Вопрос трех недель

Прошло больше пяти лет с тех пор, как Лидия развелась с мужем, а она до сих пор вспоминает об этом с легкой ироничной улыбкой, неизменно добавляя: "Тогда я была совсем ребенок". Она уже не может точно сказать, что она разглядела в довольно банальном молодом человеке, излучающем во все стороны флюиды самолюбования и снобизма. Впрочем, он был довольно миловидный внешне, даже слегка приторный в своей правильности черт, и до невозможности педантичный и дотошный, что не вполне соответствовало его возрасту. Прожив с ним вместе чуть больше года, и осознав, что сама уже прочно ощущает себя малоинтересным и совершенно умственно обездоленным человеком, Лидия, собрав остатки сил, ушла от него. Уходила она легко и тихо, до крайней степени довольная собой и с чувством, что ради этого дня возмездия, стоило появиться на свет. Она еще какое-то время медлила с разводом, не потому что ждала, что будет некоторое послесловие, а потому, что проходила все неизбежные в таких случаях этапы от эйфории до апатии и обратно. Наконец, все зажило, затянулось, зарубцевалось и было вытеснено целым рядом ярких воспоминаний, в которых встречи с мужчинами занимали не последнее место. И вот, поднявшись однажды с утра в прекрасном, ничем не омраченном настроении (чем-то напоминавшем настроение сытого, окруженного материнской лаской младенца), она потянулась и решила: "Развожусь". День был не жаркий, и солнце, плывущее в дымке, приятно припекало, но не палило. В окно подувал ветерок, и в нем чувствовался слегка уловимый пряный вкус свежей выпечки. Такой день отлично подходил для  серьезного, можно сказать, определяющего жизнь шага. Лидия торжественно достала с посудной полки запылившуюся турку и медленно, специально растягивая каждое действие, сварила себе кофе. "Нужно начинать с уважения к себе, - сказала она, присаживаясь на табурет. - И потом, необходимо все продумать. Подробно. С обжигающим кофе в руках и холодной головой на плечах. Продумать все, вплоть до туфель, в которых я переступлю порог ЗАГС". И она неторопливо, с наслаждением от кофе и собственной мудрости, стала шаг за шагом писать сценарий своего развода. Несмотря на абсолютное равнодушие к тому, с кем она клялась быть вместе до последнего вздоха, Лидия решила добавить каплю драматизма, что придаст этой комедии легкий голливудский
лоск. Закусить губу и, деликатно отвернувшись (но так чтобы присутствующие непременно заметили), смахнуть без спроса набежавшую слезу. Маленькая и вполне уместная несдержанность. Вызвать слезы и добиться того, что к горлу подходит привычный ком, отличающий дам эмоционального внутреннего склада, совсем не трудно. Достаточно представить, что тебя увольняют с работы за "несоответствие внешнего вида занимаемой должности". Последняя деталь, о которой подумала Лидия, заключалась в том, что нужно выписаться из столичной родительской квартиры и оформить прописку в свою, находящуюся в немалом отдалении от Москвы. "Дома и стены помогают,- успокоено выдохнула она. - Максимум две недели на прописку. И еще неделя на то, чтобы окончательно,- да, окончательно,- и бесповоротно решить это дело. Свобода!" Она несколько раз повторила это слово с разными интонациями, и всегда оно звучало маняще и освежающе. Чувствовалось, как все ее тело, до недавнего времени расслабленное, становится подтянутым и сильным. Плечи распрямляются, а подбородок невольно выдвигается вперед. Лидия не ощущала в себе никаких, даже самых туманных отголосков комплекса "разведенной женщины". Возможно потому, что она давно  уже воспринимала себя таковой, но при этом несправедливо скованной каким-то формальным, поставленным в Тверском ЗАГС штампом.  Лидия прислушалась к себе и с лучезарной улыбкой констатировала, что она полна сил, как будто внутри нее открылись плотно закрытые резервуары с положительными эмоциями. Она представила себе стеклянные закатанные банки, на крышках которых коряво выведено черным маркером "Радость". День пролетел без особых достижений, но гладко и даже можно сказать незаметно. Она дочитала давно оставленную и, положа руку на сердце, совершенно нудную книгу, прослушала пластинку Луи Армстронга, основательно выспалась и ближе к полуночи, чтобы взбодрить себя, пролистала альбом со свадебными фотографиями. Наперекор ее ожиданиям, снимки не вызвали в ней привычной, автоматически включающейся мозгом функции "калькулятор", когда само собой в голове начинали складываться цифры: cсвадебное платье из испанского кружева - сто двадцать пять тысяч (и это со скидкой за красивую улыбку), туфли Fabi - тридцать одна тысяча, букет - три тысячи, и так далее вплоть до чулок и не вполне пристойной подвязки с золотым ключиком среди волн ленточек и розовых бантиков. Сейчас она с облегчением заметила, что она не думает совсем ничего, как человек входящий в нирвану. Все мысли отключены и уступили место простому созерцанию. Лидия зевнула. Три недели, три недели, три недели... Комната кружилась у нее перед глазами, а она все повторяла, пока не заметила, как уснула довольным и тихим сном.
С  того дня прошло два месяца. За это время Лидия с трудом получила прописку, скупив, кажется, весь имеющийся в магазине рядом с паспортным столом ассортимент конфет и всевозможных сладостей. Девушки-паспортистки уходили в декрет, выходили замуж, болели, уезжали с детьми к морю. Словом, находилась сотня причин, по которым ее "никак не могли прописать в настоящий момент". Наконец, плотно сжав во влажной от пота руке драгоценный документ с двуглавым орлом на обложке, Лидия почти на ходу выпрыгнула из старенького, звучно отфыркивающегося автобуса. Перед ее удивленным взглядом раскинулся спальный район на окраине города. Полуразвалившиеся кирпичные дома времен ранней хрущевской оттепели, сооруженные, судя по виду, на скорую руку. Людей мало, из постоянных жителей района встречаются в основном бездомные кошки и собаки, лежащие на солнце, тяжело дыша, некоторые даже высунув язык. "Улица сельскохозяйственная, - хмыкнула Лидия. - Название соответствующее местности. Только как я найду ЗАГС среди похожих как братья-близнецы домов? Ни одной свадебной машины. Видимо, здесь не вступают в брак, чтобы не тратить время на развод. Крайне, крайне предусмотрительно". Она опустила голову и с полным безразличием  посмотрела на запыленные носы дорогих замшевых туфель, купленных почти два месяца назад, через несколько дней после того, как она приняла решение. Теперь они уже не выглядели такими привлекательными и Лидия, с непонятной тоской подумала о том, что ее столичный шик выглядит довольно нелепо среди разморенной тишины небольшого небогатого района провинциального города. Она села на деревянную скамейку около подъезда и закурила, нервно выдыхая сигаретный дым. Еще не остывший пепел от сигареты упал на колено и незамедлительно прожег небольшую, но заметную дырочку. "Какого..." - Лидия не успела закончить, потому что рядом послышался хриплый, но вполне приятный смех.
- Никак проверка, какая? - старик стоял перед ней, опираясь одной рукой на деревянную с пластиковым набалдашником палку и другой почесывая совершенно белую аккуратную бороду.
- Нет, мне нужен ЗАГС. - Лидия окинула сгорбленную фигуру доброжелательным взглядом.
- ЗАГС, это как пойдешь наискосок, мимо мусорных баков, у которых уже с неделю лежит дохлая собака, справа будет аптека, точнее "птека", первую букву отломали шутники. Так вот, а потом покосившийся забор перед домом. Ты его обходи кругом и увидишь ЗАГС.
- А...- протянула Лидия. - Спасибо. Очень детализировано.
- Не за что, - старик усмехнулся в бороду,- Не спутай с моргом, он здесь рядом.
- Постараюсь, - почти радостно крикнула ему Лидия, которая  подумала, что старик глуховат и добавила чуть потише, - это в моих интересах.
Она без труда нашла нужный дом, миновав мусорный баки, действительно мертвую (и судя по всему давно) собаку, одиноко стоящее одноэтажное здание аптеки и покосившийся  прогнивший забор. Городской ЗАГС располагался в обычном жилом доме на первом этаже. Небольшая вывеска, свидетельствовшая о том, что она пришла по назначению, выглядела уныло. Серая табличка с черными буквами, изрядно испорченная не одним десятком дождей, исключала саму мысль о том, что входящий в эти стены делает это по доброй воле. И тем не менее, увидев ее, Лидия почувствовала поднимающиеся к самому горлу волны внутреннего восторга. Такое чувство мог испытывать мореплаватель, разглядевший в утреннем тумане очертания новой, неизведанной земли.
У входа в ЗАГС сидели двое: женщина и заинтересованно выглядывавший из-за ее могучей, - действительно могучей, - спины мужчина. Оба, до этого момента с самыми отрешенными лицами, щелкавшие черные, насыпанные в белый кулек, семечки, теперь остановились. Женщина (пожалуй, при ближайшем рассмотрении ее с натяжкой можно было назвать стареющей девушкой) вытянула ноги, и короткая цветастая юбка еще больше обнажила мраморно-белые колени. Эта бледность настолько резко диссонировала с тягуче-жарким, размаривающим июльским днем, что Лидия прикрыла глаза.
- Че у вас?- протянула девушка, зевнув, не прикрывая рта.
- Развод,- коротко ответила Лидия, решив быть максимально лаконичной.
- О! - сидевший за девушкой мужчина оживился и даже слегка приподнялся на шатком скрипящем стуле. - Развод - это хорошо! Начнете новую жизнь. Все прямо с белого листа.
- С белого не получится, - Лидия радушно улыбнулась, стараясь изо всех сил не упустить ускользающее чувство восторга.
- Ну, не с белого! Какая разница?.. Еще встретите человека достойного вас, - мужчина сунул кулек семечек в руки своей соседке и, подмигнув Лидии, добавил,- хотя нас, достойный мужчин мало.
- И все заняты, - Лидия с деланным трагизмом посмотрела на него, словно муж был ее последним шансом. Шансом совершенно не оправдавшим возлагаемых на него надежд. И развод ей, само собой нужен, только для того чтобы начать новую, полную аскетизма и умеренности жизнь.
- Не все заняты, не все, - собеседник оживился еще больше. - Я, к примеру, совершенно свободен и открыт для общения...
Лидия прижалась к кирпичной стене дома. Ее разделяли всего каких-то десять шагов от двери кабинета (несомненно, такой же неприглядной как и все вокруг), за которой ждут большие перемены. Жара начинала набирать силу, и было приятно немного постоять с полузакрытыми глазами, в которые бьет солнце. В конце концов, начинаешь осознавать себя полной хозяйкой положения, которая никуда, якобы, не торопится. Но пора идти, не дожидаясь, когда все-таки засосет под ложечкой. Лидия, собравшись с духом, отняла от стены свое расслабленное тело и хотела уже переступить порог. Она мысленно пожалела, что не заказала сюда целый оркестр, который играл бы легкий вальс, придававший этому дню прохладу. Неплохо было бы повесить красную ленточку с надписью "Будущее", которую она разрезала бы серебряными ножницами, улыбаясь в объектив камеры. Она занесла над порогом ногу в пыльных замшевых лодочках и...
- Куды? - голос левушки звучал глухо, как из гробницы, и от него веяло нестерпимым желанием разочаровать. - У нас тут обед. Нам никто не плотит за то, что мы тут будем горбатиться весь день. Прием документов по бракоразводным делам по вторникам с десяти до двенадцати и по пятницам с пяти вечера до семи.
Лидия замерла, уставившись в проем на темный коридор, с мигающей синеватой лампой на потолке. И как можно было думать, что все решится так по-бытовому просто. Ее ни в чем не убедили мытарства с пропиской, когда она почти ежедневно обивала пороги паспортного стола и мычала в трубке невразумительное "все на мази", когда ее срочно вызывали на работу. С ее стороны было нелепо думать, что ЗАГС хоть в чем-то уступит паспортному столу.
- Повторите время и дни недели. Я запишу, - Лидия сняла колпачок ручки.
Девушка повторила, медленно и раздельно, как повторяют что-то прописное шаловливому ребенку, без надежды, что он это усвоит. Она так фыркнула в конце, что  все ее бледное тело заколыхалось.
- Дев-шка! - крикнула она, когда Лидия уже дошла до угла дома. - Госпошлину не забудьте заплатить.
- Заплатила, еще в Москве, - Лидия для убедительности показала пальцем на чек, лежащий в белой прозрачной папке.
- Нее... - девушка усиленно замотала головой,- не пойдет. Платите здесь!
- Угу, - кивнула Лидия.
Она на какую-то секунду задумалась, почему собственно не пойдет, но потом отогнала от себя попытки увидеть во всем этом какую-то закономерность.
Штурм ЗАГСа проходил с переменным успехом. Лидия то пребывала почти в полной уверенности, что у нее примут заявление, то от безнадежности хотела опустить руки. За время этой острой холодной войны между ней и сотрудниками ЗАГСа, борющимися, по всей видимости, за уменьшение разводов не только в городе, но и во всей стране, Лидия без особых сожалений распрощалась с некоторыми своими иллюзиями, особенно с теми, которые касались доброты окружающих людей и готовности помочь. Единственным, пожалуй, кто радовался ее еженедельным приходам быть тот самый мужчина, который в действительности оказался "главным секретарем". Плотное общение с ним в какой-то момент привело Лидию к почти безумной в ее положении мысли о том, что муж был не таким уж плохим человеком. Ей понадобился целый вечер на то, чтобы вспомнить некоторые моменты их брака и вернуть тем самым себе уверенность в необходимости добиться-таки приема заявления. Трудно сказать чем закончилась бы эта история: не исключено что Лидия положила бы жизнь на то, чтобы получить развод, но по какой-то странной случайности ЗАГС затопили как раз в тот день, когда Лидия преодолела все мыслимые и немыслимые препятствия, которые не позволяли дать ход делу. Узнав о случившемся, она первый раз за последние три месяца рассмеялась. Она представляла как, чуть покачиваясь, плывет среди прочих бумаг ее выстраданное заявление, и вода размывает написанную четким почерком, без дрожи в руке, формулировку: "В связи с имеющимися непримиримыми противоречиями, считаю дальнейшее сохранение брака невозможным".
Лидия снова прописалась в московскую квартиру и отнесла заявление в Тверской районный ЗАГС, где они с мужем расписывались. Их развели быстро и без особой шумихи, ровно так, как она и хотела. Два или три раза ей звонил навязчивый главный секретарь, видимо, затем чтобы сказать, что он по-прежнему ждет, когда она придет, чтобы оформить развод.