоял на каменном берегу,и немного пошатываясь, тер глаза. Было очень ветренно и сухо. Поэтому ветер превращал белый песок в прозрачную серую ткань, которая окутывала мальчика миллионами песчинок и хотела оставить его здесь на одно мгновение. Наконец он почувствовал, что все как будто кончилось, и открыл глаза. Глаза его были похожи на песчаные дюны. И одна песчинка рассказала ему свою тайну. Он увидел ее.
Лежащую на высокой подушке холма каменной бухты. Вода и земля были неразделимы. Полуостров был похож на каменный узор с кружевами – бухтами, венчавшими наряд моря. И как истинно красивая вещь, несущая идею полной гармонии только в связи с сопутствующей ей вещью,  так и море сообщало свою глубинную красоту безмолвию каменного полуострова, лаская его своими приливами, а он покрывал в отлив море тонким песочным облаком. Так и жили они – море, полуостров и ветер. Пока не появились Шалевич и Невская. То есть, я не хочу сказать, что всё это разом прекратилось, нет. Просто Шалевич и Невская, находясь под воздействием песочного тумана, открыли новый и доселе невиданный элемент этого полуострова. Можно сказать даже, что они явились некими алхимиками этого места.
Первый раз, когда они перешли хребет, они оказались в каменной бухте. Стоя на высоком холме, Невская в голос восторгалась пейзажем и кружилась вокруг своей оси. Шалевич же, увидев внизу серую дымку моря, помчалась к нему без тормозов. Когда та и другая устали от восторгов, они достали бутылочку «Солнечной долины» и опрокинули по стаканчику. Так спускаться было гораздо легче. Наконец их ноздри почувствовали влажный морской воздух, уши услышали шелест волн, а ноги ступили на каменный берег. Они вновь восторженно выдохнули и двинулись вдоль берега. Идти было сложно, но приятно. Шалевич не обращала на неудобство никакого внимания ( 43 размер ноги дал о себе знать), а Невская то и дело проваливалась в межкамневые пространства, немного падала духом  и, страдая от солнцепека, вожделела привал с купанием и вином. Наконец Шалевич выбрала место около плоского камня у песчаного утеса. Там они расположились. Прозрачно- зеленое море с удовольствием приняло в свои объятия их бренные и потные тела и вынесло на берег ну если не русалками, то совершенно счастливыми людьми.
Надо учесть, что бухта был очень пустынна, и даже в сезон сюда никто не заходил, кроме местных жителей. Поэтому, увидев вдалеке фигуру человека, подруги сфокусировали на ней все свое внимание. Через 10 минут они убедились, что это женщина в длинной юбке, что-то собирающая. Когла она  поравнялась с ними, Невская, ввиду своей любопытно –коммуникативной натуры, спросила у женщины, что та собирает здесь, где вообще одни камни? Пока Невская спрашивала, а та ей неохотно отвечала, Шалевич успела разглядеть даму. Очень старая юбка, почему-то очень длинная и многослойная, выцветшая рыжая рубашка, такая же старая и с заплатой на спине, сумка, сшитая из тряпок. Но голова увенчана широкополой панамой,  весьма аккуратно убранные волосы, и главное – накрашенные глаза, немного даже грубо подведенные. Это светло-желтое облако платья, кожа рук и лица были чем-то однородным, а глаза были словно знаком вопроса на ее лице.
Шалевич смотрела вслед удаляющейся даме, а Невская вертела в руках какой-то гладкий камень и говорила, что он превратится в драгоценный, обязательно – так ей сказала женщина, она, мол, сама этим занимается – собирает и превращает.
Солнце ушло, стало немного холодно. Девочки накинули на себя рубашки и пошли дальше по каменному берегу вдоль рыбацких сетей, больших валунов, обдуваемые морским дыханием, согреваясь под кусочками вечернего солнца, спотыкаясь обо все безмятежной головой, отражая в глазах блеск многогранника своего счастья.
Мльчик заснул. Ветер тихо трепал его шелковые волосы цвета солнечной меди.
Мальчик заснул, изогнув свое тело, словно змея, между камней, которые согревали его белое тело своим теплом.
Мальчик заснул, чтобы больше не проснуться здесь, и быть согретым другим теплом.


Продолжение «Сказок народов Феодосии» следует.

 

   







 


Рецензии