Хоттабыч. Из книги о жизни байкеров и пилотов

5.Хоттабыч.

       Его я звал давно! Года два. Рассказывал о месте. Да всем я рассказывал на Арбате! Какие там полеты! Природа! Дороги!... А он всё: «…ах, Арбат! Ах, Мурзя, моя Киса!... Ох, Таиланд! Турция отстой!... Омск. Томск. Тобольск. Шанхайский тракт!..». Фома Неверующий! А мне хотелось закричать ему словами Высоцкого: «..ты не видел Нагаевской бухты! Дурак ты!... Прилетел я туда не с бухты-барахты!...». Поехали, говорил я ему периодически, дырки в душе залатаешь от бабских шпилек! Наблатыкали они в дуршлаг его сердце!... В ответ он всё рассказывал! Когда был в хорошем настроении. О Арбате. О дорогах. О друзьях… Да о жизни он всё говорил! При чём Арбат?! Хотя, с Арбата всё и началось… «Ах, Арбат, мой Арбат! Ты моё пророчество!...». Пророчество без былинников не живет!... Кто-то скажет «да нет их там!». Пророков. «…пророков нет в Отечестве моём! Да и в других отечествах не густо!..»!... Ан, нет! Есть! Еще какие! Один Хоттабыч чего только стоит!
       Хоттабыч!... Чародей союза колеса и асфальта. Периодически появлявшаяся и исчезавшая борода, пробитая сединой, моментально приклеила к нему это второе имя. Вещий байкер с глазами, горящими бенгальским огнем. Он мог творить чудеса… На заднем и переднем колесе. В пробках и стремительном потоке на МКАДе. Отжигал черные круги в облаке дыма на сером асфальте. К нему липли, как мухи на мед, всяческие истории и происшествия! Он их притягивал…  Вот и тогда. Ночью на Ленинградке… 
       Двенадцатая «Ниндзя» упиралась в перину ночи… Луч фары вспарывал вялую полутьму, насилуя желтуху придорожных фонарей. Отрывала изо всех сил протектор от корда, пытаясь вгрызаться в нагретый асфальт! А иначе, зачем на ней ездить!... «Да ну его! Этот Ганц на чемодане! Пока он коровку привезет!... Я уже столько телок в загон загоню, что!... Догонит!». На обвешанном со всех сторон – слева, справа, сзади, сверху, кофрами, туристическом мотоцикле, за ним плыл по дороге на всех парусах «БМВ-LT». Сзади покоилась в кресле богатая телесами Валькирия. Полные пышки голой задницы – мини юбку пришлось задрать до пояса, иначе ноги не раздвинешь, чтобы усестся, свешивались в стороны, переходя в упругие бедра. Чем она там упиралась в седушку?!... Пухлой ватрушкой?... Половинки разломанного пополам арбуза давили ему в спину пневматическими буферами и мягко пружинили при торможении… Помелом Бабы Яги, огненным шлейфом за мотоциклом развевались ее волосы!... Она визжала! И… плакала! От истерики. Столько адреналина за два часа! Она еще несла в своем горшочке огонек затухающего оргазма. Слабая вибрация мотоцикла и периодические толчки на выбоинах и кочках, стимулировали это горение. «Ден!... Ласковая скотина! Сволочь!... Бросил. И укатил! Куда?... Ну, и хрен с ним!...».
       Ее только что «завалил» в кустах байкер по кличке «Титаник». Хотя, «завалил» слишком шикарно сказано. Нагнул. Не успела она подойти к открытому кафе в «Секстоне», как сбоку возник старый знакомый, прилипнув ладонью к ее надутой заднице: «Привет, Мальвина! Всё! Ты попала!... Пойдем, я покажу тебе слоника! Он заблудился в жаркой, жаркой Африке в поисках влаги и тепла…». 
- Я подружек хочу поискать!...
- Идем, такого ты еще не видела! Подружки никуда не денутся! – он потащил ее за комнату страха в сторону пустующей летней эстрады среди густых кустов сирени и клена, держась за ее сосок, как за лакомый кусок.
       Ей подружки давно говорили: «Твое бешенство тебя до добра не доведет! Как швейная машинка!...». На самом деле, ее сводило, как от зубной боли, плотское желание. Она вожделела, грезила – «…куда пойти, куда податься? Кого найти, кому отдаться?!...»! И специально приехала к полуночи в «Секстон». «Титаник» не дал ей опомниться. Едва они подошли к пустующему стриптиз-столику с заржавевшим шестом, он развернул ее и впился взасос, словно оголодавший граф Дракула, в ее сочные пухлые губы!... Она для вида попыталась рыпнуться.
- Ден, не надо!..
- Да ладно! Что, потусуешься и в душ, шлангом между ног водить?... – она была почти без трусов – нитка стрингов держала в тонусе ее улитку, его рука удавом заползла под юбку и запустила жало пальцев в набухшие внешние губы… По её телу моментально пробежала конвульсия и дрожь! Пока они шли сквозь кусты, ее организм подготовился – все было горячее, скользкое и мокрое.
       В сладкой истоме, радостно обреченная, она сама опустила наэлектризованное тело на стол, на подставки двух чаш своих грудей… Они колыхались и вибрировали, как демпферные подушки работающего вибростанка. Туда-сюда! Назад-вперед!... Пика отбойного молотка усиленно добывала породу! Все глубже и глубже!... Очень быстро она стала подвывать, как волчица в лютый мороз, вскидывая голову на полную луну.
- О-о! Руссиш вульф! Натюрлихь! – бывшие в гостях проездом баварские байкеры были изумлены доносящимся из кустов пением зверя и живым непосредственным колоритом Байк-центра.
- А!!! А-а-а-а!!!... Ах!.. А-а-хх!!! О-о-о!!! О..-го?!..-ай!!! Ой! О-О-О!!!…-О??!...-ой!... О-о-о-йй!!! Д-е-е-е-ннн!!!...
       Глаза у немца округлились.  Языческая Россия…. Ночь стояла лунная, безветренная, теплая и тихая… Яркие звезды мерцали над засыпающей Москвой.
       Гарик нарушил правила напротив бывшего ГИМСа - Центральной спасательной станции города Москвы, развернувшись налево на светофоре где стрелка направо на Адмирала Макарова. От широких ворот въезда на Водный стадион - базу водного спорта «Динамо», длинная дорожка скатертью вела к повороту направо на «Бич-клаб». Раньше он все время заворачивал на том месте налево, в ночную берлогу «Папарацци». Времена меняются. «Папарацци» нет. Зато есть «Бич-клаб». Русских байкеров кто-то захотел променять на американских «Hell’s Angels». Левое повернулось на правое… Суки…
       Он мгновенно вспомнил, как однажды «завис» с продолжением в этой трехкомнатной берлоге. Картинки промелькнули как в ускоренном прокруте кинопленки. В тот вечер он разбередил устаканившийся душевный омут визитом к бывшей супруге. После ожидаемой радости встречи с сыном, он, поимев с благоверной нудный словесный тяни-толкай, взбудораженный, помчался к своей Мурзе, в надежде раствориться в ее объятиях. Взаимной реакции не получилось. Его нервозность отразилась на ее и так холерической натуре. Она ощетинилась и съежилась всеми фибрами своей души. Он «…замерз, укутываясь в ее холод..». И, как в классическом кино «Ковбой Мальборо и Харлей Дэвидсон»,  «…есть два лекарства от этой напасти, Харлей: вино и мотоцикл! Ты пьешь… Так что, давай ключи от мотоцикла!...», Гарик оседлал свой байк и рванул на смотровую. Там он встретил Шмеля и Оливье.
- Привет, бородатый факир женских грез! Что, детинушка, невесел? Буйну голову повесил.. – приветствовали его друзья. Он лишь отмахнулся.
- Поехали, порубаем в «Мираж»! Врачи говорят, что расстроенные люди успокаиваются, когда едят!...
- Кто бы говорил, Оливье! Сам-то просыпаешься в салатах! Что-то не видно, что ты после этого спокойный, как удав!... В бычку прешь!... – Гарик напомнил ему происхождение его прозвища, когда Сергей уснул в тарелке с салатом «Оливье» на свадьбе их общего друга, а потом хотел разобраться с официантом, думая, что тот опрокинул на него тарелку…
       Три мотоцикла быстро просочились по проспекту Вернадского и налево по Миклухо-Маклая до кафе на территории студенческого городка Университета Дружбы народов, где байкерам делали большую скидку в целях привлечения дополнительных клиентов. Довольно вкусный и недорогой ужин не принес облегчения. Хотелось напиться!...
- Да что ты такой?! С Мурзей разосрался?
- Если бы… К бывшей заехал. Вернее, к сыну, а она дома. Как пес, в дверях постоял, даже чай не предложила! Начала с порога мозги сношать!... А!.. Ну ее… А потом Мурзя… Приезжаю… Ну, думаю, хоть эта утешит! А она мне с порога «…поговори со мной! Мне скучно!» И тоже ни пожрать предложить, ни чашки кофе… Я целый день в пробках не жрамши погибал… Шмель, поехали к твоему Сашке в Папарации! Напьюсь!!!...
- Эх, Горяныч! Нам ли жить в печали!?... Поехали!
       Они сразу пристроили мотики справа от входа, зная, что до утра никуда не поедут. «Накатили» быстро, едва заказали! Потом сразу еще!... Ночь на улице полнела наростающей луной над зеркальной гладью Химкинского водохранилища.. Впору было выть на нее… Они были первыми клиентами. На одной волне мужской солидарности они быстро пошли вразнос. У каждого в жизни когда-то происходило подобное. На третьей захотелось романтики.
- Что за застолье без женщин?!... Все хотят романтики?... Надо скинуться. Слушай, Шмель, слетай за бабочками!... Недалеко. Ленинградка, все-таки!
- Сколько?
- На каждого по одной!... – Шмель ездил на литровом «Сузуки», по звуку на высоких оборотах более похожему на воющего гигантского шершня.
       После того как принесли горячее, приехал Витас с девушкой на Х4, потомок тевтонских рыцарей, как его называли строгинские. Странное стечение обстоятельств свело вместе эту четверку в одно время в одном месте. Витас тоже крутился в облаках  личных иллюзий. И он не отказался выпить. А что терять?! Погода классная! Компания тоже! До утра да-л-л-лек-к-ко-ооо!.. Девушка не против!
       Гарик наблюдал за друзьями. Оливье на пятой стопке отвалился на спинку дивана и заснул. Витас сидел с девушкой на коленях и уже целовался взасос!... Не позже, чем через полчаса вернулся Шмель с тремя девицами. Они тоже выпили. С плеч Гарика растекалось напряжение куда-то вниз… Не то, что он расслаблялся – размышления его не покидали, скорее, он растворялся в дружеской ауре. Шмель усадил самую симпатичную гостью себе на колени и покусывал ее в мочку уха, воркуя, как голубок. Гарик поил водкой третью барышню, утешая душу беседой о жизни. Проснувшийся Оливье увидел несправедливый расклад сил – он был эстетом, любил смазливую сексуальность в женщинах, - две самые красивые из присутствующих девушек сидели на коленях у других, а не у него!... Скидывались-то поровну! Значит, он имеет такое же право на любую девицу! Не долго думая, он поманил пальцем спутницу Витаса! Она безмолвно встала и пересела на его колени!... Сергей не терял времени. Он впился взасос в сочные губы и начал мять аппетитные соски партнерши. У Витаса округлились глаза. Он встал и подошел к приятелю.
- Сергей! Как ты думаешь, что бы ты сделал, если бы твоя девушка целовалась с другим на твоих глазах?!...
- Витас! Не будь дураком! Я тоже башлял! Возьми другую!...
       Хоттабыч начал улыбаться! Он просек ситуацию секс-треугольника – спутнице Витаса взаимно понравился Оливье,  но она-то приехала с Витасом!... Потерпит, не жена все-таки!
- А давайте катнемся на природу по новой Риге! Искупаемся на Рублевской пойме!...
- А что тебе здесь не купается!?.... Вода не намного грязнее!
- Там поле, трава высокая. Романтика!... Никто мешать не будет! Что, здесь, в кафе любоваться голыми сиськами собираешься?.. Санек! Поехали с нами! Все равно клиентов нет!..
       Перед рассветом процессия, состоящая из четырех мотоциклов и одного джипа «Чероки» двинулась партизанскими тропами к трассе Новая Рига. Через мост Победы на Царева. По Волоколамке в Строгино. В Троице-Лыково. И вот она, трасса …. ! Они не стали уезжать в дебри. Едва закончилась акватория Рублевской поймы, караван свернул с шоссе направо на заросший высокой травой берег Москва-реки. В предрассветных сумерках джип потерял полосы проселочной дороги и съехал в траву. Песчано-торфяной влажный грунт проседал за колесами все глубже, оставляя за машиной две глубоких колеи. Протрезвевший на свежем ночном ветру Оливье ткнул мотоцикл в левое заднее колесо джипа. Три девицы сидели внутри.
- Сползайте, черепахи! – открыв заднюю дверь и разложив сиденье, устроили стол-кровать. Расставили по типу шведского стола купленные по пути бутылки и закуску. Выпили за приезд и продолжение отдыха. Сергей раскатывал губу и растопыривал глаза, не зная, к какой из спутниц подбить клинья. Он снова быстро пьянел. Пошатываясь, с широко открытыми глазами, спросил у Гарика:
- А что, можно любую?
- Да. Любую. У нас плюрализм и демократия!... За все заплачено!...
       Шмель и Витас уже мяли травы луговые, рассредоточившись со спутницами в разные стороны. Гарик с Сашей разводили костер. Хоттабычу ничего не хотелось. Он был в своих мыслях, воспоминаниях и переживаниях. Краем глаза он заметил, что понравился одной из двух свободных девчонок. Она была стройная и сисястая, но в выражении ее лица было что-то развратно-вульгарное, словно она, раздвинув ноги, вывернула все наружу. Гарику хотелось чего-то душевного. Он смотрел на пляшущий огонь. Его мысли улетали вверх, вслед за дымком на фоне светлеющей воды за кромкой берега.
- Сань, развлеки женщину, чтобы не скучала! А Оливье возьмет другую!...
      Оливье уже клеил вульгарную развратницу, что-то тараторя ей в уши. Он держал ее то локотком за талию, поддерживая ладонью свисающую из-под майки голую грудь, обвиваясь, как удав вокруг ее спины и противоположного бока. Его заискивающее пьяное лицо из-за ее левого плеча делало его похожим на статую искусителя из Музея изобразительных искусств имени Пушкина. Обвиваясь вокруг женского тела, он незаметно перемещался вперед, пытаясь вжаться в ее упругие груди, притягивая замученную девицу к себе руками за обе амортизирующие ягодицы. У нее, видимо, были свои душевные заморочки, поэтому ей так импонировал глубокий интравертный Гарик. Она отбрыкивалась от наседавшего на нее Сергея-Оливье, как необъезженная жеребица от первого в ее жизни наездника. Кому такое понравится?! Очень быстро весь запас либидо Оливье был исчерпан, у него все упало. Он подошел к импровизированному бару, выпил, взял бутылку и подсел к огню рядом с Гариком.
- Как успехи?! – брызнул искрами улыбки из глаз Хоттабыч.
- Она не дала!...
- Как, не дала? Ты ее напоил?
- Напоил.
- Поэтому и не дала. Где она сейчас?
- Куда-то пошла…
- Ну, и хрен с ней!.. Давай выпьем!...
       Постепенно возня и шум стихли. Воцарилось сонное царство. Костер догорал. Серый рассвет наползал туманом от теплой воды… Посреди луга, как перст на проплешине, врывшийся по нижние кромки колесных дисков, в конце шлейфа глубокой колеи, торчал по пояс из травы коробкой кузова джип, окруженный, как собака щенками, с двух сторон четырьмя мотоциклами.
      Теплое веселое солнце зализывало следы ночных проказ и шалостей. Хоттабыч встал по малой нужде. Позади джипа головой в колее под колесом валялась мертвецки пьяная в селедку одна из привезенных девиц. Она не дышала…
- Вставай, Оливье! Похоже, ты девку задушил!...
      Яркое теплое летнее солнце окрашивало пейзаж золотистым сиянием. Замершая вода стелилась пеленой тумана… Молодые березы, укутанные взрослеющей нежной листвой, зацветающая луговая трава, железная коробка джипа, пластик мотоциклов - все было подернуто молочком появляющейся росы!... Оливье продрал глаза, очумело вращая головой из стороны в сторону.
- …Кого? Где?... – приблизившись, шатаясь, он увидел потрясающую картину! Не долго думая, спросил - Лопата есть?!... Надо зарыть! Надо зарыть!... – лихорадочно начал приговаривать, как попугай, ошарашенный Сергей.
       Проснувшиеся друзья быстро поняли расклад сил и стали подигрывать. На краю поймы у берега несколько узбеков начинали спозаранку строить забор. Они ковырялись лопатами в земле.
- Эй! Мождахеды!... По сто рублей каждому! Надо помочь нашему другу! – три байкера, как три богатыря, стояли в ряд по колено в траве у берега реки.
- Что надо сделать, хозяин?!...
- Жмура закопать!...
- Кого?
- Труп. Баба с воза - кобыле легче! Упала, не удержалась на скорости, померла. Надо скрыть улики! Нет человека – нет проблемы!...
      Оливье нервно дергался. Узбеки переглянулись. Спустя какое-то время, до них начало доходить… Они перекинулись парой слов по своему, начали суетиться, собираться.
- Сейчас придем! Без бригадира никак!... Сейчас… Лопату надо взять, мало лопат… - их как ветром сдуло. Сначала они пошли, озираясь, затем побежали. Их след простыл в зарослях березовой рощи…
- Блин!... Козлы!... Кто меня в канаву бросил? – сзади брела по траве, шатаясь и матерясь, пресловутая девица, просвечивая всеми своими прелестями в мокром грязном шифоновом платье без трусов…
       «Э-э-х!!! Классно же куролесили!» - вернулся к действительности Хоттабыч, провожая головой уходящую влево дорогу!... От нахлынувшей ностальгии он прогазовал свой аппарат, свернул вправо. Проехав метров сто, въехал в ворота и ткнулся фарой налево, напротив открытой веранды. Постояв, зашел в открытое кафе – народу было немного, какие-то подростки брали пивом. Внизу мерцал пляж. Справа от него крутили музыку. На песке танцевали тинэйджеры... Мокрицы какие-то! Нечего ловить! И что сюда приехали?!...  Сзади заметался свет фар и послышалось урчащее пение германского оппозита. Сочная Валькирия вспорхнула на землю как колобок, что-то вереща и двигаясь, как корова из анекдота: «…ты откуда? – От верболюда!..».
- Ганц, ну и?!... Дубасить ее будешь?
- Да ну ее!... Мне тут позвонили, надо сваливать! Она сама не знает чего хочет!...
- Известно, чего!..
- Короче, бери ее и езжай, куда хочешь!
       Она подошла к небольшому после турера аппарату Хоттабыча.
- Ой! Какой маленький!...
- Маленький!?... – хозяин обиженно отреагировал. – Зато удаленький!... Сейчас почувствуешь, какой он маленький!.. Ну-ка, садись!
      Она нависла и скукожилась над байкером, как зародыш! «Маленький!.. Да когда он,… встанет!... На заднем колесе выше ее будет! Дура.. Щас, дам ей просраться!» - думал про себя Игорь, раскручивая оборотами маховик. Он дал ей почувствовать норов железного коня еще на прямой до выезда на ленинградку, задрав его вместе с ней на заднее колесо. Русская смаковница впилась грудью в спину, обвив двумя кольцами мертвой хватки своих рук! «Теплее! Всяк сверчок знай свой шесток! А то – маленький! И, хотя нам прошлое немного жаль! Лучшее, конечно, впереди! Катится, катится!... Держись, черепаха!» - завёвшись, разгонялся Игорь!
        Через пять секунд он несся со скоростью сто километров в час! У барышни потекли слезы из глаз, стала размываться туш ресниц. «Ну, держись!» - чувствительная ручка мгновенно отзывалась малейшему движению руки. Переднее колесо порывалось вскочить на воздух. На десятой секунде дорога превратилась в светящийся коридор! Девушка уже ничего не видела – ветер сбивал ресницы. Она снова визжала. «О-о-о!!! Как она прется!» - подумал Игорь и крутанул ручку на себя!
- Медленнее!!!... Остановись! Придурок!!!.. А-а-а!!!... – слова сметал ветер, водитель ничего не разбирал в закрытом шлеме.
       Ветер ощипывал ее прическу, как курицу – по волоску. Это был перебор – слишком много адреналина за три часа! Ей стало страшно не на шутку!.. «Мама! Я жить хочу!». Драйвер не слышал!... Едва она пыталась посмотреть вперед, ей становилось жутко - казалось, он несется одна, голая и беззащитная, с бешеной скоростью лавируя среди мчащихся машин, словно Маргарита на бал Сатаны!...
- Стой! Да стой ты!!! – ветер срывал слова отчаяния с расплющенных щек!
      Она, пытаясь докричаться, хотела повернуть его голову к себе, чтобы он услышал. И случайно обхватила рукой, как удавкой, его шею.
- Стой!!! Я писа-а-а-ть хочу-у-у!!!... Сто-о-о-й!!!
      «Да что она, дура, задушить меня хочет?!» - неслось в голове Хоттабыча вместе с мелькающими машинами и столбами. А пассажирка, уже в истерике, принялась в отчаянии колошматить свободной рукой по его шлему!
- Ты что, дура?! – закричал Гарик в шлеме, вжимаясь в бензобак как черепаха. – Зрения лишаешь! Не видно, язва!...
- Сто-о-о-ой! Я обоссалась!... – крик отчаяния воткнулся в мир его грез, донесшись до уха через толстый пирог фирменного шлема и подшлемник!
     «Неужто правда?» - промелькнуло в его голове. Он сбросил газ. В ее животе заурчали ускоренные процессы пищеварения, как у приговоренного к смертной казни с петлей на шее.
- Я обдристалсь!!!...
      Да-а-а!!! Это, на самом деле, был перебор!...Хоттабыч прижался к обочине. Она еле слезла с мокрой седушки. Ее ноги тряслись мелкой дрожью и не держали тело… Меж бедер текло… Короткая юбка темнела сзади большим пятном. «Фу-у-ты! Этого еще не хватало! Бляха-муха!... Детский сад!... Тьфу!...» - у байкера отнялся дар речи! Он не знал, психовать, смеяться или ткнуть ее, как котенка носом… Обоссали и обгадили самого дорогого друга!... Он целую зиму его перебирал, менял, шлифовал… Пестовал и лелеял! Седушку на заказ обшивал дорогой кожей…
- Горшок надо с собой носить! Тщедушная!... Давай, вытирай!...
      Ей пришлось пожертвовать салфетками из сумочки.
- Все, милая! Я поехал! Ну тебя!...
- Как!... А… я?!... Поймай мне такси!...
- Слушай, бедолага!... – он сматерился. – Хоть не поворачиваяйся мокрой жопой к дороге!... А то никто не посадит!
- Давай, ко мне в гости! Я тебя буду ждать! – пытаясь удержать разматывающийся клубок за торчащую ниточку, она оставила ему номер телефона.
- Да, милая, заеду. На огонек! – сказал, улыбаясь. И, махнув вслед уходящей машине. – Как-нибудь!...
       Посадив сыкуху на мотор, бородатый вздохнул с облегчением! Его совесть была чиста – он сделал все что мог!... Э-э-х! Оторваться бы сейчас! Как?!... И смех, и грех!... Он медленно тронулся от Моста Победы, улыбаясь происшедшему. Нарочно не придумаешь! Надо же такому случиться! Выпить, что ли? Он остановился поразмыслить и перекурить напротив пожарной части на Соколе.
       Иллюминированное лукавство широкого проспекта перед ним расслабляло простором, перспективой и отсутствием интенсивного движения. Он провожал взглядом дымок, парящий вверх, присев с боку на мотоцикл. Его двухколесный аппарат под фонарем сверкал яркой раскраской, издалека привлекая внимание. Кожаный комбинезон придавал вид космического пришельца из далеких миров… Этакий ездун-звездолетчик из созвездия Альфа-Центавра!... Мысли улетали вместе с дымком, растворяясь в мелком бисере Млечного пути. Машинально фиксируя дорожное движение, он издалека заметил длинный белый лимузин, расцвеченный бортовыми огнями, приближающийся со стороны Гидропроекта. Потом его отвлек какой-то таксист-частник, интересующийся как проехать на Проектируемый проезд. На место уехавшей «шестерки» остановился белый Кадиллак. Не акцентируя внимания, Хоттабыч автоматически отметил состояние новизны автомобиля и пафосный лоск, продолжая пускать дымок. «Хорошо,наверное, кому-то там сейчас! Хотя, и я не жужжу! А сочная матрешка была!...» - мысли хаотически носились в его голове. – Что это за шкаф выходит справа?».
       Из открытой двери остановившегося лимузина к нашему Альфа-центаврику подошел высокий крепкий телохранитель в строгом темном костюме (Хоттабыч понял это сразу по гарнитуре в ухе) и заговорил:
- Извините, с Вами хочет прокатиться молодая женщина! Вы не против?
      К Хоттабычу не раз подходили девушки в разных местах с просьбой покатать. Но чтобы подъезжали на лимузине! Да еще с охранником!... Он был заинтригован!... Ему стало интересно лицезреть странную особу. Кто она такая? «Наверное, богатая перезревшая дамочка. Потрахаться не с кем! Надоело в «Красную шапочку» ходить, видимо, решила снять сливки с романтики дорог! Им же скучно в своей тесной тусовке – все друг дружку перепробовали!... Киснут, как капуста в бочке… А думают про себя, мы горячие и сухие – брось спичку, вспыхнет! Не угадала, милая! Высушенная и распятая на бумажке бабочка. На долларовой бумажке…» - мгновенно вытащил из глубин своего интеллекта философские размышлений практичный и домовитый Гарик.
- Ну.. Смотря, что за женщина! А так, я не против!... – продолжая размышлять, улыбаясь, ответил он. «Да ну ее!.. С ней же невпротык!... Во-во! Пересохла. Сухая! Как раз… Вобла!...».
       «Вобля! Вот это да!» - чуть не вырвалось у него, едва мадам стала возникать из открытой дверцы… Сначала телескопически выстрелила нога – острая длинная шпилька, вытянутый язык стопы, за ним бутылка голени!... Бедро - боеголовка баллистической ракеты. Набедренная повязка мини-юбки – дань памяти африканским предкам, едва прикрывала мячики накачанной задницы!... Спелая и выпуклая со всех сторон, как кокосовый орех, на асфальте оказалась бронзового цвета мулатка. Мелированные волнистые волосы, карие глазки-пуговки… Полные, сочные сиськи с пуговками сосков сквозь трикотажный топ без лифчика в обтяжку. Похожее лицом на Мэрайю Кэрри, холеное bоdy-тело с интересом рассматривало русского мужчину.
- А кто она? – спросил Хоттабыч у body-guard-а, пока она не подошла вплотную.
- Американская попса! Певица. На гастроли прилетела. Блажь нашла – хочу с русским байкером прокатиться! И все тут!
       «Поп-са! Как сладко звучит! И как аппетитно смотрится!» - обслюнявился Гарик, незаметно заползая взглядом ей между ног.
- Да не вопрос! Прокачу! По-русски! С ветерком. Только ты, браток, не отставай. Держись сзади. Если потеряешься, где ждать?
- Мы едем в Центр международной торговли… Давай, если что, подожди на Беговой! Перед эстакадой на Ваганьково, там где заправка раньше была, понял где?
- Да я местный… Сам-то откуда знаешь такие тонкости?
- Работа такая!... Значит так, быстро не гони! Это VIP-особа!...
       «Надо же! Из огня да в полымя!... Что за ночка!» - думал Гарик.
- Садись, что с тобой делать! – длинные шпильки открытых летних туфель повисли сосульками с подножек мотоцикла.
        Непуганая иностранка была похожа на римскую гетеру в своем наряде – узкие ремешки босоножек обвивали щиколотки до середины голени, полные бедра были едва прикрыты латами миниюбки. А еще эти волосы, собранные на макушке в конский хвост гладиаторского шлема… Гетера. И снова сиськи! Большие, сочные и упругие сиськи! Накачанные гандбольные мячи!.. Гарик был в предвкушении недавно испытанного знакомого чувства, когда он, как локомотив, принимал спиной мягкие толчки.
- Russian man!... – ее крик остался на том месте, где она приклеилась к сиденью. И сама она осталась возле «Линкольна» вместе с фантомом своего «я». А ее нависшие над стоп-сигналом мотоцикла круглые ягодицы, похожие на перевернутое сердце, и втиснутый перед ними нервный центр управления поведением неслись над московским ночным асфальтом, заряжаясь драйвом и сексусом.
       «Пришла пора оторваться! Руку правую потешить, сорочинку в поле спешить! – думал Гарик, ставя свечкой аппарат. – Э-э-х! Развернись, душа, раззудись, плечо!».
       Накрашенная и расфуфыренная, выросшая в другой среде и социальных рамках, она не подозревала, что поставила не на ту лошадку!... Правила дорожного движения в ее случае не работали! Милое слащавое кукольное личико, дорогая стильная прическа, просчитанная математически к ее сегодняшнему имиджу, вечерний прикид – все это моментально стало изменяться в худшую сторону. Принцесса на глазах превращалась в Золушку. Она не успела испугаться, когда мотоцикл поехал на заднем колесе! Не поняла! А Гарик ловил кураж! Он встал по старому – как мать «Kavasaki» поставила – на два колеса и начал перекладывать из стороны в сторону, играя в шашечки с машинами. Ветер рвал прическу пассажирки. Слезы размывали макияж. Зарубежная гостья стала визжать не хуже русской смаковницы!  Она кричала на английском, чтобы Гарик ее высадил!
- Стой, безумный русский!... Это опасно!... Я не застрахована для такой поездки! Сто-о-й!...
       Экскурсия по ночной Москве на мотоцикле, которую она себе представляла, срывалась на глазах, вместе с накладными ресницами и обломанными двумя ногтями… Неспешный мотопроменад перед распальцованной светской тусовкой, куда ее пригласили, предстал совсем другим по сравнению с ожидаемым!... «Как его остановить?! Русский даун! Медведь!... Не хочу умирать ночью в Москве на дороге из-за какого-то психа!...» - думала иноземная девица. Мысли мелькали в ее головушке вместе с проносящимися фонарями и машинами. Она хотела постучать по голове Хоттабычу, чтобы он услышал, но боялась отпустить руку, чтобы не упасть! Заколки и зажимы повылетали из волос, и голова уже была похожа на комету с хвостом. Чужестранка со своей свисающей с заднего сидения голой задницей – юбка от ветра задралась на поясницу, и растрепанным хвостом волос была похожа на Бабу Ягу в ступе. Зато какую Бабу!... Бомбилы засматривались на висящие как переметные сумы, две половинки мягкого места. Она ерзала на этом самом месте, но боялась оторваться, чтобы не слететь с мотоцикла! Не смотря ни на что, такая езда очень сближает людей! Особенно мужчину и женщину… Смесь страха и отчаяния пробудили в ней острое, нестерпимое желание отдаться этому русскому krazy-rider-у! И чем страшнее ей становилось, тем ярче и горячее горело ее желание! Она была уже мокрая! Такого иностранная поп-дива не испытывала очень давно (не считая вибратора в ванной под просмотр любимого эротического фильма) – с тех пор, как баловалась экспериментами на ранчо ее отца с одноклассником после прочтения «Лолиты». Условности и комплексы буржуазного общества!...
       Внутри ее вибрировал моторчик и снизу вверх пульсировал ток высокого напряжения. Толчками, горячими волнами, как приступы оргазма! А сверху вниз, от макушки до низа живота, периодически опрокидывался ушат ледяной воды страха за свое молодое и холеное, не насытившееся жизнью тело! Она думала о миллионах, за которые она купит дом во Флориде, сядет на диету!... О, Боже!... Куда он несется?!... Сейчас же врежемся!.. У-ф-х!... Пронесло! Да стой же ты!
      Хоттабыч притормозил перед Боткинским проездом и аккуратно, не очень быстро заложил в поворот. Эта эмансипированная певица решила то ли притормозить, то ли соскочить… Она попыталась выставить туфельки вперед… Шпильки будто срезало бритвой! У нее сильно екнуло под ложечкой и она так больше не делала.
       Через километр Гарик остановился… Пассажирка, шатаясь, на дрожащих и подгибающихся, как после ночи сплошного секса ногах, сошла с мотоцикла, будто с неутомимого любовника!... Она стояла и исходила волнами электричества – снизу вверх и сверху вниз!... Как светлячок. Глаза ее таращились во все стороны, глядя в одну точку – на него! Она была как зачарованная. Ее тело было рядом с Гариком, но ее настоящее «Я» - еще возле Сокола, там, где она вышла из лимузина! Она была его сучкой, преданной, безмозглой девкой, обволакивая своего райдера со всех сторон своим либидо и аурой. Стоило бы ему удосужится, она отдалась бы безоговорочно прямо на этом самом месте!... Гарик смотрел на нее и не верил своим глазам… Перед ним находилась страшная, растрепанная, ограниченная американка, безмозглая женщина, не пригодная ни на что, кроме секса. Полоски черных подошв без шпилек на ногах, словно маленькие ласты, привязанные черными ленточками, делали ее похожей на лягушку из свиты тортиллы, черепахи Буратино. Две черные чашки  лифчика болтались возле подбородка, как съехавшие, гигантские очки Элтона Джона. Одной серьги не было. Вторая, целая, висела наискосок на шее. Кожа была в мелких пупырышках, будто прыщиках, посыпанная рыжеватыми родинками. Бедра в свете фонаря отливали проступающей мандариновой коркой скрываемого первого целлюлита. Кофта была порвана, словно ее всю ночь насиловал маньяк… Вытаращенные глаза в потеках туши были несвежие, будто пропитые. Ресницы завернуты и сдвинуты. «Ё-прст!... С кем я связался!?... Быстрей бы ее забрали!...».
       Леди постепенно спускалась с небес на землю. Ее взгляд становился осмысленным, теплота уступала место стальному оттенку. Но женский интерес не исчезал. Она терялась, какую сторону принять. Фантом ее «Я» догонял ее тело. Машина подъехала через три минуты. Телохранитель был «на измене»!.. Вид у него был взволнованный и сам он нервно двигался. Но, лишь укоризненно глянул на ночного гонщика и ничего не сказал… Как и в предыдущем случае, женщина осталась женщиной, оставила ему визитную карточку и пригласила на тусовку…
       «Слава богу! Наконец-то уехала!... Дурдом какой-то!... Мне что, всю ночь этих моральных мазохисток возить?!» - думал Хоттабыч, пытаясь пригладить вставшие дыбом волосы. Было что-то около трех ночи. Спать не хотелось. «Дома ждет холодная постель. Пьяная соседка, а в глазах - похоть…» Похоть!... Хоть так! «Не везет на чувства, повезет в любви!» - подумал Гарик и решил смотаться к «Ночным волкам» в их логово – клуб «Секстон». Он повернул направо и по Беговой улице помчался в Мневники.
       В приюте романтиков с ночной дороги было, как в песне: «…уже дошло веселие до точки!... Уже невесту тискали тайком!...». Тискали. И не одну. Правда, от них невестами не пахло!... Народу было понатыкано мотоциклами по самые два железных стакана для стриптиза. От круглого бара до Колизея – многоярусного летнего ресторана. Не проехать. Только пешком по узкому коридору. «Ниндзя» Гарика незаметно юркнула между гигантским «Уралом» и волком на гранитном валуне в футуристические ворота империи «Night Wolfs» и растворилась в доброй суете и шуме ночного балагана.
        От всего пережитого Хоттабычу впору было выдергивать волосы из бороды!... Но он, пройдя процедуру рукопожатий и обниманий с многочисленными знакомцами, заказал «Б-52» и, высосав, как вампир кровь, огненно-приторную дозу, взял пол-литровую кружку чая и примостился на краю длинного стола у входа в грохочущий музыкой Каменный зал. Тепло и благодушное расслабление потекли по жилам!... Он растворялся в этом бедламе!... Мимо него, не переставая, сновали взад-вперед разнообразные байкеры. Персонажи на любой вкус и цвет!... Как герои вестернов, экшенов, боевиков и спортивной хроники... Какие-то малолетки… Через некоторое время приехали, зажурчав моторами, две «Голды». На одной Миша Тамбовский с какой-то новой дамочкой. И Серега Валдай, депутат от Барвихи, снова с Ольгой. Внезапно его обхватили сзади чьи-то теплые ладошки… Он пригнулся, притягивая затейника к себе. О! Снова, который раз за вечер, в его лопатки томно уперлись чьи-то упругие сиськи!... Они жгли двумя круглыми горчичниками спину.
- Сдаюсь! Откуда мне, скромному и застенчивому, знать, кто это!?... Колись!...
- Гарик, привет, зараза!... Ты куда пропал? Что не звонишь? Я что, железная?!... – сзади стояла его старая знакомая, как сказали бы там, за Гудзоном, girl-friend.
       Какая же она была сладкая и пушистая!... Но, только и всего-то! В душе у него ничего к ней не лежало… Если бы не Мурзя!... Хоттабыч наверное не слазил бы с нее! А с Мурзей было другое. То, что заводило! Чувства. Любовь. Терзания, муки, бессонницы. Встречи-прощания!... Сюси-пуси. Тьфу ты! «Да ну ее! Эту Мурзю! Выпендривается! Сама не знает, чего хочет! - Гарик был ослепший от чувств и многого не хотел замечать. Ему был сладок плен его грез!... – Наконец-то оторвусь, наверное!». Он решил плюнуть на свои переживания и выбить клин клином.
- Киса, привет! – он старался всех знакомых девушек называть унифицировано, чтобы не перепутать. – Да не пропал я! Закрутился в делах. Мотаюсь в Сибирь… Давно здесь?
- Часа три… Скучно мне что-то! Ты, задница, давно не заезжал ко мне! – она пританцовывала вокруг него, как необъезженная кобылица, ерзая ногами вверх-вниз, будто перетирая двумя половинками что-то внутри!
- Это что, намек? – «Неспроста это она так поршнями шевелит!», подумал Хоттабыч. «Гни, пока горячо!». – Да хоть сейчас заеду!...
- Да ладно! Гонишь!... Хм-э.. Да... Гоняешь, в смысле, ты классно! Ну, ты снова продинамить собираешься!? – бестия в полосатом обтягивающем платье из легкого трикотажа накручивала себя в своих фантазиях, разгоняла свое неуемное желание на волне неугомонного либидо. Тем временем, небо проявлялось из темноты как фотоснимок, в матовые, серо-свинцовые сумерки.
- Садись! – он решил уехать с ней к ней в гости и расслабиться, забыться, хотя бы на время, от всей кутерьмы, произошедшей с ним за это время.
       Пестрая конюшня «Секстона» постепенно рассасывалась на все четыре стороны. Кто налево, кто направо… Переросшие безбашенные посланцы детской романтики разбирали свои детские лошадки, оматеревшие в металлических коней. Маленьких и больших, весом почти до полутоны. Железных и пластмассовых… Те призывно ржали в ответ разноритмовым рокотом, урчанием, разнотембровым покашливанием и повизгиванием. Пенсионеры органов внутренних дел, банкиры, безработные, директора, слесари, ветераны боевых действий в горячих точках, босяки, студенты, раздолбаи, мастеровые, мажоры, бродяги, действующие сотрудники разнообразных структур и ведомств нашей необъятной родины садились в седла, привычно вставляли дубленые ботинки и казаки в стремена подножек, хватали ладонями поводья изогнутых рулей. Они стремились забуриться в свои норы и берлоги, чтобы отоспаться, с подругой, если нет жены, или в одиночку. Серо-синий свинец неба стремительно и незаметно бледнел до розовато-голубой прозрачности. Снизу, от горизонта пробивались и лезли вверх яркие, размытые оттенки лимона, разбавленного алым маковым зоревом.
       Хоттабыч с пассажиркой, вросшие в мотоцикл двумя креветками, понеслись направо через шлюз в сторону проспекта маршала Жукова. Спутница Гарика млела от скорости и его запаха. Она ощущала себя обнаженной фурией, несущейся над землей под облаками. Сконцентрировавшись на внутренних ощущениях, девушка наслаждалась волшебством прохладной стеклянной плазмы перехода ночи в день. Она тискала водителя за грудки, сжимала его бедра. Ей просто хотелось поиметь его прямо сейчас, на скорости сто шестьдесят километров в час посередине Хорошевского шоссе. Она, как многие пассажирки двухколесных аппаратов, оставила свое общегражданское «Я» где-то там, далеко, то ли дома, то ли в «Секстоне», и довольствовалась лишь своим женским началом. При этом она была счастлива, на пике блаженства! Она воспринимала скорость низом живота, разбухшей, влажной устрицей, стремящейся раскрыться навстречу жизнеутверждающему движению, через плотное седло мотоцикла, отдающее в нее вибрацией мотора и тряской от неровного асфальта. То, что многие пытаются отыскать, но не могут найти – в суете бестолковой гонки за мнимым карьерным ростом, заросшие комплексами и навязанными стереотипами чуждой псевдокультуры, выброшенные в каменные джунгли отпрыски потомков эпохи революционного романтизма, - счастье быть самим собой, совершать порыв, воплощая его в непонятном обывателю ночном движении, она имела по полной!... Это был интеллектуальный, внутренний оргазм души! 
       Хоттабыч пролетел мимо Полежаевской. Ему хотелось курить. Сбавив скорость, он высматривал, где бы разжиться табаком. У метро «Беговая», рядом с переходом стояла палатка. Гарик свернул на светофоре и заехал между магазинчиком и забором железной дороги, ткнувшись колесом в гранитный парапет подземного пешеходного перехода. Палатка не работала… Солнце только готовилось показать край диска над горизонтом. Тишина пустынных улиц резонировала далеким звуком одиноких машин, проезжающих где-то в городе, редкими криками птиц. Ни прохожего, ни проезжающей машины… Будто после нейтронной бомбы…
       Гарик уже хотел было сесть и сказать поехали, сигарет нет… Но, подруга не дала ему опомниться! Она взяла все в свои руки, развалив комбинезон пополам молнией от горла до паха… Тут же запустила другую руку вниз, туда… И поймала стоячок. Держа его в ладони, как за поводок, притянула Хоттабыча за собой к мотику. Она была вообще без трусов. Ее это возбуждало и, как ей казалось, делало «вечно молодой, вечно пьяной…». Свободной рукой развратница оперлась о сиденье двухколесного коня и согнулась пополам. А другая рука, продолжая поступательное движение, по инерции, как торпеду в торпедный аппарат, ввела то, что принадлежало Гарику от рождения, себе между сочных больших кожных складок. Ох, как ему стало хорошо! Тепло и сыро! Сладко. Поршень уверенно, методично задвигался, создав пару вечного двигателя человечества. Она ушла внутрь себя, в свои ощущения, упираясь взглядом то в асфальт, то в гранитную плитку парапета… Он тоже ни на что не обращал внимания, ничего не слышал, наблюдая перед собой из-под приоткрытого забрала шлема-интеграла лишь ее ритмично дергающуюся вперед-назад спину, больше похожую на рюмку или песочные часы – такая у нее была соблазнительная пропорция выпирающих во все стороны ягодиц и узкой талии.
       Первая электричка подошла неожиданно бесшумно, как огромный «Летучий Голландец». Матросы этого призрака, редкие пассажиры, выползали в сонной дремоте на перрон и семенили к переходу. Крепенькая, высокая бабулька, активно вскарабкалась по ступенькам на поверхность перед площадью перекрестка и хотела продолжать движение, как вдруг услышала давно забытые звуки.
- А… А…. А-а-а-аххх!!! О-о-о-о!!!... О-о??.. Ой! Ой! Ой! А-я-яй!... Яй!
      Она машинально развернулась на стоны. Перед этим она дремала в электричке и ей снился ее медовый месяц в Коктебеле. Песни у костра, Массандра… Сладкие жаркие ночи с ее мужем. Ее взору предстал похожий на пилота летающей тарелки пришелец, облаченный в черно-зеленый комбинезон с такого же раскраса шлемом на голове. Он ритмично двигал тазом, совсем по-земному, толкая взад-вперед будто приклеенную к нему задницей растрепанную девку с болтающимися в воздухе голыми сиськами, будто вывалившимися наружу из кофты. Пожилая женщина проработала тридцать пять лет преподавателем истории, политэкономии, была методистом райкома партии. У нее на минуту отнялись ноги. Такого разврата в своем родном городе она не видела! Она хотела что-то крикнуть, но вокруг никого не было. Ей стало тоскливо, одиноко и брезгливо. Бабушка сразу как-то сникла и поползла уставшей черепахой к светофору. В сладкой истоме раннего солнечного теплого утра сзади за ней поднимались редкие пассажиры. Они плыли полусонные, каждый в облаке своих грез, недосмотренных снов и дум о завтрашнем дне. Не протрезвевший с вчерашних шашлыков и бани автомеханик Гаврилов возвращался домой, пролечиваясь бутылкой пива. Раньше он был блюстителем порядка. Но был уволен за недостойное поведение. Ему не везло в личной жизни. Еще внизу в переходе его привлекли какие-то звуки. Подняв голову на шум, он увидел воплощение свободных нравов свободных людей.
- Совсем охренели! Устроили бардак прямо на глазах честных граждан. – заорал бывший мент, встав как вкопанный, завороженный магнетизмом и динамикой происходившего. В нем кричал нереализованный мужчина.
       Хоттабыча отвлек какой-то громкий возглас. Он поднял глаза и увидел пьяного мужика, качающегося в пяти метрах от них с бутылкой пива. Редкие прохожие выходили из перехода и, глянув в их сторону, отворачивались и шли дальше. Не бросать же начатое!... Ничтоже смятешася, Гарик опустил забрало и с еще большей силой заторопился к финишу, увеличивая обороты. Зеленое существо в зеленом шлеме билось, как мух, попавший в паутину, в зад лежащей поперек мотоцикла и кричащей в сладкой истоме женщины. Ее руки были свешены вниз, пытаясь упираться в подножку и парапет, груди болтались сладкими маятниками стремительного метронома, волосы метались вслед взмахам головы.
       Молодая мама поднималась из перехода с маленьким сыном. Они возвращались с дачи, умиротворенные гармонией семейного отдыха. Громкий женский крик и одновременный звериный рев слева оборвал биение их сердец куда-то вниз и заставил подпрыгнуть на месте. Инстинктивно обернувшись, молодая мама ужаснулась виду откинувшего назад огромную зеленую голову страшного существа, рычащего и мотающего ею из стороны в сторону! Он возвышался над парапетом по пояс. Женщина инстинктивно сжала руку ребенка и поспешила вверх и направо. Мальчик пытался ей крикнуть: «Мама, мама, смотри, Хищник! Чужой!... Из фильма!... Настоящий!...». 
       Большой диск яркого солнца вылупился над горизонтом, заливая золотом город. Уходящая электричка победоносно пробасила протяжным гудком, удаляясь перестуком на стыках рельс к Белорусскому вокзалу.. Молодые любовники привели себя в порядок. И помчались в еще одну из московских берлог, чтобы доспать свое всласть!...

       Вот этого-то виртуоза колес и женских грез я уговорил поехать со мной в Олудениз на очередной международный аэро-фестиваль.
       Наконец, он сдвинулся с мёртвой точки. Мы собрались и полетели с Маёвской парапланерной школой. С Малевым мы поехали!... В Олудениз! Я и Хоттабыч. Он поехал без своей Мурзи – разосрались в очередной раз!... Он был еще тот перец! Перец де Куэльер!... «…а сейчас выступит Николаэ Чаушеску! В простонародье Янош Кадр!». Хотя, всем им, вместе взятым, фору даст! «…и такое рассказал! Ну, до того красиво!...». Разобрав свои места, мы устаканились, налили и опрокинули после взлета. Гарик в своей манере начал.
       Едем мы, говорит, как-то с Арбата. Пива выпили. Решили колонной пойти в ПЖ – не подумайте «полная жопа»!... «Парижская жизнь»!. Ресторан-ночной клуб. Да в пути растерялись! И вдруг поссать приперло-то! И как!... А день к закату! Пятница. Машины все на окраинах давятся – за МКАД! Ехать одно удовольствие… Если бы не нужда! Приспичило – невмоготу! Не дотерпим!... Свернули на Малую Дмитровку. А там подворотня!... Мы-то не заметили, что подворотня перед банком. Ну, стоят мужики… Курят. Мало ли кому покурить не хочется! Мы с Вороном как из пулемета… Пузыри разрываются! Моча из ушей льется…
       Из иллюминатора видна была земля, «зеленая, зеленая трава», как во сне!... Мы разлили по второй. Команда млела, врастая в кресла. Гарик продолжал.
       Так вот, мы заруливаем перед ними. Тормозимся у этих мужиков. Быстро так. Писать хочется! На ходу срываем шлема и бежать! Прямо на них! Мы-то бежали мимо них, в переулок. У нас на головах черные подшлемники. Они нас увидели, бычки побросали, и деру! Как ошпаренные! За дверь, толкая друг друга… Заперлись. А мы за угол. И… Кайф!... Я стою, лью. Только глаза поднимаю, а там видеокамера и на нас!...
- Ну и, арестовали? Вас. – стали спрашивать его наши пилоты.
- За что?... Куда там! Они сами в штаны наделали!...

       Мы поселились в одном номере. В первый день Гарик поехал со мной на верхний старт ознакомиться с окрестностями. На пике восторга от впечатлений, он выразил готовность летануть в тандеме с инструктором. Пока Миша был занят, Гарик купался, а я летал. Без фанатизма, пару раз. На третий день мы поехали в Фетию и сторговали два мотоцикла в прокате напротив порта. Я взял «Ямаху-Вираго», а Гарик внедорожник «Хонду» 900 кубиков. За два дня я устроил ему экскурсию по достопримечательностям в радиусе сто километров вокруг Олудениза. И вот когда мы приехали на водопадные террасы «Яки-парка», разбросанные по склонам горы, и присели в тени огромной чинары с беседкой между стволов, рядом с бассейном с живой форелью, Гарик растекся мыслью по древу. Под шикарную закуску из свежей форели, среди журчащих водопадами садков для рыбы, нам в радость было свернуть горло взятой с собой бутылке «Черноголовки». Он был в приподнятом настроении, если не сказать что он парил! И его понесло!... Он вспомнил историю, произошедшую с ним лет десять назад…
       … «Только встанет над Москвою утро вешнее, золотятся помаленьку купола! И, как прежде, выезжаем мы из «Секстона», и, как прежде, байк катает седока!..». - Гарик вышел в плавках на залитую встающим солнцем палубу, потягиваясь и мурлыча песню Л. Утесова, по ходу переделывая забытые слова. Перед ним разливалась вправо и влево Москва-река. Справа висела ажурная дуга Серебряноборского моста, слева река заворачивала к девятому шлюзу. – «…Hу, подружка верная, ты старушка древня! Встань, Маруська в стороне. Hаши годы длинные, мы друзья старинные!...». Вставай, Слон!... – он с кнехта выпорхнул рыбкой над поручнями и без брызг вошел в речное зеркало… Пригревшаяся у борта дебаркадера в изумрудной воде, изломанной полосами солнечных лучей, стайка уклейки шарахнулась в разные стороны. Смачно чавкая в утреннем тумане широким кролем, Гарик болванил реку кругами мелких волн, уходящих эхом обратно к берегу.
       Его раздувало от восторга и радости – зеркало воды метров триста до противоположного берега играло всплесками рыбы, отражая прибрежную зелень. Они со Слоном, бухие,  заехали ночью перед рассветом из «Секстона» к Виталику на спасательную станцию «Карамышевская» чтобы отлежаться. А что там ехать?! До девятого шлюза. По Карамышевской набережной. После 67 больницы ты уже на месте – пункт технического осмотра ГАИ… Вниз по бетонке. Поднимаясь вверх, всю дорогу заполнял запах жареного мяса!.. Водолазы гуляли. Вечор достали жмура. Правда, водолаз Гена с бодуна лег на дно покемарить - пускал пузыри в яме, пока его за конец не вытащили обратно! Дергали, дергали – он не реагировал!... Отличился бывалый водолаз Толик. Станцию похвалили, и начальник выставил команде полумесячный запас спирта – 800 грамм. Наполовину пустая бутылка из-под шампанского стояла на столе. Хоттабыч знал Виталика, начальника станции, по дворовым делам – жили в соседних домах. Один всегда был рад видеть другого. Они вместе допили остатки чистого медицинского спирта в бутылке. На ночь поставили сеть трехстенку, три «телевизора» тридцатой ячейки и легли спать на топчаны в водолазной комнате…
       Табаня и гребя, Хоттабыч со Слоном подняли на борт пластиковой лодки «Пеллы» неплохой улов – четырех окуней, двух щук и трех судаков. Была несерьезная плотва и залетный линь. С реки виднелись и золотились маковки старой церкви над обрывом. Погода быстро запрела духотой. Натянуло тучи. Засеменил дождь, собираясь в грозу. Над рекой глубоко и остро разлился медовый коктейль цветущей липы и молодой зеленой листвы. К моменту их возвращения Виталик уехал домой. Народу на пляже не было. У горизонта над Серебряным бором погромыхивала и посверкивала гроза. На станции остался моторист с водолазом и студент-матрос. Мотики загнали под навес. Делать нечего – придется зависать на спасалке!
- Ну и, куда рыбу девать? Эй, студент! Давай ухи сварим!
- Куда еще – из ушей уже лезет!... Вчерашняя вон стоит.
- Слушай, Слон! Поехали к телкам, на базу!
- На какую базу?
- Да вон, слева от моста! Перед протокой на «Бездонное озеро»! Туда позавчера новая команда гребчих заехала. Группа олимпийского резерва… Одни бабы! Для них ушицу зарядим… Глядишь, кто-нибудь клюнет на крючок! Здоровые, стоеросовые… Кровь с молоком!...
- Стройные?!...
- Спрашиваешь! Как с подиума! Два метра сухостоя!... Целлюлита нет. Санек! Отвезешь?!... Вон, Санек на катере добросит!..
- А ты их откуда знаешь?
- Мы туда ночью к Олегу-мотористу приезжали. Он приглашал. Можно под это закосить! Сейчас ему наберу!...
      А что еще делать?! Нудный грибной дождь… Суббота… Да поехали!
      Тяжелый «Чибис» вязко скользил в теплых мурашках Москва-реки, раздвигая тупым носом расплавленный свинец воды. Вкручивался мясорубкой винта в зеленоватую воду, разгоняя бандуру катера. Его надсадное, но бодрое, гудение разливалось по всей Карамышевской пойме – от девятого шлюза до «греческих развалин» - старой пристани за мостом.
- Эх!... Хорошо идем! – слева по борту проплывали дачи на заросшем ивняком берегу. – Санек, заверни сначала на Новикова-Прибоя в винный магазин…
       …Слон с Хоттабычем сошли на длинный т-образный дощатый пирс, в заводи которого на приколе покоился катер и моторная лодка. Вдоль дорожки на высоком берегу в цветущей траве лежали на стендах каноэ и байдарки. За спортплощадкой растянулся прямоугольный барак-общежитие.
- Нам сюда! – сказал Гарик Диме.
- О-о-о!!!... Игорян!! Здорово! Рад тебя видеть!... Слон?!... Сто лет, сто зим! Заходите!... Там, налево. Увидите!... – и хитро ухмыльнулся.
       С пакетами в обеих руках, они вошли в длинный коридор. Их ждали… Для друзей открылась одна из многочисленных дверей длинного коридора в однотипный кубрик-комнату. Спиной к ним, в окно смотрел высокий плечистый молодой человек с короткой стрижкой. Широкие плечи, сильные руки говорили о хорошей физической подготовке. Парни нерешительно остановились в дверях.
- Кх-хм!... Извините! А… не скажете, где Вика, когда придет?
- Я Вика! – повернув голову, парень со спины оказался девушкой спереди. Она улыбнулась. Такие метаморфозы уже случались. – Девчонки сейчас подтянутся!... Проходите, располагайтесь! – она с интересом рассматривала вошедших.
      У этой Вики руки были, что у Хоттабыча ноги! Голова как у Слона – большая и круглая!... Зато задница, хоть накачанная, но круглая и женственная! А когда она развернулась, в глаза Слона уперлись две полновесные, сочные женские груди… Слон невольно проглотил слюну, чуть не поперхнувшись… «Во я попал!» - подумал Дима…
- Минутку! – Вика вышла, по-видимому, за подругами. Так как буквально через минуту она вернулась в сопровождении трех подруг, загребных своей четверки…
- Гарик, куда ты меня привел!?... Монстры! Мутанты!... – Бобер шепнул на ухо другу, улыбаясь навстречу вошедшим.
- Ну что, девушки, ушицы сварганим?! Или по шампанскому?....  – Гарик взял инициативу в свои руки. – Значит, так! Вы, Оля с Машей, на кухню! А ты, Вика, давай с подругой стол накрывать, а то не красна изба углами, а красна пирогами!... Давай, не стесняйся!... Все свои.
       Гарик пошел помогать готовить, а Диму оставил в номере. Слон развлекал девчонок полупошлыми анекдотами и присматривался к спортсменкам. Ему приглянулась более женственная Света. Она была менее мужеподобная и пониже остальных. Олег тем временем принес гитару и карты. Начало молодежному движению было положено. Перед закладкой рыбы все выпили. Олег на кухне бренчал на гитаре. Все шло как надо, своим чередом. Когда принесли уху, выпили еще. Ушица выла на славу!.. Парни накатили по третьей стопке огненной воды, девушки пригубили шампанского. Пока разговаривали ни о чем, перешли к простецкому десерту – распластали полосками торт.
- Что, в картишки сбросимся?! – предложила Вика, лукаво переглядываясь со Светой.
- Давайте, красавицы!.... А на что?... – засверкал искрами в глазах Хоттабыч.
- А на раздевание! До трусов!...
- Вы давайте, как раз по парам! – сказал Олег, загребая в охапку Машу. – А мы пойдем, пройдемся. По коридору!... – он подмигнул девушке.
- Давай!...
       Разбились на пары. Гарик с Димой и Света с Викой. Резались в простого дурачка. Слон изо всех сил старался выигрывать. Но ему не удавалось. Он первым оказался в одних плавках. Света сидела в купальнике. Вика еще в футболке. Гарик держался до конца – на его босоногих ногах оставались штаны.
- А что нам мелочится? – Вика раскручивала байкеров по полной. – Слабо играть до конца?
- До чьего конца?... – Гарик ловил кураж.
- А кто первый проиграет! Уже есть кандидаты…
- Поехали!
      Слон смирился. Налил. Выпил за дам. И тоже пошел в разнос! Чего мелочиться! Играем!... Ему удалось продержаться до Светкиного топлесс. От волнения и возбуждения соски у нее встали, смотрели вверх, прямо в глаза Диме-Слону, стали острыми и веселыми. Словно ей приделали два обрезанных носорожьих рога. Груди болтались над столом, как распашные двери супермаркета, стоило Светланке повернуться.
- Бобер, выдохни!... – сострил Гарик, заметив как Дима напрягается, словно надувающийся шарик.
      «Да ну его! - изо всех сил стараясь проиграть, думал Слон, - надо арканить Светку!». Ему повезло… Он сидел, в чем мать родила. Вика, любуясь налившимся хоботком Слона, млела и закатывала замаслившиеся глазки…
- Предлагаю теперь сыграть на выбывание! – молвила она голосом Багиры. – Кто первый проиграет, идет с более раздетым соперником в соседнюю комнату!...
      Повисшую на мгновение наэлектризованную тишину разрядил Гарик, поднимая бокал: «Ну, за любовь!». Слону повезло снова. Проиграла Света. Она встала, играя наконечниками молочных желез и принялась стягивать с узкого горлышка талии трусики, зацепившиеся за крутые, выпуклые, и словно торчащие ягодицы. Она была хороша!... Узкая полоска материи между бедер казалось, торчала наружу, выпирая от вожделения и страсти! Слону казалось, что Светка засветилась в полутьме. Они пошли…
      Гарик молча смотрел на Вику. Он ее не то что боялся, она была выше его и сильнее. Ну напоминала она парня, и все тут!... Он не мог ассоциировать ее как женщину до такой степени, чтобы так просто и легко уединиться, как его спутник. Чтобы поддержать линию общения, он нес какую-то чушь. Играть в карты не хотел, в отличие от Вики. Казалось, она растекается, как забытое на подоконнике мороженое. Тем временем, из-за стены стали раздаваться характерные стоны. Сидеть вдвоем стало неловко. Крики усиливались.
       Светка подходила к оргазму медленно и неотвратимо. Она перевернулась на спину. Схватила бедного Слона обеими руками за ягодицы – каждой ладонью за одну. И начала по привычке, профессионально, загребать. Гребок! Ну-ка, сладкая задница, иди ко мне, Касатик! На себя!... Замах! Гребок! Замах! Гребок!... Слон упирался. Он чувствовал, как эта амазонка пытается запихнуть его в себя целиком!... Будто мясо в мясорубку. Он упирался назад. Взмах весел!... Снова гребок. Ягодицы парня плющились под сильными женскими руками. Любовники, как две тучи, обрастали напряженностью, томление нарастало, увеличиваясь и темнея. Девушка начала ощущать вибрацию и пульсацию внутри. В ней звучал голос своей рулевой: «Светка, давай! Еще рывок! Два корпуса до финиша!».  Светка дала!... Она с силой выпрямила согнутые и раздвинутые колени и одновременно рванула весла на финишный гребок. Лопасти вошли в глубину!.... Руки на себя… Пальцы впились в несчастную задницу…
- Вот орет! Она что, всегда так? – спросил Гарик.
- Да нет… - Вика не успела договорить. Раздался бешеной силы женский крик сладострастия! И тут же, мужской страшный крик ужаса. Повисла тишина…
       Хоттабыч сидел, не шевелясь. Вика молча водила глазами – на Гарика, на дверь. Через какое-то время в дверном проеме показалась виновница торжества, Света. Она появилась, покачиваясь, обернутая в окровавленную простынь. Бедра спереди и изнутри были в крови. Из соседней комнаты стало доносится неясное мычание, похожее на стоны.
- Там… Дима… Он… У него… Я …
- Да не мычи ты, что случилось?. – Вика, вскочив, подошла к подруге.
- Я… ему… Не знаю!
       Дима лежал и выл лицом в подушку. Вся задница его была в крови.
- Братан! Что с тобой?!
- Она… Сука! Очко кажется порвала… Из психушки сбежала? Или не все дома?..
       Зрелище было неприятное. Вся кровать была в крови. Света не знала, куда себя деть. Слона увезли на «Скорой». Врачи констатировали разрыв мягких тканей заднего прохода. Дима ехал и думал, что все, кранты, изойдет кровью и умрет! А все из-за какой-то неудовлетворенной дуры! На мотике не покатаешься! Какая погода пропадает!... Эх!
        Целый месяц Слон пил выжатый сок, находясь в общем отделении Боткинской больницы. Хоттабыч регулярно навещал его. Один раз приходила Светка. Она принесла бананы. Словно издеваясь над его положением. Дима сам заказал ей приходить. Уж очень негативные ассоциации и жестокая расплата за радость, которую он подарил одинокой девушке… Когда ему разрешили ходить, он получил пижаму и юбку-накидку. Ее подол торчал, как круговой веер. Он не решался заглянуть себе через плечо… Врачи говорили, что все нормально. Швы зарастают. Через пару недель обещали выпустить.
      Раз под вечер в субботу к нему заехал на моцике Гарик. Отделение на удивление запустело. Коридор, обычно занятый прогуливающимися больными и парой коек вдоль стен, был пуст. Огромное старинное зеркало, висящее в холле с телевизором, притягивало Диму давно. Мучил вопрос. Будет ли он такой как раньше!...
       С животиком, в белой больничной майке и нелепой юбке, торчащей, как пачка балерины, в разные стороны, чтобы не натирать швы, он был похож на обожравшегося Гадкого утенка, затесавшимся, как пятое колесо, в четверку маленьких лебедей из балета «Лебединое озеро», неизвестно каким образом попавшим на генеральный концерт!... Перестав ржать, Хоттабыч присел на край кровати и справился о самочувствии друга.
- Слава богу! – пролепетал Дима. – Пузырь принес? А то тут тоска такая!!!...
- Сопьешься так, преживаючи!...
- Слушай, Гарик, постой на стреме! Пойду, гляну, что у меня там…
       Дима поплелся в своем нелепом виде – куртке пижамы и юбке-пачке, переваливаясь, как утка-медвежонок. Гарик стоял в начале коридора и наблюдал за другом. Вот он подкрался к зеркалу. Опасливо развернулся. Нагнулся, став похожим на павлина-альбиноса. Повернул голову через плечо назад…
       «Всё! Кранты! Никакой бабе я не нужен! Личная жизнь кончилась… На мотике наверное тоже не получится кататься!... Как дальше жить?!... О-ё-х-о!...» -  между ягодиц зияла дыра калибром как у сорокапятки, стрелять снарядами можно. Несчастный Димон охнул. Выпрямился. И… рухнул ничком в обморок…
- Слон!.. Димон, вставай! Очнись!.. – Хоттабыч тряс его за плечо.
- Братан!... Все, кранты!.. Я же так жить не смогу… Враги… Раскромсали всю задницу!...
- Ты о чем?
- Дырища там… Нев..я!
- Какая дырища?! Очко как очко! У тебя жопа черная от йода.
      То, что утомленный переживаниями Дмитрий принял за врачебную ошибку, оказалось оптическим обманом. Периодически обрабатываемое йодом одно и то же место в слабо освещенном помещении стало похоже на черное отверстие. Его то и увидел несчастный Слон… 
       - Вот такие-то пироги, Андрюха!... А ты говоришь!... Ну, еще по одной?!... – закончив повествование, Хоттабыч метнул в меня сноп искр улыбки из глаз, как Посейдон свои стрелы.
- Дай бог, не последняя!... Последнюю, не дай бог!... Если дай бог, то не нам!... – мы опрокинули. - Слушай, брателла!... А что ты развелся?.. Вроде, все при делах… Было. Извни, если не в тему вопрос!...
- Да ладно, Дрони!...Все в тему. Хорошо сидим. Отдыхаем. – вокруг журчала ручьями тишина и умиротворение. В маленьких заводях плавали утки. - Знаешь, бывало часто так. Приходишь вечером домой. Устал, как собака… Милая, что там пожрать вкусненького? Она мне: «Я устала». Что делала? В парке с сыном гуляла?... Два часа. Устала!... И, в догонку: «Давай вечером в кафе съездим! Поужинаем!». Так с просветами продолжалось достаточное время. На мои просьбы что-нибудь вкусное приготовить с душой, что, мол, «не красна изба углами, а красна пирогами», она начала отвечать «…не нравится такая жена, ищи другую!...», дура… И, на самом деле, зачем мне жена, чтобы с ней ходить ужинать в кафе? А приходить домой к пустому столу… Так в кафе я лучше с друзьями посижу!... Детские вещи по неделям лежали возле стиральной машины в углу! Второй год пацану шел!... Очага не было. Семейного. Секс?!... После такого «домашнего уюта», на нее не вставало!... Одно за другое цепляться стало, как цепочка. А она же не понимает!..
- Вот для этого и нужны друзья! За понимание!...
- Да. За него! Только печаль в том, что их меньше с каждым годом!... Кто нас понимает. Друзей. А так вспомнишь, как прежде часто собирались с кем-то в беседке детского сада через забор напротив. Или у меня на кухне. Курили до сизых облаков под потолком. Встаешь - и ты в тумане... Разучивали аккорды на первых своих фанерных ленинградских гитарах. Пели под бренчание дворовые песни. Пробовали первый портвейн. Когда надоедало, пели Высоцкого и Макаревича. Поддерживая друг друга в сердечных делах, ходили на пару петь песни под окна понравившихся девушек. Если засиживались допоздна на кухне, злобные соседи снизу начинали бить чем-то тяжелым по батарее, требуя прекратить пьяную подростковую оргию. Или вызывали милицию, стоило нашим голосам звенеть после одиннадцати, резонируя на весь двор. Смотрели на звезды. Мечтали быть космонавтами или хоккеистами. Путешествовать как ковбои. Собирали из чего можно по гаражам и свалкам свои первые «Риги» и «Верховины», кто сразу «Мински». Потом были помощнее, «Восходы», или еще живые «Иж-49». Крутили гайки. Мастерили поджиги и рогатки…
       Иногда спорили, иногда вместе мечтали. Обсуждали, как взрослые, какое дело кто начнет, если б был у нас миллион рублей. Строили планы. Потом, чуть повзрослев, уже более конкретно и приземлено. Но все о том же - о будущем. Сейчас уже, как раз, все больше о тех - прошедших временах вспоминаем. У каждого выдалась своя дорога в жизни, которая еще может и поменяется, конечно, но дороги уже у нас, к сожалению, разные... а может и к счастью. Берзарина… Расплетина… Сталинские и хрущевские дворы. Лодочные и спасательные станции… Голубятни! Гаражи. Ностальгия!...  Вовка с Карбышева… Пропал в Афгане…. Витек «Мурзик», был начальником спасательной станции. Сходил в Бутырку и «…я теперь на всю жизнь блатной…»! Не человек, а тень…
        Часто по дороге домой из гаражей, чумазые но счастливые, почти всегда покупали
пельмени. «Останкинские» по 50 копеек за полкило. В картонной коробочке. В магазине «Молоко» на углу Жукова и Карбышева. С синими кафельными стенами и толстыми продавщицами в белых передниках за угловатыми стеклянными прилавками... Приходили и кидали их в кастрюльку вариться. Потом доставали, посыпали укропчиком с петрушкой. Поливали сметаной, купленной там же в «Молоке». И набивали брюхо, запивая первым в жизни пивом - светлым «Жигулевским»… - Гарик вздохнул, затянулся. Запрокинул голову к звездам. Выпустил дымок кольцами, провожая взглядом их путь. За нашими спинами неслышно проходили отдыхающие и тусующиеся пилоты.
- Да, старый, как тебя разобрало-то!...
- Да, наболело.. А может, кризис среднего возраста?!... Бабы не догоняют, что жизнь скоротечна! Думают, что задница всю жизнь упругая будет!... Хрен там!... «Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела…». Деньги! Социальный статус… Кому-то повезло больше, кому меньше. И не знаешь наверняка, где поднимешься, где упадешь…
- Кабы знать!...
 - Очень редко мы собираемся в каком-нибудь не дешевом кабаке. Последние из могикан. Те кто остался из одноклассников, дворовых друзей… За стаканчиком-другим виски или хорошей водки, под душевную закуску, рассказываем друг другу новости, которые уже не пересекаются с жизнью каждого из нас. Если так глянуть, то собираемся мы вдвоем. Редко, втроем. Очень редко. Поэтому не очень интересно, хотя слушаем друг дружку с увлечением. Тепло становится, когда кто-то из нас скажет «а помнишь...?». И мы погружаемся
в воспоминания, смеясь и перебивая друг друга. И хлопаем друг-друга по плечам «нет, а ты помнишь?! …ты... а я..!».
- У меня то же… Одноклассников не вижу годами. Бывает, встречаюсь с однополчанами. Ждешь-ждешь, целый год второго августа! Встреча, как костер – яркая, горячая! До ночи. В конце снова, все растекаются ручейками в разные стороны на целый год… Иногда, раза два, удается совместно попариться в бане. Чаще, общаюсь с кем связан одним увлечением – мотоцикл, параплан, охота, рыбалка, погружения с аквалангом… Я очень люблю и жду этих моментов, хотя они все реже и реже. У каждого своя жизнь, работа, женщина. А куда денешься, Гарик?! Жизнь такая… Как ни крути! Хорошо, что мы еще собираемся. Мотопробеги. Баня. На дачу друг к другу… Это и есть жизнь!
- Вот, вот… Друзья у нас уже разные. И я для кого-то уже - старый друг, которого не позовешь, да и не пойду я, в компанию ему подобных. И у меня то же самое. Печально. Каждый раз, собираясь вместе, мы обещаем друг другу как-нибудь созвониться, и вот так вот просто, как раньше, под пельмени и пиво посидеть на домашней кухне. Поговорить и опять вспомнить старое, о будущем опять же. Но столько дел у каждого, забот, проблем... Опять мы перенесем на потом.
        И с каждым разом всё реже мы встречаемся. Меньше можем поделиться чем-то
сокровенным, как это было тогда - в юности. Все чаще натянутая доброжелательная улыбка висит на лице. И иногда уже звонок друга становится неудобным, не вовремя и проще выключить звук или сбросить звонок «перезвоню потом». И забыть перезвонить. А когда-то, по первому его зову, ты рвался увидеться с ним... А-а..! После редких наших встреч, расходясь в разные стороны, мы оба чувствуем какое-то непонятное чувство неловкости - что-то не то, недосказанность какая-то. Может попросту «надо чаще встречаться»?. И понимаешь бессмысленность частых встреч. Понимаешь, что вся соль именно в таких вот редких моментах совместных посиделок.
     И боишься, что не дай Бог, произойдет что-то такое, что больше мы не увидимся. И становится нехорошо как-то. Баб много. Было, есть, будет. Работа работой - никуда не денется. Заботы и дела тоже были и останутся. А вот друзей, не коллег, не приятелей, -друзей, тех самых старых, проверенных, настоящих мало. И только с ними ты можешь, увидевшись, с жаром обнять друга, хлопая его по спине. Только с другом ты можешь поделиться сокровенным, что даже матери не сможешь сказать. Только с ним ты одно
целое, устоявшееся, проверенное временем. Ты и он ведь - Друзья.
      Эх, Андрюха! Нам ли жить в печали? Аркадаш! Билл плиз! Закругляться надо…
      
      На обратном пути он застрял в Интернет-кафе. Он маялся в своем внутреннем пространстве, воюя один на один сам с собой… Отчаянная самообреченность подспудно вдергивала его из суеты окружающего в узкий коридор стремительных ночных гонок по утомленному городу…  Он садился на свой стремительный мотоцикл, и как будто приземлялся на другую планету, как Маленький Принц. Где все было его, родное. Никто не вторгался ни внутрь его самого, ни портил окружающую, существующую оп его канонам, ауру. В миру хотелось душевного взаимопонимания, спокойной теплоты семейного очага. С кем-то одной. Женщины клевали на его харизму, обрамленную в рамку внешнего антуража. Но сами ничего из себя не представляли. Просыпаясь с кем-то из них, Хоттабыч, ощущал внутренний холодок. Он будто чувствовал, что за этими сладкими формами, обтянутыми бритой кожей, пульсирует чужой мир. Чужой. Как в одноименном фантастическом кино. И этот Чужой может вырваться наружу, разорвав эту сексапильную кожу, дорогие наряды. И впиться в него, вгрызаясь внутрь… Иногда ему хотелось напиться до или после секса. Они были какие-то одинаковые, резиновые, что-ли… Эти «партнерши». Хотя все разные – выше, ниже, брюнетки, блондинки. Кто-то брал бюстом, кто-то завоевывал его упругой задницей в совокупности со смазливым личиком. С кем-то он не мог целоваться взасос – не то что изо рта пахло, он ощущал какое-то не свое, что-ли. И был просто голый секс. Были и те, которых не хотелось с первого раза больше никогда… Ни у одной из них не было того, что называется домовитостью и добродетелью. То, в чем Гарик вырос, и что потерял за время скитаний, в гонке за деньгами, в борьбе за место под солнцем. Наверное, за все нужно платить…
      Возможно, поэтому, он находил душевное забвение в виртуальном общении по интернету. Ему хотелось хоть как-то наполнить продырявленный сосуд души, из которого куда-то утекало внутреннее спокойствие. Там, в заэкранном мире, существовали симпатичные образы, выставленные как для продажи, на витрину в ряд. Он велся на красивые слова в анкетах и симпатичные ему лица на фото. Завязывал переписку, чтобы непредвзято пообщаться. Поначалу, после некоторого времени переписки, иногда встречался. Потом, после разочарований из-за несоответствия того, как он представлял собеседницу, и кем она была на самом деле, все больше подсаживался на обмен мыслями прописью. Это была маленькая форточка в забытый мир детских и юношеских откровений и фантазий. С той стороны экрана, скорее всего, было то же самое.
      Вот и сейчас он зашел на минуту проверить почту и обменяться писаным бредом с парой давнишних адресатов.
      Он наткнулся на нее в Интернете  на сайте знакомств. Случайно. После перенесенного и довольно опасного для жизни заболевания, завывая в четырех стенах от  вынужденного безделья и скуки, непривычных для его жизненного ритма, не зная, чем отвлечь себя от грустных мыслей, по совету друзей – байкеров, промышлявших в этом море информации и ловивших  там свою рыбку - он и сам нырнул в эту «мутную водичку»…
      Она приятно удивляла  своей  явной неординарностью, плюс ко всему прочему, была   очень красива  На  сайте было вывешено семь фоток – ровно сколько  дней недели. Он открывал по одной каждый  день и вежливо здоровался. Она иногда отвечала и  позволяла себе в ответ выкинуть какую-нибудь шалость, даже с не всегда  понятным ему смыслом. Но, явно, была очень не глупа, остроумна. И в ней уже чувствовалась  какая то экстравагантность. Особенно ему нравился четвертый снимок! И по четвергам он всегда  писал, что она сегодня  особенно хороша… Как то подошедший из за спины его девятнадцатилетний сынок,  взглянув на монитор, небрежно бросил: «А-а-а-а…фото-шоп…». Он почти оскорбился: «Иди куда шел, сопляк, что ты понимаешь в колбасных обрезках!». И, в свойственной для  него манере общения с сыном, послал его дальше… Он иногда позволял себе такой тон из-за сложившихся, скорее дружеских, чем  отцовских, отношений…
      Он, уже просто был влюблен в нее и, будучи по складу своей натуры неисправимым романтиком, так и не приобрел свойственного своему возрасту, даже здорового цинизма.   Ей было чуть за тридцать, в пику его возраста - чуть не хватало до пятидесяти. И, хотя он не был похож на Алена Делона, большинство женщин находили его обаятельным, а некоторые считали даже красивым. Он же понимал мужскую красоту по своему, и очень смущался, когда девушки высказывались по этому поводу откровенно ему в глаза. Конечно же, ему было приятно это слышать, ханжой, он  не был, и скромностью особой  тоже не выделялся, но к своей внешности относился, как ему казалось объективно - критично, и по этому пресекал обычно такие разговоры, говоря им  просто б их извращенном  вкусе…По этому, несмотря на то, что был все таки довольно уверенным в себе мужчиной, никаких особых иллюзий на свой счет не строил…   
      Иногда, он аккуратненько «закидывал  удочки» в ее сторону- типа, а не испить ли нам кофею... Но она, не менее корректно, и очень тонко уходила от этого. У него же складывалось впечатление, что там было  далеко  до семейной идиллии, и похоже, она от этого  сильно страдала. Ну, а он и не торопился. Ждал. Просто мечтал о том, как однажды теплым  летним  вечером пригласит ее на экскурс  по вечерней Москве на своем замечательном  мотике,  и она наврет мужу, что задержится у подруги и, они поедут куда-нибудь на набережную Москвы-реки…. Он  постелит на холодный гранитный парапет свою куртку, чтобы ей  было не холодно сидеть… И, отхлебнув из горлышка хорошего винца, хотя бы не надолго забудут все свои неприятности, глядя на отраженные в речке фиолетовые огни Крымского моста. Для него уже это было бы маленьким счастьем. Он научился ценить жизнь и умел радоваться мелочам. Просто солнцу, просто небу, просто  людям…Он любил людей, доверял им, за что и бывал неоднократно наказан всякими жизненными передрягами. И, причем отчетливо это осознавая, совершенно не хотел меняться. Он всегда считал, что лучше иногда «попадать», чем  всю жизнь ходить настороженным - ведь хороших людей все равно больше…Ну и, конечно, у него был жизненный опыт! И, довольно хорошая, присущая его скорпионьему знаку интуиция…Поэтому, в последние годы «попадалова» хоть и случались, но крайне редко. И вообще, он был неплохим человеком и пользовался уважением многочисленной арбатской байкерской  тусовки.
       Ему казалось, что он ее чувствует…Он представлял, что, несмотря на некоторые нарочито наносные моменты, в своем поведении она просто пыталась скрыть свою ранимость, и, в то же время, была очень добрым  и отзывчивым человечком. Ах  д-а-а!!! Она же еще писала стихи!... С такой лирической душой, Человек, по определению, просто не может быть «засранцем по жизни»… Хотя и  в Истории Человеческой случалось всякое…
       Хоттабыч же оставался верен себе, она ему безумно нравилась, и плохих мыслей на ее счет у него даже не закрадывалось…Он отчетливо  понимал, что такая красотка ну просто не может быть не избалована  повышенным мужским вниманием! Но и предполагал, что у нее при, мягко говоря, совсем не низком IQ, должна быть высокая планка в оценке людей. И, в частности,  этих «кобелей»… Прожив почти пол века, он не хуже женщин знал, что кобелей-то вокруг,  «как свиней не резаных»... Только…  Мужчин мало… И, по некоторым ее высказываниям, было очевидно, что она была знакома с этой ситуацией совсем не по-наслышке…В ней чувствовалась какая то обида на  весь адамов род…
…А, может, это ТА…? А, может, он просто себе ЕЕ придумал…
       Я взял коктейль в баре и присел, развернувшись лицом к улице. Гарик что-то стучал по клавиатуре, общаясь по Интернету. Народ жил ночной жизнью маленького уютного курорта. Пожилые иностранцы, как на якоре, привязывали себя к какому-нибудь одному кафе и крутились там, как рыбки в банке – пили, танцевали, пели караоке… Выходцы из бывшего СССР, наоборот, бродили группами, общались, смотрели видеоотчеты в «9 облаке», приценивались и торговались в пестрых разноцветных лавках и магазинчиках. Пока Хоттабыч что-то там строчил, я успел пообщаться с Игорем из Жаворонков, который рассказал, как на мото-параплане охотился за кабанами в Крыму. Потом к нам подошел Олег «Вождь» со своей Тосей. Они не стояли на месте, шли в прибрежную дискотеку бара «Help».
       Гарик погрузился в пучину своих фантазий… он писал длинный ответ-монолог. Адресат был а офф-лайне, то есть адресат отсутствовал в данное время у компьютера и не мог отвечать в режиме диалога.
       «Здравствуйте, девушка! Если я скажу, что просто обрадовался Твоему письму, то значит, не скажу ничего...Да и не стоит сейчас… Это наверное было бы долго и нудно... А-а-а, да-а-а, хорошо, что сидел, а то бы наверное упал бы (от такой приятной неожиданности...). А я вот третий день, как оказался сегодня здесь - в славном маленьком Парадайзе – сказочной лагуне Олудениза и старой Бухте Шайтана. Где должен пробыть как Пятачок - до второй пятницы по необходимым для меня делам отдыха, скажем так... Я, в принципе, особо и не тороплюсь, мотосезон открыт, парни колесят по ночной Москве без меня. Через две недели и я!... Хочу Тебе, между делом заметить, что «невест» здесь нет – все приезжают «со своим самоваром»! Нико-о-г-о-о-о... (рассказываю Тебе об этом с позиции «записок путешественника», а не как остро-озабоченный гражданин... (я не тако-о-ой!...) Хочу, чтобы Ты улыбнулась просто...
        В прошлом провинциальный, ранее затерянный и замызганный аул, с полным отсутствием какого либо намека на архитектуру... Две сакли еще стоят у подножия горы вдоль дороги. Сейчас сплошные двух-трех этажные отели. В общем, тоски смертной не испытываю, но надо в таком месте быть с кем-то. Вдвоем... Располагает, я бы сказал. Ты все никак позвонить не реши-и-и-шься (конечно, гнусная улыбка..). В действительности, конечно я очень рад Твоему письму...Вчера кто-то позвонил, попал на сына, спросили Гарика, (у меня тел. на него переадресован, пока я в отъезде. Ко мне только СМС приходят). Ну, во-о-от значит, я перезваниваю, на том конце, чертовски обаятельный, я бы охарактеризовал его как чувственный, слегка прокуренный голос, (который я почему то ассоциирую с Тобой..)Я уже было подумал...Э-э-э!… Ну, и ...приз оказался не мой, крутите дальше колесо...(«Поле чудес»)! Так что, Ты, конечно, права - я ждал...Так что, пишите девушка... Вы доставляете кому-то радость... ТАМ зачтется...Буду ждать. Искренне Ваш.». Гарик перевел дух. Ух-фф! Отлегло. Будто кружку пива выпил. И тут же вернулся к действительности…         
       Мы возлежали в грушах-трансформерах на песке. Нас пытался убаюкать сонный прибой, пробегающий ленивым пенным гребешком со скоростью черепахи от Лагуны к Ликии. Перед нами посередине дымил кальян. Красные седушки, пестрые турецкие коврики в ярко-малиновых тонах – все навевало атмосферу веранды «Евро-Бистро»…
- Прикинь, как годы несутся – словно дни.. Недавно «Явы» на Мневниках продавали… Очереди по спискам. А уже седина в бороде!... Украшает-ть мужика борода?
       Где-то в темном небе, летящей звездой мерцал бортовыми огнями самолет, доставляя в Даламан новую партию старателей за душевным и сердечным бальзамом, разлитым в окружающем нас пространстве. Многих подспудно влекло сюда. Они сами не подозревали, что их ждет свой «Аленький цветочек» в Бухте бабочек. Потом, спустя время после возвращения, многие начинали понимать, что до поездки в этот ранее забытый райский уголок, они представляли из себя душевных сирот и инвалидов духа из толпы социальных зомби, ожесточенных яростных одиночек, утопающих в собственном снобизме… Несчастные заблудшие странники.

       Где-то в центре далекой Москвы, посередине Старого Арбата, за длинным столом, на красных диванчиках вспоминали двоих байкеров. Хоттабыча и Харлея. Затерялись в далекой Турции... Как им там летается?!..
       День таял где-то там, у МИДа, загоняя светило по Можайке за МКАД. Солнце катилось большим колесом старой арбы, безболезненно переваливаясь через коробки многоэтажек, играя по пути в прятки с новыми небоскребами. Разомлевшие стаи зевак хаотически перемешивались встречными потоками полчищ, уставших от дневного сражения – от «Праги» к «МакДолнальдсу» и обратно. Их руки были опущены. Оружие зачехлено. Боевой пыл сменен на предвкушение отдыха и ожидание встречи… Это уже была праздная толпа бандерлогов, уставших в бесцельной борьбе преодоления жизненных трудностей. Они еще тешили себя иллюзией счастья и уверенности в завтрашнем дне… «…мы не заметим, как нас обманули! Ослепшие в квартирах городов!...»
       Нас «колбасило» в замкнутом пространстве камер квартир. До аллергии. И необъяснимая сила влекла слетаться на выступ открытой веранды арбатского кафе. Мы сидели, как горные птицы на скальных выступах, в ожидании набегающего ветра или далекой добычи, показавшейся на горизонте… Нет. Не в поисках счастья. Счастьем был сам факт того, что мы здесь, живые и здоровые, среди подобных себе. Нам легко и непринужденно.

       Матовой спиралью дымок растворялся в Млечном Пути. Словно песня связанных рабов умирающего в песках каравана, тянулся заунывный мотив турецкой песни, со всех сторон пытаясь влезть нам в уши. Луна висела над правым мысом лагуны Олудениза, делая весь пейзаж сказочно фосфоресцирующим.
- Да.. Мелькают годы…

Мелькают годы – километровые столбы.
Москва сверкает и хочет славы и любви.
Душа клокочет, к тебе стремится и поет!...
А ты уходишь… Дороги лента вдаль течет.

Меня уносит дороги серая река.
Куда не спросит, и вряд ли скажет мне «пока»!
А сердце рвется весенней птицей на восток!
Навстречу солнцу. На теплый летний ветерок!

Мелькают версты, и в миг сливаются года!...
И все так просто – ты не вернешь их никогда!
Лишь будешь помнить короткий летний вечерок.
Судьбы подарок на перекрестке двух дорог.

Запеленаю в дороги ленту свою грусть!
Пока не знаю, что будет дальше – ну и пусть!
Не проклинаю уход любимых и друзей –
Я привыкаю к бродячей участи своей!

Ночь распростерла объятья теплые свои!
А мы несемся за эхом призрачной любви!
И серой кошкой во тьме бежит моя мечта!...
А надо мною… смеется полная луна!…