Внеклассное чтение

- А Девендра Бенхарт – это круто?

- Нет, Девендра – это клёво. Круто – это «Кокорози».

Светка Набережная, девочка из восьмого «е» класса соседней школы, в которой Алексей иногда по дружбе замещал учителя литературы, длинная юная костлявая коза в плотной колоколообразной красной юбке чуть ниже колен, ярко-синих мохнатых носках и белой блузке растрепанными швами наружу, ковырялась в его коллекции дисков, попутно рассказывая о том, чего ему, диплодоковой жопе юрского периода, знать не полагалось.

- А что круче – когда клёво, или когда круто?

Светка засмеялась неожиданно низким смехом, широко раскрыв рот с тонкими нежными розовыми губами и тряхнув умной рыжеволосой головкой на тонкой шее.

- Нет. - Отвечая, она улыбалась ему той улыбкой, которую дарят неожиданно приобретенным друзьям и единомышленникам, улыбкой, говорящей: «Ты один из тех немногих людей, чьё дыхание мне приятно ощущать на своей коже», - Ты не понял. «Клёво» и «круто» - это, как ты говоришь, разные категории. Их нельзя сравнивать.

- А если всё-таки сравнить? – Алексей донимал Светку вопросами, потому что ему нравилось, как говорит эта девочка. Ему нравились и ход её мыслей, и диковатый понятийный аппарат, и тоненький голосок, и быстрые глаза, которые будто бы пытались не упустить ни малейшего движения любой части тела или черты лица собеседника, потому что это движение могло оказаться реакцией на её слова, на неё саму или вообще на мир, в котором она живет.

- Да нет. Ну нельзя сравнивать. Нельзя же сравнивать мясо и рыбу, например.

- Отчего же нельзя? Мясо лучше.

- А почему ты тогда ешь рыбу?

- Потому что рыбу я тоже люблю. Вот представь: у какого-нибудь восточного богатея три жены. Одна сказочно красива, умна, молода, он в ней души не чает и плюс объективно понимает, что по большинству, так сказать, показателей она лучше двух других жен. Вся челядь так её и называет – любимая жена господина. Другая жена уже не молода, красота её увяла, но она мать троих его детей, в её морщинах угадывается ещё то, что так прельщало его сколько-то лет назад, плюс они немало пережили вместе. Поэтому он тоже её любит. Наконец, третья жена – просто глупая дурнушка, дочка уважаемого человека. Она объективно хуже обеих первых, но она не зла, послушна, и её ****а всегда рада ему. Она дает ему разнообразие, и потому её он тоже, можно сказать, любит. Поняла?

По лицу Светки уже в середине его сентенции было понятно, что слова ответа готовы и рвутся наружу. С каждым его словом, уголки её глаз становились озорнее, а в комнате будто накапливалось тепло. Но на слове «****а» Светка едва заметно вздрогнула, и её глаза, став немедленно серьёзными, с новой силой пустились щекотать взглядом лицо Алексея. Едва он закончил, она, не отвечая на его вопрос, сказала как бы «в зал»:

- Ты так легко употребляешь матерные слова…

Алексей усмехнулся:

- Света, поверь мне, в этом нет ничего сложного.

- Даже при женщинах?

- При женщинах? А, ну да… Женщины тоже люди.

- И всё-таки ты не прав, - контрастно громко, видимо, чтобы акцентировать, отделить возражение от предыдущих реплик, начала Светка. – Вернее, прав, но сам не понимаешь, в чём. Потому что то, что ты рассказал, как раз и подтверждает, что «круто» и «клёво», «мясо» и «рыба», «старшая жена» и «любимая жена» - это такие разные вещи и понятия, что их нельзя сравнивать. Ты подтверждаешь не свои слова, а мои.

Алексей, не стесняясь, любовался ею. Эта одетая в цвета унылого российского флага пигалица была не по годам умна («По крайней мере, для нынешних времен и замков», - подумал он), и её хрупкая эфебская красота была отмечена знаком драгоценного металла высочайшей пробы – умными живыми глазами и усмешкой, одновременно и наивно-доброй, и беспощадно ироничной. Она напоминала ему героинь, подаренных миру японской анимацией, хрупких школьниц, которые то плачут в подушку от неразделенной любви к фотографии мальчика из бойз-бэнда, то срезают одновременно острым мечом и не менее острым языком напыщенно-самодовольных представителей вселенского зла, часто таких же, к слову, прекрасных и хрупких.

Её глаза были оформлены пугающими впадинами болезненно красных косметических теней. Алексей не стал ни спорить со Светкой, ни упражняться в софистике ради софистики. Просто забыл, засмотрелся.

- Алё, гараж! – Светка вывела его из лёгкого оцепенения грубой фразой. – Ты чего?

- Света, а почему у тебя тени – красные? Так сейчас модно?

Девочка фыркнула и покачала головой.

- Ты и правда дино из волшебной страны! Не бывает сейчас моды на конкретный цвет или фасон. Ну, если ты, конечно, не дурочка из униформированной субкультуры, вроде всяких эмо. Есть мода на свободу самовыражения, и есть тенденции… А! – Она махнула рукой. – Чего тебе объяснять…

Она опять отвернулась к шкафчику с дисками.

- Ну а тени всё-таки почему красные? – не унимался Алексей.

Светка не отвечала дольше минуты. Нашла какой-то заинтересовавший её диск, взяла с полки, повернулась резко, но увидев выжидательный взгляд Алексея, остановила уже почти сорвавшийся с губ вопрос и опять фыркнула.

- Ну что? Ну красные… Если бы их не было, было бы видно, что красные круги вокруг глаз… а так тоже круги, но все видят, что это грим. Заодно круто.

- Или клёво?

- И клёво, не привязывайся…

- А что у тебя с глазами-то?

Светка завела руки за спину и, сжав губы, покрутилась туда-сюда в четверть оборота вокруг своей оси. «Спектакль, конечно. Хочет рассказать, но надо соблюсти формальности – постесняться, понервничать, подумать…» Алексей ждал.

Светка начала опять отворачиваться к шкафу, но опять резко повернулась.

- Реву много, - выпалила она, опустила на секунду голову, но сразу же приподняла и взглянула на Алексея исподлобья, будто подглядывая.

- Ага. – Он потер руками лицо, уставшее изображать маску «Мудрый учитель беседует с лучшей ученицей». – Я теперь должен спросить, почему ты ревёшь?

- Ага, ага, - закивала. – А я не отвечу. И ты будешь знать, что у меня есть секрет, начнешь много обо мне думать и ревновать.

Она сделал два шага в его сторону.

- Так, стоп-стоп-стоп. Нафиг-нафиг. Диски выбрала? Выбирай – и до свидания. До встречи на уроке литературы. Не надо мне тут устраивать…

Ревность однако ощутил моментально. К какому-то неизвестному мальчику. «И хорошо если к мальчику, а то…» - Мысли рисовали ему Светку в гостях у, условно говоря, «географа». «И что? – спрашивал он сам себя. – И что, что в гостях? Тебе-то что? Лёша, не увлекайся».

- А я могла бы быть любимой женой?

- Что-о? Так, девочка, мне не нравятся эти провокации. Давай, выметайся.

Алексей встал с дивана и собрался подтолкнуть Светку к выходу. Та игриво вывернулась и отскочила вглубь комнаты.

- Подожди-подожди!

- Никаких «подожди»! Мне, знаешь ли, хорошо на свободе, и я не хочу, чтобы мне пришили сексуальные отношения с ученицей…

Светкино лицо так и лучилось озорством:

- Ого! Сексуальными! Вон вы куда метите, господин учитель!

Алексей злился.

- Слушай, деточка, иди в пень. Я сказал это, но я сказал это с твоей подачи. Я, понятное дело, не железный, а ты красивая и вполне сформировавшаяся (я не имею в виду мозги) девушка. Но в пень, в пень. Не люблю опасных экспериментов, до свидания. Можешь позвонить, когда обдумаешь своё поведение и сделаешь выводы.

Но Светка явно не собиралась сдаваться.

- Ой-ой, какой мы серьёзный учитель… А ваще-то я с тобой хотела на эту тему именно как с учителем поговорить…

Алексей уже всерьез нервничал. Конечно, эта мелкая антилопа ему нравилась, но одно дело любоваться и рассуждать о музыке и терминах «крутости», а совсем другое – елозить в санях из слов по опасной грани почти в обнимку с, мягко говоря, несовершеннолетней девочкой. Нет, конечно, он себе ничего не позволит, но не дай бог дойдет хотя бы до объятий… мало ли – сядет рядом и приткнется… или, страшно представить, вдруг сиськи перед ним обнажит… Он вспомнил, как много значения придавала маленькая эпизодическая героиня джойсовского «Улисса» акту эксгибиционизма… Глава «Навсикая», кажется? По логике вроде да. Может же она выкинуть что-то такое в одностороннем, так сказать, порядке, после чего я, согласно древней поговорке, грубо говоря, обязан буду на ней жениться? В её, конечно, понимании, но этого и достаточно: начнет неадекватно вести себя с ним в школе, пойдут слухи… Нет-нет-нет, нахуй-нахуй…

- О чём поговорить? – неожиданно для себя спросил Алексей вместо того, чтобы взять Светку за шкирку и вывести в коридор.

- Да вот же – о педофилии…

«Эй-эй, не слишком ли умное слово для маленькой девочки?» - некстати вспомнил он фразу из анекдота…

- Ты ведь, раз литературу у нас замещаешь, наверное, изучал её, да?

«Чёрт, куда она клонит?»

- Ну, изучал, и?

- Вот смотри, я читала Улицкую…

- Кого?

- Улицкую.

- Это где бутявки и колокоши всякие наследуют глокой куздре?

- Чего-о? – Светка явно не поняла ни слова. – Кто кому что делает?

- А, забей. Я, наверное, фамилии перепутал… Так и что?

- Так и вот. Там, у Улицкой, в книжке тринадцатилетняя девочка занимается… это… трахается с сорокалетним художником…

«Блин, - подумал Алексей, - что они читают… Хотя… себя в этом возрасте вспомни…»

- Что, прям, вот, в подробностях? – уточнил он вслух.

- Не-ет! – Светка отчего-то рассмеялась. – Ну, просто там тетка рассказывает, что её племянница… это… с сорокалетним… Не, ну что? Это же не я написала!

- Хорошо, - Алексей начал успокаиваться: соблазнять его, похоже, Светка не собиралась; «Это хорошо, но чего она, чёрт побери…» - А от меня ты чего хочешь?

- Подожди. – Школьница уселась в кресло и закинула ногу на ногу. – Ещё я читала Пепперштейна…

- Кого??? – Алексей как раз собирался сесть обратно на диван, но, кажется, забыл, куда и зачем направлялся.

- Пепперштейна. Это такой…

- Да знаю я, кто это такой! Где ты-то его взяла?

- В смысле – где взяла? Ну, в инете его рассказы есть. И книжки в магази…

- Света, ёлки зелёные! Ты ходишь в книжные магазины?

Она изобразила лицом удивление.

- А это нельзя?

- Да нет, можно, конечно… Просто, ну… ну, странно это для твоего воз… для вашего поколе…

- Ага, конечно. Только вам можно было книжки читать, а мы, значит, должны…

- Света, извини, ради бога… Стереотипы… Так что там с Пепперштейном?

- Ну, мне, на самом деле, стало интересно, почему свастика на обложке, ну и мальчик с девочкой нарисованные понравились… Так вот, там у него подростки друг с другом… и это… одна девочка со стариком…

- Я знаю, - перебил Алексей, - я читал. И рассказы, которые в инете, тоже.

Светка посмотрела на него с любопытством, будто пробуя – как это – смотреть на учителя, про которого знаешь, что он тоже читал рассказы про твоих сверстников, ходящих в школу голыми, и ебущихся с учителями на лабораторных по химии. Общее знание такого рода должно было вносить что-то новое в качество его облика и её взгляда. Светка присматривалась…

- Ещё я недавно посмотрела «Лолиту», - продолжала она, - а потом прочитала… И вот я подумала, а почему во всей современной литературе…

- Аналитик, ёпт! – Алексей не выдержал и перебил. – Тоже мне – вся современная литература. Три книжки! Да и «Лолита» - это не современная литература, а доисторическое говно, простите мой клатчский.

- Ого! Это говорит учитель литературы?

- Если хочешь, то да, учитель литературы.

- Ну ладно, это ещё не всё…

Светка явно подготовилась к разговору серьёзно. «Эх, - подумал Алексей, - Жаль, не я им годовые выставлять буду… По литературе у неё пятерка… даже десятка».

- Не хочешь Набокова – я недавно читала Пелевина. У него там немец, фашист, приезжает в отпуск и это… трахается… трахается со школьницей…

- Опа. Где это у Пелевина? Не видел.

Светка опять засмеялась.

- Заинтересовался, да? Что – сказать тебе, как ты нам в похожих случаях говоришь? Читайте подряд – и найдёте?

- Да ладно… я просто, наверное, пропустил…

- Да как такое можно пропустить?! Это в про вампиров которая!

- Ну не знаю… пропустил… а там точно это есть? Ты не выдумываешь?

- Лё... Чёрт! Алексей! Нет! Я своими глазами читала! Нельзя же так невнимательно с книжками!

- Хорошо. – Он в самом деле не помнил у Пелевина ничего такого, но он и в самом деле читал последнее произведение Виктора Олеговича не самым внимательным образом. – Но всё равно – три книги – не аргумент.

«В пользу чего не аргумент?» - спросил он сам себя мысленно.

Светка не унималась:

- Три. Если всё-таки считать с Набоковым, то четыре… А Маркес ведь не старьё? Он ведь живой ещё?

- Погоди-погоди… Ты что – и Маркеса читала?

Светка так и лучилась осознанием собственной крутости. Ну, или клёвости, поди разбери…

- Я только про патриарха, про осень. Там генерал ловил девочек, которые мимо его окна в школу бежали, и… ну, в общем, трахал их. Ему, правда, потом девочек на проституток заменили… А когда я Ленке рассказала, она мне сказала, что ещё у него «Сто лет одиночества», так там один мужчина завел себе бассейн с пацанами, с подростками, и они с ним… ну, я точно не знаю, что… но тоже что-то с сексом…

- Какая Ленка? – Алексея беспокоил затянувшийся разговор о сексе с несовершеннолетними в произведениях известных писателей. – Он не очень представлял, во что это всё выльется. А ещё ему не нравилось, что девчонка, похоже, в самом деле заметила тенденцию, которая прошла совершенно мимо него. Он ревновал к этой пигалице литературу.

- Да никакая Ленка! Какая разница? Я тебе не про Ленку! Слушай дальше. Есть такой Алексей Иванов…

- «Географ глобус пропил»,- продолжил за неё Алексей. – Знаю, да.

- Читал? Ты читал?! – Светка аж выпрыгнула из кресла. – Правда, офигенно, да?!

- Угу, - мрачнея, подтвердил Алексей, - Твоя мама, надеюсь, не завуч школы?

- Не-ет… - протянула Светка, - нет, а что…

- Ничего! – Его слова прозвучали несколько слишком резко. «Чёрт, переиграл…» - Ни-че-го. Просто ассоциация.

Она уставилась на него, не отводя глаз.

- Понятная ассоциация. – сказала она с особым ударением на слове «понятная».

- Чёрт! Откуда ты такая умная?!

- Ты знаешь это место. – На этот раз нажим пришелся на слова «это место».

- Светка, слушай, прекрати… - Алексей был откровенно вымотан этим разговором, - Поиграли и хватит…

- Ну почему? Я ведь ничего ещё не сказала…

- Да ради бога… Я сам за тебя могу продолжить. «Улисс» Джеймса Джойса: девочка, как бы невзначай, демонстрирует молодому джентльмену своё бельё, тот, видя это, мастурбирует под плащом... Жан Жене… там вообще… «Выигрыши» Кортасара: матрос насилует молодого пацана. Берроуз… ну, с ним всё ясно… Коупленд, «Элеанор Ригби»: подростки ебутся на крыше где-то в Европе… Из наших… у безобидного Дивова «Выбраковка» начинается с того, что милиционер застрелил мужика, который несовершеннолетнюю девочку изнасиловал… Сорокин… э-ээ… ну… ладно, бог с ним, с Сорокиным…

Он посмотрел на Светку. Та сидела, открыв рот. Он замолчал.

- Лёш… Лёшечка… Я и это… ого… столько… а можешь мне названия записать?

- Да брось, - улыбнулся Алексей. – Читай всё подряд. Найдёшь. Это легко. Не одно, так другое. Можешь, кстати, современной литературой не ограничиваться. «Город в степи» Серафимовича – ранняя советская литература. Там не только эфебофилия, но и инцест. В общем, «там будет бал, там – детский праздник…» Кстати, это… В «Почтамте» у Буковски старенький дедушка-почтальон огреб проблем из-за того, что подарил маленькому ребенку конфетку. Дедулю немедленно заподозрили в педофилии. Это ****ец, это цивилизация, которая неспособна интерпретировать любой жест в сторону ребенка иначе как стремление этого ребенка выебать, пардон май клатч. А значит – это цивилизация педофилов. Потому у неё и литература такая. Другой и быть не может... Э-э… Надеюсь, Баяна Ширянова ты не читала?

- Странное имя. Нет, а там что – тоже?

- Тоже… - Алексей сидел на диване и удивлялся. – Девчонка умело вбросила в разговор неожиданную мысль, и он навскидку вспомнил стразу столько… Неужели она права? Можно ли считать эту выборку представительной?..

- Лёша, я что спросить-то хотела… Скажи, по-твоему, все эти писатели в самом деле хотят это… ну, с детьми?

- Угу. Особенно Улицкая. Слушать откровения тринадцатилетней племянницы. Или Буковски – подарить конфетку и влипнуть.

- Но тогда почему? Я, знаешь, и в кино стала замечать… Вот, есть такое – «Вечное сияние чистого разума». Там герой превращается в ребенка, а героиня остается взрослой и показывает ему… ну… трусы и там, в общем… «Возврат» - там маленький мальчик смотрит на голую студентку… Ну, он там так на неё смотрит… В «Дьяволах» мальчик свою старшую сестру, дурочку… ну, трахает… А «Кен Парк» - там вообще… там всё показывают… Зачем так много… ну, в Америке за фотки голых детей сажают, в Европе, говорят, тоже. Скоро у нас начнут сажать, а литература и кино…

- …ебут детей. – Завершил за неё предложение Алексей. – Да, всё, похоже, так. Но это… это всё, в общем, частично объяснил тот же Набоков. У каждого есть какие-то подростковые и детские сексуальные воспоминания. Как правило – о несбывшемся. Потому что в 10-13 лет мало кто занимается сексом. И это правильно. Но в голове уже бурлит на эту тему, какие-то смутные желания, какие-то… вот тебе в коллекцию из Гумилева:

Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Всё ж мучится таинственным желаньем…

Потом люди вырастают, удовлетворяют свои желания, но не то, давнее. То, таинственное, остается неудовлетворенным, превращаясь в странное смутное воспоминание. И это не взрослые писатели и режиссеры хотят выебать маленьких детей, это дети в них вспоминают то своё детское, непонятное…

- Алексей, подожди… - Пока Алексей трепался, Светка покинула кресло и теперь – этого он и боялся – сидела рядом с ним на диване. – Подожди. Это ведь только один случай. Я не думаю, что «Кен Парк» - это о детском несбывшемся. Там всё очень по-настоящему. И там не только подростки сами, там и… ну… ну, я думаю, может, некоторые писатели наоборот – предостерегают, дают понять, что так не надо?

- Ну, может быть… Не знаю… А вообще, конечно, большинство, думаю, просто понимают, что тема, грубо говоря, масляная. На неё налетят. А ведь цель современного писателя – продаться. И его, по-хорошему, не интересует, почему тема секса с несовершеннолетними так популярна. Он просто знает, что она популярна, и старается снять с неё сливки. Только один подает всё это под соусом предостережения, морализаторства, другой – как чистую эротику, третий – как рудимент детскости, четвертый вообще не заморачивается и делает всё на интуиции, пятый, понимая, что пипл хавает, чередует разные соусы, чтобы пиплу не приелось и он ничего не заподозрил. На самом деле, вот, наш с тобой сегодняшний разговор если опубликовать – тоже получится довольно популярный рассказ. Люди любят эту тему. И это ничего, что одни будут хвалить, а другие ругать – те, которые ругать, их ведь на самом деле та же тема привлекла. Какая коммерческому писателю разница, с какими мотивами… Ты посмотри, вон, в новостные ленты, банеры: «Педофил изнасиловал мальчика табуреткой», «Отчим заставлял приемную дочь ходить по дому голой даже зимой», «Пожилая работодательница принуждала работника-подростка к сексу»… Ни одного подобного дела не пропускают, всё вывешивают, хоть строчкой. Даже если там ничего в общем не было, одни подозрения, в заголовок будут вынесены именно эти самые подозрения…

- Лё-оша… а Лёша? – Светка уже сидела к нему вплотную и положила ладошку к нему на колено.

- Ну что? – «Вот это «ну», - думал он, - вот это «ну что» - это уже опасно… эта интонация… это значит, я сейчас сдамся… Господи, вот не было печали… Хорошо ещё, что я у них постоянно не работаю…

- Слушай, а вот, ты говоришь, наш разговор записать… а если там ещё написать, что мы это… на самом деле в конце концов… от этого рассказ сильнее будет расходиться?

- Ну-у… ну, как тебе сказать… если подробно описать, как я тебя раздеваю, рассказать, какие у тебя сиськи, какая красивая невзрослая ****а, как я удивляюсь, что ты уже не девственница…

- А ты!.. а!.. чёрт…

- Ну вот… - Алексей улыбнулся и, резко выдохнув, будто собрался опрокинуть в себя стопку ледяной водки, приобнял Светку за плечи. - …рассказать, что влагалище у тебя узкое и упругое, как у иных взрослых женщин… кхм… эта… ну ладно… да… ну, что-нибудь про то, как моя залупа… о, тебе уже до подбородка надо красными тенями покраситься… как моя залупа тычется в твою матку… вот, тогда этот рассказ разойдется, в основном, по порносайтам. Ну, ты понимаешь, это не лучшая судьба для литературного произведения. Понимаешь, почему?

- Ага. – Он не увидел, но ощутил, как она кивнула, потому что её голова была уже крепко прижата к его левому плечу.

- Вот… А если мы уйдем от примитивной эротики и запустим интригу для интерпретаторов…

- Это как? – её пальцы замерли на его брюках, в нескольких миллиметрах от предательского бугра, который нельзя было уже скрыть никакой позой… разве только закинуть ногу на ногу, но… но Алексей не хотел этого делать.

- Ну, допустим, мы напишем всё так, чтобы было непонятно, было что-то между нами в итоге или не было, или всё, что вот сейчас… кхм… э-э… начинается, на самом деле, было придумано чтобы только отчасти привлечь и отчасти запутать читателя…

- Ааа!!! – Светка вскрикнула и, повиснув на его шее обеими руками, чмокнула в щёку. – Как круто! Ведь это же значит, что достаточно будет записать вот эти наши, вот, последние фразы, да? Вот, то, что ты сейчас только что сказал? Ошизительно!

И она, совершенно осмелев, села к нему на бедра, оказавшись с ним лицом к лицу. Он ощутил её дыхание. Это было приятно.

- Ну что? На этом завершаем? Мы ведь решили обойтись без педофильской порнографии, верно? Окей?

- Окей! – и Светка начала расстегивать на Алексее рубашку.