Ветер

Амана копила деньги на группу с прошлого года.
Медитационная трехнедельная группа в Днепропетровске. Хотелось очень.
Вообще-то, Амана, на самом деле, не Амана. По паспорту она – Ольга.  Но об этом теперь помнит только ее мать.
Как приняла саньясу 15 лет назад, так все – словно в другую реку вошла.
- Непутевая, - ворчит мать порой, впрочем, беззлобно.
Мать жалеет ее – ни семьи, ни работы постоянной, ни угла своего. Все ни как у людей нормальных.
Амана на ярмарках торгует. Продает что придется. Вязаные шапочки, черепашек-феншуй, обереги из соломы. Что хочешь продаст, дар у нее такой – умеет с людьми разговаривать.
Правда, устает она сильно, от людей-то.
После работы закрывается в своей комнатушке, музыку включает и медитирует, силы восстанавливает.
Мать привычно бубнит себе под нос на эти дочкины закидоны, но не мешает.

А тут целых три недели нирваны, но недешево.
Группа – 1000 евро плюс проживание – 500, и дорога в обе стороны.
Накопила, поехала.
Три недели сном прекрасным пролетели. Впечатлений столько насобирала, что ходить боялась, чтобы не расплескать. Парила.
Уезжать надо, пришлось на землю опуститься – денег на обратный проезд не было.
И надо-то всего ничего – 30 евро и вписалась бы. Но и тех нет.
Помаялась, помаялась, на гордость наступила – к организаторам группы на поклон пришла.
- 20 евро, больше не дам, - сказал бойкий одессит Шантам. – Приедешь, сразу же вышлешь!
На билет еле-еле хватило и все.
До поезда больше суток. Ничего, выдержит.
Пристроилась Амана на вокзальной скамье, а мысли все, как назло, о еде. Вдруг, чудо – знакомая саньясинка из Симферополя. Обрадовалась: своя, выручит.
Обнялись, как полагается, разулыбались. Амана и попроси у нее 300 рублей взаймы. С возвратом, конечно, не первый год ведь знакомы.
- Извини, нет, - отрезала та и к такси поспешила.

Вывернула Амана карманы на авось, кое-какая мелочь насобиралась. На яйцо вареное и хватило.
Села на бордюр каменный, солнцем нагретый, ест яйцо и хоть не плачет, но слезы в горле комом стоят. Ни дохнуть, ни охнуть.
Невезучая она, точно невезучая. Сорок лет на носу, а ни ребенка, ни человека любимого рядом. Никому не нужна. Денег и тех нет. Смешно, на себя заработать не может. Смешно…
- И, девка, все образуется, точно тебе говорю.
Повернула голову – попрошайка вокзальная рядышком мостится, головой жалостно кивает.
Не хотела Амана, а заплакала. Яйцо жует, а слезы помимо нее, сами собой катятся.
- Молодая, здоровая, вот увидишь, все еще будет. Держи вот, - и пирожок Амане протягивает…

А еще там акация росла. На самом пригорке. Ничего особенного, просто акация. Высокая, разлапистая. Листья молоденькие, хрупкие, трепещущие. И солнечные лучи сквозь них…и ветер…
Амана сидела под деревом на траве и слушала, и смотрела, и впитывала.
Мир, захлебнувшийся солнцем. Привокзальная спешащая площадь. Шумная суетливая толпа. Псина с ободранным боком, умильно взирающая на нее, Аману. Ах, да, в руке она все еще держала тот пирожок, подаренный нищенкой.
Положила пирожок на траву. Пес жадно схватил подачку и проглотил ее тут же, не отходя.
Амана слушала. Что-то поменялось. Неуловимо, но поменялось.
Она сидела, смотрела, слушала, но звуки и краски теперь проникали в нее не через уши и глаза, но через сердце. Да, через него.
Слегка кружилась голова. Наверное, от ветра. Он продувал насквозь. Он пел песню, звал, ворошил складки одежды, смеялся. И Амана рассмеялась вслед за ним. Она поняла главное. Странно, что такие очевидные вещи не приходили ей в голову раньше.
Она – единое целое с этим миром. С ветром. С солнцем. Она – дрожащий лист акации и одновременно пухлое облако. Воркующий голубь и та старуха-нищенка. Она – ветер, уносящий печали и дарующий свободу. Она…

Худенькая, почти невесомая женщина с каштановой копной волос, в розовой, явно с чужого плеча куртке, сидела, опираясь спиной на ствол акации.
Глаза ее были закрыты, женщина улыбалась.

Автор фотографии: m.ioanidi