Повесть о первой любви и превратностях жизни

     ПОВЕСТЬ  О  ПЕРВОЙ  ЛЮБВИ  И  ПРЕВРАТНОСТЯХ  ЖИЗНИ.

              Любимыми старайтесь дорожить,
их потерять порой не очень сложно,
гораздо сложно, а порою невозможно,
потом в гармонии с собою жизнь прожить.

                ПРОЛОГ.

     В субботнее утро Арсений проснулся раньше обычного времени в каком-то угнетённом состоянии духа. Обычно он вставал часов в 10, в приподнятом настроении от понимания того, что впереди два выходных. Целых два дня, когда не надо спешить на работу, а можно просто посвятить время самому себе. Обычно он, позавтракав, включал компьютер, заходил на сайт знакомств,  назначал свидание какой-нибудь знакомой, чтобы в приятном процессе общения  познать что-то новое, и  проводил с ней один из выходных дней. Он не любил душных кинотеатров, он предпочитал прогулки на свежем воздухе, в тиши пригородных парков. Послушать собеседницу, самому что-нибудь рассказать, короче, развеяться после унылых будней и тягостного одиночества. Но этой ночью к нему во сне пришёл кто-то невидимый и очень настоятельно попросил остепениться. Поэтому он и проснулся раньше времени в таком  угнетённом состоянии духа и потому он не включал компьютер, не заходил на сайт знакомств и не назначал свидание какой-нибудь знакомой. Он просто лежал, впадая всё сильнее и сильнее в тягостные размышления.
          Арсений ценил общение с женщинами. Отношение к ним было у него трепетным, но его противоречивый и, как отмечали практически все женщины, тяжелый характер, сводил, в конце концов, эту трепетность "на нет". После чего он с ними расставался,  всегда по-хорошему, и  переключался на новый объект общений. Он был в этом отношении не то чтобы потребителем, козлом, кобелём или другим  представителем фауны на языке брошенных мужчинами женщин. Он был, вернее всего, рабом своего неуправляемого характера, и потому расставался со всеми по-хорошему, понимая, что не может себя изменить, и, стоит особо отметить, практически ни разу никого не обидев изменами. Он ценил женщин, не унижал их, умел их слушать.  Поэтому женщины его так и не называли и не держали на него зла. Но что-то непонятное прерывало его отношения с ними. А что -  он и сам не мог понять. Ну что поделаешь - обречённо вздыхал он при очередном прощании  - такая у меня натура. Тут ничего не исправить теперь. И после этого он пил, кляня в разрыве чаще всего себя, а вернее свой дурной характер, тем самым всё дальше отдаляясь от своих подруг. Те иногда пытались вернуть его, но он не любил развязывать узлы в своих отношениях - он просто их рвал. Это повелось у него с детства. Но тут есть одно "но". Тогда он рвал узлы на ботинках, а теперь - на отношениях со слабым полом. Но, как говорят, чрезмерное увлечение чем-то до добра не доводит. Вот и он в течение последнего времени испытывал какую-то душевную пустоту, которая сегодня утром,  после ночного визита инкогнито, показалась ему кричащей. Он уже привык жить один в этой маленькой комнате, в которую он переселился после развала семьи. Там всё рухнуло ещё лет десять  назад. Тогда всё это напоминало снежную лавину. Сначала снежная шапка семейных отношений дала небольшую трещину взаимонепонимания. Потом возникла вторая, третья, и т.д., и т.п. Все они с каждым днём расширялись прямо на глазах. И, в конце концов, снежная конструкция, подтаяв от жарких выяснений отношений,  рухнула и стремительно понеслась вниз, сметая на своём пути, все попытки  найти друг с другом  хоть какой-нибудь компромисс, что бы хоть как-нибудь спасти ситуацию. Но, как видно из результата, эти попытки ни к чему не привели. Из-за отсутствия денежных средств, чтобы разъехаться, им пришлось  остаться  жить под одной крышей. Когда разборы полётов закончились, их отношения перешли  в стадию вооружённого нейтралитета, во время которого возникали небольшие стычки местного значения, не выносимые, как бывало раньше, на всеобщее обозрение в виде третейского суда родственников и близких друзей. И потому они очень быстро угасали. Затем они перешли в мирное, можно даже сказать добрососедское, сосуществование. И всё бы ничего, но не было в семье самого главного -  семейного уюта. Не было той прежней душевной и телесной близости, взаимопонимания. Каждый жил в своём мире, щедро разбавленном одиночеством душ, бывших когда-то единым целым. Теперь они жили с женой по разным комнатам, каждый своей жизнью. И общая кухня, стала вдруг коммунальной. Одиночество в семье -  страшная штука. Сначала от одиночества спасали дети и новые женщины, с которыми Арсений встречался на нейтральной территории. Но потом дети выросли, у них появились свои увлечения с прилагаемыми к ним проблемами. Новые женщины становились всё более настороженными, в силу своей женской интуиции, и не столь охотно шли на контакты, как это бывало раньше. И, похоже, сегодня к Арсению пришёл самый страшный душевный кризис. Это когда человек сам не знает, чего он хочет. Исходя из  жизненного опыта, это страшнее, чем когда он вообще ничего уже не хочет. В последнем состоянии  остатки желаний монолитно оседают в глубь души  и засыпают летаргическим сном, который, при желании, ещё можно растормошить. А когда человек не знает, чего он хочет, остатки желаний разбиваются на группки и затевают между собой древнюю игру, которая называется перетягивание каната. Представьте это зрительно, и поймёте,  о каком душевном спокойствии может идти речь. Вот и у Арсения в глубине души желания уже почти месяц играли в эту игру. И всё как-то спонтанно заканчивалось ничьей, что нарушало его и без того  шаткое душевное равновесие.
       И вдруг там начала одерживать верх группа, которая очень редко заявлялась на соревнования и никогда не добивалась высоких результатов. Она проповедовала желание навсегда прибиться к какому-нибудь берегу. И Арсений начал искать этот берег.
        В его воображении возник коридор с  портретами женщин, которых он помнил. И стоило ему в него войти, как многие портреты тех, кто не желал, чтобы он к ним прибивался, на глазах растворились, не дав ему шанса посмотреть им в глаза.
         - А ведь какие слова мне  говорили, - с обидой пробурчал он, скрипнув зубами, не беря в расчёт то, что он их сам когда-то бросил  не в силах совладать со своим характером. Но ему об этом напомнил дружный хор женских голосов, которые прозвучали под сводами воображаемой галереи.
          - А что ты хочешь теперь? Того, что не хотел тогда? Даже если ты  смог обуздать свой характер, во что с трудом верится, то время внесло свои коррективы. У каждой из нас своя, уже сложившаяся жизнь. Так что, извини, но ты - пройденный этап в нашей жизни.
        Вздохнув от услышанного, Арсений робко двинулся к изрядно поредевшим портретам. Они, почему-то, были какими-то тускловатыми, и лишь самый дальний портрет  светился ярким светом, как чудотворная икона. Когда он приближался к портретам, женщины на них огорчённо вздыхали, и виновато отводя глаза, печально растворялись, каждая по своим причинам. У кого-то не было нормальных жилищных условий, а он в их решении  не мог стать помощником. У кого-то были дети, с которыми он не успел в свое время найти общий язык, а у кого-то мужья или  появившиеся после него сожители. Теряя надежду, он подошел  к последнему, ярко светившемуся, портрету и остановился с тревогой ожидая, что портрет вот-вот  растворится, оставив его один на один с жуткой пустотой. Дальше была  лишь шершавая пустая стена. Это был уже тупик. Но портрет не растворился. Девушка на нем лишь с укором смотрела на Арсения:  мол, что тебе не жилось со мной тогда? И мне, и себе жизнь искалечил. Это была его первая любовь.  Не та, детская, когда несёшь портфель девочке, которая тебе нравится, без всякой задней мысли, так как мужские гормоны в тебе еще только зарождаются и не имеют в организме своего "я", а юношеская. Та первая, настоящая, со сложившимися и крепкими гормонами. Та, которую воспевают поэты за её кристальную, непорочную чистоту, ещё не запачканную лживостью легкомысленных и пустых романов. Та, которая чистым и светлым пятном  покоится в душе почти каждого человека. Его любовь звали Вета - милая, очаровательная, белобрысая  девчонка с зелёными глазами, из  далёкой, а временами такой близкой  и потому ещё, более прекрасной,  юности. И в голове Арсения вновь пронеслись позитивные картинки, связанные с их встречами.

                НЕГА ВОСПОМИНАНИЙ И ГОРЕЧЬ ПРЕДАТЕЛЬСТВА

                Он вспоминал, как они бродили по уснувшему зимнему посёлку, беззаботно болтая ни о чём, но, как им тогда казалось, о чем-то важном и вечном.  Как, дурачась, бросались снегом  и,  весело смеясь, мчались друг за другом вдогонку, и падали, увлекая друг друга  в сугробы. И в тот момент  им казалось, что они одни в огромном мире, и всё вокруг принадлежит только им. Это заснеженное поле  вдоль дороги, усыпанное белым снегом, который искрился на солнце, радуя их взор. А за ним -  укрытое льдом и снегом  озеро, с противоположного берега  покрытое,  одетыми в белые шубы соснами,  величаво стоящими на  таких же величавых, как и они, скалах, за которыми, озаряя золотистым серебром, снежные убранства сосен, пряталось недолго гостившее на небосклоне солнышко. Много было потом таких же закатов, но те яркие закаты рождественских вечеров  были для них самыми прекрасными на свете. Ведь они были в них вдвоём,  и им был тогда никто не нужен. О, сколько сохранится в их памяти тех прекрасных рождественских дней и вечеров, в которых даже мороз и вьюга не могли помешать их счастью. Последняя даже наоборот. Она дала им возможность в день рождения Арсения, по пояс в снегу, пробраться под разлапистую ель, что стояла  возле дороги  в окружении себе подобных. И, прижавшись, друг к другу,  они прятались под ней, и ловили ртами ссыпающийся с еловых лап снег, который нагло лез им за шиворот. И они, заливаясь  от этого  безудержно-счастливым смехом, целовались, не замечая снежных порывов ветра. Они знали, что скоро согреются. Ведь впереди их ждал романтический вечер при свечах с ужином, любовно приготовленным его мамой, и первая в их жизни, совместная ночь, так как мама Арсения утром повезла сестру к родственникам в город, на Новогоднее представление. В эту сказочную ночь у них, опьяненных вином и любовью, произошла первая в их жизни близость. Не будем говорить о распущенности, они не были такими. Они были обычными мальчиком и девочкой, любящими друг друга чистой и светлой любовью. И не нам судить об этом. Эти вечер и ночь Арсений навсегда сохранит в своей памяти, чтобы успокаивать ими душу в частые часы одинокого отчаяния. Ведь над ними, в тот миг наивно счастливыми, ещё не нависла тень суровой будущности, которая жёсткой рукой внесёт в их отношения не очень-то светлые перспективы. Но это касалось только их двоих, так как Арсений не выносил их отношения на обозрение жителей посёлка, справедливо считая происходящее только их тайной. Он вообще, в отличие от многих мужчин, не хвастался своими победами, не считая их таковыми. Так что никто не знал о том, что происходило в его личной жизни.
        Но я вынужден отметить, что эта близость у Арсения была не первая, а вторая. Первая произошла спонтанно и нелепо, как это часто бывает в молодости. С общедоступной, старше его на три года девицей,  которые встречаются, практически, в каждой деревне. Арсений не любил вспоминать про это. А если и вспоминал, то с отвращением. Не будем винить его, у каждого случались ошибки молодости.
       Грустно вздохнув, вспоминая тот, самый лучший в его жизни, день  совершеннолетия  и свою, не очень приглядную роль в том, что этот день оказался последним беззаботно-счастливым в их жизни, единственным и неповторимым.  Арсений, переборов,  щемящую сердце,  грусть, вдруг почему-то вспомнил их первый, робкий поцелуй, оставшийся в памяти самым прекрасным и самым непорочным из множества последующих поцелуев с другими женщинами, в их, увы, несовместной жизни. И все это он собственными руками разрушил, вырвал из души безжалостными щипцами измены, не до конца понимая тогда, что же он сделал, предав тем самым хрупкую на вид, но сильную духом, любимую Вету, не способную простить ему тогда его предательство. Он припомнил её слова, которые она сказала в ту прекрасную ночь, когда они справили его день рождения и мечтали связать свои судьбы навсегда. Вета доверчиво приткнулась к нему,  он нежно поглаживал её плечо  и они строили планы на будущее. Как они выучатся и создадут семью. Именно тогда она сказала, глядя ему в глаза, что сможет всё простить, кроме измены, потому что не сможет дальше жить с человеком, который её предал.
           И вновь перед ним возникли её глаза с немым укором, на который ему нечего было сказать в своё оправдание. А ведь, правда, чего ему не хватало?  Ведь они любили друг друга. Арсений всё больше и больше времени проводил у Веты. С её мамой у него сложились хорошие отношения. Он помогал им по хозяйству, так как отец Веты умер пару лет назад, а старший брат служил в армии. И мать не препятствовала их союзу. Дома Арсений бывал лишь ночами. Мать его тоже понимала  и одобряла его выбор. Хоть он ей и не говорил, у кого он днюет и вечерует - в посёлке это не скроешь. И он часто вспоминал, как приезжал с учёбы (он уже заканчивал в тот год ПТУ), уже практически в родной дом, где его встречала Вета (она заканчивала в этом году школу, и твёрдо намеревалась поступить в институт) и, нежно поцеловав, усаживала за стол и кормила вкусным ужином. Потом они гуляли по дороге, как в тот первый раз, или допоздна сидели в её комнате, когда на улице была непогода, и мило болтали. Потом он возвращался домой по дороге, которая, как ему казалось, была залита ярким светом, хотя на пути его попадались лишь тусклые фонари. О, боже, как это было прекрасно! И как всё глупо рухнуло в один день, точнее вечер, когда к их компании в поезде подсела выпившая зрелая девица. И он, находясь в сильном подпитии, купился на её тупые комплименты и, возомнив себя мачо, вышел с ней на её станции, забыв про ожидающий его у Веты вкусный ужин и теплоту их с Ветой отношений, которые он оставил в поезде, уходящем, как потом оказалось, в безвозвратную даль.    Чего скрывать, Арсений нравился девушкам. Средства от занятия фарцовкой помогали ему изысканно одеваться. Вот и в этот вечер он был одет в тёмно-дымчатые велюровые брюки голландской фирмы "Harlem" и чёрную теплую куртку типа "Аляска". На дворе стояла ранняя весна, которая в этом году явно задержалась, хотя  была уже середина апреля. Но после сближения с Ветой девушки его не интересовали.  Конечно, ему нравилось, когда девушки строили ему глазки, он тоже с ними флиртовал, но в пределах допустимого. Того, что произошло в тот день, он так и не мог понять и объяснить себе и по нынешний день. Как он, не поддававшийся на томные взгляды смазливых девочек, купился на эту, старше его годами, размалёванную дамочку. Не зря видно говорят:  некрасивых женщин не бывает, а бывает мало водки. И вот её, точнее портвейна, которым он щедро угощал  в поезде своих приятелей, в этот вечер оказалось много. А её опытный глаз, словно рентгеном, просветил во внутреннем кармане его куртки  приличную сумму от удачно проданной партии шмотья с заграничными этикетками. Часть предназначалась на закупку новой партии, а на оставшиеся деньги он хотел сделать сюрприз для любимой Веты. И в его голове рисовалась красивая картинка, как они, разодетые придут в ДК на майские праздники и будут там самой красивой парой  порхать по залу в вальсе, на зависть всем. Сюрприз он ей и в самом деле сделал, но совсем не такой, какой хотелось сделать изначально. Тогда он хотел свозить её в субботу в город, сводить на аттракционы, посидеть с ней  в уютном кафе, а за час до поезда сводить  к своему приятелю по промыслу, который обещал приготовить что-нибудь из женских шмоток (джинсы, блузки, и кроссовки), чтоб она что-нибудь подобрала на себя. Он представлял её радость, но жизнь сделала  кульбит на сто восемьдесят градусов и, вместо радости, он вскоре увидит в её глазах ожесточение и непримиримость. Но это будет чуть позже. А сейчас он на неделю завис у своей новой подруги с её братьями - алкашами, где, не просыхая, спускал все свои деньги. Его кремовый пиджак, который он носил под курткой, вскоре по цвету был похож на его брюки, так как его постоянно арендовали её братья. Покуда где то не оставили его или, что было вероятнее, пропили, так же, как его корейские зимние кроссовки, которые ему пришлось заменить поношенными ботинками, одного из братьев. До куртки и штанов очередь не дошла, так  как,  видя  что, пропорционально таявшим деньгам  тает и любовь этой дамочки, он ранним утром вышел на дорогу  и уехал домой, спасаясь от этого пьяного кошмара. Но тот преследовал его по пятам, не давая Арсению никакого продыху. Сначала в отчем доме, где зарёванная мать, не находившая места в эти дни (ведь тогда не было, как сейчас, мобильной связи), долго корила его, не забывая при этом подкладывать в его тарелку вкусные котлетки и картофельное пюре  с квашеной капустой.
    Поев, Арсений в мрачном настроении, плюхнулся на диван.
        - А ты чего это разлёгся? - грубовато спросила мама, войдя в комнату следом за ним.
        - А чего ещё делать? - буркнул Арсений.
        - Иди к Вете, и замаливай грехи! - требовательно сказала она.
        - Да не грешил я! - отмахнулся Арсений.
        - Весь в папашу, кобеля! - заругалась мать - Тот тоже постоянно «не грешил». Я то думала, что, насмотревшись на его концерты, ты не пойдёшь по его стопам. Так нет, же! Не зря, видно, говорят: яблоко от яблони недалеко падает.
        - Так я же не дерусь! - ответил Арсений.
        - Только этого мне не хватало для полного счастья! - промолвила мать. - Чтоб ты ещё на женщин руку поднимал? Это для мужика, последнее дело. Да  на Вету не особо и поднимешь. Она  - не я,  терпеть не будет, как я, бессловесная дура, ради детей терпела. У неё детей нет, так что она мигом сдачи даст, да за дверь выставит. Иди, давай, и, как нашкодивший кобель, лижи ей руки и ноги, свои грехи замаливая, не будь дураком - и она спихнула его с дивана.
            - Чего замаливать, если ничего не было, - соврал Арсений, боясь признаться матери в своих грехах. Он ненавидел себя, он не хотел в глазах матери встать в один ряд со своим блудным папашей.
            - Грех то, что, не предупредив, ты исчез на неделю, - заругалась мать. - Знаешь, каково женщине, когда с ней так поступают? Нет? А я знаю. Это бессонные ночи и тревожные дни, это беспокойство что, не дай бог, что случилось. Это горькая обида и недоумение, почему её ни во что не ставят. Так что давай, иди, иди, - подтолкнула она Арсения в прихожую. - Не будь дураком.
            - Ну, напился я  и ничего не соображал, - начал оправдываться Арсений, зашнуровывая ботинки.
            - Это не оправдывает твою дурость! - сказала мама, открывая входную дверь.
            - Ты-то меня хоть простила? - спросил Арсений, остановившись в дверях.
           - Да куда ж я денусь! - печально вздохнула мама - На то я и мать, чтоб прощать.
            Ощущая стыд, он вышел из подъезда и с тревожным сердцем направился к Вете. И сердце не ошиблось. Там его не ждал вкусный ужин и нежные, до боли знакомые поцелуи, которые он променял  в пьяном угаре  на слюнявые, пропитанные перегаром, губы, которые ни на йоту не сравнимы были с пухленькими губами Веты, пахнувшими сладкими яблоками. Тот вкус  Арсений запомнил навсегда в тот прошлогодний ноябрьский, но тёплый, вечер, когда он первый раз провожал её домой после танцев. И вот теперь, отлучённый от вкусных ужинов и сладостных губ, Арсений тупо топтался возле Ветиной калитки, не решаясь подняться на крыльцо. Но вот скрипнула дверь  и на крыльце появилась Ветина мама с ведром корма в руке. Направившись в сарай, она прошла мимо, будто не замечая Арсения, хотя тот стоял в пяти метрах от неё, освещённый фонарём, и скрылась в сарае.
              - Хреново дело! - мрачно рассуждал Арсений, который в глубине души  надеялся на прохладный, но всё же приём. - Неужели она всё знает?
              - Тётя Надя! - окликнул он возвращавшуюся в дом Ветину маму, поняв, что его не приглашают. – Позовите, пожалуйста, Вету.
               - Она не хочет тебя видеть! - сухо сказала она, проходя мимо. Потом остановилась и, подойдя к Арсению, добавила мягче - что ж вы мужики делаете? Ты же, вроде, хороший парень. А как зальёте зенки - про всё забываете. Ладно! Попробую её уговорить выйти к тебе. Эх ты! - с досадой махнула она рукой  и направилась к дому.
                - Значит, она не знает про измену, - с надеждой думал Арсений, с волнением смотря на дверь. - А насчёт пьянки  как-нибудь улажу. Все пьют -  и ничего, живут вместе.
            Скрипнула дверь и из неё выпорхнула Вета.
                - Ну что, сокол ясный, журнал забыл? - строго спросила Ветка. - Забирай! - добавила она и, вернувшись через полминуты, протянула опешившему Арсению финский каталог модных шмоток, который они листали, когда Арсений интересовался у Веты, что ей из них нравится.
                - Я пришёл просить прощения, - сказал Арсений, не ожидавший такого сурового приёма, нервно теребя в руке журнал. - Прости меня, любимая! - и он дёрнулся к ней, чтобы обнять и поцеловать.
                - Руки убери! - резко сказала Вета, отпихивая его.
                - Слушай, а что я такого сделал? - начал оправдываться Арсений. - Ну, пил неделю. Все так делают.
                - Все так делают? - закричала Вета. - Все не доезжают до дома  и пропадают на неделю?
                - Ну, друзей встретил и завис у них, - перебив её, виновато пролепетал  Арсений, пряча в землю свой взгляд.
                - Да  нет, дорогой! Друзья твои  дальше поехали. А ты королеву встретил, вышел с ней  и завис на неделю, - ошарашила Арсения Вета этим сообщением, не давая ему этим самым возможности для манёвров. Его версия насчёт только пьянки  развалилась, как карточный домик, которые он любил строить в детстве. Тогда он не огорчался этому  и взамен рухнувшего домика  строил новый домик. Но любовь, не карточный домик, она строится на крепком фундаменте, состоящем из доверия, верности, взаимопонимания, внимания, уважения  и трепетного  отношения друг к другу. И стоит выпасть одной из этих составляющих – и  любовь рухнет, как карточный домик. Ведь все её составляющие взаимосвязаны между собой.
                - Откуда ты знаешь? - задал Арсений глупейший в данной ситуации вопрос. Ведь она могла блефовать, чтобы проверить его на вшивость.
                - Ира рассказала. Она со своей мамой из Выборга ехала, - сообщила растерявшемуся Арсению Вета.
                - А чего я её не видел? - задал Арсений ещё более тупой вопрос, тем самым ещё шире разрывая для себя яму.
                - Когда б тебе по сторонам смотреть, если ты свою королеву завлекал,  - с недоброй язвительностью заговорила Вета. Раньше за ней он этого не замечал. Она часто язвила, но по-доброму, в шутку.  - Мне Ирка рассказала, как тебе наливали стакан портвейна, а ты, сцепив руки за спиной, брал его в зубы и опрокидывал содержимое в рот. А та с восхищением хлопала в ладоши. Тоже мне - гусар недоделанный. Представляю, как это выглядело, если даже Ирка  хотела подойти к тебе и набить твою кобелиную морду. И набила бы, если б с мамой не ехала. Ну что стоишь, глаза пузыришь? Может, тоже хочешь, что бы я тебе наливала и  в рот смотрела. Вот те хрен с маслом! - показала она Арсению фигу.  - Пусть твоя королева это делает. Да и не королева она вообще-то, а, как описала её Ирка, кобыла здоровенная! - в сердцах выпалила Вета.
                - Да нет, не совсем она похожа на лошадь, - нелепо пробубнил Арсений, тем самым, загнав себя  в собственноручно вырытую яму. У Арсения была слабость - в ответственные моменты включать в мозгу тормоза.
                - Вот и иди к своей красавице! - закричала Вета. – И забудь сюда дорогу! И вообще меня забудь!
          Услышав это, Арсений вспыхнул от гнева и, еле сдерживаясь, чтобы не ляпнуть какую-нибудь гадость, быстро пошагал к калитке от греха подальше.
                - Сеня!!! - услышал он за спиной  перемешанный со слезами крик Ветки. Но у него включился очередной тормоз, не позволивший ему остановиться и стоивший ему тридцати  лет разлуки.
            Он шёл злой, как чёрт. И тут его кто-то недружелюбно окликнул, Сквозь вечерние сумерки  он разглядел Ветиного соседа, который пытался за ней ухаживать. Видимо, тот  подошёл к калитке, услышав их разговор на повышенных тонах.
                - Ты зачем Ветку обижаешь? - грозно сказал сосед подходившему Арсению.
                - А тебя это трахает? - подскочил к нему взбешённый Арсений, но рычащий за спиной соседа  силуэт кавказкой овчарки  быстро охладил его пыл.
               - Трахает! - резко ответил сосед. - Если у тебя с ней серьёзные отношения, то это одно… хотя у вас не может быть серьёзных отношений.
                - Не тебе о нас судить! - сказал Арсений. - Она сама решает - с кем ей встречаться, а с кем нет.
                - А я не про неё сужу, - ответил сосед.
                - А про кого? - настороженно поинтересовался Арсений.
                - Про вас, козлов  - гневно сказал сосед, - гопников грёбанных.
                - Ты поаккуратней с выражениями! - с угрозой процедил сквозь зубы Арсений.
                - А то что? - вызывающе спросил сосед.
                - Гляжу, ты смел, когда сзади такое угрёбище сидит! - нервно засмеялся Арсений, указывая рукой на рычащего "кавказца".
                - Вы что ли смелые? - ехидно спросил сосед. - Вчетвером на одного.
                - Что вчетвером на одного? - не понял Арсений.
                - Моего двоюродного брата на танцах в эту субботу избили,  - пояснил ему сосед. - Человек приехал из города, хотел  отдохнуть, никого не трогал. Чего вам не живётся-то спокойно?
                - Это ты мне предъявляешь претензии? - вызывающе спросил Арсений. И тут же объяснил, - во-первых, я на танцах не был,   а во-вторых  - я теперь один. Это, наверное,  Фазан с корешами. Те беспредельничать любят.
                - Так он же твой друг! - сказал сосед, часто видевший их в школе в одной компании.
                - У меня теперь другие увлечения, - усмехнулся Арсений.
                - Увлекайтесь лучше своими шалавами, а нормальных девчонок не трогайте! - вновь вспыхнул сосед, догадавшись, к чему клонит Арсений.
                - С чего это ты вдруг со мной на «Вы» перешёл? - усмехнувшись, поинтересовался Арсений.
                - Больше мне делать нечего, как тебя на «Вы» называть! - зло буркнул сосед. - Это я про вас, гопников, говорю.
                - Ну, чё ты всё заладил гопник, гопник – раздражённо сказал Арсений, у которого, и без ассоциаций его с гопотой, на душе скребли кошки.
                - А кто же ты тогда? – поинтересовался сосед.
                - У тебя нет выпить? – неожиданно спросил Арсений
                - Я по пятницам не подаю! - грубо буркнул тот в ответ.
                - Да и хрен с тобой! - рявкнул, задетый его ответом, Арсений. - Я не на халяву прошу! Просто хотел поговорить с тобой, как мужик с мужиком, а не лаяться через забор - пояснил ему Арсений и направился к дому.
                - Погоди! - уже дружелюбней окликнул его сосед.
                - Чего ещё? - повернулся к нему Арсений.
                - Заходи! - миролюбиво пригласил его тот за калитку  и,  привязав "кавказца" к цепи, скрылся в доме. Вскоре он вышел  к Арсению, неся в одной руке  бутылку, закупоренную газетной пробкой, а в другой  - кулёк с закуской. Проводив Арсения в беседку, стоявшую в глубине двора, он смахнул обледеневший снег со стола и скамеечек, разложил на столе газетный кулёк с хлебом и огурцами, достал из карманов куртки два стакана и сел напротив Арсения.
                - Самогонку пьёшь? - спросил сосед, вытаскивая газетную пробку из бутылки.
                - Я всё пью, - ответил Арсений. И тот начал разливать её по стаканам.
          Стакан, наполненный наполовину, он протянул Арсению, а второй, наполненный на одну четверть, себе.
                - А чего так хило? - поинтересовался Арсений, смотря на непривычную дозу в стакане соседа.
                - Чтоб родоки не учуяли, - пояснил сосед.
         В процессе опустошения бутылки с самогоном, в котором Арсений принимал более активное участие, он рассказал соседу про "шалав", а вернее, про четырёх девчонок из Карелии, возвращающихся домой на выходные из Выборгского медучилища, трёх из которых Арсений уже знал (играл с ними пару раз в карты в поезде). Рассказал, как он с компашкой из шести человек подсел к ним, когда подъезжали к дому. Как девчонки пригласили их к себе на танцы  и они, изрядно поддатые, приняли их приложение и поехали с ними дальше. Как это не понравилось местным, которые, имея двойное численное преимущество, их поколотили. После чего и произошел их вояж в ту деревню с целью взять реванш. Он прошёл успешно, так как их поехало человек двадцать, слившихся из нескольких компаний. Потом они ещё раз съездили туда практически в том же количестве. Но потерпели крупное фиаско, так как те объединились с парнями из соседнего посёлка и снова их поколотили. Больше они туда не ездили. А ездили в другую карельскую деревню, где мирно сосуществовали с местными аборигенами, так как не посягали на их девушек. Но так как без девушек не интересно, вскоре они и туда перестали ездить, вернувшись в родные пенаты.
                - Не понимаю, - сказал Ветин сосед, выслушав рассказ Арсения - чего вам здесь-то не хватает?
                - Адреналина! - поддато ответил Арсений.
                - Неужели приятно по роже получать? - спросил его сосед, дружески посмеиваясь. - Что за удовольствие? Странные вы ребята, однако.
                Арсений, посмотрев пристально и осознав, что этому бирюку, сидящему в своей берлоге, его не понять, тактично промолчал.
                - Всё-таки вы странные ребята - заключил сосед, не дождавшись от Арсения ответа.
                - Кто это, «вы»?- поинтересовался Арсений.
                - Гопники - заметил сосед.
              К великому своему удивлению, Арсений не вспыхнул, опять услышав это слово. Видимо, он нащупал в этом замкнутом парне что-то хорошее, что позволяло его уважать. И Арсений мирно начал ему объяснять, что гопники - это те, кто идёт по кривой дорожке. А у него есть своё дело и своя цель.  И потому он не гопник! А если сосед считает по-другому, то значит он  - "ботаник".
         Ветин сосед тоже стал тактично доказывать, что он не "ботаник", а простой сельский мужик, который любит повозиться в своём хозяйстве, и, услышав ехидный смешок Арсения, уточнил, что имел в виду приусадебное хозяйство.
                - А как же женщины? - поинтересовался Арсений, пьяно улыбаясь
                - Найду себе тихую, хозяйственную женщину и будем мы жить с ней скромно, занимаясь при-у-са-деб-ным хозяйством! - сказал он, подчеркнув предпоследнее слово, чтобы не провоцировать Арсения на ехидный смех.
                - Короче, ты, аграрий - заключил Арсений.
                - Наверное, да! - согласился сосед.
                - Но я не сказал  бы, что Ветка – тихая, - пьяно, сам не понимая зачем, сказал  Арсений. Наверное, потому, что та не выходила у него из головы. – Сам, наверное, сегодня слышал.
                - Тебе об этом лучше знать, - вздохнул сосед и спросил, - чего ругались- то? Если не секрет.
         И Арсений рассказал ему про своё недельное зависание, за что был назван полным идиотом.
                - Согласен! - признался ему Арсений, который уже окончательно окосел. - Сейчас исправлюсь!
                - Как это? - насторожился сосед.
                - Пойду к Вете, упаду ей в ноги  и буду лежать до тех пор, пока она меня не простит! - объявил Арсений своё решение, поднимаясь со скамейки.
          Соседу пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить его не делать этого в таком состоянии  и он долго объяснял упёртому Арсению, что такие дела делаются только на трезвую и холодную голову. И, на удивление, он его уговорил. Хотя пьяный Арсений, в основном, был упрямей осла и барана, вместе взятых. Сосед проводил Арсения до дома, где они уже по-приятельски попрощались. И Арсений ушёл спать.
            Проснулся он в ужасном настроении, вспомнив вчерашний разрыв с Ветой, и пролежал почти весь день в кровати, вспоминая сквозь грусть  все  вечера, проведённые вместе. И вдруг он вспомнил самый первый их вечер, не предвещавший тогда перерасти в любовь. Случилась эта встреча полтора года назад.

                ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

        Он вспомнил последний августовский вечер, когда около него, бредущего домой после танцев в хорошем подпитии, но не в хорошем настроении, так как он, по вышеуказанной причине  в пух и прах рассорился со своей подругой, остановился "уазик", за рулём которого сидел один из его старших приятелей. Он, а так же сидящий  рядом с ним  другой приятель, у которого на коленях сидела подружка, предложили ему принять участие в набеге на сады в одной из близлежащих деревень. И, чтобы развеяться от сегодняшних событий, Арсений с удовольствием принял их предложение, хотя завтра надо было рано вставать и ехать в училище, где он учился уже год. Он стал протискиваться на заднее сидение  через подружку водителя и двух пигалиц, которых он не узнал в темноте. Попросив их подвинуться к центру, чтобы пробраться в угол, Арсений не удержался и плюхнулся на одну из них.
             - Что уже ноги не держат? - заворчала белобрысая, курносенькая пигалица, отпихивая его руками. По голосу, он признал в ней Ветку - шуструю девчушку из  младшего на год  класса.
             - Пардон, мадам! - нехотя отбился от неё Арсений, плюхаясь на сидение.
             - Не мадам, а мадемуазель! - поправила его Ветка. - А перегаром-то разит, хоть закусывай!
             - А не пора ли вам, юные леди, домой? Там уже горшочки звенят, вас дожидаясь, - язвительно заметил Арсений, немного задетый замечанием бойкой пигалицы. - Завтра ведь в школу.
             - Разрешите нам, взрослый дядечка, прокатиться с вами, искушать яблочек? - заёрничала Ветка - нас мамы отпустили, честное  пионерское! И копыто своё отодвиньте, а то мне ножки некуда поставить.
            - Пожалуйста, деточка!  - съёрничал в ответ Арсений, прибирая свои ноги ближе к сидению.
            - И не валитесь на меня, пьяный дядечка! - на очередном повороте попросила она, тихонько отталкивая его руками.
       В ответ на это   Арсений осторожно приобнял её правой рукой. На удивление, Ветка не проявила агрессии, а даже наоборот, она доверчиво прижалась к нему и засопела курносым носиком. Арсений не ощутил при этом никаких импульсов - он ещё находился под впечатлением недавнего неприятного разговора со своей девушкой. А всё из-за её отказа взять его после танцев в свои провожатые. Объяснение причины отказа было обыденным в таких случаях. Всё сводилось к тому, что он был пьян.
            - А кто не пьёт? - пытался переубедить её Арсений. - Нет, ты мне покажи!
         После этого случая подобная сценка в исполнении Велюрова из фильма "Покровские ворота" в последствии  всегда вызывала у Арсения смех.
         Подруга Арсения не стала искать в толпе выходящих из Дома Культуры парней, трезвые лица и вместе со своими подругами пошла на железнодорожный вокзал, так как они были из соседнего городка.
          А Арсений присел на скамейку, закурил сигарету  и, дождавшись, когда весь народ разойдётся, побрёл по дороге домой, где его  и подобрал вышеуказанный "уазик".
        Так он и сидел сейчас в нём  и травил анекдоты, равнодушно обнимая дремлющую на его плече Ветку, так как эта ещё несформировавшаяся в девушку пигалица не могла вызвать тогда в нём волнительного интереса. И не вызывала вплоть до будущего через год  ноябрьского вечера.  Но об этом потом, а пока он сидел с ней и с такой же дремлющей её подружкой в остановившемся и заглушенном " уазике". Остальные пошли чистить сады. Звали и Арсения, но он не пошёл. У него на это не было настроения. Была какая-то подавленность после облома со своей девушкой. Не потому что, он ей дорожил. Отнюдь нет. Он понимал, что их отношения носят временный характер. Просто он не любил, когда что-то шло не по его, Арсения, сценарию. Он был в то время самолюбив до неприличия. Арсений имел смазливую внешность, умел хорошо одеваться и по этой причине пользовался среди девушек определённым успехом. Так что его очередная подружка  особо его не волновала. Он мог её заменить на другую, в любой из субботних танцевальных вечеров, проходивших в Доме Культуры.
            Арсений аккуратно снял со своего плеча спящую пигалицу и, осторожно уложив на сиденье, открыл дверь "уазика" и вышел покурить. Вокруг лежал ночной туман, наполненный прохладой наступающей осени. Он поглощал в себя все звуки,  и поэтому вокруг было тихо. Лишь из-за поворота, где находилась деревня, доносилось отдаленное ленивое гавканье собак, а из травы, окутанной туманом, лилось весёлая трескотня кузнечиков. И немного протрезвевший Арсений блаженно курил,  стоя возле машины.
            В "уазике" зашевелилась проснувшаяся Ветка и, по-детски потерев кулачками глаза, вылезла наружу.
             - Что случилось? - ещё не до конца проснувшись, спросила она Арсения.
             - Всё, приехали! - улыбнулся он. - Теперь пойдём обратно восемь километров пёхом.
              - Не смешно… - пробурчала она. - Мне завтра в школу.
              - Чего ж вы сразу с танцев домой не пошли? - спросил её Арсений.
              - Да Танька с Наташкой нас уговорили поддержать им компанию, - ответила Ветка, назвав имена подруг его приятелей, которые в данный момент чистили деревенские сады.
            Арсений молча стоял и курил.
               - Холодно, однако… - заметила Ветка, ёжась от прохлады.
            Она была одета в джинсы и  синюю кофточку.
               - Так залезай в машину, там теплее! - посоветовал ей Арсений.
               - Да что-то ноги затекли. Я с тобой постою, если ты, не против.
               - Постой - сказал Арсений равнодушно  и, взглянув на неё, дрожащую от холода,  снял свою куртку и накинул на хрупкие Веткины плечи.
                - Спасибо! - благодарно прошептала она, теснее прижавшись к Арсению.
   И они молча стояли, прижавшись друг к другу.
                - Чего-то ты серьёзный сегодня какой-то - заметила Ветка.
                - Да обычный я! - неохотно сказал Арсения, выкинув окурок. Он вспомнил свою подругу и с удивлением начал замечать, что ему намного приятней общение с этой хрупкой девочкой, чем с ней.
                - Обычный ты не такой! Ты весёлый и шебутной! - защебетала согревающаяся его курткой, а в большей степени, его вниманием, Ветка.
                - Почему шебутной? - весело поинтересовался Арсений.
                - Да я помню, как, выскакивая на перемену из класса, чуть была не сбита тобой! - весело смеясь вспоминала Ветка. - Вы как стадо голодных сайгаков бежали в столовую, а ты - впереди всех, будто самый голодный.
                - Значит ты тоже шебутная, раз первой выскочила из класса! – заметил, так же весело смеясь, Арсений.
                - С тебя пример брала! - весело смеялась Ветка.
                - А вот я не брал с тебя пример, когда ты лихо лупила портфелем по спинам одноклассников, которые пытались дёргать тебя за хвостик! - так же весело смеясь, заметил Арсений.
                - За какой хвостик? - озорно посмотрела она за спину. - Нет у меня никакого хвостика!
                - Вот за этот хвостик! - тихонько дёрнул он её за собранные в хвостик волосы.
                - Это потому, что у тебя хвостика не было! - хитро заметила Ветка.
       Арсений хотел схохмить по поводу своего хвостика, но он был  поражён чистотой и открытостью её ещё детской души, что, не выдержав, сказал ей совсем другое:
                - Красивой ты девчонкой скоро станешь! Наверное, уже от женихов отбоя нет!
                - Да нет, я ещё маленькая! - хитро стрельнула она глазками в Арсения  и смущённо отодвинулась от него.      
           И тут из-за поворота показались его приятели с подружками, нагружённые трофеями.
                - Чё вы ржёте так громко! - зашикали те на них. - Мы уж думали, щас всю деревню разбудите!
             Сев в машину, они угостили Арсения и Ветку яблоками, и поехали домой. По дороге все хохмили и весело жевали яблоки. Потом всех развезли по домам ,и вскоре Арсений забыл об этой встрече. Позже он видел Ветку на танцевальных вечерах, но не удостаивал её своим вниманием, хотя та часто крутилась возле него. Обычно перекинувшись с ней парой шутливых фраз, Арсений танцевал с другими, более взрослыми, девчонками и провожал какую-нибудь из них до дома. Так проходили день за днём. Каждый занимался своим делом. Ветка училась в девятом классе, Арсений учился в ПТУ и подфарцовывал в свободное от учёбы время, которого у него было предостаточно, так как учёба отошла на второй план. Всё текло и почти что  не менялось. Пока не наступил тот ноябрьский вечер, который изменил их жизненный уклад, внеся в него неведомые доныне, тёплые, яркие  краски, которые называются первою любовью. Что же это такое, первая любовь? Это радость свиданий  и их томительное ожидание, это волнительный стук сердца в унисон с приближающими каблучками той, из-за которой накурена целая пепельница в бессонную ночь. Это приятное лёгкое головокружение от касания нежных губ. Это желание утонуть в её зелёных глазах. Это наслаждение упиваться её голосом. Это стремление держать в руке её руку и нежелание отпускать её в тягостные минуты расставания. Это горечь размолвок и сладость примирений. Это всё то, ради чего стоит жить. Но чаще всего, это теряется навсегда, оставляя в душе тёплый осадок. Бывает, потом находишь настоящую любовь, а бывает  - нет. Это возможно скопировать, но невозможно пережить заново. Не зря ведь поётся в одной известной песне: не повторяется такое никогда. Можно пережить подобные чувства потом, но они уже теряют те тёплые, яркие  краски, так как их колорит уже ведом вам. Так рассуждал Арсений, вспоминая с тёплой грустью те яркие эмоции и ощущения, которые безвозвратно ушли в прошлое  вместе с юностью, омрачённые одним происшествием, перевернувшим всю его жизнь. Но об этом потом, а пока вернёмся в те безоблачные дни, которые ещё не накрыло  ненастье. Вернёмся в тот тёплый ноябрьский вечер, когда он, увлечённый не, как обычно, девушками, а "зелёным змием" стоял у колодца, что находился недалеко от клуба, и употреблял вино вместе с приятелями, также не отягченными обязательствами перед подругами держать себя в руках. На данный момент сердце Арсения было свободно. С той подругой из соседнего городка всё было кончено, а новой постоянной девушкой он ещё не обзавёлся. Да и не хотел, если честно, вешать на себя этот хомут, так как впереди маячила перспектива идти в армию. А, по словам отслуживших ребят, там очень тяжело переносится разлука с любимой, а тем более её предательство. Особенно в карауле, когда ты остаёшься наедине с этими горестными мыслями, держа в руках боевое оружие. И у некоторых в такие минуты крышу сносит основательно, что называется состояние аффекта. Представьте, получил солдат на днях "радостное" письмо, а его в караул ставят.  Кто-то вместе с оружием сбегает, чтобы отомстить своей неверной и её избраннику,  кто-то стреляет в старослужащих, припомнив им все нанесённые обиды, а кто-то, просто-напросто, стреляется сам.
        От этих неприятных мыслей Арсения оторвал его приятель, хотевший дружить с Веткиной подружкой, которая  была тогда в "уазике". Арсения всегда смущал сей факт, поскольку он не мог понять, как другу могла нравиться эта пигалица.  Однажды он свои сомнения озвучил. Было это в начале ноября, когда они с другом возвращались домой на поезде.
           - Не понимаю я тебя, как она может тебе нравиться? - сказал  другу Арсений, когда они ехали в поезде, попивая портвешок, и тот в очередной раз заговорил о ней. - Согласен, мордашка смазливая! А в остальном-то -  дитё ещё малое.
           - Нет, Арсений, не скажи! - стал объяснять свою симпатию к ней уже изрядно поддатый приятель. - Знаешь, как девчонки быстро превращаются в девушек? Вспомни, какими они после лета в восьмой класс приходят. Уходили из седьмого класса несуразными личинками, а в восьмой после лета прилетали красивыми бабочками. Скажи ещё, что не так?
            - Я в зоологии хреново разбираюсь, - пьяно возразил Арсений, - особо в насекомых. Но как мне помнится, они из гусениц превращаются в куколки.
           - Давай не будем на эту тему замарачиваться! - возразил поддатый приятель - а то глядишь, так и до тычинок с пестиками дойдём. Ты не увиливай. Скажи ещё, девчонок в классе по углам не зажимал?
          - Не зажимал, а деликатно обнимал! - поправил его слегка смущённый Арсений. - В зажиманиях Гнилой с Японцем преуспевали. А я от них, между прочим, свою соседку, которая мне нравилась, защищал, за что словил пару раз конкретно. Зато они меня стали уважать  и её больше не трогали.
           - А, это та, которой ты в седьмом классе фингал поставил? - громко засмеялся приятель. – Помню, тогда об этом вся школа говорила.
               - Чё ты орёшь! - зашипел на него уже очень смущённый Арсений, поймав на себе неприязненные взгляды женщин, сидящих на соседней от них лавке полупустого вагона.
               - Скажи ещё, что  не было? - переспросил приятель.
               - Было, но не так! - нарочито громко сказал Арсений, чтобы реабилитировать себя в глазах женщин.- Я тогда на уроке физкультуры кинул арабский мячик в толпу девчонок  и, как назло, попал именно ей прямо в глаз. Потом до конца уроков вымаливал у неё прощения. Так что не надо искажать факты. После того случая, я стараюсь девчонок не обижать.
       Неизвестно, добился своего  Арсений или нет, но взгляды женщин стали более мягкие. А разговор их вернулся в начальное русло.
               - Скажи ещё, у вас девчонки в восьмом классе не изменились? - спросил Арсения приятель.
               - Изменились, но не все… - уклончиво ответил Арсений.
               - Ну, значит, не изменились те, кто всю жизнь плоскими будут! - с умным видом рассудил приятель. - В этот период проходит формирование женщин.
               - Тебе надо было на гинеколога пойти учиться, а не на механизатора широкого профиля! - схохмил Арсений, потешаясь над умным видом друга, вызвав улыбки женщин-соседок.
              - С узкими знаниями,- внёс дополнение приятель, оценив шутку Арсения.
             - Не знаю, - снова схохмил Арсений, - я не механизатор, а автослесарь.
           И в его памяти всплыли ещё совсем свежие воспоминания, о двухмесячной так называемой преддипломной практике, которая завершилась буквально на днях.
              - Так вот и моя зазноба такой стала! - вернул его в действительность поддатый приятель.
              - Какой? - неопределённо спросил Арсений, вновь окунувшись в воспоминания о своей трудовой деятельности.
               - Дородной, - пояснил приятель.
               - Толстой, что ли? - переспросил Арсений, ещё до конца не понимая, чего тот хочет сказать.
                - Да, смотрю, тебя развезло основательно! - насторожился приятель. - Ты хоть въезжаешь, о чём разговор?
                - О семиклассницах, которые за лето становятся зрелыми, - отчитался Арсений.
                - Я о своей девушке говорю, Ирке, которая с Веткой дружит. Кстати она о тебе спрашивала.
                - Кто, Ирка? - неопределенно спросил Арсений.
                - Ветка, через Ирку, - раздраженно ответил приятель. - Куда, мол, ты запропастился? На танцы не ходишь. Кстати тоже очень даже похорошела.
                - Кто, Ирка? - снова неопределенно спросил Арсений.
                - Ветка! - раздраженно заорал приятель. - Не пойму: ты правда окосел, или прикидываешься? Ты чё, издеваешься, что ли, надо мной? Будто их сто лет не видел.
                - Я их видел в конце мая последний раз и ничего существенного в них не заметил, - сказал Арсений.
                - А сейчас начало ноября! - заметил приятель.
                - Ну и чего? - поинтересовался Арсений.
                - Да ни … чего! - зло выпалил приятель.
       И, так как поезд подходил к их станции, их разговор закончился на этой минорной ноте.
               - И чего он так обиделся? - поддато недоумевал Арсений, глядя вслед, ушедшему вперёд приятелю. - Если я их, и, правда, с конца мая не видел.
       Так сложились обстоятельства. То их на танцах не было, то его. К тому же он последние три месяца колесил в компании с такой же шпаной, как и сам, по окрестным деревням, где обычно всё заканчивалось драками с местной шпаной. В посёлке он Ветку тоже не встречал, так как та жила в другом районе, а, следовательно, места, где тусовалась местная молодёжь, были у них разные.  Посёлок был большой и разбросанный и, чтобы пересечь его по диаметру,  понадобилось бы более часа. К тому же район, где жила Ветка, и район, где проживал Арсений, разделяло озеро. Так что сократить расстояние летом можно было на лодке, а зимой по льду. Тогда это занимало минимум минут двадцать пять. А так как у Арсения не было ни лодки, ни желания посещать тот район, то он не мерил это расстояние  минутами. Да и, к тому же, между парнями трёх районов посёлка иногда возникали трения. Так что Арсений жил в своём районе, по субботам осуществляя со своёй компанией поездки по соседним посёлкам, которые неизбежно заканчивались драками.
       Да и вообще  - какое это имеет значение, какой она стала? Девчонок, что ль других мало? К такому выводу пришёл Арсений, подходя к дому.
          Придя домой, он поел и лёг на кровать, где, никого не раздражая, предался ещё совсем свежим воспоминаниям о двухмесячной так называемой преддипломной практике.

                ПРЕДДИПЛОМНАЯ ПРАКТИКА

         Арсению вспомнилось, как он пришёл в гараж родного ПМК (передвижная механизированная колонна), как его представили наставнику Владимиру Ильичу, добрая память о котором осталась у Арсения на всю жизнь.
         Владимир Ильич знал Арсения с пелёнок, так как жил тогда в доме напротив. Потом семья Арсения переехала в другую часть посёлка  и Ильич с семьёй недавно переехал туда же в новый многоквартирный дом. И они чаще стали сталкиваться друг другом на улице. 
          - Привет, дядя Володя! - приветливо здоровался с ним Арсений.
          - Привет Арсений! - так же приветливо здоровался с ним Ильич  и постоянно дружелюбно подтрунивал. - А чё у тебя постоянно глаза красные, как у варёного окуня? Небось, девки спать по ночам не дают?
          - Да нет, просто не высыпаюсь чего-то, - смущённо оправдывался Арсений.
          - Правильно, Арсений. С ними точно не выспишься! - смеясь, аргументировал свою версию Ильич под веселое гоготание окружающих, ещё больше вводя Арсения в смущение. Но Арсений, как любой адекватный человек, не обижался на него.
       По своей натуре Ильич был добрым мужиком. Арсений никогда не слышал, чтобы тот дрался или цеплял кого-нибудь. Он был простецким юморным мужиком, коих в деревне было предостаточно. Его грубоватый деревенский юмор всегда вызывал у слушателей добродушный смех.
               - Вот, Владимир Ильич, вручаю тебе ученика! - сказал в то первосентябрьское утро  завгар, представляя Арсения наставнику, стоящему в окружении водителей, которых Арсений всех знал. - Научи его за два месяца всему, что умеешь.
                - Всему? - с хитринкой поинтересовался Ильич, вызвав у окружающих дружелюбный смешок.
                - Всему не надо! - с наигранной строгостью заметил завгар. - Он ещё маленький.
                - Маленький, да удаленький! - отметил Ильич с той же хитроватой улыбкой. - Постоянно с глазами красными ходит. Ну, ничего, он у меня будет, как папа Карло, вкалывать. Ночами будет, как убитый спать, а не по девкам бегать.
                - Не бегаю я по девкам! - попробовал отбиться Арсений, смутившийся от дружного смеха присутствующих мужиков.
                - А с кем же ты вчера полночи обнимался в беседке, а? Не с девками? - продолжал подтрунивать Ильич. - Спать мне не давали своими хихиканьями.
                - А ну-ка, колись, - стали беззлобно цеплять Арсения шофера, - какую кралю вчера приходовал?
                - Да, пошутил  я! - пошёл Ильич на попятную, видя, как Арсений  начал от смущения багроветь. - Отстаньте от пацана, езжайте на работу. Время уже почти десять часов.
                - Я на ремонте стою, - заметил один из водителей.
               - Так ремонтируй, а не уши грей! - наигранно грубовато сказал ему Ильич.
               - Дай накидной ключ на 24, и я пойду, - пробурчал в ответ шофёр.
               - Арсений, достань из второго ящика накидной ключ на 24, а то он нам все мозги за день за....пачкает!  - попросил его Ильич и стал внимательно наблюдать, хорошо ли их в ПТУ учили или нет.  Арсений, уловив причину его внимания, со страхом облажаться, открыл ящик  и, на счастье, сразу обнаружил в нём искомое. Всё-таки зрительная память на зазоры его не подвела
              - Молодец, Арсений! - похвалил его наставник. - Сразу видно - не только о девках думаешь.
                Дальше день шёл в обычной рабочей обстановке, как и все последующие дни, так что описывать их нет смысла. Я вытащу оттуда только яркие, интересные моменты.
         Последующее утро началось уже в рабочей атмосфере. Был, правда, небольшой эпизод выходящий из этой атмосферы, но Ильич, как обычно, шутливо локализовал его. А выглядело это так.
             - Так какую кралю ты в беседке приходовал? - докопался до Арсения, один из молодых шоферов.
              - Да не твою, не переживай! - шутливо ответил за Арсения Ильич. - Так что можешь не щупать башку. Ничего там не растёт.
       И ремонтный бокс тут же огласился громким гоготаньем.
             - И вообще, мужики, учтите, - предупредил Ильич, когда все успокоились, - Арсений парень горячий. Как увидит какашку - тут же растопчет. Так что не советую вам ему под ноги попадаться.
          И ремонтный бокс снова огласился громким смехом.
          А ещё Арсений выяснил в этот день тайну приподнятого после обеда настроения своего наставника. Этому предшествовало следующее.
             - Странно как-то Ильич после обеда выглядит, наверняка дома тяпнул,- ещё вчера про себя отметил Арсений, подавая тому очередной ключ, когда Ильич разбирал в ремонтном зале двигатель, постоянно спрашивая Арсения про детали. Со стороны это смотрелось, наверное, довольно забавно.
             Ильич, слегка пошатываясь, с немного мутными глазками, ковырялся в двигателе и задавал Арсению вопросы, делая вид, что у него провалы с памятью.
            - Ты лучше, чем стоять, как лунь, отвернул бы вон ту загогулину! - выкручивая болты, говорил Ильич Арсению, указывая на деталь движка. - Не припомнишь, как он называется?
            - Карбюратор! - недовольно ответил Арсений и тут же огрызнулся. - Я, между прочим, не как лунь стою, а ключи вам подаю.
             - Пока не надо, - сказал Ильич, - лучше поработай ручками! Они ведь не только для того, чтоб девок лапать. Не забудь что там четыре болта.
             - Мне напоминать не надо лишний раз! - огрызнулся Арсений.
             - Лишнее напоминание - лучший способ незабывания! Учись, студент, пока я жив! - хихикнул Ильич и указал на более массивную деталь. - А это не припомнишь, как называется?
              - Ко-лен-ча-тый вал! - по слогам для полной убедительности произнёс Арсений.
              - Мо-ло-дец! - так же произнёс Ильич. - Дуй за ветошью, на сегодня всё.
        Теперь о раскрытой в тот день тайне, которая превратила вчерашнюю гипотезу Арсения  насчёт перевоплощения Ильича после обеда  в мыльный пузырь. А произошло это так. Арсений пришёл в гараж минут за десять до окончания обеда. Там он застал шофёра, машина которого стояла на ремонте. Он был из соседнего посёлка и потому обедал на рабочем месте.
          Через пару минут таинственно зашёл сосредоточенный Ильич  и, сняв со стены связку ключей,  всё с тем же сосредоточенным видом таинственно вышел наружу.
        Арсений с мужиком тоже вышли наружу покурить. И Арсений увидел,  как сосредоточенный Ильич яростно пытается открыть дверцу в бокс, который,  в отличие от двух других, всегда был заперт. Видимо, там заедал замок, потому что Ильич тихонько, но зло, матерился.
                - Владимир Ильич! - обратился к нему Арсений.- А не проще ли сказать: «сим, сим, откройся!».
         И Арсений с мужиком  весело загоготали от его удачной шутки.
                - Ты не хохми, давай! - огрызнулся Ильич, наконец-то открыв дверь. - А иди, работай.
                - Так ещё обед не кончился! - заметил Арсений, но дверца в боксе захлопнулась изнутри.
                - Чего это он? - недоумённо спросил Арсений у водителя.
                - Совершает ежедневный ритуал, - не совсем понятно для новичка ответил водитель.
                - Он чё, баптист какой? - так же недоумённо переспросил Арсений.
                - Ах, да, ты же у нас только второй день работаешь, - спохватился водила, - и не знаешь Ильичёвский ритуал. Он же, как и его великий тёзка, конспиратор. Короче, он утром приносит фугас "Вермута" (фугас - тёмная бутылка с толстым стеклом ёмкостью 0,8 литра, стоил такой фугас "Вермута", если мне не изменяет память, 1руб 72 коп), в конце обеда его наполовину опорожняет, а после работы допивает.
                - И чё, никогда не напивается? - спросил Арсений у шофёра, когда они уже сидели у слесарного верстака, в ожидании окончания обеда.
               - Нет, если не считать пятницы, когда весь гараж гужбанит, - ответил шофёр. И Арсений вспомнил, как пару раз видел, как Ильича доставляли домой в непотребном виде.
                Развить их беседу о ритуале и непотребстве Ильича не дал сам Ильич. Как только по радио пропикало 13 часов, тот подошёл к Арсению и протянул ему большой гаечный ключ.
        - Вон видишь  "зиловская" рама  валяется? - спросил он Арсения, указывая рукой в бурьян  за ремонтной эстакадой.
       - Вижу, - без особого энтузиазма произнёс Арсений, взирая на ржавые остовы умершего "ЗИЛа".
       - Надо снять с них рессоры! - приказал Ильич.
       - На кой? - удивился Арсений. - Они же проржавели.
       - На той! - произнёс Ильич тоном, не допускающим возражения. - Главный механик приказал. Снять и отвезти их в Мичуринское (там находилась их головная организация).
      - Зачем? - упорствовал Арсений, не беря протянутый ему ключ.
      - Спроси у главного механика! - начал раздражаться Ильич. - Ему директива пришла из "Ленмелиорации".
          Вот был бы Арсений принципиальным, пошёл бы в контору и там  узнал, что главный механик ещё находится в отпуске. Но важное слово «директива» и упоминание главной конторы произвели на Арсения воздействие. И не сообразив, что его развели, как лоха, он покорно взял ключ и угрюмо направился к бурьяну заниматься рутинной работой. Он лёг на землю, вставил ключ в огромный болт и, найдя опору, начал тужась  пытаться его раскрутить. Но заржавевший болт не продвинулся ни на йоту. Зло матерясь от бессилия, Арсений бестолково провозился с ржавым и, по его выражению, грёбанным, болтом полчаса и, психанув, направился в гараж.
        - На хрен мне это надо! - нервно сказал он наставнику, сжимая в руке злополучный ключ. - Там болты намертво сидят. Пускай другой кто крутит!
        - Возьми солидол, обмажь им погуще болт, - начал давать ему Ильич наставления, - вставь ключ, а в него трубу подлиней  для более сильного рычага  - и крути. Вас что, в ПТУ не учили этому?
        - Нас учили в двигателях ковыряться, а не ржавые рессоры снимать! - нервно закричал Арсений.
        - Успокойся, Сеня! - попросил его Ильич, видя, как тот нервно потрясает ключом. И тоном мамы, когда она в детстве успокаивала Сеню, гладя по головке, продолжил. - На сегодня хватит работать. Посиди, покури. Чайку попей. А завтра всё получится. Не зря же говорят, утро вечера мудренее!
         И Арсений, пошёл к Витьке, ещё одному автослесарю, с которым он сдружился, попросил того дать ему ключи от "Урала", чтобы покататься по территории рембазы. Тот для подстраховки сел рядом с Арсением  и они полтора часа гонялись на "Урале" по территории, пугая рабочих, которые, отходя подальше от дороги, кричали Витьке: «Ты зачем этому камикадзе руль доверил?».  Потом Арсений  ушёл домой, чтобы завтра вновь вернуться к трудовым свершениям. Но не сразу. А почему, узнаете чуть ниже.
         В среду лоханулся сам Ильич. Говорят же -  необузданность до добра не доводит. Ну, ладно вчера получилось развести Арсения с помощью волшебного слова «директива», но не надо увлекаться этим. Жадность фраера погубит. Сегодня эта поговорка доказала свою правоту на Ильиче.
        Дело было так. Арсений, придя на работу, краем глаза заметил одну странность. Когда он вошёл в гараж, его наставник и водители о чём-то оживлённо перешёптывались, а при виде Арсения сразу смолкли и разошлись по сторонам, кидая в его сторону хитрые взгляды.
         - Что-то затевают! - заподозрил Арсений, беря гаечный ключ  и запихивая в карман банку солидола.
         - Погоди ты с работой! - сказал ему наставник. - Попей чайку, покури.
        Его доброта насторожила Арсения и он стал готовиться к подвоху, но вида не подавал. Он отпросился в мастерскую и был легко отпущен Ильичём, но предупреждён, чтоб к десяти часам был тут, как штык. Арсений пошёл в мастерскую, покурил и поболтал с друзьями из ПТ, тоже проходившим преддипломную практику, минут сорок пять, и к десяти часам направился на рабочее место. Войдя, он обратил внимание, что все шоферы были на месте, хотя в это время обычно оставались только те, кто был на ремонте.
         - Молодец! - похвалил его Ильич, взглянув на часы и, нагнав на себя серьёзность, достал заранее приготовленное ведро, протянул его Арсению.
         - Сходи на склад к Полине Петровне, - наставническим тоном сказал Ильич, - и возьми у неё полведра менструального масла. Запомнил?
        - Запомнил! - ответил Арсений. С видом прилежного ученика он выхватил у учителя ведро и вышел на улицу. Следом раздался дружный гогот.
         - Ну, Ильич, ты даёшь! - неслись сквозь смех, хвалебные хоралы в сторону Ильича. - Развёл Сеню, как лис курёнка!
         - Смеётся тот, кто смеётся последним! - злорадно процедил Арсений, стоя за углом и попыхивая сигаретой. Он хорошо знал про этот слесарский развод от бывших старшекурсников. Вот значит, почему все не разъехались. Склад-то с десяти открывается.
        Выждав пять минут, он подошёл к двери и открыл её. Внутри ремонтного зала ощущалась напряжённая тишина вот-вот готовая взорваться громким смехом в его, Арсения, адрес. Но вышло всё наоборот.
        - Ну что? - храня на лице серьёзность, поинтересовался Ильич.
        - Не дала! - начал, продолжая игру, оправдываться Арсений, ощущая, как водители еле сдерживают смех.
        - Почему? - с наигранным удивлением, поинтересовался Ильич.
        - Потому что, говорит, масло дефицитное, и она его лично вам выдаёт! - еле сдерживая смех, выдавил из себя Арсений и, под дружный смех начинавших расходиться к своим машинам водителей, протянул пустое ведро наставнику. - Так что сами сходите.
        - Мог бы предупредить, что знал про этот подвох! - прошипел смущённый Ильич, отбросив ведро в угол и, тут же взяв себя в руки, строго приказал. - Быстренько хватай гаечный ключ и иди, снимай стремянки с рамы. Главный механик уже звонил, беспокоился.
        И Арсений, расслабленный своей победой, во второй раз лоханувшись с рессорами, пошёл выполнять своё ответственное задание.
        В этот день он опять усердно пыхтел над рессорами, выполняя, как он считал, ответственное задание, но на этот раз эффективно. Ему удалось снять одну рессорину, срезав ценой падений, сопровождаемых мелкими ушибами и, вследствие этого, матерными словами, четыре болта. И с чувством выполненного долга он отправился домой. И лишь потом, через несколько лет, проходя, мимо гаража, Арсений увидел заросшие бурьяном, бесхозные рессоры на том же месте где он их оставил. Арсений проанализировал те три дня, когда он с ними возился, обливаясь потом  и получая шишки и ссадины, и пришёл к выводу, что Ильич его развёл, как лоха. Первый день он возился с рессорами, когда Ильич дал ему это задание, упомянув о беспокойстве главного механика насчёт директивы, после шутки Арсения по поводу, сим, сим откройся. Второй день он возился с ними после фиаско Ильича со своим приколом над Арсением. А третий день, после того, как Ильич полдня проходил с ветошным хвостом, который ему незаметно прицепил Арсений в начале рабочего дня. Вот значит, почему Ильич поручал мне это задание, с доброй улыбкой помянул Арсений своего наставника,  а я то тогда зелёный пацан думал, что это для дела.
         Четверг прошёл без каких-либо казусов. Единственное, что следовало отметить, - Арсений работал не с рессорами, а помогал Ильичу перебирать двигатель. Ну и пару раз бегал на склад, но не как вчера, а по делу. Теперь пару слов о кладовщице Полине Петровне. Это была настоящая кладовщица, или, как говорят, кладовщица с рождения.
          Стоило зайти на склад и спросить: «Полина Петровна, а у вас есть…?», та, не дав закончить фразу, всегда отвечала:  «Нет!». Но потом жалела опешившего посетителя и говорила:  «Ну что тебе?»  и быстро находила запрашиваемое.
          Однажды во время практики произошёл у Арсения небольшой курьёз с её участием. Они вдвоём ещё с одним практикантом наводили на складе порядок. И когда дело близилось к концу, на склад зашли две практикантки из сельхозтехникума, не знаю зачем, но друзья, сметя остатки мусора в угол, выскочили вслед за ними, чтобы познакомиться. И только они начали знакомство, следом выскочила Полина Петровна.
              - А вы, куда это намылились? - заорала она на друзей.
              - Так мы уже всё! - начали лепетать ребята.
              - Что значит всё? Нас..гадили мне в углу и убежали? - заругалась кладовщица. - А ну-ка быстро за собой убрали! Иначе наряд не подпишу!
         И они под едкий смешок девиц, не понимая, правильно ли те поняли её грубый юмор насчёт угла или подумали что  их знакомцы в самом деле там нас..гадили, смущённо направились на склад дорабатывать.
           Но сейчас вернёмся к пятнице.  Войдя утром в гараж, Арсений заметил в лицах водителей  какую-то возбуждённость.
               - Опять, Ильич что-то замышляет. Ему одной лажи, видать не хватило! - самоуверенно решил Арсений и стал осторожно ждать подвоха.
       Но водители с утра разъехались, а стали съезжаться сразу после обеда, тем самым, заставив Арсения быть настороже. Но как позднее выяснилось - его опасения оказались напрасными.
               - А что это вы так рано собрались? - дежурно поинтересовался Иван Иваныч, тогдашний завгар.
              - Да надо мелкий ремонт провести, - начали мотивировать водители причину своего спонтанного собрания.
              - Ну, ладно, ремонтируйтесь. Только аккуратно! - махнул на них рукой Иван Иваныч и направился в контору.
        И тут началась подготовка к ремонту. Водители начали грести из кармана мелкие купюры и мелочь, и складывать на верстак к Ильичу.
             - Ну, кто побежит в лабаз? - спросил Ильич, быстро посчитав собранное. И все дружно посмотрели в сторону самого молодого шофёра.
             - Нет, я не побегу! - решительно замахал тот руками. - Меня и так в прошлый раз премиальных лишили!
            Всё дело в том, что окна бухгалтерии предприятия  выходили прямо на магазин, и каждый выходящий с территории предприятия, сразу попадал под  бдительное око работников бухгалтерии.
              - А вон, практикант, сбегает! - кивнул кто-то в сторону Арсения. - Он не работает, так что ему ничего не будет.
             - А вдруг это, на его практике отразится? - вступился за Арсения один из пожилых шоферов.
             - А что я буду иметь с этого? - начал торговаться Арсений, пользуясь своей значимостью.
            - Ну, нальём стаканчик! - заверили его водители.
            - Не стоит его спаивать! - вмешался в их разговор другой пожилой шофёр. - Он ещё маленький.
            - Ты на хуторе живёшь, - засмеялся Ильич - и не видишь, как эти малыши с горла вино хлещут, не останавливаясь! Сейчас мы его подстрахуем! - закончил он говорить и начал делать кулёк  из газеты.
         Сделав его и примяв, он вручил его Арсению с наставлением:
              - Спрячь пока за пазуху! Купишь вина, положишь за пазуху бутылки, а его распрями и неси в руке с гордым видом. Пусть думают, что ты конфеты несёшь!
          Так Арсений и сделал. Купив и спрятав за пазухой два фугаса "вермута", он с расправленным кульком и гордо задранным носом, прошествовал мимо окон бухгалтерии на территорию гаража. Через десять минут он повторил это шествие.
            А когда его послали в третий раз, он задал довольно курьёзный вопрос.
                - А в бухгалтерии не подумают, что у меня попа слипнется,  за полчаса покупая третий кулёк конфет?
                - Я  - твой наставник? - решительно спросил уже изрядно выпивший Ильич.
                - Так точно! - козырнул, тоже уже изрядно выпивший Арсений.
                - Тогда дуй в магазин! - приказал Ильич.
                - Слушаюсь! - сказал Арсений, которому в данный момент было всё по фиг, и в который раз гордо прошествовал с кульком в руках мимо окон бухгалтерии. И к вечеру его и Ильича доставили из гаража по домам в непотребном виде.
           После пятницы Арсений получил от Ильича вотум доверия, и они вдвоём совершали в закрытом боксе Ильичёвский ритуал. Так Арсений узнал тайну закрытого бокса. Там, оказывается, стоял на длительном ремонте "Москвич" главного инженера.  И если не шуметь, а тихо поддавать, то начальство не догадывалось, где они.  Водители их не выдавали -  ссылались на то, что они ушли на склад. А потом стучали по трубе, предупреждая, что их ищут. С деньгами на ритуал проблем не было. Каждый день к Ильичу приезжали водители из соседних организаций. Арсений называл это действо «ходоки у Ленина». Вот как это выглядело: Ильич восседал в кресле у верстака, а у дверей топтался или топтались один или два представителя соседних организаций.
                - Я вас слушаю! - важно говорил Ильич.
                - Владимир Ильич! - говорили те. - У Вас случайно нет лишнего карбюратора от Газ-53?.
                - Да откуда? - отвечал он им, подходя к ним боком, и начинал искать что-то в деталях, лежащих на верстаке. - Сами старенькие ставим.
                - Ну, может, что-нибудь найдёте? А мы в долгу не останемся! - заговорчески произносил представитель, незаметно пихая в руку Ильича, три или пять рублей, в зависимости от детали.
                - Арсений! Открой ящик, посмотри, там где-то карбюратор лежит! - после небольшой заминки, говорил Ильич, протягивая Арсению ключ.
             Арсений выбирал из пяти карбюраторов один, протягивал его Ильичу, а тот, напоминая, что последнее отдаёт, вручал его представителю.
                - Ты бы, говорил, как в кино: «Последний, японский, для себя берёг!» - пошутил как-то Арсений после очередного визита ходоков.
                - Ладно, не умничай! - дружелюбно огрызнулся Ильич. -  Хватай кулёк в зубы и дуй в магазин!
           И три последующие недели Арсений приходил домой навеселе, тем самым, заставляя мать с нетерпением ждать окончания практики. Недели проходили монотонно, Арсений помогал Ильичу в работе и на досуге гонял по территории на "Урале" со штурманом Витькой, распугивая ходящих по территории рабочих. Короче, Арсений не скучал. Но вот практика кончилась на радость маме. А для Арсения она останется первой и последней в несложившейся карьере автослесаря.
P. S.  Эта глава посвящена наставнику Арсения, хорошему, доброму человеку, скоропостижно скончавшемуся несколько лет назад.

                ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ

           . А теперь вернёмся всё же окончательно, в тот ноябрьский вечер, где мы оставили Арсения в главе ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА, у пьяного колодца, как его называла молодёжь, куда подошёл  его приятель, хотевший дружить с Веткиной подружкой.
              - Можно тебя на минутку – сказал  он тогда Арсению, беря того под локоть.
             - Что случилось? – недовольно спросил Арсений, отходя с ним в сторонку, постоянно озираясь в сторону колодца.
             - Ты можешь на минутку отвлечься? – раздражённо заметил приятель.
             - Ну, отвлёкся – пробурчал Арсений.
             - Выручай – попросил его приятель – я сегодня предложил Ирке проводить её после танцев, а она мне поставила ультиматум, что согласится в том случае, если Арсений пойдёт провожать Ветку.
             - Хорошо – недовольно пробурчал Арсений и направился к колодцу.
             - Пошли в клуб, не подводи меня – настойчиво сказал приятель, не отпуская его локоть. Он прекрасно знал, нехорошую особенность Арсения ужираться до свинского состояния. Тот не знал меры, и если его отпустить к колодцу, то после танцев случится облом с провожанием.
         И Арсений смирился, так, как не любил подводить друзей, хотя иногда нарушал этот обет. Он пошёл вместе с приятелем в клуб, мысленно разнося в пух и прах эту мелкую шантажистку. Ведь не Ирка придумала это, а эта белобрысая пигалица. С этими мыслями они незаметно подошли к подружкам. И Арсений опешил от удивления. Вместо обычных нескладных пигалиц, какими он привык их видеть, перед ним стояли стройные сформировавшиеся девушки. Он сразу же сконцентрировал своё внимание на Ветке. От прежней Ветки остались, пожалуй, только озорная чёлка, и, собранные в хвостик, волосы. Её стройную фигурку облегало бордовое платьице, а из-под чёлки на него взирали красивые зелёные глаза. И Арсений для себя отметил, что глаза излучали не детское, а женское любопытство. Хотя в них, по-прежнему, плясали озорные чёртики.
              - Знакомьтесь, Арсений – представил его, друг. И Арсений, щелкнув каблуками, изящно кивнул головой, как это делали в кино белогвардейские офицеры. Арсению всегда импонировали  белогвардейские офицеры. От них даже в советских фильмах исходила отвага и благородство, что не скажешь о безбашенных, грубоватых красноармейцах.  А вобще-то его кумиром в то время был Пашка-Америка, благородный воришка из фильма «Трактир на Пятницкой» и Арсений пытался подражать ему во всём. 
               - Сегодня ты более устойчивый – отметила Ветка, озирая его озорным взглядом.
               - Мадам, я такой всегда – игриво ответил Арсений.
               - Не мадам, а мадемуазель – поправила его Ветка – напоминаю, если вы подзабыли.
     И тут местный ансамбль заиграл медленную композицию.
               - Разрешите – обратился он к Вете, беря её за руку.
    Та утвердительно кивнула, и они вошли в толпу танцующих пар. Сегодня был праздничный вечер танцев, ведь на дворе стояло 7 ноября 1979 года.
Кругом все толкались, но Арсений не замечал этого. Он нежно прижимал к себе упругое, немного дрожащее тело Ветки, и ему было безумно хорошо и уютно рядом с ней. От прикосновения и лёгкого аромата её духов, Арсений испытывал лёгкую, и приятную слабость, чего он не ощущал никогда прежде. Его влекло к этой симпатичной зеленоглазой девушке, и он не замечал никого, не отходя от неё не на шаг. И судя по её глазам, она испытывала те же самые чувства. И впервые, Арсений не жалел о покинутом колодце, наоборот, он жалел о потерянных, из-за этого, часах, так как он пришёл в клуб во второй половине танцевального вечера. И когда вечер закончился, он пошёл провожать Ветку.  Они шли по пустынной дороге, беззаботно разговаривая, и как-то оба не замечая, прошли её дом. Теперь они шли вдоль глухого леса, дома уже остались позади.
               - Ты что, в Керву переехала? – спросил про ближайший по дороге посёлок Арсений, беззаботно щебечущую Ветку.
              - Ой – наигранно спохватилась Ветку, озарив Арсения хитрым взглядом - А я даже не заметила, как мы дом прошли? А тебе со мной не интересно?
              - Нет. Ну что ты – залепетал Арсений – очень интересно.
              - Ну, а что тогда? – озорно спросила Ветка – может ты, волков боишься, или замёрз?
              - Да нет – как-то неуверенно пролепетал Арсений – просто подумал, что твоя мама волноваться будет.
              - Я её предупредила, что задержусь – пояснила Ветка.
              - Ты так была уверена, что я пойду тебя провожать? – поинтересовался Арсений.
              - Да нет – проговорила Ветка, и с язвинкой в голосе добавила – я не такая самоуверенная, как ты.
              - А с чего ты взяла, что я самоуверенный? – спросил Арсений.
             - Ну, ты же считаешь, что бедная, красивая девочка будет томиться в тереме, и ждать пока принц не нагуляется в соседних посёлках.
Или ты считаешь, что я не найду себе провожатых? – игриво заметила она, и начала грациозно позировать – ну как я вам?
              - Супер – восхищённо произнёс Арсений, любуясь ей, и вдруг спросил с ревнивыми нотками в голосе – так ты каждую субботу маму предупреждаешь?
             - Нет – игриво захныкала Ветка – я сижу в тереме, и, вздыхая, жду своего блудного принца, который сгинул с конца мая неизвестно куда.
             - Я к бабушке уезжал в начале лета – ответил Арсений, и это была чистая правда.
             - А бабушка, моя ровесница, или чуть постарше? – лукаво поинтересовалась Ветка.
             - Не. Я, правда, на полном серьёзе к бабушке ездил – заверил её Арсений.
             - Надолго? – спросила Вета.
             - На десять дней – ответил Арсений.
             - А почему на танцы не приходил? – поинтересовалась Ветка, испытующе взирая на Арсения, тем самым, введя его в замешательство.
Не мог же он сказать, на тебя пигалицу, что ль, смотреть?  И потому он усиленно напрягал мозги, что бы придумать, что сказать. Он неожиданно пришёл к выводу, что не может ей соврать, хотя до этого он это делал легко и просто. И потому, он не мог ничего придумать. Но ему на помощь пришла сама Ветка.
             - Да видели вас пару раз в поезде, когда вы скопом в соседний посёлок ездили – сказала она – там какую-нибудь нашёл?
             - Нашёл. Синяки с шишками – пробурчал Арсений, вспомнив как в последний приезд им влетело от местных, которые вызвали подмогу из соседнего посёлка. Он вспомнил как они прятались в лесу после кровавого избиения, как озираясь, пробирались утром на станцию и, как, благополучно оттуда уехали, дав зарок туда не возвращаться.
             - А что ж вам тут не сидится? – спросила Ветка – девчонок, что ли не хватает?
              - Адреналина не хватает – ответил Арсений.
             - Точнее, дурная голова, ногам покоя не даёт? – пояснила Ветка, и Арсений мысленно с ней согласился.
             - Давай не будем об этом – попросил её Арсений, вновь с содроганием вспомнив их последний вояж.
             - Хорошо. Как скажешь – согласилась тактичная Ветка.
             - Можно подумать ты без меня скучала – через пару минут нарушил Арсений затяжное молчание.
             - Ну, почему. Провожал меня однажды, и она назвала имя парня, который был на год старше Арсения и жил по соседству с Веткой.
             - Ну и как? – ревниво спросил Арсений.
             - Да ни как – ответила Ветка – помахала ему возле дома ручкой и ушла.
     И тут Арсений заметил, что она немного помрачнела.
            - Что случилось? – взволнованно спросил Арсений.
            - Да ничего – как-то отрешённо ответила Ветка – всё нормально.
           - Скажи мне, он к тебе пристаёт? – решительно спросил Арсений.
           - Да нет. Просто душный он какой-то. А теперь возомнил себе, что раз я ему разрешила тогда себя проводить, то значит, он имеет на меня право. Пользуется тем, что у меня брат в армии. Тот бы его быстро на место поставил, ты же моего брата знаешь – искренне пожаловалась она Арсению.
     Арсений немного знал её брата, крепкого и немного шебутного парня, как и он сам, потому он к нему относился с уважением. И он тут же переключился на Вету.
            - Объясни мне, как это? – попросил её Арсений.
           - Да прохода мне не даёт, иду в школу, он меня у своей калитки поджидает, а потом идёт рядом и несёт какую то ерунду, или молчит – как маленькая девочка начала она делиться с Арсением своей проблемой – хорошо, Ирка недалеко живёт, потом, когда она к нам присоединяется, он хоть умолкает и идёт от нас в сторонке. А вечером у себя во дворе торчит постоянно. Я в кино, и он со мной. Хоть, правда, в тереме сиди. Но сегодня он нас вместе видел. Надеюсь, прекратит преследовать? Главное раньше меня не замечал, а последние три месяца, будто с цепи сорвался.
             - Давай, я ему, прямо сейчас морду набью - решительно сказал Арсений.
             - Не надо - испугано выпалила Ветка - вообще-то он хороший парень, добрый, безотказный, но какой то, замкнутый. А я боюсь замкнутых.
             - Я может тоже замкнутый. И злой вдобавок - усмехнувшись, заметил Арсений.
             - Кто бы это говорил - озорно засмеялась Вета - это ты то замкнутый.
             - И никакой ты не злой - вдруг тихо добавила она, прижав ладошки к его щекам - ты добрый. Я помню, как ты бережно укрыл меня своей курткой, и как мне было тепло рядом с тобой.
             - Ты, правда, помнишь? - взволновано спросил Арсений, чувствуя, как тепло её ладошек, её слов, и её теплых глаз проходит по его телу.
              - Конечно - тихо подтвердила Вета, продолжая гладить его щёки - я помню твой комплимент, насчет того, что я скоро стану красивой девчонкой. Как же я ждала это скоро, что, даже не дождавшись, решилась сегодня на хитрость, чтоб ты мне сказал, стала я такой для тебя или нет.
             - Какая она, всё же хорошая – подумав, вздохнул Арсений, нежно озирая Вету, которая, улыбаясь, стояла перед ним, в ожидание ответа.
            - Так стала или не стала? – удивилась она, его молчанию.
            - Конечно, стала – выпалил Арсений, и сделал то, что хотел сделать ещё в клубе и всё это время, но не решался. Он обнял её и крепко поцеловал. Этот первый поцелуй остался в его памяти навсегда. Конечно, он целовался до этого, но всегда считал, именно, тот поцелуй, первым в его жизни. Самым ярким, самым чистым, самым тёплым. Поцелуй с, самой дорогой его сердцу, девушкой.
     И не сбылись его опасения. Она не оттолкнула его, или ещё страшнее, не влепила ему пощёчины. Наоборот. Она доверчиво прижалась к нему, так же как полтора года назад. И Арсению, от мысли, что в нём нуждаются, стало приятно до лёгкого головокружения. Потом они ещё жадно целовались при прощании, говоря друг другу тёплые слова, покуда Ветка не выскользнула из его рук, и задорно помахав ручкой, радостно процокала каблучками по крыльцу, и скрылась в темноте дома. Потом зажёгся свет в её комнате, и Арсений стоял и ждал, когда он погаснет. Затем его провожала до дома волшебная дивная ночь, нежно обсыпая большими хлопьями пушистого снега. Снега его первой любви. И всё вокруг было прекрасным и родным. И эта тихая тёплая ночь и залитая волшебным лунным светом снежная поляна и спящие дома, и подбежавшая к нему собачка, которую он ласково потрепал по загривку, а та благодарно облизала ему руки. Придя домой, он быстро разделся и с блаженством бухнулся в постель, переживая заново те счастливые минуты проведённые с Ветой и незаметно заснул с улыбкой самого счастливого человека на этом огромном шарике, который называется Земля.

                СЛАДОСТЬ ВСТРЕЧ И ГОРЕЧЬ УТРАТ.

         Проснулся он с одним единственным желанием, дождаться субботы, которая наступит через четыре дня. О, как они долго тянулись, эти четыре дня. С одним лишь желанием, увидеть Вету. Арсений в эти дни не был похож на себя. Он прожил эти дни без единой капли портвейна. Он не выходил вечером во двор, не присоединялся к компании, проводившей вечера за столом во дворе или бесцельно шатавшейся по району. Он лежал в своей комнате и целыми вечерами слушал свой любимый хард-рок и при каждой медленной балладе мысленно танцевал с Ветой.  И субботним вечером, он не принимал участия в коллективном разогреве перед танцами, а направился в ДК абсолютно трезвым, что было для всех нонсенсом. Он пришёл почти первым и, купив билет, сел напротив выхода. На сцене играл магнитофон, извергая звуки в пустой зал. Ансамбль ещё не пришёл, и не настраивал аппаратуру, бренча гитарами.  В таком непривычном для себя тоне, Арсений просидел час, выходя пару раз покурить, здороваясь с ещё редкими посетителями дискотеки. Лишь со стороны колодца раздавалось оживлённое бормотание, но оно не действовало на Арсения, как обычно, гипнотически. Его взгляд жадно смотрел на дорогу в направлении Веткиного дома. Но там было пустынно, и он, вздохнув, направился в зал. Через несколько минут вошли музыканты, дружески поздоровались с Арсением и полезли на сцену. И только они начали настраивать гитары, как праздный люд повалил в зал. Такое ощущение, что все были возле ДК и ждали первых аккордов.   
              - Так вот в чём дело – подумал Арсений, взглянув на часы – десять вечера, вот когда начинается вечер танцев, а не в девять, как официально заявлено в афише. Не зря мы приходим пол-одиннадцатого, а не, как я сегодня, ровно в девять
          И он стал напряжённо всматриваться в приходящих девчонок, но той, кого он ждал, ещё не было. Он вышел покурить со знакомыми, и рассеяно ведя разговор, пристально всматривался на тот участок дороги, откуда должна появиться Вета, но там было пусто. Все пришедшие и приходящие удивлялись, увидев Арсения, и задавали один и тот же вопрос, который вскоре набил ему оскомину, а почему ты трезвый? На что он для приличия отвечал, что у него нет денег. В ответ на это его приглашали к колодцу, но он героически отвергал эти предложения, ссылаясь на то, что он приболел и принимает антибиотики. Даже взрослые парни из ДНД озирали Арсения с удивлением. С ними у него были весьма напряжённые отношения. Когда ему не было шестнадцати, его и остальных несовершеннолетних, дружинники выставляли из клуба, и они кучковались на дальней скамейке, что бы не пропустить потасовок, которые время от времени вспыхивали где-нибудь за углом ДК. В их  ватаге был один парнишка, которого кликали Клапан. Он очень оригинально зарабатывал себе репутацию рубахи-парня. Как только вспыхивала драка, он тут же кидался в её эпицентр, и через пару минут выскакивал оттуда со свежим фингалом под глазом, который гордо носил потом в школе, считая себя героем, и думал, что так же считают и остальные. И так повторялось от субботы до субботы. Что поделаешь, привычка. Арсений, когда получил паспорт, стал ходить на танцы в открытую, но его часто выпроваживали на улицу, а иногда и в помещение штаба ДНД, где дружинники прятали со стола закуску и стаканы, и проводили с ним и другими задержанными душещипательную беседу на тему морали и поведению, не свойственному будущим строителям коммунизма. А дело в том, что Арсений не знал меры и, перебрав, начинал всех цеплять. Вот потому он и вызвал сегодня удивление у дружинников. И если бы не его длинные волосы и брюки клёш, то он сегодня бы походил в своей трезвости на будущего строителя светлого будущего, которыми были усыпаны все стены в родном ПТУ, и в штабе ДНД.
         - Ну, надо же – горестно подумал Арсений, ловя их удивлённые взгляды – заслужил себе репутацию, хулигана-пьяницы. А вдруг так и Вета думает?
    И он машинально взглянул на дорогу, но там не было никакого движения.
         - Может, заболела или ещё чего? – со страхом подумал он, взглянув на часы. Они показывали пол-одиннадцатого. И он плюхнулся в кресло и стал равнодушно взирать на танцующих, не забывая при этом поглядывать на входную дверь. Вскоре он там обнаружил приятелей из своей компании. Те, в свою очередь обнаружили его, и кучно обступили, начав шумно задавать неуместные в данную минуту вопросы, куда он пропал, и почему сегодня отбился от компании.
         - Да болел я – отмахивался Арсений от приятелей, как от назойливых мух – а не принимал сегодня допинг, так как принимаю…
       И он запнулся, не договорив предложение, так как в проёме входной двери стояла Ветка со своей подругой и с его приятелем, который обещал ему проставиться, за оказанную Арсением 7 ноября услугу. У Арсения заколотилось сердце, и он, не отрываясь, смотрел на неё, забыв про всё,  про назойливых друзей, которые ждали от него ответа, про танцующих в зале, про всё на свете. Он весь сконцентрировался на Ветке. Она была одета в голубые расклешённые джинсы и синее демисезонное пальто. Обута она была в сапожки на каблуке. Окинув взглядом затемнённый зал, она не заметила Арсения, окружённого поддатыми, назойливыми приятелями, и изящно процокала к гардеробу. Арсений бросился следом за ней, не ответив на заданный вопрос дотошных пьяных приятелей, что, именно, он принимает.
                - Какая разница, что – раздражённо подумал он, направляясь к гардеробу – тоже мне, любопытные нашлись. Лишь бы докопаться.
       Войдя в гардероб, он увидел её, снимающую с плеч пальто.
                - Позвольте вам помочь, миледи – игриво сказал он ей, аккуратно снимая пальто с её плеч.
       Она испугано повернулась, но, увидев Арсения, испуг в её красивых, зелёных глазах перешёл в радость.
                - Конечно, милорд – кокетливо проворковала она, строя Арсению глазки – вы меня приятно удивили.
                - И чем же, сударыня? – спросил учтиво Арсений, продолжая игру.
                - Такой любезности, я раньше за вами не замечала - вновь кокетливо проворковала она, принимая его игру – это, наверное, потому, что вы сегодня, на редкость, трезвы.
                - Это потому, что ты меня плохо знаешь – ответил ей Арсений, слегка задетый за самолюбие.
                - Хотелось бы тебя, побольше, узнать – искренне сказала Ветка.
                - Мне тоже – так же искренне сказал Арсений.
                - Меня или себя? – спросила Ветка, лукаво взглянув на Арсения.
                - Обоих – признался Арсений.
      И он прервал этот диалог, так как в зале объявили медленный танец.
Взяв Ветку за руку, он повёл её в зал, где они слились в медленном танце, глядя друг другу в глаза.
Все танцы он танцевал только с ней. В этот вечер для него больше никого не существовало. Только ОНА, его единственная, самая лучшая девушка на всём белом свете. Его Вета. Он провожал её до дома, где стоя на обочине дороги, они целовались до самого утра. И так было в последующие субботы, а после и в будние дни, пока не случилось его предательство, описанное свыше.   
      После случившегося, он продолжал ходить на танцы, в надежде увидеть её и объясниться, но её не было. Он спрашивал у Ветиной подруги, где она, а та не очень учтиво отвечала, что Ветка уезжает на выходные к родственникам.
      И Арсений шёл к колодцу, и там доводил себя до кондиции, и уходил домой в пьяном угаре, чем пугал свою мать. Она видела, что с Арсением происходит что-то неладное, но все её попытки выяснить причину его поведения, разбивались об одну и ту же фразу. У меня всё в порядке. 
       Однажды в ДК, ему показалось, что он видел Ветку, но он был в таком сильном подпитие, что ничего не помнил. Он только смутно помнил одну перезрелую девицу, похожую лицом и габаритами на лошадь.
        - Наверное, я в прошлой жизни конём был – мрачно рассуждал он, мучаясь очередным воскресным похмельем – не зря мне лошади по пьяне нравятся. Хорошо с этой не пошёл. Мне одной на всю жизнь хватило. Видно столько не выпил, тогда. А ведь вроде бы Ветку видел.   
      Его подозрения подтвердил его приятель, который учился с Веткой до восьмого класса. Было это в понедельник, в поезде.
          - Да, Сеня – засмеялся приятель, подсев к Арсению – нашёл ты в субботу кралю.
          - Ладно, не вспоминай – поморщился Арсений.
          - Я, главное, иду на перекур, смотрю, ты стоишь у стены, и, упираясь рукой в стену, чтобы не упасть, мило беседуешь с какой-то высокой девицей. Тут меня за руку кто-то одёрнул. Я повернулся, и увидел свою бывшую одноклассницу, Ветку.
           - И что дальше? – спросил Арсений, подскочив, как укушенный.
            - Лёша. Будь другом – попросила она меня нерешительно – уведи Арсения от этой кобылы. Вы ведь друзья.
            - А зачем? – поинтересовался я.
            - Потому что он, мой парень – застенчиво пролепетала она, и ушла в глубь зала.
            - И что ж ты меня не уговорил? – словесно набросился на него Арсений.
            - Тебя уговоришь. Ты ж по пьяне упёртый, как баран – отбивался приятель – я подошёл к тебе, убедился в правильности слов Ветки, насчёт кобылы, и попытался тебя увести. Но ты меня послал, и я ушёл.
             - Что ж ты мне потом не сказал, что она здесь? – с отчаянием вымолвил Арсений, чуть не схватив друга за грудки.
             - Потом я тебя не видел – сказал приятель – я думал, что ты с этой ушёл.
             - Я столько не выпью – выпалил Арсений, с обидой уставившись в окно.
             - А у вас с Веткой шуры-муры, что ли? – поинтересовался приятель, дергая Арсения за локоть.
              - Это никого не колышет – огрызнулся Арсений – тебе то, что.
              - Да я ничего не имею против – сказал приятель – Ветка, хорошая девчонка.
             - Вот и иди ты на хрен вместе с ней – перебив приятеля, зло рыкнул Арсений, с обидой на самого себя. Он понимал, что после услышанного от друга, шансы на примирение с Ветой, катастрофически уменьшились.
             - Ну, как знаешь – сказал, вставая, приятель и дружески хлопнул Арсения по плечу, давая понять, что он на него не в обиде.
   А Арсений вышел в тамбур и там стоял до самого города, куря одну сигарету за другой. Потом он сел в обратный поезд, и забив на учёбу, поехал домой, и стал недалеко от школы, дожидаться Ветку. Увидев её с подружкой, он решительно пошёл к ним навстречу.
                - Мне надо с тобой поговорить – сказал он потупившейся Ветке, беря её за локоть.
                - Нам не о чем разговаривать – сказала Ветка, отдёргивая свой локоть – ты в эту субботу сам всё красноречиво сказал.
                - Ну, дурак я – в отчаянье крикнул Арсений – прости меня, пожалуйста.
                - Нет, ты не дурак – зло сказала Ветка, решительно взглянув ему в глаза – ты, циник.
                - Ну, ладно. Я, пожалуй, пойду вперёд – сказала Веткина подружка, почувствовав, что разговор у них начался нешуточный, и сказала Ветке для подстраховки – я впереди, если что.
                - Ну что ты хочешь узнать? – решительно спросила Ветка, оставшись с ним наедине – почему ты циник? Что ж, отвечу. Если б ты хотел помириться, ты бы не тискал в углу эту кобылу.
                - Я её не тискал – поспешил оправдаться Арсений – я просто с ней разговаривал.
                - О чём? О светлых чувствах? – с обидой засмеялась Ветка.
                - Да так. Ни о чём – пролепетал Арсений.
                - Об уютном местечке – высказала свою гипотезу Ветка – так шёл бы к ней. У них с мамашей всегда вся местная пьянь ошивается. А может, и ты там был. Вот позорище то.
                - А тебе то что, если бы я там был – возыграло в Арсение задетое, больное самолюбие – тебе то какая разница.
                - Мне стыдно, что я с тобой встречалась – сквозь слёзы выдохнула Ветка, и побежала догонять подругу.
                - Да не ходил я к ней – кричал с отчаяньем, ей вслед Арсений – вообще я с ней не встречался. Ну, постой, пожалуйста.
     Но его больное самолюбие сделало своё чёрное дело. Она не остановилась, и Арсений, кляня свой псих, пошёл в магазин, что бы щедро залить своё отчаяние. И всю неделю он заливал его так, что чуть не забыл о том, что приглашён на день рождение одноклассницы. В субботу он привёл себя в божеский вид, и пошёл на день рождения. Там ему приглянулась одна из двух сестёр-близняшек, подруг одноклассницы по училищу. Понимая, что Вета его не простила, он весь вечер ухаживал за Галей, так звали эту девушку, не забывая при этом пить. И потому смутно помнил, как после праздничного стола, компанией пошли на танцы, как провожал свою новую пассию  до дома одноклассницы. Как торчал под окнами, приглашая её продолжить прогулку, а она, ссылаясь на то, что уже поздно, отказала ему в этом, обещая прогулку на следующие выходные, то есть на первомайские праздники.
     Утром Арсений с ужасом вспоминал, была ли на танцах Ветка или не была. Вроде бы нет, а хотя мне всё равно – упрямо решил Арсений и пошёл на улицу к друзьям. Через неделю, он убедился, глядя из своего окна на дорогу, по которой шли приехавшие с города люди, что его нынешняя пассия выдержала часть обещанного. Вечером, изрядно приняв для храбрости, решив, (или я помирюсь с Веткой, или серьёзно приударю за Галкой), он пошёл на танцы. Узнав от Веткиной подруги, что та уехала к родственникам, Арсений сходил к колодцу, а потом начал претворять в жизнь второй план. Но так как после посещения колодца, он опять смутно помнил их совместную прогулку с танцев, всё же по её обещанию приехать на 9-е мая, он понял, что его план начал действовать. Приехала Галка на день раньше и пришла со своей сестрой, которую Арсений постоянно с ней путал, и его одноклассницей, на поляну, где Арсений с друзьями играл в футбол. Что бы произвести на Галку впечатление, Арсений ни чувствуя усталости, носился по футбольному полю, как бешенный лось, и получая мяч, ловко вколачивал его в ворота противника. В этот вечер ему бы позавидовал сам Марадона. И лишь после окончания триумфального матча, он ощутил такую усталость, что заготовленная в мечтах прогулка с Галкой, так и осталась в мечтах. Он крепко уснул, что бы проснуться в самый чёрный день своей жизни, а именно 9 мая 1980 года. Утром он пошёл к Лёхе, своему другу, чтоб вместе с ним выпить за день Победы. Там оказались приехавшие с Питера Лёхины двоюродные братья, которые стали предлагать справить вечером праздник вместе с ними. Но Арсений деликатно отклонил их предложение, о чём потом жалел, и не раз.
     Как он мог тогда принять его, если в большой компании, куда пойдёт Арсений, будет его нынешняя пассия. И ничто, по бытовавшему  мнению, не предвещало беды. Наоборот, он не чувствовал опасности. Он с нетерпением ждал вечера, в котором он, Арсений, наивно мечтал обрести любовь Галки, которая заменит ему любовь Ветки. Он ведь видел вчера боковым зрением, как восхищённо наблюдала Галка за его лосиным бегом.
      Вечером всё шло как надо. Арсений веселился, ухаживал за Галкой, которая отвечала на его ухаживания, но вдруг одноклассница сообщила, что им надо сегодня ехать в город, так как завтра рано утром у них начиналась практика. Арсений разочарованно попрощался с Галкой, которая пообещала приехать на следующие выходные. Потом он взял гитару и начал петь заунывные блатные песни, щедро плеская в свой стакан водку, пока не уснул.

        ПЕРЕВЁРНУТАЯ ЖИЗНЬ.

         Проснулся он в каком-то адском бреду. Арсению очень хотелось, чтоб это оказалось сном. Вокруг него были белые больничные стены, а возле кровати стоял тазик, в который он тут же выплеснул из себя содержимое выпитой только что бутылки сока. Не понимая, что с ним происходит, он окинул взглядом комнату, в которой находился. Вокруг сидели на кроватях мужики и с сочувствием смотрели на Арсения. Он попытался приподняться, но родные с детства мамины руки не позволили ему это сделать,  а такой же родной плачущий голос произнес: "Тебе нельзя, сынок, вставать!". Он в отчаянии рухнул на кровать.
            - Где я, мама? - спросил он пересохшими от похмелья и наркоза губами.
            - В больнице, сынок, - стараясь улыбаться, сквозь слёзы ответила мама. - Всё будет хорошо!
             - Как я сюда попал? - поинтересовался Арсений, облизывая сухие губы.
             - "Друзья" твои помогли. Фазан с Агеем, - пояснила мама, прикладывая к его губам влажную тряпочку. - Хотели на тот свет отправить, да поезд на полтора часа опоздал. Я всегда не поощряла твою дружбу с Фазаном.
       Арсений не мог поверить в это. Он ещё долго не верил в это. До тех пор, пока к нему не вернулись воспоминания о событиях того злосчастного дня.
              - Дай, пожалуйста, попить! - попросил Арсений чтобы увлажнить свою гортань и потрескавшиеся губы.
              - Тебе нельзя, сынок! - снова сказала мама. Но тут же, подгоняемая материнской любовью, добавила, протягивая стакан с соком: - на, но только смочи губы, а не глотай.
        Арсений жадно присосался к стакану, проигнорировав её слова, и тут же вылил его содержимое из себя в тазик. И опять, в отчаянии, рухнул на кровать.
        Невыносимо горел перебинтованный правый бок и, чтобы погасить эту боль, Арсений захотел приложить к нему правую руку. Но то, что он ощутил, ввергло его в отчаянье и дикий ужас. Вместо руки он увидел забинтованную маленькую культю.
                - Всё, мужики! - сказал он траурным голосом, когда немного пришёл в себя. – Отгулялся!
      И он  потом часто вспоминал их слова, которые вернули его к жизни, возможно даже, в ту минуту. Хотя в тот момент его мысли были далеки от этого.
                - У тебя что отняли? - спросил кто-то из мужиков.
                - Руку, - горестно вздохнул Арсений.
                - А главное на месте? - опять спросил тот же голос.
               - Остальное вроде всё на месте, - безразлично ответил Арсений.
               - Ну вот, видишь! Не отгулялся, значит - констатировал знакомый голос. И вся палата залилась дружеским, поддерживающим смехом.
      Арсений весь день проговорил с мамой, замечая, как она осунулась и ругая себя за это. И от тяжести случившегося несчастья  боль в боку и внутри становилась всё невыносимей.
      - Потерпи, сынок! - видя  муки на его лице, сказала мама, ласково поглаживая его по голове. - В девять вечера придёт сестра и сделает тебе укол.
      Кое-как  дождавшись  медсестры, которая ввела ему в вену обезболивающее, Арсений отправился в сладостный полёт.
    Он ни о чём не думал, находясь под кайфом. Он только не понимал своего соседа, мужика со сломанным копчиком, которому сделали точно же такую инъекцию: как можно сразу уснуть, не летая, когда тебе ввели обезболивающие наркотики.
     И Арсений летал не известно сколько времени: может два часа, может двадцать минут, пока не заснул крепким сном. 
    Утром его разбудила мама.
       - Сенечка! - сказала она просительным голосом. - Мне надо домой ехать. Там Иришка одна осталась у соседей. Но не переживай! - продолжила она увидев, как Арсений цепко схватил её за руку. -  К обеду Витя приедет. А через два дня я его сменю.    
    Услышав это, Арсений успокоился и даже обрадовался. К нему едет брат, который живёт в Питере и с кем они, после его возвращения из армии, стали редко видеться. А до армии они были с ним "не разлей вода". Вместе ездили пару раз в каникулы на Украину. Вместе играли в настоящий и настольный хоккей. Конечно, у них возникали размолвки. Но это было ничто в сравнении с их дружбой.  И Арсений всегда удивлялся другим братьям, которые лупили друг друга в кровь и чинили друг другу пакости. Для Арсения это было дико. Брат всегда выручал его. И Арсений вспомнил, как в раннем детстве уронил новогоднюю ёлку с игрушками, половина из которых разбилась. А вот-вот должны были вернуться от соседей, справлявшие там новый год, родители. И брат спрятал испуганного Арсения в коробке из-под телевизора, а сам принял на себя пьяный гнев отца. Арсений вспомнил, как брат, хорошо рисуя, делал из картонок медали и вручал их маленькому, довольному Арсению за героизм, проявленный в военных играх. И вот сегодня приедет его любимый братишка, заменивший им с сестрёнкой в своё время отца. Он стал им поддержкой вместо блудного папаши, который сел однажды в поезд и увёз к своей любовнице все сбережения с их сберкнижки, наградив маму за все годы  терпения  его побоев и измен скрытым инфарктом, когда она, прося у отца денег, чуть не упала под уходящий  поезд. Сколько маме пришлось пережить после бегства папаши, который не оставил семье ни рубля! Мать работала на двух работах, чтобы прокормить его с Иришкой. Брат тогда служил в армии  и писал им оттуда хорошие письма, помогая тем самым выживать в такое непростое для них время. Арсений лежал, и с нетерпением ждал брата.
        Тут в палату  вошёл врач вместе с симпатичной медсестрой, которая весело взирала на Арсения. Её имя и причину её весёлости  Арсений узнал чуть позже, когда она кормила его с ложечки завтраком: запеканкой, густо политой сгущённым молоком.
          - Ну, как чувствует себя наш больной? - обратился к Арсению лечащий врач, сняв с культи бинт и внимательно рассматривая её.
          - Нормально! - улыбнулся через силу Арсений.
          - Это уже радует! - сказал врач. - А то я боялся вместо улыбающегося человека увидеть равнодушное к жизни туловище.
          - Да я такой и есть! - проговорил с ожесточением Арсений.
          - Ну не стоит на себя наговаривать! - сказал врач, проверяя капельницу. - Ты молодой сильный парень. Справишься. Поверь мне. И без руки живут. Скоро Людочка покормит тебя,  и ты станешь совсем другим человеком! Культя заживает хорошо. Скоро снимем швы.
        И, дав указание симпатичной медсестре, которая с весёлой улыбкой   не сводила с Арсения глаз,  забинтовать культю, поменять капельницу и покормить Арсения, он стал обходить остальных больных.
            - Доктор! - с волнением в голосе спросил его Арсений. - Я буду ходить?
            - Всему своё время! - ответил, улыбаясь, доктор.
            - А когда? - немного приободрившись, спросил Арсений.
            - Я об этом тебе сообщу! - ответил доктор. - А пока пришлю специалиста по массажу.
         Через пять минут в палату вошла немолодая, приятная женщина и стала массажировать у Арсения ножные икры. Потом она ушла, сказав, что с его мышцами не всё так плохо, как она думала.
         Потом вошла Людочка и, так же весело улыбаясь, забинтовала культю,
 вкрутила в каркас новую капельницу, взамен старой, и присоединила её к Арсению.      
                «Чё она на меня так весело смотрит?» - раздражительно подумал Арсений, взирая на её улыбку. – «Я что, клоун? Так она ошиблась адресом. Тут больница, а не цирк».      
                - А как я есть буду? - раздраженно спросил её Арсений, взирая на свою левую руку. В нее была воткнута игла с мягкой трубкой, которая тянулась к капельнице, а на его руке была зафиксирована лейкопластырем.
                - Не волнуйся, мой хороший! - ласково проворковала Люда. - Я тебя с ложечки покормлю!
                - Ну, тогда, ладно! - облегчённо сказал Арсений, любивший внимание женщин к своей скромной персоне.
                - Вот и ладушки! - проворковала она и  изящно упорхнула, сопровождаемая восхищёнными взглядами больных, в том числе и Арсения.
                - Везёт тебе, парень! - вздохнул сосед справа. - Есть из рук такой девушки  не каждому дано!
                - Ага, просто, везунчик по жизни! - зло огрызнулся Арсений, услышав неуместное в его положении слово.
                - Сеня прав! - поддержал его сосед слева. - Тут нечему завидовать. Он бы сам устроил ужин при свечах  и с удовольствием покормил бы с рук какую-нибудь кралю.
                - Покормит ещё! Какие его годы! - ободряюще заметил сосед справа, заглаживая свой косяк.
          В этот момент вошла медсестра Люда с завтраком на подносе. На нём была тарелка с запеканкой, щедро политой сгущёнкой,  стакан с киселём и булочка. Она подсела к Арсению всё так же глядя на него с весёлой улыбкой:
                - Ну, что, мой хороший? - весело сказала она. - Приступим к трапезе?
                - А что ты такая радостная? - не выдержав, спросил Арсений. - Что-то хорошее произошло?
                - Произошло! - весело подтвердила она. - Тебя увидела!
                - Неужели мой плачевный вид  может вызвать радость? - скептически ухмыльнулся Арсений.
                - Может! - на полном серьёзе заметила Люда. - Потому что я тебя живого увидела. Ведь ты поступил в мою смену. Когда я узнала, что привезли молодого парня, то сразу же прибежала в приёмный покой и ужаснулась. Ты лежал в ванной весь в крови, неестественно бледный.
                - "Белий, белий. Совсем белий!" - улыбнулся Арсений, произнеся цитату из известной комедии.
                - Раз шутишь, значит, жизнь продолжается! - заметила Люда, суя в рот Арсению ложку с запеканкой.
                - Ну, а дальше?- сказал Арсений, проглотив кусок запеканки.
                - И тогда я подумала, что ты не жилец. К тому же операция тяжело прошла. Тебе руку три раза пилили. Первый раз по локоть, так как до локтя была не рука, а кровавое месиво. Но кость уже почернела. Тогда врач стал пилить посередине между локтем и плечом. И там уже появилась чернота. Вот тогда хирург, вытирая со лба пот, сказал: "Пилим по плечо! Если и там гангрена, то мы уже не спасём его!".
                - Ну и что? - спросил Арсений, ошеломлённый её рассказом.
                - Всё нормально, раз ты тут лежишь и даже шутишь! - улыбнулась Люда.
                - Так чего ж ты так переживала? - улыбнулся Арсений.
                - А как же не переживать! - сказала Люда. - У тебя и так вид плачевный был, а ещё такую операцию перенёс. Тебе же три наркоза сделали. А это не каждый организм вынесет. После того, как тебя привезли в палату, и поставили капельницу, я бегала к тебе через каждые пять минут и прислушивалась: дышишь ты, или не дышишь. А утром шла домой как в тумане. И всё песня крутилась в голове: "На койке больничной, с лицом симпатичным, семнадцатилетний парнишка лежит". И впрямь, как будто про тебя.
                - Что ж ты так расстраивалась? - спросил Арсений, польщённый её словами.
                - Страшно, когда молодые парни умирают, - печально вздохнула Люда, - ведь им бы ещё жить да жить!
                - Ну ладно, пойду дальше работать! - прервала она затянувшуюся паузу и неохотно направилась к выходу, прихватив поднос с пустыми тарелкой и стаканом.
                - Люда! - окликнул её Арсений. А когда она оглянулась, с волнением добавил. - Спасибо тебе!
                - Да  за что? - польщено спросила она.
                - За всё! - уточнил Арсений. И она с благодарной улыбкой вышла из палаты.
                - Как замечательно, что есть на земле хорошие люди! - подумал Арсений. - Не с чёрствым, а с отзывчивым сердцем. Рядом с такими, как Люда, и беда легче переносится. Повезёт тому, кто на ней женится.
         Арсений закрыл глаза, и перед ним возникла Ветка, его любимая Ветка.
                - Где же ты, родная? Приди ко мне! Мне ведь так сейчас не хватает тебя! - позвал её мысленно Арсений и погрузился в сон.
         Первое, что увидел Арсений, открыв глаза: сидящего у его кровати брата, который разгадывал кроссворд.
                - Привет! - обрадовался Арсений. - Ты давно приехал?
                - Привет, родной! Да с час назад, - также обрадовано сказал брат. - Ну, как дела, дорогой?
                - Сам видишь, как! - огорчённо произнёс Арсений.
                - Главное, что живой остался! - дружески потрепал его по голове брат. - А остальное - дело наживное.
                - Ты надолго? - поинтересовался Арсений  наблюдая, как брат достаёт из дорожной сумки фрукты и соки.
                - Почти, на двое суток, - ответил брат, - послезавтра утром уеду. А днем мама приедет.
                - Так вы и не увидитесь? - огорчённо констатировал Арсений.
                - Потом увидимся! - весело сказал брат, чистя апельсин. - Какие наши годы! На, дорогой! - добавил он, пихая в рот Арсению дольку апельсина.
         И так вот в разговорах прошёл ещё один день Арсения в больнице.
 Вечером пришла Люда и сделала Арсению обезболивающий укол. И он, блаженно полетав какое-то время, забылся крепким сном, в котором ему приснилась зимняя пустынная дорога, по краям которой возвышались скалы,  покрытые величественными соснами в красивых снежных шапках. И он, счастливый, с двумя руками, идёт с Ветой по дороге, держа правой рукой её левую руку. Но вдруг она резко выдернула руку и быстро убежала. Проснулся он поздно, в подавленном настроении, так как ни Веты, ни правой руки в жестокой его реальности не было.  Прошёл завтрак, прошли медицинские процедуры: укол, массаж, сдача крови, а у Арсения всё не проходила какая-то щемящая душу тревога.  И даже то, что пожилая сестра укатила из палаты капельницу, сказав, что она теперь ему не нужна, не слишком обрадовало Арсения.  Его тревожил побег Ветки во сне.
            - Не нравится мне это! - мрачно рассуждал он, лёжа на кровати. - Прошло уже четыре дня, как я здесь. Но почему она не приходит? Неужели не в силах простить? 
        И тут его мрачные думы прервал визит его друзей и подруг из родного посёлка. Они радостно обступили кровать Арсения и наперебой начали рассказывать последние новости. Комната наполнилась весёлым юным смехом. Сопереживания и грусть они оставили за дверью палаты, за что Арсений был им очень благодарен. Арсений не переносил жалости к себе. Он открыл для себя одно неписанное правило:  слова "жалость" и "жалкий" имеют один корень.  В весёлой суматохе, происходящей вокруг его кровати, Арсений незаметно подозвал к себе друга Лёху.
             - Ты Ветку не видел? - шепнул он ему на ухо.
             - Нет. Не видел, - шепнул ему Лёха.
             - На танцах её не было? - снова шёпотом спросил Арсений.
             - Нет, - шепнул в ответ Лёха. - Что-нибудь передать, если увижу?
             - Да…. Нет, не надо, - огорчённо шепнул Арсений и, спрятав грусть, весело продолжил диалог с друзьями.
         Когда они ушли, пожелав Арсению скорейшего выздоровления, в палате стало непривычно тихо. Скрипнула входная дверь  и Арсений увидел вернувшегося брата.
              - Хорошие у тебя друзья! - сказал сосед слева, явно симпатизировавший Арсению. - Даже повода не подали для тоски. Весёлые ребята!
              - Потому и не подали, - ответил Арсений, - что я не люблю, когда меня жалеют!
                - Знаешь, Арсений, - продолжил тот, - я за четыре этих дня для себя отметил, что ты мужественный парень.
                - Да обычный я парень! - смутившись, ответил Арсений.
                - Ну не скажи! - заметил самый старый пациент палаты, не в смысле возраста, хотя он был тоже немолодой, а в смысле нахождения здесь. - Когда я сюда попал, лежал тут один пожилой мужик, которому ампутировали ноги. Так он постоянно ныл:  "Не хочу жить! Это я есть не буду! Не открывайте форточку!". Слава богу, его через два дня выписали. А ты - молодец! Не нудишь, веришь в жизнь.
                - Да ни во что я не верю! - хотел выкрикнуть Арсений, вспомнив нехороший сон, но промолчал, чтобы не испортить свой сложившийся имидж.
                - Молодец!- пожал ему крепко руку брат  и громко добавил с гордостью, что бы слышали все, - Вот у меня какой сильный братишка!
       Часов в семь вечера произошло ещё одно событие, всколыхнувшее Арсения.
                - Арсений! - открыв дверь весело сообщила пожилая  медсестра. - К тебе девушка!
        У Арсения радостно застучало сердце.
                «Ну, наконец-то - радостно подумал он, думая о Вете, - ты пришла!»
       Но вместо долгожданной Веты  вошла Лена - его одноклассница, у которой он был на дне рождения. Что очень расстроило Арсения. Не потому что он был ей не рад. Он был рад её визиту. Ведь они с ней проучились два года за одной партой. Арсений вспомнил показательный суд над ним, проведённый классной руководительницей за его раздолбайство по отношению к учёбе.
      Поставив Арсения к доске, лицом к классу, она поднимала его одноклассников и просила их высказать своё отношение к нему. Все в ответ мычали что-то не внятное. И тут встала Лена  и произнесла пламенную речь:
                - Легче всего держаться принципа: "Моя хата с краю, я ничего не знаю"! Труднее заглянуть в душу человеку и помочь ему разобраться с самим собой. Вот вы выставили его на всеобщее обозрение и обвиняете во всех грехах! - обратилась она к оторопевшей классной руководительнице. - Например, в том, что он не принимает никакого участия в общественной жизни класса. А вы хотя бы раз заинтересовали его, дали какое-нибудь поручение? Например, провести политинформацию или придумать какую-нибудь викторину к внеклассному часу? Нет! Потому что у вас это делают одни и те же люди. Да, он ленивый, но не равнодушный! Он добрый, безотказный. Я знаю его лучше других, так как живу с ним в одном доме. С ним интересно в компании, потому что он эрудированный. А вы все бубните: "Не знаю, ничего не могу сказать.."! - повернулась она к классу. - Смотреть противно! - закончила она и села на место.
                В классе наступила тишина, которую нарушила классная руководительница.
                - Хорошо! - сказала она. - У нас в следующую среду будет внеклассный час на тему: "Фауна нашего края". Так как учитель биологии говорил, что в седьмом классе  ты, Арсений, отлично знал зоологию, - обратилась она к Арсению, - то ты и подготовишь к среде викторину на эту тему. Не подведи Лену! - попросила она, узрев, как он недовольно скривил губы. - Иди, садись на место!
                - Спасибо! - сказал он Лене, садясь на место.
                - Пару вечеров не пошляешься вечерами с компанией! - прошептала она. - Не переломишься!
                - Ты меня неправильно поняла! - прошептал он в ответ. - Спасибо за поддержку!
      И он начал придумывать викторину, обложившись книгами Пришвина и Бианки. Выуживал оттуда интересные загадки про зверей и птиц, сортировал их. Одно его удручало: он боялся выступать на публике. Но внеклассный час, несмотря на его страхи, прошёл на ура. Его похвалили за проделанную работу. И в этой победе была и Ленина заслуга.
      И, конечно, он был рад её визиту! Но ждал он другого визита. Натянув на себя весёлую маску, чтобы не обидеть Лену, он беззаботно проболтал с ней час.
                - Ну ладно, Серёжа! Я побегу, - сказала  Лена, - а то меня внизу Галка ждёт. - И добавила: - я теперь буду почаще заходить. Мы с ней тут на практике.
                - Приходи с Галкой! - мог сказать он, но не сказал. Потому что думал в этот момент о другой, дорогой его сердцу, девушке.
      Попрощавшись, он отвернулся к окну, так как его перенесли на койку соседа справа, который выписался днём, и предался своим грустным мыслям.
                - Хорошая у тебя девушка! - отозвался кто-то в палате.
                - Это не моя девушка! - ответил Арсений.
                - А у тебя есть? - поинтересовался кто-то.
                - Нет! - мрачно перебил его Арсений.
      И чтобы отвлечься от грустных мыслей, он вспомнил прощание с соседом справа.
                - Ну, давай прощаться, герой! - бодро, стараясь скрыть грустинку, сказал сосед справа, собираясь домой.
                - Давайте! - с таким же настроением сказал Арсений. Ведь он привык за неделю к этому огромному,  очень доброму мужику.
                - Держись, Сеня! Всё будет хорошо! Ты, сильный парень! - сказал мужик, пожимая ему руку и, вытащив из кармана сложенный лист бумаги, протянув  ему,  добавил: - Возьми! Я тут чиркнул тебе свой адрес. Заезжай. Всегда буду рад! - и, помахав всем рукой, он вышел из палаты.
       Тогда Арсений не мог знать, сколько много будет у него таких проводов. Ведь ему ещё в этих стенах придётся провести почти два месяца.
       Вечером, как обычно, он "полетал" после обезболивающего укола. А ночью спросонья резко сел в кровати  и, вскрикнув, так же резко упал обратно от жуткой боли. Мысли отчаянно перемешались в голове и страх быть вечно прикованным к кровати довлел над Арсением. И лишь поддержка брата немного успокоила его и он, наконец, уснул.
      Проснувшись к завтраку, он не увидел сидящего рядом брата и немного загрустил.
          - Ну, ничего! - успокоил он себя. - После обеда мама приедет.
         Настроение его сразу  улучшилось: ведь сегодня впервые за семь дней он чувствовал себя совершенно бодрым.  Ничего не болело и не было никакой слабости.  Дела его явно шли на поправку. Это подтвердил и  лечащий доктор, проводящий очередной обход.
           - Ну, сегодня, я смотрю, ты абсолютным бодрячком выглядишь! - улыбнулся доктор.
           - А главное бок не болит и голова не кружится! - радостно сообщил ему Арсений.
           - Молодец! Тогда держи вот это! - сказал он, протягивая Арсению новенькую мягкую брошюру, на которой было написано: Л.И. Брежнев "Малая земля".
          «Вот только этого мне  для полного счастья и не хватало!» - сокрушённо подумал  Арсений. А вслух сказал: - Спасибо, доктор! У меня есть что почитать! - и указал глазами на лежащий на тумбочке потрёпанный томик Шолохова "Поднятая целина".
            «Судя по свежему виду обложки, её явно пихнули в больницу для массового прочтения, но никто из персонала не изъявил желания читать её. Вот и решили передать её больным!» - подумал Арсений. – «И начали именно с меня. А я подопытный кролик, что ли?»
           - Я не читать тебе даю, - перебил его думы врач, кладя на тумбочку тетрадь с ручкой, - а переписывать. Надо разрабатывать левую руку.
           - Началось! - огорченно подумал Арсений. - Снова в первый класс?
           - Так что давай, дерзай! - перебил доктор ход его мыслей. - Пиши каждый день по листу. Я проверять буду! 
           - А в выходные? - поинтересовался Арсений зная, что в субботу и воскресенье обхода нет.
            - Тоже лист! - обрадовал его доктор. - Можешь себе сделать один выходной. И предупреждаю. Не филонить. Это, в первую очередь, тебе надо. Придётся  всё заново начинать. И писать, и ходить, и жить.   
             - Доктор, а когда я пойду? - с нетерпением спросил Арсений.
             - Я дам знак! - ответил доктор. - А после обеда тебе сделают рентген.
      После доктора в палату зашёл солидного вида мужчина, держащий в руке кожаную папку, и спросил, где лежит Арсений.
      Подойдя к нему, он сел на стул и представился: следователь дознания районной прокуратуры, такой - то, такой - то.
             «Неужели я где-то с фарцовкой прокололся?» - испуганно подумал Арсений.
             - Я вас слушаю… - выдавил сквозь сухие губы Арсений.
             - Мы ведём сейчас расследование по Вашему делу, - промолвил следователь, ввергнув Арсения в шок, и, открыв папку, пояснил, - так как не всё в Вашем случае гладко.
             - Арсений, ты можешь хронологически описать события 9 мая? - спросил следователь, достав из папки какие-то документы и чистые листы бумаги. И, видя на лице Арсения непонимание, пояснил: - При каких обстоятельствах ты здесь очутился?
             - Честно скажу: не помню! - сказал Арсений, отходя от шока, сознавая, что следователь пришёл не по его «душу». - Говорят, что меня оставили в лесу, а я вышел на железную дорогу. Хотя мать так не считает.
              - А как она считает? - спросил он, не поднимая головы, записывая что-то на чистом листе.
              - Считает, что меня положили под поезд, - промолвил Арсений, вновь ощутив сухость губ. И, попросив разрешения,  жадно выпил полбутылки болгарского "нектара".
              - Мудрая у тебя мама! - сказал следователь и продолжил, пристально смотря в глаза Арсения: - И мне три обстоятельства говорят о том же. Во-первых. Изучив местонахождение вашего пикника я уточнил, что до шоссейной дороги триста метров, а до железной километра полтора. И какой резон было тебе идти полтора километра по лесу к железной дороге, когда проще вернуться по знакомому пути к шоссе. Как ты считаешь?
               - Так же, как Вы! - решительно ответил Арсений, так как тоже не раз задумывался над этим.
               - Во-вторых. Мне признались участники пикника: когда все пошли на танцы, а было это около девяти часов вечера, в лесу оставалось трое и, как они заметили, ты спал. Так?
               - Ну, наверное, так… - утвердительно кивнул Арсений.
               - Те двое, что оставались с тобой, утверждают, что ушли минут через десять. Значит, было примерно девять часов вечера, а пришли в клуб в начале двенадцатого. Допустим, вместо получаса, они шли до клуба два с лишним часа. Кого-то встретили, с кем-то добавили. А вот с тобой сложнее. Они утверждают,  что оставили тебя потому, что  тебя невозможно было добудиться. Поезд идёт в десять вечера. Значит очень мала вероятность что за час ты успел «прочухаться» и выйти к железной дороге. И  третье обстоятельство: вот судебно-медицинская экспертиза, по которой установлено, что у тебя сломан восьмой позвонок. А на теле, в области спины и поясницы, имеются многочисленные гематомы, форма и характер которых доказывает, что они были нанесены ногами. Ты был избит  и не по своей воле оказался между рельсов. А то обстоятельство, что,  по словам врачей скорой помощи, ты всё время вертелся и кричал: "Не бейте меня!", окончательно доказывает эту версию.
             - Зачем они это сделали? - сквозь слезы обиды спросил Арсений. Он не мог понять, почему люди, которых он знал с детства, так жестоко поступили с ним.
               - Видимо, вы повздорили и они стали тебя бить. А когда ты не смог встать, так как тебе сломали позвонок, они испугались, отнесли тебя к железной дороге и положили  на рельсы, чтоб замести следы, - разъяснил свою точку зрения следователь и добавил: - и если ты подпишешь протокол дознания, то я выясню причину, из-за которой вы повздорили.
        И тут Арсений вспомнил пьянку у себя дома на 8 марта, когда мать с сестрой уехали в город к брату, и два  запечатанных фирменных пусера (лёгких свитера), исчезнувших в этот день из шкафа. Судя по его расчётам, их украл один из двух, оставшихся с ним в лесу, парней, за которым водился такой грешок.
       Арсений трезво взвесил  и осознал,  что если он подпишет протокол, то ситуация с этими  пусерами "выплывет" наружу  и Арсения начнут таскать за фарцовку. А за это грозила статья. Да ещё и валютные операции в совокупности к первой, так как Арсений через одногруппника покупал финские марки, чтобы покупать у иностранцев шмотки. Хорошего мало. Хоть его противозаконная деятельность имела мелкий масштаб, но на статью УК РСФСР тянула. И Арсений не стал подписывать протокол, как ни уговаривал его следователь.
         - Если передумаешь, вот мой телефон,- сказал следователь, прощаясь. И ушёл, оставив на тумбочке бумажку с номером своего телефона.
          Потом приехала мама, которая пожурила его за отказ поднисать протокол. Потом приезжали его товарищи из ПТУ в практически полном составе, во главе с мастером. Арсения тронул "за живое" их рассказ. Оказывается, они после консультации (11 мая начались выпускные экзамены) просидели до восьми часов вечера у секретаря директора, пока не выяснили, что с Арсением и где он лежит, так как по училищу ползли противоречивые слухи о произошедшем с ним: один страшнее другого. Отголоски этих слухов он ощутил даже через пол-года… Как-то он поехал в училище за  справкой для собеса  и, возвращаясь к автобусной остановке, встретил приятеля Серёгу, с которым они подружились в поселке на преддипломной практике. Тогда в заброшенном домике, в котором временно поселился Серёга с ещё  тремя практикантами, они вместе пили пиво в его комнатушке и слушали тяжёлый рок, на «ниве» которого  и подружились. Потом они в училище обменивались записями тяжёлых рок-групп  и, пропуская занятия, слушали у Серёги новинки, делясь своими мнениями. Так как Серёга жил в пяти минутах ходьбы от ПТУ, они придумали хитрый способ прогуливать, оставаясь числящимися на уроке. Дело в том, что в ПТУ дисциплины преподавались в два урока, так называемая пара.  Учась в разных группах, они выбирали стыкующиеся пары с невнимательными преподавателями. Вернее с теми, которым было всё "по барабану". Отмечались на первом уроке, занимали места на последнем ряду и на перемене исчезали, прося одногруппников, чтобы «прикрыли», если что. Встречались у выхода и шли к Серёге, чтоб прослушать новый альбом. А по окончанию пары возвращались.
       И вот через полгода произошла их встреча на остановке. Когда Серёга увидел Арсения, он вначале оцепенел, а потом радостно бросился к нему:
             - Привет, Сеня! - радостно крикнул он, обнимая друга. - А у нас все бабульки твердили, что ты погиб. Я уже собрался по весне ехать к вам, что бы узнать, где твоя могила. Как же я рад тебя видеть в здравии! Пошли ко мне, обмоем твоё воскрешение.      
               После недолгого колебания Арсений согласился. Ладно, решил он, поеду на последнем поезде.
      Своим появлением у Серёгиного подъезда он шокировал бабулек, сидящих на скамеечке.
              «Ну надо же! За сто вёрст они и то меня знают!» - подумал Арсений, проходя мимо их удивлённых лиц. – «Не удивлюсь, если оглянусь и увижу, как они неистово крестятся, шепча: "Свят, свят, свят!".У Серёги они изрядно выпили за его воскрешение, и Арсений уехал домой на последнем поезде.
          Но вернёмся вместе с ним в больницу, где его друзья, обступив Арсения, наперебой рассказывали свежие новости из жизни ПТУ. Потом они уехали, приехал брат и потянулось обыденное, унылое время. Унылое потому, что за окном царила весна и приближалось начало лета. Больные гуляли по садику, а Арсений тоскливо лежал в палате в грустных думах, с одной лишь надеждой: увидеть её, свою дорогую Ветку. Атмосфера в безлюдной палате  напоминала атмосферу помещения под ней, с одним лишь но: там лежали тоже, но уже ни о чём не думали и не надеялись, потому что под палатой, где лежал Арсений, находился морг. И Арсения две последние ночи посещали навязчивые мысли, что лучше бы он находился там, ни на что не надеясь и ни о чём не думая, чем мучаться тут. Нет, его боли постепенно стали терпимыми и ему два дня назад отменили обезболивающие уколы, закончив тем самым его полёты во сне и наяву, коля теперь больные  витаминные. Но с  каждой бессонной минутой  росла в Арсении душевная боль, которую мог вылечить лишь один человек. Нет, ни мама, ни брат, которые прилагали все силы к этому, а лишь она, одна она, которую он ждал с утра до вечера. Но скоро приехал друг с приятелями-односельчанами  и лишил его этой надежды, которая ещё теплилась в израненной душе Арсения. Арсений заподозрил неладное еще во время всеобщего разговора, когда приятели  наперебой рассказывали ему свежие новости, а Лёха молчал и деликатно уходил от тихих вопросов Арсения:  "Как там Ветка?". Когда все выходили из палаты, Арсений окликнул друга. Тот нехотя подошёл и сел рядом с ним.
             - Давай, колись, что случилось? - спросил Арсений, собравшись с духом. - Видел её на танцах?
              - Видел… - промолвил, нехотя Лёха.
              - И что? - поторопил его с ответом Арсений.
              - Она была с каким-то незнакомым парнем лет за двадцать в компании брата и его друга, Вадьки.
           Услышав это, Арсений ощутил, как почва уходит из-под ног.
               - Может, это армейский друг Валерки? - спросил Арсений, хватаясь за хрупкую соломинку, назвав имя её брата.
                - Не похоже. Он её ни на шаг не отпускал, держа всё время за руку! - мрачно сказал Лёха, сломав своим ответом и без того хрупкую соломинку.
                - А знаешь, Валерка с Вадькой сильно отделали Фазана с Агеем за то, что те тебя в лесу бросили! - сообщил Лёха Арсению видя, как тот поменялся в лице.
                - Ладно, иди. Мне надо побыть одному! - перебил его Арсений и, повернувшись к окну, обессилено уткнулся в подушку.
                - Может ей сказать, что так не делают? - спросил с порога друг.
                - Ничего не надо. Я сам! - пробурчал Арсений, не отрывая головы от подушки.
       Беззвучные мужские слёзы обильно текли по его щекам и казалось, что земля остановилась и на ней нет никого. Ни Арсения, ни Веты, НИКОГО.
       Арсений лежал неподвижно, уткнувшись в подушку. Полчаса, час.
                - Не расстраивайся, Сеня! - не выдержал брат, потрепав Арсения по голове. - На этом жизнь не кончается. Другие будут.
                - Не надо мне других! - пробурчал в подушку Арсений. - Никого мне не надо!
          В горьких раздумьях Арсений пролежал весь день и весь вечер. Время, и правда, как будто остановилось. Через силу поужинав и помаявшись неизвестно сколько времени, Арсений наконец-то уснул. Проснувшись, он не увидел брата. В этой маете Арсений совсем забыл про брата. Вчера он даже не подумал, что брат уезжает утром и ему, наверное, хотелось поговорить с Арсением. А Арсений? И от этих мыслей Арсению стало невыносимо стыдно за свой больной эгоизм. "Да, мне было плохо!  Но причём тут брат?" -  мысленно проговорил он, скрипнув зубам от досады на самого себя. Потом приехала мама. И как Арсений ни пытался бодриться,  она по глазам поняла, что он чем-то сильно расстроен. А, может, ей это подсказало чуткое материнское сердце. Но она не стала расспрашивать Арсения, боясь причинить ему лишнюю боль. Она сходила в больничную столовую и принесла обед, специально отложенный для Арсения, так как все соседи ходили обедать час назад. Покормив Арсения и отнеся поднос с пустой посудой, она, как обычно, подсела к нему и начала беседу. Это была обычная беседа двух дорогих друг другу людей: матери и сына.
           - Мам, ты про Вету ничего не слышала? - не выдержав, спросил Арсений во время беседы, пристально глядя ей в глаза.
           - Встретила накануне её мать. Та рассказала мне, как Вета переживала узнав, что с тобой случилось. Проплакала три дня в своей комнате. Потом мама её отправила к родственникам, чтобы та как-то забылась, - рассказала мама, также пристально смотря на Арсения.
            «В объятиях другого!» - чуть не вырвалось из уст Арсения, но он сдержался, понимая, сколько мама пережила за эти дни. Хотя ему очень хотелось поплакаться ей, самому дорогому и близкому на этой земле человеку.
           И, прислушавшись к мудрому материнскому сердцу, мама тоже не стала задавать ему неуместных вопросов, типа: "А она что, не навещала тебя?". Арсений и сам понял по ее глазам, что мама обо всём уже догадалась. И он перевёл беседу на нейтральные темы.
            Плавно струясь, проходил день за днём, вечер за вечером, ночь за ночью и утро за утром. Арсению делали перевязки, потом сняли швы, кололи уколами и в конце месяца его пребывания здесь свозили на рентген. Месяц лежания Арсению уже надоел до колик. Надоела кровать, с которой он уже сроднился, надоело постоянное ворочание с боку на бок, чтобы не было пролежней. Эти больные уколы, от которых уже болело место, на котором сидят. Эта мерзкая утка, постоянно вводившая его в краску, когда он справлял естественные надобности. Эта тетрадка, исписанная уже наполовину. Не надоели только медсестра Люда, с которой они сдружились, и новый, уже неизвестно какой по счёту, сосед - молодой парень, ровесник Арсения, получивший серьёзные травмы, разбившись на велосипеде. У них, как это часто бывает у ровесников, нашлось много общих интересов.  Они увлечённо вели беседы о тяжёлом роке, который любили оба, о модных шмотках, в которых парень (Арсений уже забыл с годами, как его зовут) разбирался не хуже, а может даже лучше Арсения, так как он был родом из Выборга, где те времена было полно финских туристов. Финляндия была в то время для молодёжи окном в Европу. Оттуда приходили с небольшим запозданием модные шмотки и диски с музыкальными новинками, каталоги с фирменными товарами и японская аппаратура. Ведь в Союзе этого не было.
       А тяжелый рок вообще был объявлен вне закона, как враждебный музыкальный стиль, которым гнилой Запад пытается разлагать  советскую молодёжь - будущих строителей светлого будущего. Но будущие строители хотели слушать "Дип пёрпл", "Назарет", "Блэк Саббат", которые Арсений слушал у своего пэтэушного друга Серёги, а не "Самоцветы" и "Голубые гитары",  хотели носить джинсы "Ли Купер", "Лэви Страус", "Монтану" или менее известные "Райфл", "Харлем", а не пресловутые индийские "ависы", которые носили все поголовно, или советские джинсы, сделанные из наждачной бумаги,  или брюки непонятных фасонов. Арсений с пятнадцати  лет не покупал брюки в магазине. Он просил у мамы деньги, шёл в ателье, где выбирал ткань, и  где ему шили на заказ расклешённые брюки, которых в магазине не было и в помине.
        Арсений весело коротал  с этим интересным парнем. У того, вдобавок, был транзисторный приёмник "ВЭФ", который они слушали по вечерам, ловя радиостанции "Голос Америки" и "Русская служба Би-Би-Си". Музыкальные редакторы этих радиостанций Ольга Домбровская и Сева Новгородцев передавали по четвергам и пятницам рок-музыку, которая усиленно заглушалась советскими спецслужбами. Но что-то было слышно и они, приложив приёмник к ушам, вслушивались в тяжёлые музыкальные рифы, отвлекаясь от разговоров соседей по палате. Парень рассказывал Арсению о своём друге Славике, подающем большие надежды в велоспорте. В будущем его друг станет неоднократным призёром велогонок Тур де Франс и олимпийским чемпионом 96 года Вячеславом Якимовым.
       Потом его сосед выписался  и Арсений вновь окунулся в обычное русло больничной жизни. Дни проходили одинаково, пока  не наступило новое утро, немного встряхнувшее его жизнь.
         Проснувшись однажды утром, он равнодушно осмотрелся кругом. И тут его внимание привлекли пижама и штаны, аккуратно висевшие на спинке кровати. Наверное, кому-то постирали и койками перепутали, равнодушно подумал  Арсений и отвернулся к стенке. Незаметно для себя он впал в дрёму.
                - Я не понял, Арсений, что это такое? - вывел его из дрёмы голос врача.
                - Что? - непонимающе спросил Арсений, перевернувшись на спину.
                - Вот это? - так же нарочито строго сказал врач, указывая рукой на пижаму.
                - Я для чего их распорядился положить? Чтоб они на спинке лежали? - сказал врач и обратился к Люде. - Объясните мне, Люда!
                - Я не стала его будить! - ответила медсестра и весело подмигнула Арсению.
         И в этот момент Арсений всё понял.
                - Это можно одевать? - спросил Арсений, машинально сев на край кровати, опустив на пол ноги. И он не ощутил той резкой пронизывающей боли, когда он попытался сесть и опустить на пол ноги несколько ночей назад. Что-то неприятно кольнуло в спине, но это было ничто в сравнение с той болью, которую он испытал в ту, первую, ночь. С непривычки немного закружилась голова.
                - Это нужно одевать! - сказал врач, сняв штаны с пижамой со спинки кровати и положив их на кровать.
         Арсений с трудом встал на ноги. Ноги были какими-то ватными, как будто это не его ноги. К нему подбежала Люда, аккуратно посадила его обратно на кровать и стала одевать. Одев, она аккуратно подняла его, обняв  за талию. Арсения повело от слабости, но она удержала его.
                - Ну, шагай, мой хороший! - ласково сказала она, придерживая Арсения. - Не бойся, я рядом!
           И Арсений сделал шаг. Потом, выдохнув, сделал второй, потом третий.
                - Давай, Сеня! Иди! - дружески поддерживали его соседи по палате.
                - Молодец! - похвалил его врач и вышел из палаты, так как его позвали к телефону.
            Услышав похвалу врача, Арсений решительно пошёл вперёд. Икры ног стали наливаться болью, но Арсений, стиснув зубы и превозмогая боль, делал  шаг за шагом.
                - Давай вернёмся и ляжем! - сказала Люда, чувствуя его напряжение.
                - Давай до стены дойдём! - попросил Арсений.
            Она повела его к стене. Ноги не слушались, боль в икрах нарастала, от слабости закружилась голова и Арсений из последних сил дошаркал до стены. Упёршись рукой в стену, немного отдышавшись, Арсений попросил Люду отпустить его. Та нерешительно отпустила его и встала рядом, готовая подстраховать его в любую минуту. Арсений с трудом сделал пару шагов вдоль стены и, тяжело дыша, остановился.
                - На сегодня хватит… - сказал он, самому себе.
                - Вот и правильно. Хорошего помаленьку! - ободряюще сказала Люда и осторожно развернула Арсения в сторону кровати.
            К ней на помощь бросился один из соседей Арсения и они вдвоём осторожно довели его до кровати. Арсений, присев на кровать, тут же плюхнулся навзничь. Он лежал в изнеможении. Сил не осталось, икры будто горели, голова кружилась, но всё это заглушалось сладостным сознанием, что он пошёл, что он может ходить. Со стороны он, наверное, походил на идиота.
            Представьте: вы заходите в палату, а в углу, у окна, лежит молодой парень, который смотрит в потолок и улыбается. Но соседи по палате, медсестра Люда и вернувшийся врач знали истинную причину этой кажущейся странной со стороны картины. В этот день Арсений одержал небольшую, но очень важную победу. Он снова встал на ноги. Когда взбудораженная этим радостным событием палата угомонилась, Арсений осторожно поднялся с кровати и тихонечко, держась за стенку, направился к выходу.
                - Сеня, ты куда? - спросили его соседи по палате.
                - В туалет! - соврал Арсений.
             На самом деле он знал, что скоро приедет мама, и хотел сделать ей сюрприз. Он представлял, как она удивится и обрадуется, увидев его на крыльце больницы.
                - Сеня, не надо так напрягаться в первый день! - дружески подскакал ему один из соседей. - Не дай бог мышцы сорвёшь. Полежи лучше.
                - Да мне эта утка уже в печёнке сидит! - сказал Арсений. И это было сущей правдой: он каждый раз испытывал жуткую неловкость, когда ходил на неё. По этой причине он часто терпел, чтобы пользоваться ею как можно реже.
                - Тогда возьми мою палку! - предложил ему пожилой сосед, который ходил с палочкой.
                - А вы  как? - спросил его Арсений, польщённый заботой о себе совсем незнакомых ему людей.
                - Да я полежу, почитаю, - сказал старик протянув ему палку. - Ты же не надолго! Если что, кричи.
        И Арсений, от всего сердца поблагодарив старика, который до этого казался мрачным и нелюдимым, вышел в коридор. Всё было для него ново, будто он только что родился. Из ординаторской вышла Люда и, увидев Арсения, бросилась к нему.
                - Ты зачем вышел, миленький? Нельзя тебе пока надрываться! Сорвёшь мышцы и всё! - сказала она, подбежав к Арсению.
        Но когда Арсений сказал ей про свою цель, она смягчилась и согласилась ему помочь. Но только при одном условии: она поможет ему дойти до скамейки, где он полежит минут двадцать, а потом она поможет ему дойти до палаты, где он будет лежать в кровати до завтрашнего утра.
        Арсений прилёг на жёсткой скамейке, которая была для него в данный момент намного комфортней его кровати. Ведь вокруг него был яркий солнечный свет, свежий воздух, душистый запах отцветающей сирени, а вокруг гуляли молоденькие пациентки гинекологического отделения, которое находилось в их корпусе. Лишь одно коробило его. Если раньше молодые женщины и девушки косились на него с интересом, то сейчас их взгляды выражали сочувствие. Сочувствующие взгляды молодых женщин негативно влияли на Арсения. А с их растущим в последствии количеством у Арсения начал развиваться комплекс неполноценности. Со временем он нашёл противоядия таким взглядам. Он, поймав глазами такой взгляд, проходил сквозь него не задерживаясь. Но сейчас, когда он лежал на скамейке, глаза молодых пациенток напоминали ему, в каком плачевном состоянии находится его харизма по сравнению с той, которая была у него до трагедии. Тягостное состояние его души развеяла мама, появившаяся из-за угла больницы. Она опешила, увидев Арсения, лежащего на скамье возле входа.
             - Что случилось? Что с тобой? Почему ты здесь? - не понимая происходящего, она стала засыпать Арсения вопросами.
             - А вот почему! - радостно сообщил Арсений и, превозмогая боль в ещё болящих от нагрузки мышцах, браво поднялся со скамейки.
             - Неужели? - только и сказала мама, заплакав от счастья.
       И материнским сердцем ощутив его слабость, она, бережно обняв сына, повела его в палату, где по пути к ним присоединилась медсестра Люда.
     В палате Арсений лёг на кровать и лежал остаток дня, выполняя данное обещание. Вечером к Арсению пришла одноклассница, которая каждый будний вечер навещала его. Она искренне разделила радость с Арсением и его счастливой матери по поводу происшедшего сегодня утром события. 
         Это событие означало, что Арсений пошёл на поправку. Дни стали двигаться веселей, так как он обрёл возможность перемещаться. Теперь он мог, хоть и с трудом, но всё же ходить. В столовую, в холл больницы, где мог посмотреть телевизор. А, вскоре, когда Люда принесла ему вырезанную из дерева клюку, - даже на улицу, так как спуск и подъём по больничному крыльцу требовал от Арсения огромного терпения и, в какой-то мере, мужества. Ведь любое падение было чревато переломом ещё не окрепшего позвонка. Хоть ему и слепили для подстраховки гипсовый корсет, плотно облегающий его торс, тот давал ему мало гарантий при падении, зато создавал другие хлопоты. В жару торс под гипсом потел и нестерпимо чесался. Мама даже привезла Арсению спицу, чтобы иметь возможность почесать спину, так как рукой под корсет было невозможно залезть. Лежать на нём было неудобно. Сидеть - ещё хуже. Ножные икры тут же затекали, принося невыносимую боль. Представьте, как у вас сводит ноги, и вы поймёте, каково было Арсению сидеть. При ходьбе икры затекали медленнее, он мог пройти метров пятьдесят, а после оставалось лишь одно - лечь. Хорошо, что в этом году было тёплое сухое лето, а то пришлось бы Арсению плюхаться в грязь или лежать в кровати. Но лежание в кровати опостылело за полтора месяца. Теперь он ложился в кровать только для того, чтобы спать или чтобы после ходьбы успокоить ноющие икры. А в остальном - пребывание Арсения в больнице проходило более-менее комфортно. Одно лишь обстоятельство огорчило маму и брата: Арсений снова стал курить. Их робкие уговоры не подействовали на него. Он выходил курить в туалет, на крыльцо, а когда дежурила Люда, они вместе курили внизу у запасного выхода. Арсений за эти дни очень сдружился с ней. Ему было с Людой очень легко и он будет до конца дней благодарен ей за эту дружбу, которая помогла ему не махнуть на себя рукой и  не стать опустившимся, озлобленным человеком. Ведь пережить такое и потерять поддержку самого любимого человека  в такое трудное время способен не каждый. Арсений позже много видел сломленных судьбой инвалидов. Это были злые на жизнь и всех окружающих люди, которые винили всех и вся в своих бедах. Арсений не понимал таких людей. Его раздражала эта слабость. Он не считал себя ущербным и старался не поддаваться депрессиям. Но всё рано они случались и он не мог с этим ничего поделать. Но, в основном, он оставался весёлым человеком, верившим в жизнь. Хоть это после выписки из больницы давалось Арсению очень тяжело.

            ТЯЖЕЛАЯ АДАПТАЦИЯ АРСЕНИЯ К РЕАЛИЯМ НОВОЙ ЖИЗНИ

     Арсений отлично помнил день своего возвращения домой. За ним приехала мама с односельчанином, у которого была личная машина. Арсения очень тепло проводили соседи по палате. Одно лишь обстоятельство огорчило его: он не смог попрощаться с Людой, так как была не её смена. Когда он подъехал на машине к  дому, его радостно приветствовали проходившие мимо  односельчане. Гуляющая на детской площадке сестрёнка тоже радостно бросилась ему навстречу, повиснув у него на  шее. Дома его ждал сюрприз: приехавший в гости братишка со своей женой и праздничный обед.
      Позже Арсения ожидал ещё один сюрприз. Приезд папы.
          - Ну что, допился? - сказал он Арсению с порога и крепко обнял его. Арсений, ощущая душевный дискомфорт, с трудом выдержал эти объятия и молча возвратился к столу.
          Он, как и все остальные, сидящие за столом, не проявил радости к человеку, предавшему их. К тому же папа был уже "под шафэ". Он подошёл к столу и выставил на него две бутылки водки, а дочке протянул шоколадку. Мама молча подала ему тарелку и поставила стул. Всё это происходило в тягостном молчании.
           - Смотрю мне тут не рады! - буркнул папа. - Ну, ладно. Пойду к тем, кто будет рад!
        Когда он ушёл, все сели к столу, но праздник возвращения получился каким-то скомканным. Один лишь Арсений налегал на салаты и селёдку. Ведь этого не было в больничном меню. Потом к нему зашёл  Лёха, узнавший о приезде друга, и они вместе отправились к нему. Лёха жил в деревянном доме, обнесённом, как и все частные дома, забором. Тепло поздоровавшись с его мамой и младшей сестрёнкой, они направились в Лёхину кают-компанию: уютный, сколоченный из досок сарайчик. Там стояли старенький диванчик и стол. Стены были украшены плакатами западных рок-групп и исполнителей, песни которых  они прослушивали на магнитофоне, стоящем в углу на тумбочке. Здесь они, в основном, проводили свободное время. Пили потрвейн и слушали музыку. Постепенно  их посиделки стали редкими: Арсений стал пропадать у Ветки, а Лёха примкнул к другой компании, которая сегодня собралась, чтоб справить возвращение Арсения. Потом пришёл Фазан со своими молодыми "рекрутами". Старые кореша служили в армии, Агея тоже призвали в середине июня. Арсения огорчил этот визит, но он не подал вида, понимая, что им все равно вместе жить в посёлке, а кровавой войны Арсений не хотел.
        Он вообще был против любого насилия. Воспитание матери сказалось на нём положительно. Он вспомнил слова одной девочки в августе прошлого года, когда она, уезжая, прощалась с Арсением. Сама он была из Казахстана, приезжала погостить к родственникам.
         - Знаешь Сеня, что меня поразило в тебе? - сказала она при прощании на вокзале. - За месяц нашей дружбы с тобой - гуляли ли мы, или сидели в компании - я не услышала от тебя ни одного матерного слова или какой-нибудь пошлости. Оставайся таким, это девушкам нравиться!
         Фазан дружески поздоровался с Арсением, делая вид, что ничего не было. Выложил из пакета несколько бутылок "Вермута" и в процессе празднования браво рассказывал о своих хулиганских похождениях, которые слушали с открытым ртом только его новоиспечённые рекруты. Остальным было неинтересно, но они молчали. Ведь Фазан был физически крепким и самолюбивым. Портить отношение с ним никому не хотелось. Побахвалившись и поняв, что его подвиги никого не вдохновляют, Фазан со своей гоп-компанией отправился на озеро, а остальные остались в сарае праздновать возвращение Арсения. Вернувшись домой, он не увидел отца. Как выяснилось позже, тот пил у друзей, а утром уехал обратно. Это была последняя встреча в их жизни.
     Лето выдалось для Арсения тяжёлым. На улице стояли жаркие дни. Вся молодёжь проводила время на озере. Они купались, загорали, только Арсению гипсовый корсет не давал возможности делать это. Он ходил по колено в воде вдоль берега, а когда  гипс накалялся до невозможности  - он уходил в тень, а если и тень не спасала - сидел дома. Однажды Арсений, опираясь на клюку, возвращался домой и  встретил одноклассницу Лену с подружкой  Галкой. Но на Галкино радостное приветствие  он лишь сухо кивнул головой. Он не интересовался девушками. Их в данный момент для него не существовало. Куда ж ему с клюкой и корсетом ухлёстывать за ними, когда он, медленно бредя, через каждые сто-двести метров укладывался на траву?
       По этой причине он не ходил на танцы: расстояние в два километра для него было непреодолимо.  Даже пятьсот метров - от дома до озера - выматывали Арсения настолько, что он потом часами отлёживался в кровати, приводя в порядок  ноющие икры. Его мучили так называемые "фантомные боли": когда нестерпимо зудела несуществующая рука. Ему часто снились сны, где он был с руками, и после них он всегда просыпался с горьким осадком на душе, возвращаясь в унылую реальность. Про Вету он пытался не думать и не стремился к ней, так как, по слухам, она не жила дома, а жила у родственников вблизи того городка, где он лежал в больнице. Но время лечит  и он постепенно приходил в норму. К осени он уже вполне сносно ходил, правда, всё ещё опираясь на палочку. Расстояние до ДК уже не было для него недостижимым. Оно требовало всего лишь пару кратковременных остановок для пополнения энергии. Он стал ходить на танцы. Но это привело Арсения не к отвлечённости от тоскливой скуки, а к ещё большей скуке, приводящей его к депрессии. Он всегда возвращался один, а приятели провожали девчонок. Он смотрел на это с обидой на жизнь. И как результат, Арсений снова стал пить. Пил он до ожесточения, чтобы забыться в пьяном угаре. Потом он пошёл работать сторожем. Это хоть немного отвлекало от унылой повседневности.
       Как-то Арсений стоял на остановке: он в этот день ехал в город оформлять инвалидность. На остановке к нему подошла незнакомая пожилая женщина. Приветливо поздоровавшись с Арсением, она поинтересовалась его здоровьем  и, услышав положительный ответ, сказала:
          - Ну и слава богу!
        Она пожелала ему всех благ и отошла в сторонку. В поезде Арсений ощущал её взгляд. Очень тёплый, очень добрый взгляд. Взгляд матери. Эта женщина весь день не выходила из его головы. Вернувшись из города, он рассказал маме об этой женщине. Уточнив детали, мать сообщила следующее:
                - А это сынок, была твоя вторая мама! - сказала она Арсению.
                - Как это вторая мама? - не понял Арсений.
                - Если б не она, не было б тебя уже на свете! - сообщила мама и поведала Арсению рассказ этой женщины:
         «В тот день я возвращалась от сына домой. Поезд опаздывал на полтора часа. Наконец, когда он подошёл, озлобленные люди сели в поезд. Но, буквально проехав три минуты, поезд резко затормозил и остановился, скрежеща тормозами.
                - Безобразие! - кричали взбешённые пассажиры вслед проводнице, которая побежала выяснять, что случилось. - Что опять стоим?
                - Там молодой парнишка под поезд попал! - взволновано сообщила проводница через несколько минут.
           Многие пассажиры, в том числе и я, вышли из поезда и направились к лежащему возле локомотива телу, над которым копошилась бригада поезда.
     Парень лежал в багрово красном пиджаке. Искорёженная правая рука неестественно прижималась к его телу. Подойдя ближе, все увидели, что пиджак местами был светлый. Красным его сделала кровь. На этом зловещем фоне отчётливо выделялось неестественно белое, безжизненное лицо молодого юноши, почти ещё мальчика, которому жить бы и жить. "Как он попал в это безлюдное глухое место?" - подумала я, как, наверное, подумали и остальные пассажиры, сгрудившиеся над этим мальчиком.
           «Да ведь это сын Анны Николаевны!»- мысленно воскликнула я, присмотревшись к его бледному лицу. – «Я же его совсем мальчонкой помню».
            Я стояла и слёзы застилали мои глаза. Я не могла поверить, что его уже нет:
того белобрысого, живого, голубоглазого мальчонки, ехавшего как-то с мамой рядом со мной в поезде. Я разговаривала с его мамой, а он, смущённый моим вниманием, тихонько смотрел в окно  своими синими глазёнками, хлопая красивыми длинными ресницами. Он с детским любопытством познавал мир, который так жестоко обошёлся с ним. И я стояла и плакала, не отводя взгляда от его закрытых глаз, надеясь на милость всевышнего.
             - Всё! - вздохнул машинист, снимая руку с пульса его левой руки, и крикнул помощнику: - Пульса нет. Вызывай транспортную милицию!
             - Граждане! Расходитесь по местам! - обратился он к скорбным пассажирам. - Сейчас тронемся.
           А я всё стояла и смотрела на него, не в силах сделать ни шага.
              - Вы едете, гражданочка? - спросил машинист, залезая в кабину поезда.
           И тут случилось чудо. Всевышний смилостивился над ним. Мальчик на мгновение открыл глаза.
               - Постойте! Он живой! - закричала я, как бешенная.
      Машинист спрыгнул с поезда и, подбежав к нему, снова стал щупать пульс.
Люди облегчённо вздохнув, стали возвращаться обратно.
              - Коля! Пульс прощупывается. Звони 01! Пусть на станции присылают скорую! - закричал машинист помощнику и обратился к пассажирам: - Помогите его погрузить!
      И мужчины вместе с машинистом, не боясь испачкаться, бережно отнесли его и положили в тамбур.
       Я и несколько женщин дежурили возле него. На моей станции скорой ещё не было и я хотела ехать с ним дальше.
               - Не переживайте! - сказали мне женщины. - Мы о нём позаботимся! Выходите. Это же последний поезд. Всё будет хорошо!
       И я, скрепя сердце, вышла на своей станции, пожелав этому мальчику удачи. Всю ночь я не спала и потом не находила места, пока сын не сообщил мне радостную весть о том, что он жив".
      Услышав её рассказ, Арсений навеки сохранил благодарность к этой простой женщине с широкой доброй душой. Он всегда был рад увидеть её.
      Однажды,  учась в Питере, он заранее шёл к поезду и увидел ее на остановке . Он побежал в магазин и, не думая о том, как ему будет потом трудно жить две недели, купил ей большую красивую коробку шоколадных конфет.
        Потом он экономил, но это было ничто, по сравнению с тем, что сделала для него эта добрая пожилая женщина. Он с теплом вспоминает ту бригаду поезда и пассажиров, а так же врачей. Он до сих пор благодарен им после того, как  узнал, что в тот вечер на всех крупных станциях по ходу поезда  и в самом Выборге его, которого забрали в больницу  на первой же крупной станции, ждали бригады скорой помощи.
        Но вернёмся к основной теме этой повести. На Новый год он, как уже вошло в норму, изрядно выпил и пошёл на танцы. Там он и увидел  Вету. Он подошёл к ней, чтобы покаяться  и попросить начать всё сначала.
            - Привет! - поздоровался он с ней, садясь рядом.
            - Привет! - скованно ответила ему Вета.
            - А ты чего одна? - спросил её Арсений.
            - Скоро муж придёт, - ответила она, также сковано.
            - Вон даже как! - ухмыльнулся Арсений, иллюзии которого лопнули, как мыльный пузырь. - Может ещё и дети есть?
            - Пока нет… - сказала Вета.
         И тут Арсений заметил её округлившийся живот. Вся горечь обиды, скопившаяся за эти месяцы, вскипела в нём и начала ударять в голову.
            - Смотрю, время зря не теряла! - с горькой усмешкой сказал Арсений.
            - Дурное дело не хитрое! - ответила она, как показалось Арсению, с какой-то грустной ноткой.
             - Быстро ты меня позабыла! - сказал Арсений с ожесточённостью. - Даже в больницу не пришла. А ведь я тебя ждал!
             - Сеня, давай не будем об этом… - жалобно попросила Вета.
             - Да мы вообще не будем ни о чём! - резко сказал Арсений, вставая с кресла. - У тебя теперь есть с кем говорить! - добавил он, отходя от неё.
            - Ты должен меня понять и… - сказала ему вслед Вета.
            - Пусть тебя твой муж понимает! - резко перебил её Арсений и, не обернувшись, направился к выходу.
         И он не мог видеть слёз, обильно катившихся по лицу Веты. Он шёл, не видя никого и ничего, его одолевало желание свернуть с дороги, упасть в снег и забыться, чтоб утром нашли его окоченевший труп. Но его остановила здравая мысль, которая непрерывно стучала в его пьяной голове и твердило одно и то же: "Подумай, что будет с мамой! Подумай, что будет с мамой!". И, переборов назойливое желание свернуть с дороги, Арсений пришёл домой и, не раздеваясь, рухнул на кровать. После этого он пил… Пил долго, до остервенения ( или, как любил говорить Арсений,: "Я пью много, но с отвращением"), пока не прошли каникулы. Пил на свой день рождения, с горечью вспоминая этот день годом раньше, в котором они с Ветой строили планы на будущее. А теперь ни планов, ни руки, ничего... Всё рухнуло в тартарары. Потом Арсений, немного очнувшись отпьянки, устроился на работу. Днём сидел на проходной родного предприятия, где он проходил преддипломную практику, ночью охранял территорию, а в свободное время пил. К девушкам он был равнодушен, как и они к нему. Ведь в юном возрасте, да и, что греха таить, в преклонном возрасте тоже, женщины ищут принцев, но не на белых лошадях, как в старину, а на белых "Мерседесах". Единственное, что оставалось незыблемым, - так это наличие дворца. А какой из Арсения принц, если у него нет ни машины, ни дворца. Может в душе он и был, в какой-то мере, рыцарем по отношению к женщинам, но рыцарство кануло в прошлое. Так что Арсений был в душе Дон Кихотом, которому всю жизнь придётся воевать с ветряными мельницами. Но так как он был мужиком, то иногда заводил непродолжительные романы с девушками, которые не требовали никаких обязательств. Но это были связи, которые не откладывались в памяти. Так, - лишь физиологические акты. А романов, которые бы оставляли неизгладимый след в памяти, у него не было. В нём постепенно нарастал комплекс неполноценности. Потом он уехал на учёбу, но не доучился по причине любви к спиртному. Потом он встретил девушку, которая была не похожа на остальных. Она не искала принца, она искала родственную душу. Она вышла замуж за Арсения, родила ему двух сыновей, терпела его, правда уже не такие многочисленные, пьянки. Всё было отлично. Были такие же свидания, как с Веткой. Были страстные ночи, была любовь.
          Арсений подрабатывал, чтоб содержать семью, но с каждым годом её, как червь раэъедал семейный быт. Сложная это штука, семейный быт. стоит только в нём завестись червоточинке, которую порой сложно заметить, и быт начинает разъедать уют семейной жизни.
        Всё чаще между ними возникали трения, непонимание, ссоры и они прозевали тот момент, когда появилась трещина в их отношениях, растущая в ширь с каждым днём. Страсти стихли, стал пропадать интерес друг к другу. Арсений решился на мужественный шаг. Он закодировался, чтобы спасти семью. Но этот шаг не изменил их отношения в лучшую сторону, наоборот, как это ни покажется странным, он расширил трещину до пропасти. "Я тебя любила таким, каким ты был раньше!", - сказала ему как-то жена, - "А не таким, каким ты стал!". И Арсений, осознав всю тщетность попыток к примирению, стал искать комнату. Он позвонил брату, у которого, кстати, была такая же ситуация в семье, с одним лишь " но": у брата а конфликте была замешана женщина, а у Арсения - нет. Брат через знакомых снял недорогую двухкомнатную квартиру, где они стали жить вдвоём. Арсений встретил хорошую женщину и всё у него началось заново. Те же свидания, те же страстные ночи, та же любовь. Но было обстоятельство, которое тормозило их отношения: женщина была замужем. Два года для них пролетели, как чудесный сон, пока они не проснулись в реальности. Она не стала разрушать семью  и их встречи становились всё реже и реже, пока совсем не прекратились. Был после этого у Арсения только один роман, и он опять перестал замечать женщин. Прожив три года с братом, он, по его совету, вернулся в семью. Вернее, к детям. Очередная попытка сближения с женой потерпела очередное фиаско. Он уже снова подумывал переехать к брату, но случилась беда: у брата обнаружили рак на поздней стадии. Арсений понял, почему брат уговаривал его вернуться к детям. Брат, предчувствуя болезнь, заботился об Арсении. Ведь когда его не станет, Арсению не по карману станет съём квартиры. Потому он и уговорил Арсения вернуться в семью. А, может быть, и не только его: ведь именно  после уговоров брата Арсению позвонила жена и предложила  вернуться, подчеркнув при этом, что этого хотят дети.
      Вот такой вот был у Арсения мудрый и замечательный брат. Его смерть больно отразилась на Арсении: ведь он потерял близкого человека, которых у него и так было не много. Он был вообще удивительный человек, готовый всем бескорыстно придти на помощь. И огромное скопление на кладбище его друзей, коллег по работе, приехавших из города, за двести вёрст на его похороны, ( его похоронили в родном посёлке) подтверждало это.
       Схоронив брата, Арсений не начал пить, так как берёг маму, а если честно - и не хотел. И не хочет по сей день.  Он осознал, что все людские беды, как и в его жизни,  идут от водки. Не предал бы он Ветку, не пей он тогда. Не положили бы его на рельсы, будь он тогда трезвым. Может и полюбила бы его жена таким, каким он стал после кодирования. Да и останься он с руками, шансов встретить женщину для жизни было бы ещё больше. И сейчас бы, если б он снова запил, ему бы не помогла ещё одна женщина, с которой он познакомился после сорока дней с кончины брата. Та опять его вернула к жизни, за что он ей будет благодарен до конца дней. Арсений снова ожил рядом с ней: те же свидания, те же страстные ночи, та же любовь. Но опять было обстоятельство, которое тормозило их отношения. Эта женщина тоже была замужем.
            Просто какой-то замкнутый круг получается, из которого Арсений пытался выбраться. Но что-то мы увлеклись его скромной персоной, забыв про сюжет  повести. Ведь, помимо Арсения, главной героиней повести  является и Вета….

                ЭПИЛОГ

          Арсений, уже будучи женатым, возвращаясь как-то с женой и  ещё совсем маленьким, старшим сыном, от мамы, ехал в одном вагоне с Ветой. Та ехала с двумя маленькими дочками и пьяным мужем, который спал у окна. Взгляды Арсения и Веты часто встречались. В них читалась светлая грусть. Когда она с семьёй вышла, Арсений закрыл глаза и погрузился в те, уже далёкие эпизоды их несбывшейся любви. Что же я тогда наделал, в какой уже раз корил себя Арсений. Хотя у него теперь всебыло хорошо: у него была любимая жена и желанный сын, грусть всё равно грызла его совесть за содеянное. Он заметил в глазах Веты, когда та будила спящего мужа, который грубо отбивался от неё, какую-то обречённость. Видно было, что она была  несчастлива в браке.
         Но ещё более сильное потрясение испытал Арсений позже, когда он узнал о случившейся с Ветой  бедой. У неё  сгорел отчий дом, вместе с братом и мамой. И у неё здесь не осталось никого. Если раньше она могла приехать к родным людям, то теперь ей было некуда ехать. Только на их могилки.
         И Арсений каждый год стал приезжать в посёлок на троицу в надежде увидеть Вету. Он приходил на кладбище, где ещё не лежали его близкие люди, бродил по нему, посещая могилы знакомых, и смотрел в ту сторону, где покоились Ветины родные, но ни разу не увидел её. Хотя его друзья уверяли, что видели её и даже общались. Вечером Арсений упивался от досады, а позже, когда уже не пил, шёл на озеро, садился на берегу и курил, с грустью смотря на противоположный берег, где когда-то стоял её дом. Он снова мысленно гулял с Ветой по дороге, как много лет тому назад.  Реальная их встреча состоялось на троицу 2004 года. Арсений, как обычно не заставший Вету на кладбище, вечером угрюмо стоял на остановке поезда, собираясь возвращаться в город.
         Арсений уже два года был один. Он жил с братом на съёмной квартире.
Арсений, стоял и курил и вдруг оцепенел от волнения. К нему подходила Вета.
        - Привет! - поздоровалась она с ним, остановившись рядом.
        - Привет! - промолвил Арсений, дрожа от волнения.
    За это сценой с любопытством наблюдали две пожилых женщины, стоявших рядом.
        - Что, - поинтересовались они, - встреча одноклассников?
        - Да! - улыбнулась Вета. – В какой-то мере… 
        - Да он уже наверное забыл тебя! - хихикнули женщины, не знавшие их истории.
        - Думаю, навряд ли он забыл.. - сказала Вета и с прежней, до боли знакомой ему озорной улыбкой, но с грустными глазами, спросила у оцепеневшего Арсения: - Или забыл?
        - Нет. Не забыл! - выдохнул из себя Арсений.
       Но тут всю идиллию нарушил пьяный мужик невысокого роста. Он подошёл к Ветке и начал враждебно буравить Арсения тупым взглядом мутных глаз, очень похожим на взгляд барана.
        «Явно, это не первый её муж!»- подумал Арсений, смотря на пьяного субъекта: -«Тот был повыше и выглядел посолидней этого хмыря». 
    Арсению хотелось сказать тому, кто он есть, но присутствие Веты мешало ему это сделать. Арсений не любил, когда на него так смотрят.
    Подошёл поезд и они сели в один вагон. Вета с пьяным субъектом осталась в конце вагона: так  ей ближе было переходить к встречному поезду на своей остановке, а взволнованный Арсений сел в другом конце вагона.  Он весь дрожал и вышел покурить в тамбур. Только он закурил, как следом за ним в тамбур вышла Вета.  Арсения затрясло ещё сильнее.
         - Дай прикурить! - протянула Вета к нему лицо с сигаретой. Запах её волос отбросил Арсения на 24 года назад.
         - Ты же не курила? - спросил Арсений пытаясь погасить своё волнение.
         - Вот видишь, закурила! - грустно улыбнулась Вета, прикуривая от зажигалки в его руках. Её тёплые ладони снова бросили Арсения в транс. Тут в тамбур вышел пьяный субъект и снова стал буравить Арсения бараньим взглядом.
          - Это кто? - тупо хмыкнул он, озирая Арсения и непонятно к кому из них обращаясь.
        И Арсению опять захотелось, но не сказать уже, кто он есть, а начистить его наглую пьяную рожу.
       Вета узрев в его глазах это намеренье, решила погасить в зародыше зарождающийся конфликт.
          - Послушай! - дерзко сказала она своему спутнику.  - Я встретила одноклассника, с которым не виделась тысячу лет! Я могу с ним поговорить?
        И, не дожидаясь от него ответа, она сказала своему ревнивому спутнику:
          - А ты иди, проспись. Я не собираюсь тебя до дома тащить!   
          - Смотри у меня! - с угрозой буркнул он, возвращаясь в вагон.
          - Пуганая уже! - вздохнула Вета, затягиваясь сигаретой.
          - Обижает? - сочувственно спросил Арсений.
          - Он? Меня? - с вызовом спросила Вета и Арсений понял, что она осталась прежней Ветой, которая в обиду себя не даст.
           - А где твой муж? - поинтересовался Арсений, не сводя с неё глаз.
        Она конечно же за эти годы изменилась, стала взрослей, немножко пополнела, но для него она оставалась прежней озорной Веткой.
            - Муж, объелся груш! - хмыкнула она. - Развелась я с ним лет десять назад…
            - Если мне не изменяет память, у тебя две дочки было? - спросил Арсений. - Большие уже, наверное?
            - Да, - ответила она, - старшей 23 года, младшей 15. А у тебя сын?
            - У меня два сына, - уточнил Арсений, - старшему 16, а младшему 13.
            - Не теряешь время зря! - улыбнулась Вета. - Тогда ты с одним ехал. И жена у тебя симпатичная.
            - У тебя муж тоже был симпатичный! - заметил ей Арсений.
            - Был, пока не спился! - сказала Вета. - Везёт мне на алкашей. Теперь ещё вот этот…
             - Муж? - спросил Арсений.
             - Упаси господи! - промолвила Вета. - Хватит мне одного замужества!
             - Что у вас там, нормальных мужиков нет? - поинтересовался Арсений, так как ему не понравился её спутник.
             - Нормальные все разобраны давно! - вздохнула Вета.
             - Но этот  - тоже не выбор! - заметил Арсений.
             - Согласна! - сказала Вета. - Но этот хоть не бузит и по бабам не бегает!
             - Да уж, не бузит… - ухмыльнулся Арсений.
             - Это он на людях выёживается!- пояснила Вета. - А дома он тихий. Да что мы всё обо мне. Смотрю ты трезвый и свежий весь.
             - Так я не пью уже два года! - пояснил Арсений.
             - Счастливая у тебя жена, наверное…. - грустно улыбнулась Вета.
         Арсений тактично промолчал. Он не стал рассказывать про то, что он недавно ушёл из дома на съёмную квартиру, что с женой уже два года нет никаких отношений. И, наверное, зря он промолчал.
             - Твоей старшей 23? - спросил Арсений, о чём-то задумавшись. - А когда она родилась?
              - В январе. - ответила Вета и, заметив задумчивость Арсения, тут же пояснила: - Она у меня недоношенной родилась. Но ничего, умницей выросла. В прошлом году закончила ЛГУ с отличием, вышла замуж и живёт сейчас в Питере.
              - Часто её навещаешь? - спросил её Арсений безо всякой задней мысли.
              - Да нет! - ответила Вета. – Кручусь, как белка, на работе: ведь младшую надо на ноги поставить. А к нам в посёлок я теперь только на троицу приезжаю! - добавила она, тяжело вздохнув.
              - Прими мои запоздалые соболезнования! - сказал ей Арсений и деликатно не стал касаться этой больной для Веты темы.
        Они молча стояли, не сводя друг с друга глаз.
              « Как время быстро пролетело!» - вздохнув, подумал Арсений, видя, как поезд уже подъезжает к станции Ветиной пересадки. И, как ему показалось, вздохнула и она. А может и не показалось, так как он заметил, как она погрустнела.
          Вета заглянула в вагон и увидев, что её спутник вышел в другой тамбур,  решительно повернулась к Арсению. Арсения удивили её серьёзные глаза.
Ещё больше его удивили слова, сказанные ей, когда открылись двери.
               - Знаешь, Сеня! - сбивчиво заговорила она, схватив Арсения за руку. - Я лет пять назад окончательно осознала, какая я тогда была дура.
               - Когда? - спросил ошарашенный Арсений.
               - Тогда! - ответила Вета, отпуская его руку. - Сам знаешь, когда!
          И она выскочила на перрон и, как показалось Арсению, нехотя пошла к своему спутнику.
         Потом они с грустью смотрели друг на друга: Арсений из тамбура поезда, а Вета с перрона, пока не подошёл встречный поезд и не увёз её в безоглядную тоскливую даль.
         На душе Арсения стало опустошённо. Ему отчаянно хотелось повернуть время вспять. Он сожалел, что не сказал ей всю правду о своей жизни. И эта встреча заново всколыхнула его душу. Арсений стал искать её по адресной базе, через Интернет, но всё было безрезультатно: он не знал ее фамилии после замужества.
           Годы пролетали,  как стрижи. Арсений больше не слышал о Вете. От тщетных попыток устроить свою судьбу он уже отказался. Все знакомства завершались после первой встречи, когда Арсений, как на духу, рассказывал про своё незавидное финансовое и жилищное положение. Он ничего не приукрашивал: он был таким, какой он есть. И эта искренность играла против него.  Душа его начала черстветь и он уже продолжал жить ради матери. Она и так тяжело пережила смерть старшего сына, и Арсений не хотел губить её. Его дети выросли, стали самостоятельными. К жене он был равнодушен, так же как и она к нему. Жили они мирно: по разным комнатам, готовили раздельно, стараясь это не делать одновременно, что бы избежать бытовых конфликтов. Кухонная утварь хранилась раздельно в разных шкафчиках, продукты Арсений хранил в маленьком стареньком холодильнике, который держал в своей комнате, или на подоконнике. Короче: жизнь была весёлой, иногда до такой степени, что ему не хотелось идти домой, где его никто не ждёт. В такие дни он засиживался на работе, потом, не спеша, добирался до дома. Придя домой, он разогревал свой скромный ужин, включал свой маленький телевизор или ДиВиДи, просматривал какой-нибудь фильм или общался по компьютеру, если тот не был занят детьми, и ложился спать.
      И вот однажды после работы он, оплатив в ближайшем пункте "Петроэнергосбыта" квитанцию за свет, стоял на остановке, ожидая трамвая или автобуса, чтобы доехать до ближайшего метро. Подъехал автобус, который ему не подходил. Он равнодушно смотрел на выходящих из него людей, и вдруг у него на сердце что-то ёкнуло. Он увидел женщину, которая вышла из автобуса с большим пакетом и направилась к пешеходному переходу.
       Казалось, этого не может быть!  Но, с другой стороны, он не мог ошибиться.
Арсений не верил в стопроцентную похожесть людей. От волнения он даже пошатнулся. Этой женщиной была Вета и Арсений бросился ей вслед.
           - Мадам! - галантно сказал он, хватая рукой тяжелый пакет. - Разрешите вам помочь?
        И он снова увидел испуганно-радостный взгляд, тот самый, который он видел в гардеробе ДК свыше тридцати лет назад.
           - А ты откуда здесь? - удивлённо выпалила Вета, безропотно отдавая Арсению пакет.
           - Я тут недалеко работаю !- радостно сообщил Арсений взяв в руку тяжёлый пакет. - А ты здесь откуда?
           - А я тут недалеко живу! - ошеломила его Вета своим ответом.
           - Давно? - растерянно спросил Арсений.
          - Почти три года… - уточнила Вета, и указала рукой, - вон в том доме.
           - Слушай! Ничего себе! Я тут каждый день езжу на трамвае и - ни слухом ни духом не ведаю, что ты совсем рядом! - радостно засмеялся Арсений, ещё не придя в себя от этой неожиданной встречи. - Пригласишь как-нибудь в гости?
           - Приглашу! - улыбнулась Ветка своей неизменившейся с годами озорной улыбкой. - Прямо сейчас! Если ты, конечно, домой не торопишься.
           - Мне некуда спешить! - вздохнул Арсений.
           - А что так? - поинтересовалась Вета.
           - Дома меня никто не ждёт… - пояснил Арсений.
           - А где твоя жена? - спросила Вета.
           - Дома! - ответил Арсений и, увидев в её глазах непонимание, добавил: - Мы уже девятый год живем каждый своей жизнью. Раздельно спим, раздельно питаемся.
             - А как дети на это смотрят? - спросила Вета.
             - Привыкли уже! - сказал Арсений. - Да и выросли они...
             - Живут раздельно? - поинтересовалась Вета.
             - С нами, - ответил Арсений.
             - Как же вы там все вместе уживаетесь? - удивилась Вета.
              - Да как-то уживаемся! - усмехнулся Арсений. - Все работаем. Так что встречаемся все только поздно вечером.
        Так, за разговором, они подошли к подъезду.
               - Вот здесь я и живу! - сообщила Вета Арсению, думающему в этот момент, что бы предпринять, чтоб не потерять с ней связи.
                - Зайдёшь? - спросила его Вета, тем самым упростив его задачу.
                - А муж? - поинтересовался Арсений.
                - А что муж? - засмеялась Вета. - Скажу, что друга детства встретила!
                - А он меня опять глазами сжирать начнёт? - высказал своё опасение Арсений. - А я этого не люблю.
                - Ты про Колю что ли? - спросила Вета, явно имея в виду своего спутника в поезде. - Так мы с ним после той встречи в поезде почти сразу же разбежались.
                - Понятно! - как-то неуверенно промямлил Арсений. - Так как же тогда ты здесь оказалась?
                - Так ты зайдёшь, или мы здесь объясняться будем? - сказала Вета. - Ведь не май месяц! - добавила она, поёживаясь.
         И Арсений неуверенно, вслед за ней, вошёл в подъезд.
            - Вот тапочки, вот ванная, вот туалет, вот выключатели!- объяснила ему Вета, войдя в квартиру. - Проходи в комнату, посмотри телевизор. А я пока чего-нибудь на стол соберу.
             - Муж на работе? - поинтересовался Арсений, направляясь в ванную, чтобы помыть руки.
             - Муж умер год назад… - ответила с кухни Вета, гремя посудой.
             - А дочка где? - выкрикнул из ванной Арсений.
             - Дочка живёт у своего молодого человека! - выкрикнула с кухни Вета.
             - А можно я с тобой на кухне посижу? - попросил Арсений Вету, выходя из ванной.
             - Конечно! - согласилась Вета.
        Арсений сел за кухонный стол и с восхищением рассматривал Вету, суетившуюся возле плиты. Её немного располневшая с годами, но всё же стройная фигурка, манила к себе Арсения. Ему хотелось подойти к Вете, развернуть её к себе, обнять и жадно целовать её лицо и плечи, за все эти тридцать нереализованных лет.
            - Чего молчишь? - вернула его в действительность Вета.
            - Тобой любуюсь! - признался Арсений.
            - Где же ты раньше был? - вздохнула Вета.
            - Там же, где и ты… - вздохнул в ответ Арсений.
         Вета разложила по тарелкам яичницу с ветчиной, поставила салатницу с овощным салатом, приправленным сметаной.
             - Извини, что на скорую руку угощаю. Я гостей не ждала… - сказала она и, подойдя к холодильнику, достала из него початую бутылку водки. - Будешь?
             - Я не пью! - с гордостью сказал Арсений.
             - Совсем или сегодня? - хитро улыбнулась Вета.
             - Восемь лет уже не пью! - уточнил Арсений.
             - Молодец! - серьёзно заметила Вета. - Хотя раньше на тебя это было не похоже!..
             - Ты хоть не злоупотребляешь этим? - тревожно спросил Арсений, кивнув на бутылку.
              - А по мне, что заметно? - спросила Вета, лукаво взглянув на Арсения.
              - Да, нет. Незаметно… - смущённо ответил Арсений.
              - Я себя умею контролировать, в отличие от некоторых! - заявила Вета, явно намекнув на Арсения. - Ведь у меня на руках две девчонки. Какой бы я им пример подала?
              - Давай не будем ворошить моё тёмное прошлое! Расскажи лучше о себе… - попросил Арсений.
      И Вета, выпив стопку, начала свой рассказ:
           «После твоей измены  я сильно обиделась на тебя. Старалась викинуть тебя из головы, но ты не уходил. И я уже была готова простить тебя, но ты тогда на танцах выкинул очередной фортель с этой кобылой. И я, чтоб не видеть тебя, стала ездить на выходные к родственникам. Там на танцах ко мне начал клеиться мой будущий муж. Но я его отшивала. Ты по-прежнему жил в моём сердце. Потом пришёл брат из армии, который встал на твою сторону. Он защищал тебя, просил, чтоб я тебя простила, но я была непреклонна. И вот вернувшись с 9 мая от родственников, я услышала от него страшную весть о тебе. Что со мной было, не передать словами. Я три дня не находила себе места. Я хотела приехать к тебе. Но в последний момент смалодушничала, точнее испугалась связывать свою жизнь с инвалидом. Пойми меня правильно: ведь мне не было тогда восемнадцати.»
           - Я всё понял и давно простил тебя! - заявил Арсений, тронутый её рассказом.
          - А я лишь потом поняла, что я была дурой! - сказала Вета и, налив себе рюмку, залпом осушила её. - Я хотела всё изменить, но ты уже был женат. И я не стала разбивать твою семью.
            - А как же муж? - перебил её Арсений.
            - Муж объелся груш! - зло ответила Вета и продолжила свой рассказ:
       «После того, как я испугалась того, что случилось с тобой, я уступила ухаживаниям этого парня. Я «потерялась», не знала что мне делать и как поступить…»
            - Вот скажи мне, почему ты был таким «бараном»? - отвлекаясь от рассказа, спросила Вета. – Не будь ты тогда бараном, не случилось бы с тобой этого несчастья.  Мы бы были вместе и я бы не дала тебя в обиду! И вся наша жизнь сложилась по другому…
                - Я и сам сожалею о своих «бараньих» поступках! - признался Арсений.
         «А потом я вышла за него замуж, хотя видела, что он пил. Сначала вроде всё было хорошо, хоть я и не могла тебя забыть! Но он не прекращал пить. Потом он стал реже замечать нас с детьми и я уже подумывала вернуться домой. Но потом произошла  трагедия: сгорел дом. И у меня не осталось никого из близких мне людей. Мама с братом в могиле, подруга Ира замужем, ты женат, дом сгорел….
         Муж вместо того, чтоб поддержать меня, ещё больше очерствел: начал гулять и поднимать на меня руку, полагая, что я никуда не денусь от него, так как мне некуда идти. Но ты меня знаешь! Я всегда умела постоять за себя. Попросила на работе жильё. Мне пошли навстречу, выделили халупу. Я в неё переехала, подала на развод, подлатала с помощью появившегося в моей жизни знакомого - Андрея, и стали мы в ней жить. Надо отдать должное Андрею - он отвадил от меня теперь уже бывшего мужа. Вообще-то он не плохой человек, но любовь к спиртному оказалась сильнее любви ко мне. Мне надоели его повседневные пьянки и я его выгнала обратно к его матери. Надо отдать ему должное, он оказался не таким назойливым, как мой бывший муж: осознав всю тщетность попыток вернуться, он куда-то уехал, а бывший опять начал навязываться ко мне. Он вдруг возомнил себе, что он нужен детям, о которых забывал до последнего времени. А то, каково мне было одной ставить их на ноги, его особо не беспокоило. Он опять начал наведываться ко мне.  Я уже не знала, что мне делать, пока к нам на фабрику не приехала бригада монтажников из Питера.
           Один из этих монтажников стал за мной ухаживать. Красиво ухаживать. Вообще он был похож на тебя, только с таким же большим, как у тебя минусом. Когда выпьет, становился неуправляемым - агрессивным по отношению к окружающим. Но к детям и ко мне относился трепетно. Ну, копия ты, только без «кобелизма».
            - Я уже с юности от этого излечился! - ответил Арсений на её выпад.
            - Это неизлечимо! - съязвила Вета. - Это не болезнь, а состояние души!
            - Осмелюсь не согласиться с твоим доводом! - заметил Арсений. - Когда у меня есть женщина, которая мне дорога, другие меня не интересуют!
            - Можно подумать, когда ты идёшь по улице с женой, - засмеялась Вета, - то на других женщин не заглядываешься!
            - Допустим, я сижу на диете… - шутливо отпарировал Арсений, - но имею же я право просмотреть меню? К тому же я с женой уже восемь лет не хожу вместе.
             - Ты разведённый, что ли? - спросила Вета.
             - Нет! - признался Арсений.
             - А почему? Раз вы не живёте вместе… - с женской логикой спросила Вета.
             - Не хочу вслепую сжигать за собой мосты, - ответил Арсений.
             - Это как? - не поняла Вета.
             - Допустим, я подам на развод, - стал объяснять Арсений свою позицию, - начнутся проблемы с жилплощадью. Нас и так четверо в двухкомнатной квартире. Атмосфера накалится, как это уже было при разрыве. Тогда был жив брат и мы с ним сняли квартиру. А сейчас, при моих доходах, и комнату не снимешь. Один путь останется: на улицу. Так что, чтобы кардинально всё менять, нужно иметь прочный тыл. Я уж не рассчитываю к кому-то поселиться: на чужие метры я не претендую, на прописку тоже. У меня своя прописка имеется. Можно вдвоём снимать квартиру, но в основном все женщины живут с детьми. Такой вот замкнутый круг.  Как-то мне жена рассказывала, что у них на работе все женщины с ума посходили. Нашли себе мужиков алкашей, которые не работают, а сидят у них на шее, а они довольны. Какой никакой, а всё ж мужик в доме. А тут  - пожалуйста. Непьющий мужик, себя прокормить сможет, а, как в одной малоизвестной песне о  бегемоте,
          «И глядел он, огорошен,
           им вослед из тёплой лужи:
           что же я такой хороший,
           на хрен никому не нужен?»
                - Так и живёшь один? - спросила Вета с сочувстивием.
                - Так и живу! - ответил Арсений.
                - Плохо ведь одному? - заметила Вета.
                - Привык уже!- мрачно сказал Арсений.
                - Не пытайся себя обмануть! - сказала Вета. - Невозможно привыкнуть к одиночеству. Пытался примириться с женой?
                - Так мы мирно живём, только едим и спим раздельно! - отрезал Арсений, мечтая прекратить разговор на эту  больную для него тему.
                - А вернуть всё на место не пытался? - спросила Вета, сочувственно глядя на Арсения.
                - Пытался пару лет назад. Но груз потерянных лет сделал своё дело. Чужие мы уже стали. Как говориться: разбитую чашку не склеишь! - сказал Арсений, стараясь не замечать её взгляда. Он терпеть не мог к себе жалости, так как усвоил выведенное им правило, что слова «жалость» и «жалкий» - однокоренные.
                - Тяжело так жить! - вздохнула Вета, поглаживая его руку.
                - Существовать… - поправил её Арсений. - Ты лучше о себе дальше расскажи. Стал за тобой ухаживать монтажник из Питера, ну и?
       «Потом он стал меня звать к себе. Мол, он живет один с больной матерью, что мне будет там лучше. Старшая дочь будет поближе и младшая будет не в общежитии жить, а с мамой. Она уже поступила тогда в фармацевтический колледж. И я, взвесив всё, согласилась переехать к нему. Ведь его мама нуждалась в уходе, да и, правда, дочки поближе. Да и бывший муж-алкаш не будет доставать. Но главная причина:  я буду в этом городе рядом с тобой.»
       Последние слова поразили Арсения.
                - Неужели ты до сих пор вспоминала меня? - удивился он.
                - Я всегда помнила о тебе! И в тяжелые минуты, мысли о тебе поддерживали меня.  Я все эти годы жалела, что не поддержала тогда тебя! Мне часто снилось, что ты зовешь меня. Но я не хотела разрушать твою семью. Я ведь думала, что у тебя всё в порядке. Что же ты тогда наделал? И мне и себе жизнь исковеркал.
                - Рассказывай дальше! - попросил её Арсений, ощущая крайнюю неловкость.
        «Когда я переехала к нему, то пожалела о принятом решении. Нет, тому виной был не он, а его мать. Она в штыки приняла моё появление. Она прямо в глаза мне заявляла, что я лимитчица, жаждущая захватить её жилплощадь.
         Я рыдала по ночам, а Николай, так его звали, успокаивал меня, мол не обращай внимания. А как не обращать внимания, когда это слышишь каждый день? О переезде дочки не могло быть и речи, хотя Николай настаивал на этом. Она приезжала к нам на выходные, стараясь не попадаться  на глаза его матери. Ты не представляешь, сколько мне от его матери пришлось вынести дерьма…в прямом и переносном смысле. Мне было по человечески жаль эту больную женщину, скошенную инсультом. Я ухаживала за ней, покупала продукты, кормила её,  преодолевая её неприязнь ко мне, выносила за ней утку, мыла её.
          Николая тоже добивала её позиция. Все его попытки прописать меня разбивались о её несогласие. Правда,  я тоже была против этого. И лишь когда она умерла два года назад, мы с ним скромно расписались и он прописал меня к себе.
          Дальше, как говорится: жить бы да жить. Но он после её смерти ожесточился и как я ни пыталась вывести его из этого состояния, - всё  оказалось напрасно. И вот однажды он не пришел домой ночевать, что бывало с ним крайне редко:  какой-никакой он всегда добирался до дома. А утром ко мне пришли милиционеры, уточнили,  проживает ли он в этой квартире, и позвали меня на опознание в морг. Как потом выяснилось: в его любимой разливухе он что-то не поделил с залётными гопниками  и те его зарезали.
               - Нашли их? - спросил Арсений, ошарашенный услышанным.
               - Нашли… - вздохнула Вета. - Только мне от этого не легче.
               - Давно это было? - спросил Арсений.
               - Второй год пошёл! - печально вздохнула Вета.
               - Ты любила его? - осторожно спросил Арсений.
               - Наверное, да… - призналась Вета и, увидев разочарование на  лице Арсения,  поспешила добавить:- так как он напоминал мне тебя.
               - Что-то я засиделся! - сказал расстроенный Арсений: ведь было немного задето его самолюбие.
               - Да, уже полночь! Как быстро летит  время, когда мы вместе… - грустно заметила Вета.
        И Арсений нехотя направился в прихожую, собираясь уходить…А Вета, так же нехотя, направилась вслед за ним.
          Он не спеша одевал куртку, сопровождаемый грустным взглядом Веты.
               - Может, останешься? Хотя бы на ночь… - робко попросила она, когда Арсений обувал сапоги.
               - А как же Николай? - спросил повернувшийся к ней Арсений.
               - Николай мёртв, а мы с тобой живы… - сказала Вета, пронзительно глядя на Арсения.
             И он, не долго думая, остался. ОСТАЛСЯ НАВСЕГДА.
           Мы не знаем, как сложится их совместная жизнь, но будем надеяться, что они «будут жить долго и счастливо, и умрут в один день». Ведь они так долго и тяжело шли друг к другу. Целых тридцать лет и восемь месяцев...

                Р.S   Вот такой вот «хэппи-энд», который обычно бывает только в сказках.   А в реальности всё обстоит по другому. Могло и не быть этой встречи. Cтарания  Арсения обустроить свою жизнь, ни к чему е приводили. Был, правда, один, невероятно лёгкий способ. Запить, и плюнуть на всё. Но у Арсения слово «жалость», ассоциировалось всегда со словом «жалкий».
               И поэтому он всегда рассуждал так. Я не хочу, что бы возле моей могилы люди горестно ахали - бедненький Сеня, не выдержал, испугался трудностей и запил, тем самым, загнав себя в могилу раньше времени.
 Я хочу, что бы люди восхищённо говорили – какой он был всё-таки сильный человек, не сдавался, не подавал виду, что у него внутри творилось. И потому его смерть стала для нас полной неожиданностью.
      И в этом у него перед глазами был наглядный пример, его брат, который до конца боролся со смертью, не издав не единого хлюпа и стона. Брат всегда был примером для подражания, его поддержкой. Но теперь этой поддержки нет. Хотя это не совсем так. До сорока дней, он даже оттуда давал Арсению советы. Арсений на всю жизнь запомнил один сон, когда в нём он беседовал с братом.   
               - Ну, как там, братишка? – поинтересовался Арсений у брата.
               - Нормально – как всегда лаконично ответил брат, и поинтересовался в свою очередь у Арсения – а у тебя как?
              - Никак – отрешённо ответил Арсений.
              - Послушай меня Сеня – сказал на это брат – когда почувствуешь, что внутри что-то заболело, не тяни, а немедленно обратись к врачу, не запускай как я. И запомни, одну истину – сказал он Арсению мудрые слова, которые тот даже не додумался произнести – чтобы здесь всё было хорошо, не спеши сюда оттуда. Даже мысленно.
         И Арсений жил этой мудрой истиной.
     Он продолжал искать выход. Но сайт знакомств, на который у него была последняя надежда, не способствовал этому. Его дети вырастали, жена жила своей жизнью, и он с каждым днем ощущал свою ненужность, в этом, ставшим ему чужом доме. И так же с каждым днём надежды на лучшее таяли. Арсений находился на сайте уже машинально, что бы женщины читали его стихи. Ведь их комментарии и общение с ними продлевали и хоть как-то украшали его дни. А в основном он жил ради мамы, понимая, что потеря второго ребёнка, разобьёт её и так больное сердце, и ещё он жил прошлым, описанном в повести, хотя одна мудрая знакомая женщина, всегда говорила ему, что это ошибка, но он упрямо верил в то, что оно его греет.
      Но, как говорится, не всё не вечно под луной. И однажды порвётся последняя нить, которая его держала здесь. Чего он очень не хочет. Прожив после этого отрезок жизни, как в тумане, Арсений  на сороковой день навестил маму, и попросил у неё прощения за прошлые, а главное за завтрашний день. На сорок первый день, он принял ванну, и тщательно побрившись, долго бродил по дороге, где когда-то гулял с Ветой. В его голове проносились счастливые картинки их недолгих встреч. Потом он взобрался на скалу, что стояла недалеко от сгоревшего дома Веты, на месте которого находился теперь особняк богатых питерских дачников, бесцеремонно влезших в картину его юности. Накинув на сук сосны верёвку, повозившись с ней, Арсений подтащил к ней валун и присев на него начал жадно курить, так же жадно с тоской озирая дорогу, по которой когда-то они бродили с Ветой, взявшись за руки, и счастливо щебетали. Тот юный Арсений тогда даже мысленно не мог предвидеть, что когда-то он же, сломленный жестокой судьбой, будет сидеть на скале и со смертельною тоской, не вытирая скатывающиеся по щекам слёзы, сверху смотреть на них. На них, юных и беспечно-счастливых, не думавших про будущие невзгоды, и свято веривших в жизнь, которую они проживут вместе. Но судьба и роковая ошибка Арсения, распорядились по иному, и через несколько минут, когда он выкурил последнюю сигарету, его, уже не думающего не о чём, поставили на валун, накинули его же рукой на шею верёвку и его же ногами резко оттолкнули валун. И в глазах Арсения навеки запечатлелась дорога, НА КОТОРОЙ ОН, ВМЕСТЕ С СОБОЙ, ПОТЕРЯЛ СВОЁ СЧАСТЬЕ.
      Но это тоже ещё не конец повести. Потому что я верю в силу духа Арсения, и что он свято храня заповедь брата и не расстраивая близких ему людей; сыновей и сестру, достойно, как его брат, умрёт своей смертью, в срок отведённый ему свыше. Он не уйдёт с сайта. Он, как и прежде будет радовать женщин своими стихами, ободрять их своими словами в трудные для них дни. Ведь он ценит общение с женщинами. Он не будет заливать своё горе алкоголем, деградируясь, в жалкое, злобное на весь мир существо. Уж кто, кто, а я его хорошо знаю. Арсений, упёртый малый, потому что он хочет и будет жить.
     И возможно, его злая судьба смягчится от его упёртости, и пошлёт ему женщину с такой же сложной судьбой и он счастливо и благодарно проживёт с ней остаток жизни.  Но Арсений не Бог, он не имеет право судить или внушать это женщинам . которые не в силах его понять  Ведь каждый решает это сам. А от себя отмечу, что Арсений сильный человек, и поэтому он умеет прощать, а не осуждать. И он верит в милость судьбы. И он будет счастлив с той, кто его поймёт. Ведь к чувству любви ещё добавляется ещё одно. Чувство благодарности к той, кто его понял и принял таким, какой он есть. Это чувство, усиливают главное чувство, о котором мечтает каждый человек,
ВЕДЬ ЭТО ГЛАВНОЕ ЧУВСТВО НАЗЫВАЕТСЯ,  ЛЮБОВЬ. А НАПОСЛЕДОК Я ВАМ ПОВТОРЮ ИСТИНУ, ПРИВЕДЯ ПЕЧАЛЬНЫЙ ПРИМЕР АРСЕНИЯ.
      ЛЮБИМЫМИ СТАРАЙТЕСЬ ДОРОЖИТЬ, ЧТОБ НЕ СОВЕРШАТЬ ОШИБОК МОЕГО ГЕРОЯ.