Девушка, которая разучилась

Девушка, которая разучилась

Она сидела в маленькой японской забегаловке где-то неподалеку от моста и глядела на улицу. Мисо остывал в чашке, за окном лил дождь. Жизнь расплывалась перед глазами, сливаясь с потоками воды. Да и в чем собственно разница? Её это жизнь, не её—никакого отличия. Сплошная пустота… И вроде бы пустота должна быть ничем, чем-то бесплотным, неосязаемым, безвкусным, но пустота заполняющая её изнутри была тяжелой, липкой и настолько плотной, что кроме этой гадости внутри уже ничего не помещалось. Серый день, пасмурное сизое небо над головой, ледяной воздух с Темзы и вязкая одушевленная пустота. В Лондоне у неё всегда мерзли пальцы, даже в июле. Тонкая белая кожа как будто истончалась, голубела и неописуемо болела. Дождь застал её по дороге в отель. И не просто дождь, а настоящий ливень. Она пробежала пару блоков до моста и укрылась под ним. Рядом стояла веселая, уже совсем мокрая парочка. Она достала пачку Virginia slims и, спрятав сигарету от ветра, закурила. Единственным удовольствием в этих командировках была возможность курить на улице там и тогда, когда тебе захочется. В Баку эту роскошь она себе позволить не могла. Она взглянула на парочку, стоящую поодаль—совсем ещё дети, лет по шестнадцать. Когда они были ещё лишь проекцией своих родителей, почти бесплотными розовыми комочками в утробах своих матерей, она уже курила, материлась, встречалась со старшеклассником и испытывала при этом какое-то чувство сродни счастью. Теперь же все это делают они, а она, наверняка, кажется им взрослой и скучной. Она вздохнула, сделала последнюю затяжку и выбросила окурок в урну. Стоять так дальше смысла не было, и Нана решила сделать марш-бросок в сторону любого более или менее теплого помещения. Эта задача оказалась не такой уж простой, потому что все вокруг было закрыто. Держа папку над головой, она пробежала пару блоков, свернула к метро и обнаружила маленькое Интернет кафе-сусичную. Это была дикая смесь, но выбирать не приходилось, и она забежала внутрь. Странного вида японка встретила Нану агрессивной улыбкой и начала с раздражением подталкивать её по направлению к столикам. Сил сопротивляться напору азиатки не было, и она прямо-таки упала на предложенный ей стул. Меню в этом странном месте не существовало, и она заказала на удачу—чашку мисо и порцию суши с креветками. Японка достала из холодильника пластиковую коробку с суши, положила её перед Наной и ушла куда-то, видимо, за мисо. Нана уперлась глазами в залитое лондонским дождём витринное стекло и задумалась. Через минуту официантка положила перед ней чашку супа и сказала, что каждая следующая порция—бесплатно. Нана улыбнулась вымученной улыбкой, которая, наверное, должна была изображать неописуемый восторг от услышанного и попробовала мисо. Суп оказался на удивление удачным, пальцы постепенно согревались. Даже пустота, царящая внутри, теплела. Нана прикрыла уставшие за день глаза и почему-то вспомнила его. Человека, которого меньше всего ожидала вспомнить. Однажды, много лет назад, когда они ещё встречались, Нана, сидя рядом с ним кафе, вдруг четко осознала, что они скоро расстанутся и то, что она будет помнить его всю жизнь. Что бы не произошло с ним или с ней, как бы не повернулась судьба, куда бы не занесла их жизнь—она навечно его запомнит. Его слова, губы, руки, общую волну, настроение одно на двоих—всё. Кому-то это может показаться странным—ну запомнит и запомнит, что тут такого особенного? Все люди помнят любимых. Но с ней другое дело. Нана не любила. Никого. С определенного момента своей жизни Нана лишилась умения любить. Её первая и последняя любовь оставила в ней настолько глубокий след, что все остальное умерло, будто под воздействием сильнейшего антибиотика. Все желания, стремления, все настройки её души были похоронены под пеплом закончившегося романа, и не осталось даже малейшей перспективы повторения чего-то подобного по силе или качеству. Нане было очень тяжело, даже больно смириться с этим. Привыкнуть к тому, что твоё сердце—пустырь, неспособный взрастить ничего, кроме обыденных и пресных повседневных чувств и, что больше ни один человек на свете не сможет вызвать в тебе ничего сильнее простой теплоты—мучительно и страшно. И естественно, что Нана не запоминала свои романы. К мужчинам относилась как предметам обихода, новой туши или куску мыла, и с легкостью от них избавлялась. Старых друзей берегла как зеницу ока, а новых не заводила. Она закуталась в плащ своего совершенного одиночества и никогда его не снимала. В этом плаще не было ни единой прорехи, он, и правда, был безупречен. И постепенно, когда ранка затянулась и покрылась корочкой, она, предпочитая её не бередить, заставила себя привыкнуть. Живут же, в конце-концов, люди с выключенными радарами, как существуют заброшенные квартиры, бесхозные дома, гниют бессмысленными грудами железа заводы, тлеют под солнцем, ветром, снегом и дождем остовы сооружений, напоминающий скелеты неведомых чудовищ… вот, примерно также, жила Нана.
Он был гораздо старше неё. Настолько, что когда он уже курил на заднем дворе с ребятами и встречался с одноклассницей, Нана была ещё далекой проекцией в планах своих родителей. Но, как ни странно, они совпали как две половинки теста Рошаля при первом же разговоре и мысль—«мы будем вместе»--одновременно посетила их такие похожие мозги. Будто этой, на первый взгляд жуткой, разницы в *адцать лет и не было. В то время ей было…хммм… дай Бог памяти, что-то около двадцати трех. Ему, соответственно, хорошо за тридцать. Они не любили друг друга, но вместе ощущали себя на удивление хорошо и расслабленно. Её не гнели мысли о невозможности большого чувства, а ему было с ней комфортнее, чем со всеми предыдущими пассиями. А комфорт для мужчины—сами понимаете, чуть ли не самое главное ощущение в жизни. Так почему они расстались? Да вроде как «непочему»… Однажды Нана проснулась и просто поняла, что сегодня уйдёт от него. Почему она так решила? Она сама до конца не поняла. Наверное, в определенный момент решила взглянуть на него в аспекте будущего и поняла, что мужа из него для неё не получится. А зачем ей встречаться с человеком, которого она не любит и замуж за которого не выйдет? Ну, что-то вроде того… и конечно сыграла роль затянувшаяся осенняя депрессия, никогда не обходящая её стороной. Никто не знает, каким бы он был мужем—он никогда не пробовал. Точно так же, как никто не знал, какой она может быть женой. Но она вбила себе в голову, что он не сможет быть ей верным, так как очень темпераментен, что он станет уделять больше времени своим друзьям и треклятой работе, нежели ей. У неё перед глазами вставали ночи с сигаретой и книжкой у окна, когда она не сможет уснуть, в то время как он будет проводить время где-нибудь со своими приятелями. А что поделать? Он привык к такой жизни, его свободу никто никогда не урезал даже на миллиметр, а поверить в то, что он сам её урежет ради девочки, пусть и такой особенной, но всё равно нелюбимой, она не могла. Да и все его рассуждения о будущей жизни сводились к эгоистическому холостяцкому одиночеству. В мечтах он всегда был один. Это сквозило в каждом его движении, просвечивало сквозь любое его слово. Машина у него была—купе. Будущая квартира не предполагала жену и тем более детей. Планы на будущее не учитывали наличие второго человека, кем бы он ни был. Вечер его мечты предполагал расслабленное возлежание на шезлонге, тропическую ночь, Jack Daniels on the rock и сигару. Может быть, там где-то и «завалялась» женщина, но это, скорее всего, была женщина из массовки, желательно красивая, высокая и молчаливая. Чуть ли не немая. И чтобы сексом любила заниматься. Вот Нана и ушла. А он остался. Наверное, он так и не понял, почему она это сделала. Она не стала объяснять. Он не стал её догонять. Типа, гордый и взрослый. Такие не догоняют. Хотя какая на фиг разница, какой ты «типа»? Может быть, где-то в глубине души, уходя от него, она хотела быть остановленной на полпути? Женщинам иногда хочется, чтобы к ним применили силу определенного рода. Чтобы взяли на себя ответственность за возможную ошибку. Чтобы объяснили, что все бред, что волноваться не стоит, что в итоге-то все будет хорошо. Её не остановили и ничего объяснять не стали. Это как уходишь, хлопнув дверью, и ещё чуть-чуть стоишь в подъезде или идешь медленно-медленно, давая ему возможность выбежать и попросить прощения или просто схватить за руку и сказать: «Не уходи». Вот этого самого человека Нана и запомнила на всю жизнь. Прошло больше десяти лет, она сидит в Лондоне в дешевой сусичной, пьёт остывший суп, смотрит на дождь за окном и вспоминает его. Она больше ни разу не видела и не слышала его. Это так странно для маленького города вроде нашего, где не столкнуться со знакомым человеком несколько раз в течении месяца—просто невозможно. Может быть, он уехал куда-нибудь? А, может быть, женился? На своей ровеснице, которая сидит и ждет его ночами, с сигаретой и книжкой. А может быть, завел ребенка? От него всего можно ожидать.
Нана достала из сумки пачку сигарет и, кивком указав на неё, спросила можно ли курить. Азиатка ответила, что можно, и Нана закурила. Да, она не забывала о нём, но вспоминала с каждым годом все реже. Он как бы был занесен в реестры её памяти и помечен как «read only»--не удалишь, но и читать не обязательно. Такие дела. После него в её жизни было достаточно мужчин—все никакие. Сплошная серая череда. Существуют люди-будни и люди-праздники. Она его не любила, да, но он был человеком-праздником и отличался ото всех. Праздников в году не так много, они запоминаются и выделяются среди календарных будней. Но есть люди абсолютно особенные и не похожие ни на кого—люди-32-е-декабря. За жизнь можно встретить такого лишь раз или не встретить вообще. Таким был первая любовь Наны. Если такой человек уходит от вас, он забирает с собой всё, что есть у вас «ваше», высасывает всю вашу душу, выворачивает вас на изнанку и оставляет голый пустырь. Причем, вы идете на это добровольно. Быть может, если бы у неё тогда спросили, согласна ли она променять весь свой любовный потенциал на любовь к этому самому 32-е декабря, она бы сказала—«Да». Потому что всю жизнь о нем мечтала. Так что и винить особо некого.
Она молча глядела в окно. Ужасно хотелось плакать. Душа намокла под Лондонским дождем, словно промокашка, и уже расплылась в некоторых местах. Все внутри тянулось и ныло. Ну что за паскудство?! Тоска, хуже некуда. Азиатка принесла вторую чашку мисо.
--Arigato gozaimasu,--не поднимая глаз, пробормотала Нана.
Азиатка улыбнулась и легонько поклонилась, сложив ладони.
Нана отпила горячего супа из черной чашечки. И слезы сами собой потекли по лицу.
--Sumimasen..
--Hai..,--Нана подняла на азиатку мокрые глаза.
--Doshite desu ka?,--японка провела пальцем по щеке, изображая путь слезинки.
--Kibun ga waruku natta..
--Iie..
--Wakarimasen,--пробормотала Нана и залилась слезами.
--Kyookin ga itai ka?,--спросила японка, положив руку на сердце
--Soo desu..
--Don’t cry, it all passes..
--Wakarimasen..
--Sonohammen watashi wa wakarimasu..
--Ikaga desu ka?,-- Нана улыбнулась сквозь слезы
--Your…kyookin… aches like katanakizu. Katana of silence, emptiness, apathy. You feel like akuma, like…cursed?
--…
--You are. You heart thief without a heart
--why are you saying that to me?,--Нана зарыдала сильнее.
--It’s a medicine of truth, my dear. You are evil. No soul. No love. Love never touches you. You—Akichi.. (1)
Нана захотела встать и уйти прочь от этой сумасшедшей японки, её бесило странное произношение женщины и отсутствующий, но при этом такой пристальный взгляд черных глаз. Но уйти она почему-то не могла. Что-то было в её лице такое, что заставило её остаться. Будто прочитав её мысли, старуха положила желтую сморщенную ладошку на её холодные пальцы.
--Don’t leave, listen. Watashi wa ekisha desu. I see your empty soul suruu. Your name is Amamizu—rain water, you bring only tears to people life. But there is no your fault. Once you loved a man, his name was Yuki—snow. He was covering you like snow. You were freezing and becoming ice. Your little heart became ice. And then you stop loving him. Because ice not loves snow, ice melts. You became Yukinochiame—rain after snow... Wakarimasu ka?
--Hai…wakarimasu
--And after that you like dead. Not love anyone. Not feel anything. True?
--Hai..
--But you know a strange aikoo in your life. You even not think it’s aikoo. You just not forget him, true?
--Hai..
--He was older than you, you think he didn’t love you. Soo desu ka?
--soo desu..
--I can not say he did. I can not say he didn’t. It was your own fault. You know why? Because you just did not believe him. In any of his words, in any of his deeds. That’s why he was feeling himself like an empty bowl near you.
--This unbelief kills me, it’s like a disease.
--Kusuri ga hoshii ka?
--hai..
--This aikoo was a ray of light that could melt you from inside. That’s why you not forget him. Do you know what happened if you believed him?
--Iie.. we would live happily ever after?,--Нана ухмыльнулась..
--No. He would break your heart and leave you. So that you can feel again. Your pain would be worth it.
--sakusoo..
--But then he’d return, take new you and make you the happiest woman on the earth. If you believed him, you’d be the best couple ever. But you missed it and now you are nothing more that an akichi.
--why are you telling me all that?
--because you are a girl who unlearned.
--unlearned what?
--to live. Your settings are put out.
--and what should I do to fix them?
--You—Amamizu. Just sit and watch the rain falling. In silence. Start being this rain, join it’s waters, flow to the Thames, wakarimasu ka?
--kiboo suru
--You be the amamizu. Watch it and wait. Yuki has cursed you. It’s a bad curse of aikoo. Curse of never being in love again. He didn’t want to curse you. But you left him and he felt like dead. And he asked destiny never to give you any love except his. His feelings were so strong that his will accomplished. His curse worked. Only amamizu can wash it away.
--but how? What should I do?
--just wait. Sit and watch the rain. You love it, right? You always watched amamizu when you were a little girl, true?
--hai...
--Hey! Yokiko! You again talking to the clients? Kyoojo!
Мужчина средних лет в костюме выскочил из боковой двери и стал жестами прогонять женщину на кухню.
--We are so very sorry, miss, she is ill, don’t pay attention to what she saying.
--it’s ok
--can I help you?
--no, I’m fine.. I’m already leaving. (2)

Нана расплатилась за обед и вышла под дождь. Вода кипела. Она шла медленно и тихо, растворяясь в дожде, становяcь amamizu. Постепенно ей начало казаться, что это не дождинки разбиваются о её плечи, а наоборот, капельки воды отрываясь от её пиджака, волос, ладоней поднимаются вверх, в небо и длиться это будет бесконечно... Она дошла до моста, поднялась на него и долго стояла, облокотившись о перила, глядя на реку. Нана была уже мокрой насквозь, вода стекала по лицу, струилась по волосам. Она рыдала так, как не плакала много лет. С того дня, как расплакалась, сидя на подоконнике, в жутко дождливое летнее утро своего восемнадцатилетия.

Сноски:

(1)--Извините..
--Да..
--Почему?
--Плохо себя чувствую..
--нет..
--не понимаю..
--душа болит?
--да,. яп.
--не плачь, все пройдёт.., англ.
--я не понимаю..
--зато я понимаю..
--как?
--Твоя душа болит будто рана от меча. Меча пустоты, тишины, безразличия. Ты чувствуешь себя злым духом… как…проклятая?
--…
--Так и есть. Ты сердечный вор без сердца.
--почему вы говорите мне это?
--Это лекарство правды, дорогая. Ты зло. Никакой души. Никакой любви. Любовь до тебя не дотрагивалась. Ты—пустырь.

(2) Не уходи, послушай. Я ясновидящая. Я вижу твою пустую душу насквозь. Твоё имя—дождевая вода, ты не приносишь в жизнь человека ничего кроме слез. Но это не твоя вина. Однажды ты полюбила человека. Имя его—снег. Он накрыл тебя подобно снегу. И ты замерзла под снегом. Твоё маленькой сердце превратилось в лед. И ты прекратила его любить. Потому что лед не любит снег, лед тает. И ты стала дождем, который льет после снега. Понимаешь?
--да, понимаю..
--и после этого ты как мертвая. Никого не любишь. Ничего не чувствуешь. Правда?
--но ты знаешь странную любовь в своей жизни. Ты даже не думаешь, что это любовь. Ты просто его не забываешь, правда?
 --Да..
--Он был старше тебя, ты думала он тебя не любит. Так это?
--так..
--я не могу сказать, что любил. Не могу сказать, что не любил. Ошибка в тебе. Знаешь, почему? Потому что ты ему не верила. Ни в одно его слово, ни одному его поступку. Поэтому он чувствовал себя пустым сосудом около тебя.
--это неверие меня убивает, оно как болезнь.
--ты хочешь лекарство?
--да..
--эта любовь была лучом, который мог растопить тебя изнутри. Поэтому не забываешь ты его. А знаешь, что было бы, если бы ты поверила?
--нет. Мы бы жили долго и счастливо?
--Нет. Он бы разбил твоё сердце и бросил тебя. Чтобы ты снова смогла чувствовать. Твоя боль стоила бы того.
--странно..
--Но потом он бы вернулся, взял тебя новую и сделал бы самой счастливой женщиной на земле Если ты поверила бы ему, вы стали бы лучшей парой. Но ты упустила это и теперь ты не больше, чем пустырь.
--почему вы говорите мне все это?
--потому что ты девушка, которая разучилась.
--разучилась чему?
--жить. Твои настройки сбились.
--и что мне сделать, чтобы настроить их?
--Ты—дождевая вода. Сиди и смотри как падает дождь. В тишине. Стань этим дождем, соединись с его водами, утеки в Темзу, понимаешь меня?
--надеюсь..
--Будь ты дождевой водой. Смотри и жди. Снег проклял тебя. Это плохое проклятие любви. Проклятие никогда не любить. Он не хотел проклинать тебя. Но ты покинула его, и он почувствовал себя мертвым. И он попросил судьбу не давать тебе другой любви, кроме его. Его чувства были так сильны, что желание исполнилось. Его проклятие сработало. Только дождевая вода смоет его прочь.
--Но как? Что мне делать?
--Просто жди. Сиди и смотри на дождь. Ты ведь любишь его, правда? Ты всегда смотрела на дождевую воду, когда была маленькой девочкой, правда?
--да
 --Эй! Ты опять разговаривать с клиентами! Сумасшедшая!
 --Нам очень жаль, мисс, она больная. Не обращается внимания на то, что она говорит.
--все в порядке
--я могу вам помочь?
--нет, я в порядке... Я уже ухожу.