Мозаика

Это была первая летняя гроза. Со стеной проливного дождя и сверкающими, как ему казалось, у самого его окна, молниями. Он не закрыл окно, хотя немного, еще с детства, боялся грозы. Наоборот, он сел на подоконник и приблизил лицо к стеклу, чтобы можно было лучше видеть качающиеся от порывов ветра деревья и пустую улицу. Иногда, совсем редко, по ней пробегал кто-то, закрыв голову от дождя целлофановым пакетом. "Пакет здесь не поможет", - думал он. Ему стало вдруг тоскливо, и он, опустив занавеску, отошел от окна. Он оглядел комнату, из которой она ушла месяц назад, закрыв дверь с приклеенной на ней табличкой: "Берегите мужчин". Обычная белая обшарпанная дверь времен его детства. Справа от двери, шкаф для одежды, слева - их кровать. Он всегда по привычке будет говорить "их", подразумевая себя и ее, даже когда вместо нее появится другая. Может лучше, но не она. У окна стоит письменный стол с настольной лампой, сверху ряды полок под книги, диски и разные маленькие безделушки - их фотографии, которые он то убирает, то снова расставляет на полках, открытки, подарки по разным незначительным поводам. На этих полках всегда беспорядок, но так привычнее, и ему в глубине души нравится этот бесшабашный образ вынужденного холостяка. Вынужденного потому, что это она ушла от него, и он ничем этого не заслужил. Он метнул взгляд на письменный стол, где лежала раскрытая тетрадь, которую он использовал как свой личный дневник. Психолог посоветовала записывать все, что приходит в голову, чтобы разобраться в его обрывочных воспоминаниях о детстве и в том, что же он в конечном итоге испытывал к ней. Он стал закатывать рукава сорочки и долго, задумчиво рассматривал засаленные манжеты. "Теперь никто не стирает",- сказал он сам себе. Это совершенно бытовое замечание отдалось болью в сердце, он положил на него руку и поднял голову. Было нужно прислушаться к себе. Боль ушла. Его возраст не тот, когда долго не отпускает.
Нужно было что-то записать в дневник. Хотя бы то, что сегодня первая летняя гроза, и он заменил в коридоре лампу. Поставил табуретку, залез и выкрутил ее, а потом несколько раз погладил рукой абажур, который купила она. Это был первый раз за день, когда он подумал о ней. Ей нравились вещи со вкусом. Вот и этот абажур, сделанный из серого полупрозрачного шелка, тоже очень милый и придает коридору какую-то благородную, сдержанную строгость. Ему не составило никакого труда вспомнить до деталей день, когда она внесла в его квартиру картонную коробку и, поставив ее на паркетный пол в гостиной, сказала: "Это абажур!" Она скинула легкие босоножки и тонкий, в цветную полоску шарф, и присела на пол, чтобы раскрыть коробку. Она со смехом рассказывала ему о чем-то, а он был внезапно поражен тем, что у нее узкие белые руки с длинными пальцами. С утра они поссорились, а теперь вдруг в квартире снова звучал радостный голос, и были открыты шторы. Это было прошлым летом. Темнело поздно, и до ночи шторы не задергивали и не включали свет. Она распахивала окна, и они слушали, как во дворе играет музыка, и скользят по асфальту колеса велосипедов. "Было чертовски хорошо", - хмыкнул он и слез с табурета. А потом, вроде, забыл о ней и думал о том, что он устал и сам себе надоел.
Он повернулся в крутящемся кресле, потом склонившись над тетрадью, усердно, как прилежный ученик написал: "Сегодня родители прислали денег. Как всегда больше, чем нужно. На работу не пошел, но тапочки для дома купил. Позвонил старой подруге, но разговор не клеился. Встречусь с ней, вдруг что-то получится...
Видел первую грозу. Заменил лампочку в ее абажуре. Спасибо, что не забрала, когда уезжала. Пытаюсь шутить, но выходит плохо.
Думал о ней, пока вкручивал лампочку. Какая она? Бесстыжая, требовательная, иногда почти святая, сумасшедшая слегка, благоразумная, строгая, несдержанная, слишком сознательная, добрая, каплю циничная. Все как сложится. Каждый раз что-то новое".
Он перечитал запись и остался доволен собой. Вроде бы, проясняется...