Встреча в небесных глубинах

ГЛАВА ИЗ РОМАНА "СКАЗАНИЕ О МИРЕ ПРИЗРАЧНОМ"

 Наступил день. Природа радовалась тёплому, ласковому солнышку, несмотря на то, что всё указывало на скорый приход зимних холодов. Разноцветные птицы стаями кружили в безоблачном светло-голубом небе, по лугам носились стада изящных животных, напоминающих земных оленей. Лали вспомнила сказку, которую ещё в детстве ей рассказывал дедушка. Сказка было немного грустная, о любви, что крепка как смерть… И теперь Лали-Асвейг и решила рассказать её серебристо-голубому амфотерну.

 - Харуми – фея весенней красоты - осенью всегда чувствует себя плохо. Затем ей становится настолько плохо, что она засыпает… до весны, - начала Лали и внимательно взглянула в глубокие глаза своего любимого. Затем она продолжила: - Стоял холодный осенний день. Пасмурный и ветреный. Медные листья слетали с деревьев, устилая ковром замерзающую землю. Каждый случайно задевающий Харуми лист причинял ей боль подобно вскользь задевающему кожу стальному лезвию. Фея бродила по лесу, съёжившись и закутавшись в свои выцветшие крылышки, и плакала. Наконец, она нашла уютную ложбинку под старым клёном, заваленную золотистыми и багряными листьями. Сил идти дальше не было никаких. И куда? Все птицы улетели, бабочки превратились в коконы, цветы отцвели, а теперь и листья покидают свои законные летние места.
 Харуми бессильно упала в ложбинку. При этом кленовые листья, заполнявшие её, разлетелись в разные стороны, так же как брызги крови феи, поранившей о них свою нежную кожу. Несколько мгновений облачко из листьев парило над упавшей в ложбинку Харуми, затем улеглось, окутав её с ног до головы.

По снам - в боль…
Где медный лист
Клёна остр

Как кинжал…
И режет глаза
Кровь, не слеза

Течёт
Из очей… скорбью
Безмерной.

 Харуми погрузилась в тяжёлый и холодный сон.
 Два лесных зайца – мама и сын - остановились над спящей.
 «Разве это нормально, мама, что она вот так спит всю зиму? Скоро выпадет снег, и фея будет погребена под огромным сугробом! А затем?» – спросил зайчонок.
 «Затем сугроб согреет весеннее солнышко, и Харуми встанет, сладко зевая и недоумённо оглядываясь. Она уже не вспомнит боли, что причинило ей ушедшее лето», - ответила зайчиха.
 «Это потому, что лето вернётся?»
 «Потому что вернётся лето, вернётся тёплое солнышко, потянутся обратно птичьи стаи… И Харуми вновь обретёт саму себя».
 «А что ей снится, мама?»
 «Ей снится ангел лета. Когда она не может быть рядом с ним, то засыпает и видит его во сне».
 «А он видит её в своём сне?»
 «Ангел лета никогда не спит. Он очень занят. И сейчас он занят в далёких краях. Но он всегда помнит Харуми и слышит каждый её вздох».
 «А он скучает по ней, мама?»
 «Нет. Ведь он её никогда не оставляет».

 Лали замолчала и вздохнула.
 - Грустная сказка. Но вполне оптимистичная, - с нежностью глядя на неё, произнёс Арнгейр.
 - Ты не оставишь меня? Никогда? – смущённо прошептала Лали и опустила глаза.
 - Если только ты сама того захочешь, - ответил Арнгейр, и в его голосе прозвучала печаль.
 - Я не захочу! – воскликнула Лали. Арнгейр промолчал, он не хотел более говорить о том, что невольно и неприятно волновало, и предложил Лали совершить прогулку над горами. Однако когда влюблённые поднялись в воздух, блеск далёкого моря ослепил их. Восточное море сверкало мириадами солнечных бликов. Лали почувствовала непреодолимое желание искупаться.
 Арнгейр выслушал её предложение с тревогой.
 - Ни к чему это… Хотя сейчас все амфотерны спят. Так что, наверное, можно.
 - Что значит – амфотерны спят? Они не должны видеть, как ты плаваешь в море? Или они не должны видеть тебя со мной? Или…
 - … или они вообще не должны меня видеть, - довершил её мысль Арнгейр. Наступило молчание.
 - Ты – изгнанник. На тебя, возможно, даже охотятся. Вот почему ты живёшь здесь, отдельно от всего племени и никто тебя не навещает. Вот почему твоя пещера защищена от посторонних глаз, замаскирована вьющимися растениями – так, словно её вообще не существует.
 - Ну, до сегодняшней ночи я прятался лишь на всякий случай и из тяги к уединению. А теперь всё гораздо серьёзнее, - сказал Арнгейр, настороженно наблюдая за тем, как реагирует на его слова Асвейг, как он именовал Лали. Однако на её лице не отобразилось ничего, кроме беспокойства – за него.
 - Возможно, тебе лучше вообще пока не выходить из пещеры? Зря мы вот так открыто сидим на горе. Пошли внутрь! - озабоченно проговорила она и сделала движение в сторону пещеры.
 Арнгейр почему-то рассмеялся, поднялся на крыльях в небо, описал маленький круг и крикнул: «Летим к морю!» Конечно, Асвейг бросилась за ним.
 - Ты соврал, да? Хотел проверить мою реакцию? - несколько возмущённо проговорила она на лету.
 - Нисколько! Просто сейчас все амфотерны всё равно сопят по своим норам. А лишать себя радости жизни – глупо, даже если кучка идиотов объявила тебя изгоем, - прокричал ей в ответ Арнгейр.
 Вскоре два амфотерна – серебристо-голубой и белоснежный, сверкая на солнце гладкой кожей на гибких изящных телах, с шумом погрузились в волны искрящегося на солнце моря.

 Тем временем Берси и Офелия сидели на крылечке своего домика и наслаждались ясным осенним деньком. Муж держал жену на коленях. Белое шерстяное платье Офелии контрастировало с чёрным шерстяным костюмом её мужа. Иногда супруги одевались в контрастные цвета, хотя чаще – в одинаковые. Как нимфы они могли обмениваться мыслями беззвучно, не размыкая уст, но как люди – хоть и в огненных телах нимф – они говорили по привычке вслух.
 - Мда… любовь… И как это она у нас с тобой началась? - задумчиво пробормотал Берси, сидя на крыльце дома в своём любимом кресле-качалке.
 - Я стала приставать к тебе с глупыми вопросами. Я была журналисткой, а ты – младшим научным сотрудником в институте биологии гена. Я была такая деловая и активная, так следила за собой… Мне завидовали многие знакомые женщины, некоторые даже пытались подражать. А на самом деле была я... Уже отнюдь не юная женщина с массой комплексов и истерическим характером. А ты казался спокойным, уравновешенным, увлечённым любимой работой. Так оно и было на самом деле, если не считать того, что... – Офелия замолчала, обняла мужа за шею и положила голову ему на плечо так, чтобы он не мог видеть её лица. По щекам её заструились слёзы, которые она торопливо промокнула краем рукава своего платья.
 - Ах, ну да, конечно. Теперь вспомнил. И твоё имя – «Офелия» - сразу заявило, что ты и есть та неземная женщина, нимфа из трагедии Шекспира. Поэтому я и обратил на тебя внимание. А ещё эти курчавые волосы…
 - От природы, прошу заметить! - воскликнула Офелия.
 - Да мне тогда, честно говоря, было без разницы. Главное – что они были такими – необычными, как и твоё имя. И глаза – тоже… Надо же, как судьба иногда сама будто в зашифрованном виде рассказывает нам, кем мы должны на самом деле стать! Я мечтал о нимфе и получил нимфу, причём - настоящую, - Берси от души рассмеялся, от чего его голубые глаза заслезились и стали ещё ярче. Офелия сидела у него на коленях, положив ему на плечо свою кудрявую голову. Её карие глаза смотрели задумчиво, словно проглядывая кадр за кадром, страницу за страницей не слишком весёлое прошлое.
 - Ну, что загрустила? Опять вспомнилось то, что не должно вспоминаться? - несколько ворчливо проговорил Берси и, перестав смеяться, обнял её за худые плечи.
 - Как я не заметила, что ты был болен? Как я могла? И когда уже это стало известно от врачей… я не уделила тебе достаточно внимания, чтобы…
 - Так! Стоп! Всё, хватит. Я помню, как ты за мной ухаживала. Ты не спала ночей, этого мало? Когда я отказался от еды, ты сделала то же самое – этого мало? Наконец, когда ты, ослабевшая и уставшая, выпустила мою руку на прогулке, а я споткнулся и расшиб себе голову… И ты, обезумев от горя, несколько часов не выпускала меня, а вернее – моё остывающее тело из рук… Пока тебя не скрутили и не увели – этого мало? Я сказал: хватит, достаточно! Что было, то прошло, навсегда. И мы здесь, вместе, живы и здоровы. Нам дана особая сила, особое призвание. И слава Богу Светлому!
 Супруги замолчали и крепко обнялись.
 - Если бы я не наглоталась таблеток, а осталась там – на Земле, ты бы скучал по мне? - вдруг спросила Офелия.
 - Ты бы наглоталась… Такова судьба. Светлый Бог предвидел твой выбор, потому и мой Он одобрил, когда я сказал, что не хочу в райские кущи, а хочу быть лишь с тобой, - ответил Берси. Офелия вздохнула и покрепче прижалась к мужу. Неизвестно, сколько бы они так ещё просидели, если бы их внимание не привлекла резкая перемена погоды.
 - Что это? Здесь я такого ещё не видела, - прошептала Офелия, поднимая голову от плеча Берси и глядя на небо. Неизвестно откуда взялись белые перистые облачка. Их становилось всё больше и больше, они бежали с огромной скоростью, сменяясь более тёмными и густыми. И вот за несколько минут всё небо заволокла чёрная грозовая туча.
 - Сюда! Сюда! Мы не успеем долететь до дома! - услышала Офелия знакомый женский голос. Прямо перед крыльцом приземлилась пара амфотернов. Девушка – белый амфотерн с симпатичными завитыми рожками уговаривала своего молодого человека зайти в гости к ним – к Офелии и Берси.
 - Евлалия! - радостно крикнула Офелия, вскакивая с колен мужа.
 - Да-да… Давайте-ка, заходите в дом. Только с притолокой осторожнее, а то в прошлый раз Арнгейр её сломал, - своим особым, ворчливо-ласковым тоном произнёс Берси.

 Берси разливал в гостиной чай и тревожно расспрашивал Арнгейра о том, что произошло на ночном совете амфотернов.
 - Я слышал, слышал. Да, безобразие. Они… Арнгейр, я не хочу говорить этого при тебе…
 - Они подписали себе смертный приговор, - сказал Арнгейр то, что не хотел говорить Берси.
 - Теперь я стану внимательнее. Как бы они сначала не погубили тебя, - озабоченно произнёс Берси, и Арнгейр заметил, как загорелись глаза у его друга. Берси обладал глазами нимфы, по своей новой физической природе принадлежа именно этому племени. Когда он сильно сердился или беспокоился, его глаза начинали излучать пронзительный свет, и Берси предпочитал в такие моменты отвернуться от собеседника или опустить веки.
 - Я не дамся им, обещаю, - сказал Арнгейр.
 - Надеюсь. Но ты теперь гораздо уязвимее, чем был раньше. И те, кто на тебя охотятся, очень скоро это поймут, - задумчиво произнёс Берси. Глаза Арнгейра наполнились слезами и засверкали почти так же, как только что сверкали глаза его друга. Он мельком взглянул в сторону маленькой прихожей, где, не умолкая, щебетали женщины.
 - Но с другой стороны… Если мыслить логически, конечно… Не просто так Евлалия стала Асвейг, - сказал Берси, хитро поглядывая на своего друга.
 - Я тоже так думаю. Ничто не случайно. Неужели Светлый Бог допустил ей обратиться в амфотерна для того, чтобы она погибла! - голос Арнгейра дрогнул на последнем слове.
 - Не думаю, не думаю… - глядя куда-то внутрь самого себя, пробормотал Берси. Он подошёл к окну и посмотрел на тёмное небо.
 - Странно, - послышался из прихожей голос Офелии, - Небо в тучах, но ни намёка на дождь или грозу!
 Женщины, наконец, вошли в гостиную.
 - Смотрите-ка! Никогда в жизни не видел ничего подобного! - сказал Берси. Он отодвинул от окна штору и смотрел на небо. Его голос звучал спокойно, но Арнгейр почувствовал, что друг еле сдерживает скрытое волнение. Все бросились к окну.
 - Это… Это Светлый Бог! Но почему? Откуда? Прямо сейчас? - лихорадочно зашептала Офелия и опустилась на колени.
 - Спокойно, спокойно! Сейчас узнаем, - произнёс Берси, присаживаясь рядом с ней и обхватывая её за плечи. Арнгейр и Асвейг лишь молча переглянулись, а их длинные хвосты переплелись за спинами. Асвейг заплакала от страха, но совершенно неслышно. Слёзы катились из больших светлых глаз и падали на пол. Также неслышно Арнгейр обнял её и прижал её голову к своей груди. Четверо друзей с ужасом воззрились на тёмное небо.

 Тем временем тучи разорвало яркое белое сияние, образовывая гигантскую нишу, наполненную разноцветным светящимся туманом, а из тумана проступили черты прекрасного мифического животного. Это был ослепительно-белый Единорог с крыльями из лучей белого света и пронзительными глазами, из которых вырывались искры белого и золотого пламени. Казалось, Его взор мог убить – испепелить на месте. Единорог явился на востоке. Чуть поодаль – на севере тоже возникло сияние, и тучи также разорвались, образовав гигантскую нишу. Из этой ниши вырвались клубы сине-зелёного светящегося пара, и на их фоне показалось чудовище, которое трудно было назвать не только амфотерном, но и драконом. У него были длинные стальные крылья, вместо кожи или чешуи всё тело покрывала тёмно-серая броня, гребень из острых шипов украшал голову и шею, на всех четырёх мощных лапах виднелись длинные когти. И так же, как у крылатого Единорога, во внешнем облике стального монстра более всего поражали глаза: красные, словно наполненные кровью и пламенем пожаров преисподней.
 - Ты всё решил? - прохрипело чудовище, обращаясь к Единорогу.
 - Осталось лишь свершиться одному событию, и судьба этого мира решена, - ответил неожиданно мягко и спокойно гигантский Единорог.
 - И её возьмёшь?
 - И её. Достаточно она страдала в твоих диких жилищах.
 - Она - убийца, - равнодушно прогнусавило чудовище, но в его голосе прозвучало нечто, что вселило в сердца наблюдавших за зрелищем такую отчаянную безысходность, что женщины едва не потеряли сознание, а мужчины не удержались от стонов.
 - Тому многое простится, кто много любил, - спокойно ответил Единорог.
 - Мне всё равно, ты знаешь. Я делаю так, как считаю нужным, но действую исходя из принципа справедливости, а ты – иначе. Не моя печаль, - прохрипело чудовище.
 - Не твоя, и ни к чему тебе себя утруждать, - ответил Единорог.
 - Что бы ты без меня делал?! - усмехнулся железный монстр, и что-то жуткое и грязное промелькнуло в его ухмылке.
 - Много чего. Это тоже не твоя печаль, - не меняя спокойного тона, ответил Единорог своим приятным мягким голосом.
 - Это ты меня сделал тем, что я являю собой сейчас! - сдавленно прорычал железный монстр.
 - Неправда. Я с начала времён дал каждой живой душе право выбора. Ты выбрал первым – не быть со мной. За тобой пошли некоторые другие и идут по сей день. Но не все. Каждый выбирает для себя.
 Чудовище вновь злобно зарычало и вдруг, взревев, накинулось на Единорога. Из глаз того вырвались две золотых ослепительных молнии – словно две тонкие и длинные стрелы – и поразили железного монстра. Небо тут же вновь сплошь заволокло тучами, и всё исчезло.

 Берси поднял с пола Офелию – она была без сознания. Асвейг спасло то, что она в последние мгновения беседы двух Богов стала лихорадочно целовать Арнгейра, чем и его выручила в значительной степени. Он тоже стал впадать в непонятное дурное оцепенение.
 - Они ушли? Исчезли? - прошептала Офелия, когда, наконец, смогла открыть глаза.
 - Вот так огненная нимфа! - с укоризной произнёс Берси, глядя на жену. И всё-таки в его тоне было больше тревоги, чем укора.
 - Офелия, ведь это ты меня спасла! Ты такая сильная! - воскликнула Асвейг.
 - Вот видишь, Лали, и нимфы иногда слабеют при виде Богов, - улыбнулась ей Офелия.
Берси отвёл амфотернов в сторону от лежащей на диванчике жены и тихо сказал: «Всё просто. Офелия самоубийца, и в ней подспудно живёт страх оказаться во власти Тёмного Бога с согласия Светлого. Фактически сейчас это уже невозможно. Но душа сложна и многое хранит в своей памяти».
 - Что они хотели сказать друг другу, и почему мы их видели? - спросила Асвейг, обращаясь к Арнгейру и Берси одновременно.
 - Конечно, то, что мы всё это видели – замысел Светлого Бога. Что-то Он нам показывает. Даёт понять. Уверен, мы и поймём в скором времени, - задумчиво сказал Берси.
 - Он забирает нимф, решился на это. Прощает всех, включая ту озлобившуюся нимфу, которая была казнена по Его же воле и долгое время провела в преисподней, у Тёмного Бога, - сказал Арнгейр. Берси кивнул и пожал тонкую руку-лапу серебристо-голубого амфотерна.
 Тучи на небе стали рассеиваться, и проглянули лучи вечерней зари. Арнгейр и Асвейг покинули своих друзей и устремились домой.