Проклятье Перуна
Вознёсся к небу погребальный костёр. Вокруг него дымился глубокий ров, закиданный сырой соломой и загороженный плетнём из прутьев.
Пылающая крада пламенем и чадящим дымом закрыла тайный переход усопшего к праотцам.
– Почил братец Вратко в присных облаках! Трудно будет мне одному в березол спахать ляд на дебрях! – Бакула вытер пот со лба, подумал о делах насущных, – как ты считаешь, Вязга? Не будем платить дань хазарам? Скоро праздник урожая! Елико они заломят кубков жита? Ты ведаешь вяче меня.
– По беле и веверице с сохи ! Будет тебе поспешение от небесного рала сколотов ! Не горюй! Близенько именины Овина ! Зажжём в честь праздника живые костры. Разберёмся с хазарами. Святославша-то пылче хазар внове требует дани. Мало ему стычки с нами!
– Накось, выкуси! Не ступить и шагу шелудивому псу на добрую землю! – ответил Бакула. – Вернёмся, братище, уж вечер, во двор. Затопим каменку. Погреюсь. Чересла побаливают. Выпью квасу. Лягу на лавку.
– Авось не за долами твой конь подковой о чаяние стучит, надумаем, аки дальше жить. Ты моложе меня, пожнёшь хлеб и посеешь! Узришь младую траву! – согласился Вязга.
Два путника, разбив ритуальные трёхручные миски, закинули за плечи заступы, двинулись от могильного кургана к жилью. Ростом высокие, статные, тёмно-русые волосы до плеч.
На них надеты косоворотки, длиной до колен. Поверху синие накидки, удерживаемые застёжками. На ногах высокие сапоги с мягкими голенищами. В сапогах таятся ножи от зверья.
В сером небе пронеслась стая уток. Выше сетей-перевесов, натянутых между высокими деревьями.
– Не словили ни одну птицу! – закинув голову, молвил Вязга.
– Днём парят высоко! О ночь зри! Не зевай! Аки забьётся крыльями, опускай за бичеву мрежу к землишке.
Вошли в слободу.
На трёх телегах вятичи привезли пойманную сетями рыбу.
Рыбаки Поруба, Буян и другие молодцы таскали её мешками из вретище по крутой тропинке в посад и складывали в деревянные кадки. А женщины пересыпали рыбу солью.
– Знатный улов, – похвалил Бакула, – поздоровался с ними.
Возле рыбаков бегали дети, весело кричали.
– Когда же рыбаки остальные воротятся? – поинтересовалась старая женщина.
– Не тревожься, баушка, вот телеги им отвезём и с новой рыбой все вернёмся, – ответил Буян.
Вязга и Бакула направились к вождю.
Всеслав, седоголовый старец с волосами до плеч и с окладистой бородой, одетый в свиту длиной до икр, поправив серебряную гривну на шее, учтиво встретил странников.
– Наша община одобрила преисполнить тебе покон праотцов, дабы мог твой брат, обутый в плесницы, повстречаться с Яруном, Ярилой и его отцом Велесом.
– Рад это вняти, – ответил Бакула, – вы приютили нас из племени кривичей равно с вами, яко близких по духу людей. Жаль, что Вратко не перенёс разлуку с Новгородом, умер от тоски по родным местам. Остались мы вдвоём с Вязгой.
– Истая слава Новгороду – отцу градов славянских! Обманом Олегша вознёс Киев и принизил Новгород, – старец потряс руками, и добавил, – Бакула, уж год аки с братьями водишься с нами. Нет ли у тебя жажды породниться? Выбери себе красну девицу.
Бакула поклонился в пояс и ответил:
– Благодарю, отец. Мне мила одна девица.
– Аки же её зовут, молодец?
– Инга.
– Инга? Но у неё суженный Зубаха есть. Ушёл он на ловъ и не вернулся. Два лета от него нет повестей .
– Люба она мне. Буду я тожно ждать. Коли воротится её муж, выжгу из сердца рачение , а коли познаю, что он не животен , то дозволь мне взять Ингу.
Покачал головой и ответил старец:
– Трудный ты себе удел выкроил, молодец. Надломленную вейю хочешь оживить. Сохнет Инга по любимому. А ты ей сердце уязвити!
Преклонил колени на сырую персть богатырь Бакула:
– Не кори меня, вождь племени. Разреши мне в эту пору-вересень в путь тронуться. Пойду я в дремучие леса. Васнь , изведаю, что содеялось с Зубахой.
– Аки же ты пойдёшь, скоро снега заметут все дороги? Дед Мороз начнёт колотить бородой, он в это время злой на людей.
– Не страховиты мне сипуха и морозы. Шуба волчья тёплая, кровушка греет жилы. Зимой проще сыскать городища и людей по дыму. Поживу, поскитаюсь, прознаю. Коли сгину в пути, не яритесь.
– Один пойдёшь чи с братом? Вязга – кузнец, ой аки нам сейчас надобен! Наральники, сошники, серпы, копья и мечи ковать. Зубаха ловкий коваль, но дождёмся ли мы его?
– Вязга мой старший брат, сам глагол поведати.
– Любо, твою волю в ладу примечу на резах, положу в храм Макоши, дабы кудесник поворожил, куда тебе прок выйдет.
Берёзовые перелески отделялись лугами. Чуть пожелтевшая трава, озарённая скользящими лучами солнца, светилась каждой былинкой.
Ирица и Милева, завязав узлом последние колоски в поле, запели песню. На них надеты льняные рубахи и красные клетчатые понёвы. Поверх плат на голове увяслы и серебряные браслетные височные кольца. К ряснам подвешены поднизи из золота и драгоценных камней. Бусы из горного хрусталя и красного сердолика.
Глянули на стоящих в отдалении мужчин. Зарделись румянцем. Прикрыли длинными крылами рукавов лицо.
(продолжение следует)
Свидетельство о публикации №210010201238