IV часть. Status Quo Ante Bellum

PG-13


Ты проснулся раньше меня. Не припомню, когда такое было?.. Обычно, это я открывал глаза от твоего горячего дыхания около самого лица и, недолго умиляясь, осторожно выползал из постели, чтобы ты мог поспать подольше.
Одеяло, в котором ты, завернутый ночью, подкрался ко мне и улегся рядом, валялось на полу возле дивана.
Я услышал шум воды. Вот так номер! -- Ты встал пораньше, чтобы принять утренний душ! Да это же я вечно тебя туда заталкивал… Но не потому, что ты неряха, а потому, что это я «борец за чистоту». Впрочем, не важно.
Я еще немного повалялся, изучая ровный потолок, и сел на край дивана, поставив босые ноги на пол. Дотянулся до кресла, влез в джинсы и, не потрудившись их застегнуть, побрел на кухню.
Совпадение это было или же случайность -- неизвестно, но, проходя мимо ванной, я столкнулся с тобой нос к носу. Ты даже не удосужился вытереться, только обмотался моим полотенцем, и с черных волос капли падали тебе на плечи и грудь. Ты испугался, увидев меня, и даже, кажется, смутился. Я, не заостряя на тебе внимания, прошел к холодильнику. Заварил переехавший ко мне вместе с тобою чай, себе достал сок и пил прямо из пакета. Ты скромно сидел в углу, не решаясь сказать хоть что-нибудь. Хотя это и не нужно, вчера ты высказался предельно ясно. Я старался не думать о неловкости ситуации, но отрицать очевидное было бы глупо.
Я поставил перед тобой чашку чая, а сам взял сигареты и подошел к окну. Я мог бы уйти на балкон, но я точно знаю, что, если бы попытался, ты непременно бы окликнул меня, потому что терпеть не можешь завтракать в одиночестве. Если, конечно, пустой чай можно назвать завтраком.
Честно? Я хочу, чтобы ты вернулся к ней, как можно скорее. Чтобы она позвонила тебе вся в слезах, и ты рванул бы к ней, забыв свой хрустальный рояль. Мне осточертело твое невежество. Ты не имеешь никакого права вот так сжигать мои нервные клетки!
Я вдруг перевожу взгляд на тебя. На твою спину. Я представил, как она подходит к тебе сзади, гладит руки на плечи, скользит вниз, ты вздрагиваешь, но потом улыбаешься ей и запрокидываешь голову, подставляя шею чужим губам…
На этом моменте я сбиваюсь. Мысли разлетаются. Может, потому что когда-то я был на ее месте?.. Другой я. И другой ты.
-- Давай съездим на Тотенхэм Курт-Роуд? Мы давно не были с тобой в музыкальных магазинах. – ты, словно в ответ на мой взгляд, поворачиваешься с этим дурацким предложением.
-- У меня другие планы. – отворачиваюсь, тушу окурок, ставлю сок обратно в холодильник и иду в спальню одеваться.
Нет уж, дорогой! Я не позволю тебе втягивать меня в эти игрушки. Нетрудно догадаться, откуда в тебе рождается идея пошлого «семейного» шопинга, который, типа, является подтверждением крепости отношений. Когда (вот действительно, КОГДА? Как давно это было…) мы заходили в «Суини Тодз» или любую другую закусочную в Челси и съедали чуть ли не дюжину бутербродов с бастурмой и парочку лимонных пирогов, когда мы прятались от полицейских в телефонных будках или когда, забравшись в примерочные Хэрродса под предлогом выбора свитера, вжимали друг друга в картонные перегородки под натиском жадных поцелуев – тогда было хоть ЧТО-ТО между нами. А не это твое «я хочу жить с тобой».
Наивный осел, зачем я вообще позволил ему переехать сюда? Чтоб потом ломать голову над тем, как от него избавиться?
-- У тебя какие-то планы? – твой голос с порога спальни заставляет меня вздрогнуть – в этом момент я надеваю футболку через голову и не вижу тебя.
-- У меня встреча. – «черт, почему я соврал именно про встречу? Сейчас ведь докопается».
-- С девушкой? – не видя тебя, я уверен, что ты иронично приподнял бровь и улыбаешься, сложив губы в недоверчивую гримасу.
-- Где поужинаем? – «да что ж такое?! Неужели нельзя было другим вопросом сменить тему!»
-- Может, закажем что-нибудь домой? – хитришь ты.
-- Посмотрим. Пока. – ключи, очки, куртка и бегом из дома…подальше из этого сумасшествия.
По закону жанра в моменты, когда герою хреново, обычно идет дождь в сопровождении с пронизывающим ветром. Но так бывает в кино или книгах. В моем случае было яркое солнце, улыбающиеся лица прохожих, поющие птицы и атмосфера полного счастья. Наверное, на этом фоне, я выглядел черным пятном. Угрюмым и непробиваемым циником. Когда вообще стало возможным применить по отношению ко мне эти определения?..
Я стараюсь думать о чем угодно, только не о тебе. Но любое воспоминание, так или иначе, связано с тобой. Даже если я начинаю думать о чем-нибудь отвлеченном, цепочка событий приводит меня к неприятным думам.
Я не знаю, куда иду. Просто слоняюсь по улицам и, глядя на часы, я надеюсь, что прошло уже не меньше часа, но стрелка сдвинулась всего на шесть минут.
Ха, забавно… Когда тебе так нужно свободное время, его никогда не находится. Но вот если оно наваливается на тебя в огромном количестве, ты понятия не имеешь, что с ним делать. Как сейчас… В идеале я хотел бы придти домой, когда ты уже спишь… И уходить, пока ты не проснулся. И так две недели…
Но зачем так сложно… Может, мне стоит забронировать тебе номер в отеле?.. Приду домой, сообщу, что потратил кучу денег на тебя, чтоб комфорт обеспечить, и выставлю с чемоданами за дверь. Классно. Только вот вернется ли ко мне мое спокойствие?.. Не думаю.
Я провел весь остаток дня с ноутбуком (пришлось тайком вернуться за ним домой), кофе и пятью креманками миндаля в кафе кондитерской неподалеку от Берджесс-парк. Разве это нормально? И что мне теперь, каждый день так «теряться»?
Уже темнело и, кажется, надвигалась гроза, когда я, наконец, решился пойти домой.
Стоя возле прилавка с купленными домой черничными пирогами и прощаясь с добродушным хозяином кондитерской, трещавшим благодарности за то, что «сам Доминик Ховард» пожертвовал целым днем, отдыхая в его уютном заведении, я спиной, своим подсознанием и каким-то чертовым нюхом почувствовал взгляд в спину.
Обернувшись к дверям, я увидел тебя. Ты стоял, подпирая косяк, со сложенными на груди руками и прищуром недоверия на заросшей физиономии. Твою мать! Так и есть – ты все видел и слышал.
Пришлось буквально выскакивать из кафе, чтоб ты не начал пытать меня расспросами прямо на публике. Я прошел мимо тебя, свернул на Саутгемптон-уэй и направился к остановке такси. Левой подмышкой зажав ноутбук (теперь ты в курсе, что я за ним возвращался домой), правой – пакет с чертовыми пирогами (теперь ты знаешь, что я весь день просидел в булочной). Чтоб мне провалиться! И тебе! – я слышу, как ты молча идешь следом позади меня.
Довершением моих сегодняшних удач стал раскат грома и моментально последовавший за ним ливень. Мигом опустевший район не обнаруживал ни одного приличного убежища в шаговой доступности. Уже изрядно вымокшему, мне пришлось запрыгнуть в заброшенную фруктовую лавку, которая чудом уцелела от сноса в арке двухэтажного здания.
Стоит ли уточнять, что ты протиснулся в эту узкую будку, набитую пыльными пластиковыми полками, следом за мной…
Это засада – не иначе. Невозможно представить глупость картины: я, держащий ноутбук и пироги, немного запыхавшийся, с мокрыми волосами, и ты – с острым взглядом, способным бурить льды в Антарктике, тоже мокрый и часто дышащий.
И вот мы стоим нос к носу в этой конуре. Ты впился в меня ядовитым и подозрительным уколом своих жестоких глаз, а мне, как всегда, черт возьми, даже некуда уткнуть взгляд!
-- Тебе эта ситуация ничего не напоминает? – спрашиваешь, наконец, ты.
-- Шкаф в Эксетере? – предполагаю я, почему-то уставившись в твои мокрые от дождя губы.
Ты молчишь. Что? Неужели не будешь орать и обвинять меня?
Гроза безумствовала. А когда шквалы ветра усиливались, мне на полном серьезе казалось, что наше нестойкое убежище смоет в пруд Брит Овал вместе с нами.
-- Дом…
-- Мэтт, не надо. – я невольно перебиваю тебя. – Если ты хоть сколько-нибудь хорошо ко мне относишься, то не говори ничего.
-- Я отвратителен тебе? – безжалостно спрашиваешь ты.
-- Послушай… -- начал я, совершенно не зная того, что, собственно, ты должен был от меня «послушать».
-- Ты не веришь мне. Ты боишься. Твой холод – это твоя защитная реакция. – объясняешь вдруг ты.
Эти три простых предложения расставляют все по своим местам в моей голове. Я осознаю это и смотрю тебе прямо в глаза. Хотя мне нельзя этого делать. Ты слишком близко. Вымокший. Тихий. Открытый. Дьявольски желанный.
-- Угости меня пирогом. – говоришь ты.
И мы стоим, прижавшись друг к другу, и едим пирог, откусываем попеременно, смотрим на пузыри в лужах.
А потом ты целуешь меня…черничными губами. Так нежно и искренне, что я забываю обо всем на свете. Я крепче прижимаю к себе ноутбук: во-первых, чтобы не уронить, а во-вторых, чтобы мои руки не в коем случае не ринулись обнимать тебя. Но, похоже, тебя это не очень-то устраивает. Я не знаю, куда ты дел пирог, но чувствую, как ты бережно пытаешься вытащить из моих рук компьютер и положить его на пыльную полку рядом, не прерывая при этом поцелуя.
Пытаюсь сопротивляться тебе, но это сложно. Мой мозг отказывается работать в двух направлениях одновременно. Я позволяю тебе устранить "преграду" между нами, и теперь ты почти наваливаешься на меня всем телом. Отвечая твоим ласкам, я думаю о том, как шуршит моя куртка. Ты поднимаешь руки к воротнику и касаешься пальцами кожи на моей шее. Я не даю поцелую более страстного и чувственного продолжения, которое ты так отчаянно пытаешься получить. В определенный момент я открываю глаза и вижу твои подрагивающие ресницы и слегка нахмуренные брови. Нет! Нужно это прекратить, сейчас же.
Я поднимаю руки, до этого висевшие вдоль тела, и мягко толкаю тебя в грудь, отстраняя. Теперь ты смотришь мне в глаза с тревогой, а мне почему-то невыносимо хочется пить.
Дождь не утихает, и я вижу, как ты пытаешься восстановить дыхание.
Не знаю, что сейчас читается на моем лице, но ты вдруг опускаешь голову и смотришь под ноги.
-- Не надо было… -- шепчешь ты.
А я не нахожу, что тебе ответить.
-- Прости, я не знаю, что на меня нашло, -- теперь ты поднял на меня глаза и явно искал опровержения с моей стороны. Но я молчал.
Тогда ты попробовал еще раз:
-- Обними меня, я промок, и мне холодно.
Ты демонстративно втянул голову в плечи -- давил на мою жалость.
Но я не знаю, что произошло. Я лишь стоял и смотрел на твои жалкие попытки пробудить во мне прежнюю любовь к тебе. Ты топчешься на одном месте, чувствуя себя в крайне неловкой ситуации. И..не выдерживаешь:
-- Скажи хоть что-нибудь, скотина!
Теперь ты снова неприлично близко ко мне: взял мое лицо в ладони и снова попытался поцеловать, но я резко повернул голову и ощутил твои проскользнувшие губы где-то на щеке.
-- Я все равно тебя верну! – грозно заявляешь ты.
Я молчу и парализовано во все глаза смотрю на тебя, упиваясь твоей решительностью.
-- Ты хоть понимаешь, бездушный ты сухарь, что я брошусь под машину, если это окажется единственным способом вытащить тебя из ступора?! Доходит до тебя это?!
Ты кричишь. А я любуюсь. Так в голливудских триллерах красотки с золотыми волосами зачарованно смотрят на монстра, который загнал их в тупик, но не сжирает, остановленный их сногсшибательной красотой.
-- Я тебя не понимаю. – говорю я. – Я не понимаю, для чего ты хочешь напугать меня этим предупреждением. А если честно, то откровенной угрозой. Каких эмоций ты от меня хочешь? Кого ты вообще сейчас перед собой видишь?.. Мэтт. Мэтт… Ведь ты…ты сам сделал меня таким. Неужели ты этого не осознаешь?
Наконец-то ты опустил глаза.
Осознаешь, значит.
Мои слова прогремели громче, чем гром, который предвестил сегодняшнюю грозу. Эта гроза оказалась грозой между нами.
Ты поворачиваешься ко мне спиной и лицом к узкому выходу из этого заточения.
И в эту секунду в мой мозг врывается абсолютно отчетливый факт – сейчас ты уйдешь, уйдешь прямо в дождь. И уйдешь навсегда.
Я не остановил тебя за плечо, как ты меня вчера в студии. Я стою тут один, как дурак, а ты ушел. И я точно знаю куда. Хватаю ноутбук и прячу его за пазуху куртки, выхожу следом. Иду за тобой, и твоя спина -- как ориентир для меня. Ты не оборачиваешься, а я не кричу тебе и не пытаюсь догнать. Мы шли так уже несколько кварталов под дождем, пока мои догадки не подтвердились -- мы идем ко мне. Только вот, чувствую, ничего хорошего из этого не выйдет. 
Тысячи раз ты грозился покончить жизнь самоубийством, уехать, улететь, уплыть – но, в конечном счете, успокаивался, и мы с горем пополам налаживали отношения. Нельзя сказать, что я привык, -- твои слова всегда звучат как "раз и навсегда! и точка". Но никогда нет этой самой точки. Всегда многоточие или запятая. Но, черт его знает…сейчас мне тревожно, как никогда в жизни! Я даже не боялся умереть от наркоты, когда у меня была ломка по тебе, а сейчас боюсь, что ты уйдешь из моей жизни. Я вижу, как ты пытаешься все наладить. Вижу, Мэтт! Но моя душа истрепалась твоими же стараниями, кстати. Что будет, если я позволю тебе катиться на все четыре стороны?.. А если остановлю?..
Есть шанс. Шанс все вернуть. Мое упрямство (или может тупая гордость) не дают мне его использовать.
Я должен признать: сейчас с тобой мне хреново. Потому что я знаю, что «как раньше» не будет. А мне ведь все или ничего! Но, может, стоит измениться? А, Мэтт? Найти компромисс, раз моим без остатка ты уже никогда не будешь. Кусочек?..
Еще я знаю, что без тебя мне будет в сотню раз хуже. Стоит ли говорить о том, что, в конце концов, я затяну петлю на шее, если точно буду знать, что наши с тобой отношения ограничатся отрывистыми фразами в студии и перед выходом на сцену, например. Да и ты долго протянешь при таком раскладе?
Я заворачиваю за угол и поднимаюсь по лестнице -- дверь ты не закрыл.
Прохожу в гостиную, не снимая обуви, -- черт с ними, с коврами…
Ты сгребаешь вещи, сваливаешь все в кучу и пытаешься застегнуть замок. Не получается, твои смятые тряпки вываливаются наружу, и ты тихо ругаешься, делая новую попытку.
Естественно, ты увидел меня, стоящего в дверном проеме и наблюдающего за тобой.
Наконец, наскоро собрав свое шмотье, ты направляешься к выходу, но я в три прыжка оказываюсь у двери, перегораживая тебе дорогу.
-- Куда собрался? -- спрашиваю я, вытянув руку шлагбаумом.
-- Дай пройти!
-- А все-таки? -- настаиваю я.
-- В отель. В другой город. В другую страну. Куда угодно! Лишь бы тебя там не было.
-- Ммм, ясно. Ты никуда не пойдешь.
Ты таращишься на меня, а я спокойно смотрю тебе в глаза и даю понять, что за порог тебе не выйти.
-- Я у тебя разрешения не спрашивал! И вообще… Какого черта ты позволил мне жить у тебя?! Если ты делаешь вид, будто мы не знакомы! Я думал, что ты хочешь все сгладить, попытаться наладить наши дебильные отношения! Но тебе насрать! Пусти! -- ты пытаешься оторвать мою руку от дверного косяка, -- Бессердечный кусок дерьма! Мне плевать, как ты будешь существовать в одиночестве. Ты не способен жить с кем-то! Я ошибался, когда думал, что я -- твое исключение, хренов эгоист!
Ты захлебываешься своим гневом, но я хватаю тебя за грудки и прижимаю к стене, не давая опомниться. Нависаю над самым твоим лицом и рассматриваю тебя, не делая попыток что-то сказать тебе или заткнуть поцелуем – просто крепко удерживаю на месте и смотрю.
Ты ничего не понимаешь. Не дергаешься. Пытаешься прочитать по моему лицу, о чем я думаю, но я вижу, что у тебя не получается.
Ты, прижатый мною к стене моей квартиры, глупый, напуганный, перевозбужденный собственной истерикой...
-- Мэтт, тебе это ничего не напоминает?
-- Я больше не хочу ничего знать о тебе. – через минуту сквозь зубы выговариваешь ты.
-- Мэтт, ты хоть понимаешь, что происходит? – пытаюсь «отрезвить» тебя.
-- Хватит! Хватит меня учить, тыкать носом и призывать к осмыслению! – ты орешь уже прямо мне в лицо. – Ты-то сам, умник, допер своей башкой, что тебе самому ничего не надо?! Ты сам ни черта не хочешь! Но почему ты тогда из меня делаешь крайнего?! Это не я гнал тебя из дома сегодня! Не я врал про какие-то там дела!..
В воздухе витает предчувствие взрыва. Я захлебываюсь от твоей правды. Я вижу, что в твоих глазах налились слезы. Тебя трясет. Но не от гнева… В тебе столько отчаяния!.. Именно отчаяния и обиды за то, что ты лишаешься единственной стабильности в жизни – меня. И ты не в состоянии мне это простить. Это для тебя хуже предательства. Хуже смерти.
-- Мэтт…
--…что ты видел во мне все эти годы? – не слушая меня, продолжаешь ты, но уже не кричишь, а плачешь. – Что я был для тебя? Избалованный псих? Городской сумасшедший? Палач?..
-- Мэттью…
-- Не зови меня тааааак!.. – твой рот искривлен плачем.
-- Бэллз, ты убиваешь меня сейчас… Не надо больше… Прошу тебя!..
-- Больно, да? Больно?! – подначиваешь ты. И в глаза мне – А знаешь, как больно любить тебя?
Это говоришь ты. Я не брежу.
-- ТЕБЯ, Ховард!
-- Я тебя прошу… -- едва произношу я.
-- О чем ты еще хочешь меня попросить? – шипишь с издевкой.
-- Или прибей меня прямо здесь и сейчас. Или люби до конца своих дней. Третьего нет. Понимаешь? Сможешь? -- я уже не сознаю свою горячку.
Но ты крепко обхватываешь ладонью мой затылок, и мы прижимаемся мокрыми лбами, глядя друг другу в глаза.
-- Доминик…
-- Скажи, чего ты хочешь...прибить меня или все таки любить?! Отвечай!
Теперь и я на грани слез. Ты ревешь белугой – и я отворачиваю лицо. Мы оседаем на пол, и у меня по щекам, наконец, текут ручьи. Льнешь ко мне, утыкаешься мокрым лицом мне в шею и прижимаешь к себе. Сгребаешь будто всего в охапку. А я даже руку поднять не могу, чтобы обнять тебя – у меня ни на что больше нет сил.
-- Я знаю, Домми, я знаю!.. -- повторяешь ты как заклинание сквозь плач.
-- Что…знаешь? -- у меня пропал голос, но я поднимаю твое лицо за подбородок на себя, -- Что ты знаешь?
Ты тянешься к моему уху:
-- Я знаю. Ты любишь, я знаю. И ты знаешь. Прошу тебя... Это так просто... Давай не будем друг друга изводить больше, пожалуйста... Я не могу так, Дом!
Ты больно держишь меня за волосы, притянув к себе. И я нахожу в себе силы обнять тебя. Так крепко, насколько это возможно, чтобы мне не пришлось говорить, чтобы мое тело сказало за меня. Ты двигаешься ближе, и мы сидим на полу, а я глажу тебя по волосам, приговаривая: "Тшшш, Мэтт...Мой Мэтти. Только мой". И от моих слов ты лишь сильнее всхлипываешь. Похоже, мои слова действуют на тебя обратным, «неуспокоительным» образом. Но потом я понимаю, что ты так давно от меня этого не слышал, что это самая лучшая моя реплика за последние месяцы.