О лидерах и движениях

Цезарь Кароян

Киноновелла 4

О лидерах и движениях

Место действия: ночные улицы большого города, фабричное помещение и комната жилой квартиры.

Действие: дождь, широкий ночной проспект. Промокший до нитки молодой человек, припозднившись, ловит такси под фонарем. Мокрые волосы сосульками прилипли ко лбу. Капюшон он пока не поднимает и видно, что у него простое симпатичное лицо, каких миллионы. Мутные огни легковых автомобилей, косо заштрихованные струями дождя, равнодушно проносятся мимо него. Из-под колес у них брызжет так, что успевай отпрыгивать. Наконец одна из легковушек резко сворачивает к бордюру. Зажав в руке мятую сторублевку, молодой человек лезет в салон, но водитель, нагло ухмыляясь, показывает три пальца. С кончика носа срывается тяжелая капля и медленно летит вниз, разбиваясь о кожаное сиденье. Недовольный водитель широким жестом смахивает ее ладонью. Ревет мотор; молодой человек захлопывает дверцу и делает раздраженное движение рукой вслед уносящейся машине, но тут его белые кроссовки захлестывает волна, поднятая бешено вращающимися колесами. Буря в луже воды.

Сосредоточенно и быстро он шагает по темным улицам, надвинув на лоб капюшон, и уже не оборачивается на звук догоняющих машин, хотя все еще, не глядя, голосует на всякий случай, но по мере того как тает надежда добраться до дома на такси, меняется и его жест. Открытая ладонь, знак автостопа,  превращается в красноречивый кулак с вытянутым средним пальцем, неприличный английский «фак», обращенный к равнодушным автомобилистам. Прохладно и скучно идти по спящему городу и чтобы развлечь себя он начинает затейливо подпрыгивать двумя ногами вбок, как это делают в веселых оперетках, ударяя подошвами друг о друга. Не замечая, что уже не один. Сзади, чуть поотстав, появляется еще одна рука с вытянутым средним пальцем. Еще один незадачливый полуночник. А сзади – еще один. И еще. И еще. Им тоже не хватило денег на дорогу. Нерасчетливое безденежье удел молодых. Все они строят «факи» и неловко копируют его прыжки. Сзади пристраиваются девчонки с квадратными фанерками на тонких рейках, на которых грубо намалеван кулак с вытянутым вверх средним пальцем. Дальше видны фанерки, выполненные вполне профессионально и выпиленные лобзиком по контуру рисунка. Их несут уже не только девчонки. Удивительно много народа обитают на улицах в столь неурочный час. Стихийное поначалу движение превращается в стройное неформальное шествие под проливным дождем. Бурные реки воды, пузырясь, несутся вдоль тротуаров, параллельно им по тротуару течет людская река. Многие молодые люди вполне комфортно устроились под зонтами и капюшонами, но даже они дружно протягивают фанерные «факи» проезжающим мимо машинам и весело взбрыкивают ногами.

А вот и художник, набивший руку на «факах» и выпиливающий их из фанеры. У него длинные засаленные волосы, он не так молод, как его клиенты и его серебряная сережка в ухе недовольно вздрагивает, когда холодная капля срывается с крыши ему за шиворот. Но фанерки идут нарасхват, и открытая сумка художника набита деньгами. Из-за этого стоит ночь мокнуть под дождем.

Целый цех женщин-мастериц расписывает фанерные «факи» в псевдорусском стиле червленого Палеха уже в теплом просторном помещении. Яркий белый свет режет глаза после темных улиц. Автоматические станки длинным плавным движением, жужжа, выпиливают готовые рисунки по контуру, поворачивая фанеру по оси, бригада плотников с гвоздиками во рту приколачивают к ним вручную рейки. Сексапильная секретарша с ногами от ушей спешит за шефом, прижимая к груди тонюсенькую синюю папку, а шеф…  да это же тот уличный художник, только ухоженный и умытый, с красиво уложенными в хвост, завитыми, чуть укороченными волосами! У него сытое, довольное лицо, и лишь сережка в ухе как прежде недовольно болтается, когда он что-то сердито выговаривает своему дизайнеру, развернувшему перед ним проект новых красочных «факов».

А дождь все льет, глухо щелкая по лакированному капоту роскошного Мерседеса. Качаются дворники, стирая струйки и капли с лобового стекла. В салоне машины хозяин фанерно-художественного производства. Он трогается с места и медленно едет вдоль движущейся очереди молодых людей с его произведениями в руках, всматриваясь в струящиеся окна. Дождь никому уже не помеха в фейерверке ночного шествия. Ему беззлобно тычут в окна фанерные «факи» и нестройно приплясывают под зонтами. Абсолютно синхронно и слажено делают танцевальные движения только трое парней, самыми первыми пристроившиеся к «первоисточнику». Их лица серьезны и сосредоточены, несмотря на всеобщее веселье, словно они выполняют ответственную общественную работу. Фанерные «факи» ими с презрением отвергнуты, они по-прежнему тянут вверх свои средние пальцы. Из них вышло отличное танцевальное трио.

В салон Мерседеса с визгом лезут две юные смазливые девчонки. Они неестественно возбуждены, словно только что вышли с дискотеки, что-то орут и трясут мокрыми зонтами, забрызгивая сиденья, приборную доску и самого хозяина машины. Бывший художник не возражает против такого бесцеремонного вторжения, снисходительно улыбается и даже, предложив девочкам дорогие сигареты, любезно щелкает золотой зажигалкой. Фанерки с «факами протеста» небрежно брошены под ноги, одна из девчонок наступает на них каблучком. Машина легко набирает скорость, обдавая прохожих потоками воды. Нахальные пассажирки что-то кричат через мутные стекла на улицу, в ответ видят завистливые и обидные «факи, факи, факи»… Розовый язычок внутри салона эротично рисует на запотевшем стекле длинную извилистую дорожку, сильные мужские пальцы сжимают острую девичью коленку. Высунув руку в приоткрытое окно, владелец иномарки победно адресует шествию их же знак презрения, но совсем не из солидарности с движением, и, обгоняя молодежь, растворяется где-то в сиянии огней.

Первый молодой человек, мимо которого также пронесся Мерседес, сворачивает с большого проспекта под арку в тихий темный двор. За ним уже никто не идет. Издали видно, как мимо арки продолжает тянуться веселая толпа. Молодой человек у подъезда тычет негнущимся пальцем в кнопку родного домофона. «Хр-р-р!..» Слышится щелчок, шорох, неясный как комариный писк ответ; приблизив губы к динамику, он говорит:
-Бабуль, это я!

На кухне, на сковородке сердито шкворчит и подрумянивается блинчик, ворчит на внука добрая суетливая старушка, пока он в прихожей выпрыгивает из мокрых, прилипших к ногам штанов. На столе чай, блинчики, в уютном полумраке бледно светит прямоугольник телевизора. Захлебывается диктор ночных новостей, комментируя шествие молодых людей. Слаженное трио верных адептов важно дает интервью, остальные последователи скандируют речевку, потрясая фанерными «факами».

Молодой человек машинально отхлебывает чай. У него пустые усталые глаза; расслабляющее домашнее тепло охватывает тело. По его лицу нельзя угадать, знает он или нет, что именно он стал случайным отцом-основателем нового молодежного движения, ведь за все это время на улице он так ни разу и не оглянулся…