По ту сторону победы
Воевал он за Родину. За хату, под раскидистыми березами. За колодец с холодной, словно ключевой водой. За жену и Сашку. За престарелую мать и безногого брата Никиту. За все, за жизнь…
Чужим пахло. Может затхлостью, а может врагом, теперь не понять. Пустая хата, с пустым нутром.
Безвольное тело с пустым нутром. Победили. Но Родины уже не было. С какой яростью, он поднимался в атаку и рвал зубами немцев в окопах. Жить, чтобы воевать. Воевать, чтобы вернутся домой. Пропахшей потом пилоткой, зачем то вытер, пыльное с дороги лицо. Долго смотрел на звезду. Красную звезду на пилотке. Смотрел и плакал. Скупые мужские слезы, скатываясь по небритым щекам, теплыми каплями, стекали на подбородок и ворот гимнастерки.
Была мертва сама жизнь. Воздух застыл прошлым, жуткой тягучей смесью горечи и солоноватого запаха теста. Того, довоенного теста, из которого Олечка пекла хлеб. Вкусный, с хрустящей корочкой и словно смотрящим тебе в рот мякишем. Был запах молока, звонкий голос сына и скрип старой прялки, из того угла, где сиживала зимними вечерами мать. Ее сморщенное от прожитых лет лицо, такое близкое и до боли родное, с укором смотрело из угла, где свили свои гнезда пауки.
-Батя вернулся-крикнул кто-то. Он уже ревел в голос, закрыв лицо, пропахшими порохом и оружием ладонями. Тело колотило в агонии.
Стирая слезы с глаз, он снял со стены никем не тронутую, видавшую виду балалайку.
Пару аккордов и жалобно звякнув напоследок, порванными струнами, балалайка разлетается в куски, столкнувшись с крепкими кирпичами печи. Его печи. Кирпичи то за десять верст возили. От того места, где барский дом стоял.
На матице, завязанная крепкой солдатской рукой висела веревка с петлей.
Я иду. Тело в конвульсиях и солдат пришел домой. Домой, где все живы. Тут пахнет хлебом, а улыбающийся сын, свистит в вырезанную только что отцом, причудливую свистульку.
Свидетельство о публикации №210112201544