Рыбная ловля у китайской границы

(Рассказ Бори Ткачёва, не вошедший в книгу «По ту сторону Земного шара…», с которой можно ознакомиться на сайте в Интернете http://antarktika.lv))
    
      Выехали мы в тот памятный год на моторках из Турьего Рога. Собралось нас пять человек. Вышли спозаранку на середину плёса, моторы заглушили, снасти закинули, стали ждать клёва. Но рыба по утру не шла. Уже и солнце взошло, а поплавки, как в воду вросли.
      Часам эдак к десяти решили к берегу подрулить, вышли на сушу, костерок развели, снедь домашнюю разложили, а удочки на всякий случай поставили в дежурный режим – закинули и воткнули в отмель у берега. Авось, какая-нибудь сознательная рыба да клюнет.
     Среди нас дедок был. Убеждал нас, что из немцев произошёл. Но обрусел до крайности. Так он свою удочку дальше всех закинул, а удилище воткнул в берег особняком, да ещё к щиколотке длинным шнурком привязал, чтобы паче чаяния какая ядрёная рыба не утащила его снасти в воду. А сам к костерку пристроился. Ну, мы, как полагается, стали подтрунивать: мол, на крупняка поставил, дед, не иначе акулу словить задумал и тому подобное. Да, как оказалось потом, смех-то наш преждевременным был.
     Разлили мы по стаканам «чемергесу» (так в тех краях дальних самогонку почему-то называли). Я стакан деду протянул, закуску обильную красиво так разложили, и только я сказал: «Давайте за то, чтобы клюнуло...», как дед наш стал медленно сползать к берегу. Так вот с поднятым стаканом и совершенно отрешённым взглядом поехал он молча по направлению к озеру Ханко, где должна была находиться его удочка, на акулу поставленная. «Неужто мой тост так сразу и сработал?» – подумал я тогда.
     Мы сидели в полном оцепенении, ещё толком не понимая, что происходит. Это знаете, как бывает?  Кот задел на полке банку с вареньем, и все смотрят на эту банку и думают: упадёт или не упадёт? А банка меж тем кренится и задевает соседнюю банку, и есть ещё время быстро подбежать и остановить процесс, но нет – все, словно в гипнозе, смотрят, как начинают валиться одна за другой эти банки, как они летят с полок и бьются об пол... Вот, и с дедом примерно то же получилось, пока он не доехал до самой воды. А мы  сидели в шоке, что называется, и не соображали до конца, почему это происходит, хотя и могли ещё успеть придержать деда от сползания.
     Потом было ещё чуднее. Доехал он, значит, благополучно до воды, поднял высоко так руку со стаканом «чемергеса» и крикнул нам с пафосом: «Гутен морген!» Стакан залпом осушил и сразу его, будто скутером забуксировали: как поволокло его по озеру!
     Мы к этому времени уже очухались и видим такую картину: дед поначалу вроде как на водных лыжах поехал, потом резко так занырнул и только через минуту вынырнул, но уже на середине плёса. И крик оттуда послышался, мол, помогите или что-то в этом роде. Но орал страшно, аж мурашки по телу пошли. Мы даже переглянулись: может, нечистая водит?
     Однако ж кинулись сразу по своим катерам, запустили моторы и – за дедом. Он же тем временем выделывал полнейший кордебалет. Феерия какая-то фантастическая, праздник на воде, да и только: то из воды чуть не по пояс выпрыгнет, как дельфин дрессированный, то опять в воду и, как на соревнованиях по подводному ориентированию, нет его долго-долго, а тут вдруг, на тебе, снова появляется, но совсем в неожиданном месте. Рукой нам просемафорит что-то и опять под воду. Но стакана в руке уже не было, видно, выронил по дороге. А про себя я подумал: «Да, таких заплывов дед долго не выдержит, надо выручать». А как его выручать, если он по всему плёсу мечется по совершенно непонятному маршруту?
     Через некоторое время вынесло деда на озёрный фарватер, а там уже и до китайской границы рукой подать. Местные погранцы, чего доброго, могут за диверсанта-перебежчика принять. А это только лишние неприятности. К тому же, как назло, он ещё язык предков вспомнил и при каждом выныривании что-то по-немецки орал благим матом, типа: «Доннер-вэтэр, бляха-муха, ахтунг-ахтунг ордунг зейн...»
     На фарватере так он вообще стал кренделя немыслимые выписывать: и боком по воде пройдётся с резким таким заныром, и пробкой из воды, как пингвин антарктический, а то задницей проглиссирует по поверхности быстро и остановится, по шею погрузится и опять, и так несколько раз. В общем, выкаблучивался, как мог по его годам. Занятный дедок оказался. И, главное дело, трудно было его зацепить, деда нашего. Уж больно быстро и непредсказуемо он перемещался.
      К нам уже и добровольцы подключились с местного рыбколхоза, рыбаки. Озеро знали вдоль и поперёк. Тогда они предложили такой план: не гоняться всем, как на гонках в куче, а рассредоточиться. План себя оправдал. При очередном выныривании дед оказался рядом  с лодкой одного добровольца, и тот его багром быстренько и зацепил.
     Однако ж, на этом всё не кончилось. Мотор у того добровольца оказался заглушен, и в итоге дед вовлёк в свои «игры» и лодку. Лодка сначала медленно, а потом всё быстрее стала перемещаться по фарватеру. Но главное, что доброволец не давал деду больше заныривать, и практически дедок наш был наполовину спасён. Доброволец мёртвой хваткой держал нашего гастролёра за руку, но деда всё равно упорно тянули за тот шнурок, который он привязал тогда к ноге.
     Стали мы его эскортировать. Да на беду направление взял он прямо к китайской границе. А мы и сделать ничего не можем. Дедок же наш притих, задумчиво эдак глядел в небо и ни на что не реагировал. Не кричал больше ни по-немецки, ни по-русски. Сник как-то. Сил, видать, много потратил. Смирился, вроде, со своей участью.
    Видим мы, что ситуация не меняется. Подрулили мы тогда быстренько на своих лодках-казанках, стали отвязывать деда от добычи. Ещё неизвестно, что за зверь там. От греха подальше, как говорится. Перегнулся я через борт, и только шнурок под водой нащупал, дед как встрепенётся, как вдруг заорёт, чуть не захлебнулся: вода изо рта фонтаном.
   – Не смей, – говорит, – отвязывать, это я его поймал...
   – Кого его? – спрашиваем.
   – Сома, – говорит, – это мой сом, я его и  порешу.
А сам еле дышит. Откуда он знал, что сом там? – Одному Богу известно.
     Тогда один из нашей пятёрки сгонял на берег и прибуксировал здоровый такой чурбак от старой пихты, центнера на два, не меньше.
   – Привязывай к нему, – командует нам.
Так и сделали. Деда нашего освободили, втащили в лодку и – на берег, отхаживать. А сома дедова к чурбаку привязали.
     До вечера пасли мы тот чурбак, ждали, когда у сома силы иссякнут, чтобы можно было спокойно его тащить. Больше всего, конечно, боялись, что за границу удерёт, сому-то визы не надо. А тогда, пиши  пропало.
     Перед закатом, когда чурбак малость успокоился, мы сцепились тремя моторками и чурбак этот отбуксировали к берегу. А там уже и костёр нам запалили: мол, посадка здесь, чтоб мы не промахнулись, так как смеркаться стало. С надрывом к берегу шли, тяжело. «Вихри» наши тридцатипятисильные на предельном усилии работали. Не хотел, видать, сом в ту сторону, упирался. За день, бедолага, подустал, конечно, но силу ещё имел немалую.
     Надо сказать, мужики у нас смекалистые подобрались и, когда мы этот чурбак к месту вывели, его сразу же тросами ещё в воде подцепили. А на берегу мотоцикл с коляской стоял, что говорится «под парами»: мотоциклист с будёновскими усами и в шлеме танкиста часто так газовал – вот-вот с места сорвётся. Тросы к мотоциклу, конечно, заранее уже заведены были. И вот, как только рукой отмашку дали, – чурбак привязан, значит, – и гаркнули хором: «Давай!», так тут же «будёновец» и отжал сцепление, и газу – что есть мочи, аж усы кольцом завернулись. А мотоцикл ни с места. Буксует, ядрёна-корень. И даже стал назад маленько подаваться, к воде. У мотоциклиста шлем – на бок, привстал, как на стременах, на чурбак через плечо одним глазом уставился, очумел парень. А парню – тоже лет под шестьдесят.
     Тогда сделали так: мотоцикл быстренько к дереву другим тросом примотали, ведущее колесо приподняли от земли, а трос от чурбака – на него, как на лебёдку: шлаг в тугую накинули и на первой передаче стали помалу наматывать. Мотоциклист всё  ходил по кругу и причитал:
   – Старики, прошу, как только чурбак к колесу подойдёт, глуши двигун, а то все спицы мне переломаете.
     Но мотоцикл далеко стоял, и до чурбака не дошло. Пошёл чёрт этот... Из воды стало выползать невесть что. Думали сначала, подводную лодку зацепили. Ан нет – видим, из воды усы показались. Точь-в-точь, как у нашего «будёновца», если их намочить. Прав оказался дед. Как в воду глядел: стопроцентный сом оказался и совершенно жутких размеров, я вам доложу. Я таких ни прежде, ни позже не видывал. Голова, как у годовалого телёнка. Губы – резиновые  шланги для брандспойтов. Глаза, правда, печальные... На суше такие монстры быстро  слабнут и гибнут. Да и в годах была рыба. Так что мы её без всякого риска поделили. Двуручной пилой пилили громадину. Деду общим голосованием присудили треть туши. Когда сома разрезали, дед молчалив был и только вполголоса повторял время от времени: «Bljaha-muha, Donner-Wetter.»       
     Когда его долю в коляску погрузили, мотоцикл так перекособочило, что он еле выволокся на дорогу. Деда усадили за мотоциклистом на заднем сиденье и к туше привалили, чтоб не свалился. Он с блуждающим взором поехал, переваливаясь на колдобинах, и делал нам ручкой. Мы ему перед этим на посошок стакан «чемергеса» налили, чтобы стресс снять.
     И, главное дело, когда рассказываю про всё про это, многие не верят. Да и мне сейчас кажется многое странным. Однако ж было. Никуда не денешься. Мы после того случая с дедом сильно скорешились. Бывалый человек оказался. Но, правда, сом такой ему только раз попался. Здесь кривить душой нечего.
     Дед потом уже, спустя долгий срок, рассказывал мне, что когда они выехали из леса на шоссе, мотоцикл заклинило, на коляске амортизаторы полопались, ось согнуло и заднюю подвеску вывернуло. Короче, мотоцикл хвалёный, известный всем «Днепр», дефицит из дефицитов, хоть в утиль сдавай. «Не выдержал сомца моего, – с удовольствием повторял дед, – не сдюжил... Скрутило мотоцикл весь и сплющило местами».
     Когда мотоцикл заглох и скочевряжился, мотоциклист в сердцах сорвал с головы свой танковый шлем, бросил обо асфальт и стал топтать его, приговаривая: «На хрена мне сдался этот сом?! Ну, на хрена он мне сдался, спрашивается?!» Подобрала их попутка-самосвал. Загрузились они со своим скарбом в кузов, и там дед нашему мотоциклисту вручил свою долю сома.
     – За хлопоты, – скромно произнёс дед.
Мотоциклист же, в свою очередь, размяк и  в знак благодарности отдал деду свой сломанный мотоцикл.
     – Авось, починишь, – сказал он смущённо.
Так они и расстались.
     Когда дед приволок подаренную ему мотоциклетку домой, уж ночь стояла на дворе. Жинка набросилась на него с укорами и всякими нехорошими приговорами так, что деду до утра спать не давала. А на утро привёл дед соседа – механика-дизелиста – на сломанную технику посмотреть. Выпили они для начала, посидели. Потом сосед подошёл к подаренному мотоциклу, руки в карманы заложил, час стоял, смотрел на него, покачиваясь, и дал заключение: «Ремонту не подлежит! Продавай по частям. Толку больше будет».
     Так дед и сделал. И очень выгодно всё распродал. А на вырученные деньги купил себе старенький «Москвичок». Иногда приезжал на нём в гости ко мне во Владик. Там от Турьего Рога всего-то 200 вёрст с небольшим. Всё говорил, что если бы не сом, то и «Москвича» этого у него никогда бы не было.
   – А так глядишь, на старости-то и на колёсах.
   – Тогда поехали в гастроном, – шутил я.
А он мне:
   – Поехали, nicht Problem. Alles wird in besten Ordung sein.
     Вот такой вот дедок интересный был. А сом его жестковат оказался, так как годов ему, видать, много было. Возможно, и более, чем самому дедку.


Рецензии