Рошашана в Беэр-Шеве. Часть вторая

В Беэр-Шеве, как и во всех израильских городах, множество ночных кафе. Не понятно чем занимающиеся днем люди сидят там ночи напролет, коротают жизнь за бокалом пива, чашкой кофе, игрой в нарды или карты. Во многих заведениях приторговывают наркотиками, девочками и мальчиками, иногда даже газетами. И все же есть одно место в столице Негева, которое несколько выделяется на фоне общей заурядности. Эта кафешка расположена на территории спортивного комплекса университета. Собирается здесь народ разный, но все же, как правило, на что-то претендующий. Если и не на богемность, то хотя бы на раскованность.
В кафе есть два помещения. Первое – внутри здания. Здесь стоит пять-шесть столиков, которые не часто бывают заняты. Второе… Впрочем, вторая часть кафе помещением не является. Это некоторое весьма небольшое пространство, огороженное далеким подобием забора и устланное матрасами, между которыми стоят низкие столики.
Восточный стиль влечет потомков выходцев из Европы. Здесь можно встретить кого угодно: преуспевающего стоматолога, неудачливого студента, людей свободных профессий, например, лаборанта из находящейся неподалеку больницы «Сорока», торопящегося жить старшеклассника и страдающего комплексами несостоятельности учителя. Да и вообще, мало ли, кого можно встретить в этом уютном уголке! В кафе бывают даже посетители, которые читают учебники, реже заходят - но все-таки заходят! – те, кто эти учебники составляет. Еще реже можно по неаккуратности наступить на человека, который, лежа на матрасе, делает пометки в своем ноутбуке. Изредка происходят и вовсе исключительные события. Так однажды был зафиксирован случай, когда в кафе зашел некий бухгалтер. Он провел в заведении полтора часа за выправлением некоего отчета, но это ему не помогло, и на следующий день был выдан ордер на его арест. Кстати, с тех пор это заведение пользуется дурной славой в кругах близких к бухгалтерии. Но самое странное происшествие в истории кафе случилось 18 апреля 2003 года. Вы не поверите, но в этот день здесь видели человека, который писал шариковой ручкой на бумаге! Однако достоверность последнего события весьма сомнительна. Большинство же посетителей здесь, как и в других местах подобного рода, просто ведет неспешные разговоры ни о чем и обо всем.
Клиентов любого кафе можно разделить на две категории: случайные посетители и завсегдатаи. Наше заведение – не исключение. К первой группе относятся в основном владельцы абонементов спортцентра, которые заходят выпить стакан сока или чашечку кофе после пережитой физической нагрузки. Время этих людей ограничено рамками приличий, то есть временем работы спортцентра.
К вечеру же собирается иная публика. Завсегдатаев выделяет манера поведения. Если случайный посетитель падает на любой попавшийся свободным матрас, то человек, постоянно посещающий кафе отличается, в первую очередь, привязанностью к определенному месту, которое рассматривается им почти как частная собственность. Если «его» матрас оказывается занятым, завсегдатай чувствует себя, что называется, не в своей тарелке. Он не может сосредоточиться на том, ради чего пришел, он рассеян, раздражителен и капризен. Но как только облюбованное место освобождается, он перебирается за «свой» столик, и настроение резко улучшается: завсегдатай чувствует себя как хозяин после ухода давно надоевших гостей, все становится по-домашнему милым. Второй особенностью постоянных клиентов является то, что они знают друг друга в лицо. Чаще всего их знакомство тем и ограничивается, но это создает особую атмосферу большой компании, в которой все настолько деликатны, что не лезут друг к другу с дурацкими вопросами, на которые не принято отвечать.
Марлен была завсегдатаем. Она бывала в кафе часто, но не регулярно, не в определенные дни, а по мере необходимости. Необходимость же возникала, когда надо было провести собеседование с очередным кавалером. Нет, разумеется, Марлен была замужем, однако с самого начала она построила отношения с мужем таким образом, что замужество ее никак не сковывало, то есть не накладывало никаких специальных обязательств. Муж вначале любил ее до беспамятства. Потом же стало поздно: любовь ослабла, но возникли новые обстоятельства в лице сына, которого он, как человек честный, не мог позволить себе оставить один на один с матерью. Марлен же полагала, что все проблемы, которые возникают в связи с ее пониманием свободы, в конечном итоге - проблемы ее мужа. Хочет - пусть разводится, не хочет – пусть не разводится.
Несмотря на кажущуюся независимость женщина перманентно находилась в состоянии недоумения. Ее постоянно мучил вопрос, что делать со свободой, которую она для себя выстроила? В ходе поисков она меняла мужчин, пытаясь в связях найти ответ. И – не находила. Более того, она столкнулась с необъяснимым явлением. Ни один мужчина не хотел быть с ней сколько-нибудь продолжительное время! Да, вначале вроде бы, так ей казалось, все было нормально. Она позволяла мужчине делать, что ему заблагорассудится, выполняла все его пожелания, все его прихоти. Ей это было нетрудно, потому что никаких антипатий, как, впрочем, и пристрастий, к любым известным формам секса она не испытывала. В постели она действовала, как врач у одра больного: без страсти, но аккуратно, дозировано и точно. И вот, после того, как ее мужчины получали все запрашиваемые ими процедуры, подобно контрольному выстрелу в голову следовал вопрос: «Ну, ты получил, что хотел. Почему же ты недоволен?». Ни один ее партнер, застигнутый роковым вопросом в минуту блаженства после только что пережитого оргазма, не оказывался в состоянии вразумительно ответить на этот единственный вопрос, который она с неизбежностью смерти, извлекала из небытия, когда мужчина был расслаблен и находился в сладком заблуждении, что самое сложное в отношениях с Марлен уже позади. Женщина чрезвычайно гордилась этим фактом, хотя в глубине души, возможно, и мечтала встретить мужчину, способного найти достойный ответ.
В попытке найти объяснение, Марлен даже начала сомневаться. «А женщина ли я?» - спрашивала она себя, стоя перед зеркалом. Оттуда на нее смотрели большие карие глаза, которые двумя опалами украшали немного бледное лицо с широкими скулами и выразительными губами, окаймленное аккуратно выложенными волосами цвета слегка недозревшей пшеницы. Лоб - единственное, что в этом лице было мужского. «Высокий красивый лоб. Фигура - несомненно женская с хорошо прорисованной грудью, четко выделенной талией, узкими бедрами и длинными стройными ногами. Немного суховата, но это скорее можно отнести к достоинствам, чем к недостаткам. Нет, я не мужчина», - сделала вывод Марлен, но не успокоилась. «Откуда же внутри холод, который так пугает меня? Почему мне ничего не нужно? А если мне действительно ничего не нужно, то что я ищу в череде мужчин? Почему именно мужчин? Почему женщины для меня неинтересны? Неинтересны и скучны до зевоты. Что мною движет? Или кто? Ведь бывает же так, что я делаю, делаю что-то и вдруг, как будто во мне что-то прорывает, я все бросаю и лечу непонятно куда, непонятно зачем. Если я так холодна, то к чему эти порывы? Кстати… Или не кстати? Да все равно. Почему мои избранники, после разлуки со мной все как один болеют? Страдают о потерянном счастье? Просто совпадение? Неважно. Важно, почему мне приятны их болезни? Неужели я обыкновенная баба, которая жаждет мести за то, что ею овладели, попользовались и бросили? В конце концов, секс – дело обоюдное. И совсем не ясно, кто кем попользовался. Да и вообще, можно ли говорить о сексе, как о взаимной эксплуатации партнеров?» Вопросы, вопросы… У каждого из нас гораздо больше вопросов, чем ответов.
Но мужчины, иллюзия общения, семья – все это было для Марлен внешним. На самом же деле любое ее действие, каждый поступок имели единственную, неизменную цель – забыть о страхе, который гнездился внутри. Страх этот был сладок, как прелюдия зубной боли, он вызывал предчувствия странных открытий в себе, порождал недоумение, гнездившееся так глубоко, что женщина боялась обрекать свои подозрения в слова. Но страх Марлен не был чем-то абстрактным. У него существовало вполне определенное имя. И имя это было – неумолимая тяга, необоримое влечение к крови.
Да, ее властно и безудержно тянуло к крови. Не в том смысле, что ее влекло убийство. Нет, конечно. Кровь нравилась ей эстетически. Как человеку визуальному, ей нравились все оттенки крови. Ей не было равных в понимании оттенков цветовой гаммы жидкости жизни. Например, Марлен достаточно было одного взгляда, чтобы понять, взята ли кровь у мужчины или женщины, младенца или старика. Как так получается, сказать было затруднительно, да она и не хотела облекать свое уникальное чувственное знание в слова. Ей казалось, что если она хотя бы раз предпримет такую попытку, то навеки утратит дар, кстати, тщательно скрываемый ею от посторонних. Но не только цвет влек ее в крови, но и тепло и аромат. Она могла безошибочно, лишь вдохнув воздух, настоянный на аромате раны, определить и группу крови, и характер, и тяжесть заболевания человека. Ощущение крови было для нее столь важно, что Марлен чувствовала себя уютно только там, где могла находиться в чувственном контакте со свободной, не закованной в телесную броню массой жидкого носителя жизни. Цвет и аромат крови, вкушаемый через воздух, действовали на нее, как понюшка кокаина на наркомана. Не в силах противостоять своей тайной страсти она пошла работать в гематологический центр. И именно там, на своем рабочем месте, в окружении колбочек, пробирочек и реторточек, наполненных больной и здоровой, зараженной и контрольной кровью, она была счастлива, только здесь наступало успокоение, прекращалось нестерпимое жжение там, в самом нутре, где уже нет никаких жизненных органов, но таятся суть и сыть человеческая.
В тот вечер, о котором идет речь, Марлен сидела, точнее, возлегала в кафе с очередным поклонником. Разговор шел по привычному кругу.
- А с кем сейчас сын?
- С мужем.
- ?
- Это его проблемы.
- Н-да.
- А с первым мужем я рассталась.
- То есть нынешний – второй?
- Третий.
- Ну, дай Бог, не последний.
- Дай Бог. Так вот, моя жизнь – это только моя жизнь. Если кому-то, например, мужу, что-то не нравится, то это - его проблема. Хочет – может развестись, хочет – пусть живет. У меня характер покладистый, я на все согласна.
Сюжет развивался вполне прогнозируемо, и все было бы как обычно, но вдруг Марлен ощутила внутри толчок, сгусток энергии пошел внутри нее вихрем, в долю секунды подняв ее на ноги. Беспрекословно повинуясь невесть откуда пришедшему порыву, удивляясь своей покорности, она подобрала со столика зажигалку и сигареты /Уважаемые производители сигарет! И здесь могла быть указана марка сигарет, выпускаемых вашей фирмой!/. Еще больше удивило Марлен, что, то ли исходя из инстинкта воспитанности, то ли еще по какой неведомой ей причине, она не просто выбежала из кафе, но все же сочла возможным бросить недоумевающему мужчине на ходу: «Все, хочу домой», и влекомая неведомой силой, она прошествовала вглубь города навстречу неизвестному, хотя стороннему наблюдателю могло показаться, что она стремглав мчится навстречу  судьбе, столь точны и целенаправленны были все ее движения. Впрочем, так оно и было. Марлен отчетливо понимала, что тот момент, ради которого она явилась на свет, неумолимо приближается.