Мотоциклист

Вжииииих... Вжииииих. Глубокая ночь. Лето. В квартире на восьмом этаже самой обычной московской новостройки душно. Балкон открыт, и вместе со спасительной, хоть и совсем небольшой в безветренную летнюю ночь прохладой, врывается шум проносящихся мотоциклов. Слишком резкое "вжиииих". Ребенок ворочается и глубоко вздыхает во сне. Я лежу в темноте и прислушиваюсь, думая с раздражением: "Вот, сейчас проснется". Смотрю на часы. Уже далеко за полночь и все равно они куда-то несутся на своих мотоциклах, сталкиваясь с потоками теплого воздуха. Странное чувство досады было во мне, когда я слышала этот звук. Сразу появлялись мысли об их свободе и нашей несвободе от них. Само собой, звук несущегося на большой скорости мотоцикла слышит весь дом, точнее жильцы тех квартир, окна которых выходят на бульвар. Так продолжается все летние месяцы до того момента как похолодает, и мы будем закрывать дверь балкона на ночь...
Маме позвонила давняя подруга, которая уже два года жила в Москве. Она давно хотела переехать сюда из небольшого городка и когда, наконец, это произошло, с удивлением поняла, что ни Москва ее, ни она Москву не смогли принять. Случается, что город не принимает чужака: друзей, да и просто неравнодушных к его судьбе людей, нет, а съемный угол так и остается только пародией на слово "дом". И вот она с дочерью оказывается в малогабаритной однокомнатной квартирке в одном из спальных районов. Нет смысла описывать это довольно убогое жилище. Все временные пристанища схожи друг с другом какой-то своей необжитостью, старой мебелью, советскими застекленными шифоньерами (который хозяин давно думает вывести на дачу), потертыми ковриками и запахом лекарств. Словом, мебели много, но все равно в квартире пустынно. Не хватает или уверенных мужских шагов или совсем нетвердых детских, но мать и дочь в столице совсем одни. Конечно, есть бывший муж и его сестра, которые устроили к себе на фирму и ее и Варвару, только что поступившую в университет. Но на этом все. Неуютно и временами одиноко, хотя обе стараются держаться и ничем не выдавать ни первого, ни второго. Так прошел год, а на следующий год на фирму, где они работали, устроился Булат. Устроился и сразу влюбился в Варвару. Булату двадцать восемь, по национальности он бурят. Не красив... Нет, лучше сказать по-другому, он относится к той счастливой породе людей, о внешности которых забываешь почти сразу же, как начинаешь с ними общаться. Варваре восемнадцать, она полукровка - буряцкая кровь от отца, русская - от матери, из тех молоденьких девушек обращающих на себя внимание тихой и, в тоже время, очень непривычной красотой. Он сразу стал для нее всем: другом, отцом, советчиком, тем, который всегда думает о ней и которому не все равно. Ничего, кроме духовной близости, ни малейшего намека на чувства. Булат молчал с тем, чтобы не ставить ее перед выбором. И вот, в их съемной квартире зазвучали уверенные мужские шаги. Каждый вечер ждали Булата к ужину и невольно начинали улыбаться друг другу, когда слышали за окном жужжание его мотоцикла. Сейчас припаркуется, откроет дверь подъезда, поднимется на второй этаж и позвонит. В одной руке шлем, в другой пакет с черешней и букет красных тюльпанов. Засиживались допоздна за разговорами, а потом мать уходила, и они с Варварой оставались вдвоем на кухне, чтобы поговорить о том, как поедут в конце лета на Валдай, а осенью в Санкт-Петербург. Возьмут напрокат машину, а может отец даст свою. В ней больше багажник, так что уместятся палатки, мангал, небольшой чемоданчик со вкладными столиком и стульчиками и сумка с вещами. А как замечательно будет в Санкт-Петербурге: холодно-красивом с бегущей по многочисленным каналам Невой. Два дня будут бродить по городу, а оставшиеся дни - по пригородам. Петергоф, Пушкин, Гатчина, Павловск... А в Павловске замечательный английский парк. У Варвары слипаются глаза, но она все равно предлагает ему кофе. Он отказывается: пора ехать. Чуть гладит ее на прощанье по руке, по-дружески. За улыбкой и не поймешь, как обрывается что-то внутри и громко стучит сердце, что он ждет этой секунды весь день, а потом корит себя за эту слабость. Варвара всегда выходит провожать его на крыльцо. Натянув на ладони длинные рукава домашней кофты, смотрит, как он садится на мотоцикл и надевает сверкающий красный шлем. Булат заводит мотор, и она машет ему рукой, а потом складывает пальцы так, что получается латинская "V". Это означает Виктория. Победа. Варвара, конечно, крестила бы его на дорогу, как это крестит ее мама, но буряты - буддисты.
Как только он перешагивает порог, сразу, не снимая кожаной куртки и отбросив на кресло шлем, пишет ей: "Я дома. Приятного пробуждения". Он не звонит, потому что знает, что она уже спит и сообщение прочтет только с утра. Уверена, что он доехал.
«Я приеду к тебе завтра пораньше», - сказал однажды на прощание Булат. "Нет,- Варя покачала головой,- лучше хорошо отоспись, а там приезжай к обеду. Мама тебя накормит, а потом я приеду из университета". Это был самый обычный день. Лекции с полдевятого: две соединенные пары, полтора часа без перерыва, а затем пятнадцатиминутный кофе, чтобы смирится с тем, что впереди еще полтора часа. После третьей пары ее вызвали в деканат, сказали, что звонит мать. Мама... Она чувствовала, что в ней поднимается чувство страха. Что могло произойти, если она звонит в университет. Но вот мамин голос, как обычно выдержанный и спокойный. Нет, ничего не произошло, просто появилось какое-то беспокойство, и неудивительно, ведь у Вари всю последнюю неделю почти не переставая идет носом кровь. Только вчера била фонтаном, так, что вставленные ватные тампоны пропитывались в считанные секунды. Вот и подумала, как она доехала. "Все хорошо, - Варя погладила тонким указательным пальцем диск старого бежевого телефона, - сегодня почему-то остановилась кровь. Не течет и все тут". "Хорошо, до вечера", - так же спокойно прозвучало на том конце провода. И гудки. Варя успокоенная пошла в аудиторию. Она с улыбкой, не без грусти подумала о том, что мама стала слишком мнительной и теперь чаще ловит себя на беспричинном, связанном с ней беспокойстве. Может, сказывается возраст. И поморщилась при мысли, что из-за сущей глупости пришлось побеспокоить куратора. В четыре часа она переступила порог квартиры. Очень тихо, даже слышно, как муха стучится в стекло на кухне. Она расстегнула ремешок на сандалии и крикнула: "Мама! Мам, я дома!" Когда никто не ответил, вслух добавила: "Ну, вот ушла! Может, решила прогуляться по Москве. Или Булат предложил ей вместе съездить за продуктами в магазин». Она улыбнулась. Вдруг в комнате послышался шорох. Тихонько ступая, почему-то на цыпочках, Варя прошла коридор и открыла дверь в комнату. Мать сидела на диване. "Ты что не отзываешься,- она подошла ближе, чтобы увидеть лицо, мимику которого она за годы изучила почти досконально, - Ты спала? А Булат... Булат приходил обедать?" "Я не спала, - она внимательно, не моргая, смотрела на дочь и вдруг, словно сдавшись, заплакала, - Варя, Булата больше нет".
Он разбился ровно в полдень, въезжая из тоннеля столкнулся со стоявшей машиной. День был солнечный, и яркое летнее солнце освещало кроны растущих по обеим сторонам дороги деревьев. Он умер на месте, не приходя в сознание и не успев понять, что умирает. Он ехал к Варе домой. Она в это время сидела на лекции и, отняв от лица скомканный платок, с удивлением заметила, что на нем нет крови. Узнав о смерти Булата, она впала в тяжелейшую депрессию. Варя не могла его отпустить. Все повторяла, что они должны, обязательно должны поехать на Валдай, и папа уже обещал дать им свою машину.

За окном один за другим пролетают мотоциклы. Вжииииииих... Теперь в этом резком звуке слышится самонадеянная уверенность в завтра. А раздражения больше нет...