Смех против колдуна

«Обосновал, но препохабно».

Из народного юмора.


Глава 1: ВСТРЕЧА

Жил в Галлии один колдун. Где-то лет через четыреста после рождения Христа. Тогда еще Рим правил, хоть уже и к закату шел. И друидов Рим не жаловал. Вот мужичонка этот колдуном и прозывался. Хотя на самом деле был он друид.
Звали его Блеобхерис.
Был он злобненький. Не по-настоящему злой, а так. Гаденький. Про таких иной раз говорят: «Вроде не за что морду набить, а хочется». Нет, Черным Друидом не был. Но завидовал тем очень, и стать бы хотел. Но чарой не вышел.
И жили двое братьев-бардов, Сандро и Хват.
Как-то раз встретились братья да друид-пакостник на зимнем празднике Имболк, или празднике Свечей. Вышло это в общем доме одного селения племени сеннонов. Там стояли столы, гуяла толпа народу. Все угощались, ели-пили, хвастались, спорили, обнимались, ссорились и мирились, пели песни и травили байки… Словом, праздник! Весело! Горели факелы и огонь в очаге, освещая плетеные стены и резные деревянные столбы, вовсю гудели дудки и звенели бубны. Плясали под руки парни с девками, так, что юбки и ленты развевались, кто-то целовался в сенях, кто-то мочился у свинарника, кто-то считал звезды у собачьей будки в обнимку с флегматичной и ко всему привычной галльской собакой с длинной коричневой шерстью. Кто-то уже поставил в «рунные палочки» на кон рубаху. И, голый по пояс, хотел ставить и штаны…
Праздник удался!
Ну, и вот на одном краю восточного стола оказались рядом Сандро, Хват и Блеобхерис. Сандро был высок и белобрыс, синеглаз и светлокож. Мать его была северянка. Братья были сводными, галлы – только по отцу. А Хват – рыж, коренаст. Зеленоглаз, широкоплеч, рука – что лопата. Все еще дивились – как, мол, на лютне играешь? Такими пальцами подковы гнуть да шеи сворачивать, а не струны перебирать!
Блеобхерис же был так себе мужичонка. Нос длинный и крючковатый. Лоб высокий – да не столь высок, сколь залыс. Жидкие не-пойми-цвет волосья (да еще и жирные). Маленький подбородок, длинные руки, кривые ноги, узкие плечи, корявые пальцы, неприятные, глубоко посаженные темные глаза. Густые брови нависали и торчали клочьями. Топырились большие уши.
А еще слева у него на носу была большая бугристая черная бородавка. И из нее росли несколько длинных черных волосков. И ноздри Блеобхериса были здоровенные, и из них кустиками торчала щетина.
Блеобхерис как раз подстригал эти волосья особыми ножничками (он носил их в поясном кошеле), когда все и началось.
- Эй, борода, поосторожней! – весело улыбаясь, заметил Сандро: Не настриги волосьев себе в кружку! А то придется с волосней пить!
Блеобхерис сверкнул глазками и сказа, с виду тихо и скромно:
- Знаешь ли ты, кто я?
- Не имел чести, - опять улыбнулся Сандро.
- Ты глуп, что шутишь над незнакомцем, мальчишка. Мало ли кем тот может оказаться. И что с тобой сделать.
- За что же? – усмехнулся Сандро. Он вообще-то насмешником не был. Просто хмель за язык потянул.
- За твою насмешку.
- По-моему, в ней ничего такого обидного нет.
- А кто-то решит – есть. Я вот решил.
- Да? Ну, извини.
- Этого мало.
- А что тебе еще? – нахмурился Сандро: В ноги кланяться не буду.
- Ты говоришь нагло, - прошипел Блеобхерис: Думаю, ты дважды дурак, коль не понял намека.
- Знаешь что, пошел ты в задницу! – рассердился Сандро: Я тебя не нарочно поддел. Узнав, что ты обиделся, извинился. А ты все недоволен, и еще обзываешься.
- Я – колдун.
- А я – певец.
- Х-хех! Подумаешь, сила! Ты всего-то дерешь глотку. Поешь для деревенщин глупые песенки за миску похлебки и сушеную рыбину. Ну, за медный обол, если повезет. Ты – бродяга бездомный. Я же знаю чары и ими владею.
- Знаешь что, мне плевать, - заявил Сандро: Чего тебе надо?
- Встань на колени передо мной. И покайся. Тогда кара моя, может быть, не будет жестока. Хотя без наказания ты не уйдешь.
На это Сандро и слов не нашел. Только сделал всем известный венетский жест. Посек руку в локте и покачал ею в сторону Блеобхериса.
- Невежда! – прошипел колдун: Смеешься над тем, кто может исцелять!
- Знаешь, гляжу я на твою рожу – и вижу на ней пакости. А рожа – зеркало нрава, кто читать умеет. Я – умею. Я – певец. А мы многое видим, знаем и замечаем. Как бы ты не думал о нас. И вот что я скажу тебе – ты желчен и скверен. И наверняка всякие гадости удаются тебе куда лучше, чем чары добрые и полезные.
На это колдун зашипел гадюкой. Накинул капюшон. Взметнулась пола черного плаща, миг – и колдун растворился среди толпы гуляющих.
Он очень рассердился. Выскочил за двери, в темноту. Зашевелил длинными пальцами и прошептал всякие вредные заклятья. Блеобхерису и впрямь лучше всего удавалось чарами нагадить. От этого он ипытывал мелкую злую радость. Сейчас же он был очень зол. Ну, насчет его внешности. Тем более, чаще задевает насмешка, где изрядна доля правды.
Гадостные чары пошли во все стороны. Тут же двое мужиков, что мочились у свинарника, в одно время захотели друг другу что-то сказать. Каждый повернулся к соседу – и оба один другого окатили. Пьяница, что рассуждал с собакой о звездах, заговорился. Собака наклонила голову, и длинное вислое ухо попало мужику-галлу в рот. Галл как смыкал челюсти после очередной фразы. И сомкнул зубы на ухе. Собака от укуса завизжала. И тут же укусила в ответ. Как собаке свойственно. Прямо в щеку. Больно. До крови. Мужик завопил и, вскочив, сгреб собаку за уши:
- Вот тебе, невежа! – заорал он: Я ее просвящаю древним и чудным знанием о небесных знаках, а она – кусаться!
Собака пыталась его тяпнуть, а мужик мотал ее голову за уши.
Тем временем у свинарника двое принялись дубасить друг друга. Сцепившись, рухнули на перегородку. Доски поломались. Обломки осыпали свинью. Свинья мирно спала. От такого она пробудилась, вскочила. И промчалась по драчунам с диким визгом, залепив им лица дерьмом и грязью.
Тут как раз вышел на двор хозяин дома. Ну, и свиньи тоже. Воздухом подышать. Подышал, ага. Вообразил, что свинью воруют. Ухватил кол из плетня и кинулся лупить двоих с рожами в навозе. Те в долгу не остались.
Словом, началось безобразие.
Тут в доме Сандро, начав пить из кружки, поперхнулся жестоко. И долго кашлял. Аж слезы на глазах. Хват брата спас. Сначала отдубасил кулачищем меж лопаток. Увидев – не помогло, свежего вина налил в другую посуду. Сандро отплевался. Вино было на руке и столе. И увидел Сандро – в вине полно остриженных жестких черных волос.
- Я знаю, чьих это рук дело! – крикнул Сандро и во двор кинулся.
Туда уже высыпали многие гуляющие. Разнимали хозяина с мнимыми ворами, а звездочета – с собакой.
Тут-то Хват где-то рог раздобыл. Да затрубил оглушительно. Он мастак был на такие штуки. Все застыли, за уши схватившись. Сандро же крикнул, пользуясь тишиной:
- Не деритесь, люди! Вам делить нечего. Ссориться нет причин!
- Как это нет! Они… - заорал свинохозяин.
- Как это нет! Эта свинья и та его свинья! – заорали мнимые воры, указывая на хозяина и хавронью.
- Как это нет! Эта лохматая сволочь! – заорал звездочет.
- Гав-гав-гав-гав-гав! – поддержала собака. Наверняка она тоже говорила что-то вроде на своем языке. Только друида тут не было, и некому было людям ее слова перевести. Друиды, они со зверьми говорят. А Блеобхерис – какой он друид?! Ну, вы это уже поняли.
- Вас поссорили! – заявил Сандро людям: Это злой пакостный колдунишка! Вон он, в тени хоронится! – и бард показал прямо на Блеобхериса.
Тут же дюжие руки схватили колдуна. Как он не извивался, не отбивался, слюной не брызгал – обыскали. Сразу же нашли мертвые вороньи лапы, странный вонючий серый порошок, клочья волос, человеческий глаз в склянке, кровь в сосудце и прочую гадость для чародейных пакостей.
- Прокляну! – взвизгнул Блеобхерис. Но ему мигом заткнули рот чьей-то портянкой.
Бардов и колдуна свели посредь двора. Тут же пришел старейшина, с густой окладистой бородой до груди и длинными седыми усами. Огладив гриву седых волос, оглядел обе стороны. Когда сказали ему, в чем дело, рассудил:
- Тут спешить не надо. А поглядеть – кто прав?
Колдуна отпустили. Все стояли посреди двора, народ столпился кругом, факелы в руках ярко все вокруг освещали. Впрочем, было мирно. Оружия никто наголо не держал, девченки прыскали. Блеобхерис рыскал злобными глазками туда-сюда.
Барды стояли против него, плечом к плечу – Сандро, юный и статный, Хват – старше и коренастей.
Они громко обвинили Блеобхериса в том, что он сделал.
Колдун ответил, что знать ничего не знает, и что он – целитель, а тут с ним так обходятся. И вообще, кому вера – ему или каким-то там певунишкам?
Народ зашумел.
- Докажи, что целитель, - сказал старейшина Блеобхерису.
- Разве и так не видно? – ответил тот.
- Да не очень-то, - ввернул Сандро. В толпе засмеялись.
- Вот! Вы насмешничаете над знающим! – фыркал котом колдун: А пусть-ка они докажут, что те, кем себя назвали!
Народ, оторопев, смолк. Давно ему большей дури слышать не доводилось.
Сандро звонко и заливисто захохотал, хлопая себя по коленям. Рядом ухал Хват.
- Да они, вообще-то, пели уже. В начале вечера, - заметил старейшина, поглаживая бороду и поглядывая на колдуна: За то и хлопали им , и славу кричали. И без награды не оставили. Ты-то как пропустил? Уж не глух ли ты, человече?
- Нет!
- Так, может, убогий, на голову скорбный? – спросил старейшина с искренним участием.
- Нет!!! – завопил Блеобхерис.
Тут вся толпа засмеялась – колдун подпрыгнул, будто от великана пинка получил.
- Доказуй, что целитель, - напомнил Хват. Колдун задрал нос:
- Вот еще! Насмешки мне строите… никого я тут исцелять не буду! Скажите спасибо, если хворь не нашлю…
Тут он прикусил язык. Но было поздно. Народ недовольно загудел:
- Глядишь, врямь колдун?
- Ну-ну…
Люди стали закатывать рукава. Вперед степенно выходили немолодые матерые мужики. Супя брови, сжимали-расжимали кулаки.
- Как имя твое? – спросил старейшина: Дурное ты сказанул. А не слыхали ль о тебе злого и раньше?
- Да вываляйте его в дегте и перьями посыпьте! – предложил Сандро: Пакостник большего не стоит.
- Ага. Голого, - поддержал Хват, обогатив идею. Не раз у них так бывало и в жизни, и в песнях: И пинком за ворота!
- Да знаю я его! – выскочил вперед невысокий мужичок: Слыхал. Зовут его… э-э… как там… Ну… О! Апчхимандий! Во!
- А, дык это тот самый? – пробасили из толпы: И вовсе не так его звать.
- А как?
- Пердожопий!
- Да не, Апчхимандий!
- А я слыхал, Тьфузасранец, - сказал какой-то парнишка из молодежи. Друзья его прыснули, зажимая рты. Но не выдержали и заливисто засмеялись во весь голос.
- Я – великий колдун Блеобхерис! – заверещал колдун, подпрыгивая на месте: Я! Я вас всех! Я!!!
Тут он не нашел слов и начал плеваться.
- Да гоните его в шею, и пошли бухать да плясать! – сказал Хват.
- Да петь, да играть! – крикнул паренек- весельчак.
- Нет уж, - пристукнул посохом старейшина Грим: Так негоже. Пусть мелочь, а справедливость и в ней надобна. Вину колдуна доказали?
- А чего доказывать, и так ясно! – крикнули из толпы.
Старейшина покачал головой:
- Не доказали. Значит, что?
Все смолкли. Ждали.
- Поединок! – сказал старейшина.
- Я не владею оружием!- фыркнул колдун.
- Ничего-ничего, - Хват засучил рукава: Нам и на кулачках ништо!
- И на пинках в твою тощую задницу, - притопнув, добавил Сандро: Руки о тебя марать противно.
- Э-э! Нечестно! – заверещал, резво отпрыгнув, друид-пакостник: Их двое, молодых да здоровых, а я уже в годах, и силой не наделен.
- Что же ты предлагаешь? – спросил Грим.
- Пусть будет поединок искусств! Пусть попробуют одолеть меня песнями, как я – своими чарами! – усмехнулся колдун. И стал чем-то похож на змею. Тоже гадкую. Но мерзкую и опасную. Смешки в толпе понемногу смолкли.
- Эй, колдун, а слыхал ли ты про «нид» - хулительную песню северян? – спросил Сандро. И был он сеьезен. И изменился. Застыли люди, слушая его. Если Блеобхерис стал похож на гадюку, то Сандро – на спокойного волка. Что может пастью перебить гадюке хребет. Парень продолжил:
- Знай, мать моя была из фризов Фрисланда. И от нее я наделен искусством нида. От песни этой с тобой случится болезнь. А может, и смерть. Признай, что не прав. Откажись от состязания. Да иди вон.
Колдун зашипел:
- Слыхал я про «нид». И знаю – чтоб его спеть, нужно время! Пой! Поглядим, что быстрее – я ли умру от песни, или вырастет у тебя змеиный язык от моего заклятья. А им не больно-то попоешь!
Люди слушали молча. Смешного тут уже было мало.
Тут Сандро, не тратя больше слов, перекинул из-за спины на грудь лиру. Он носил ее на ремне через плечо. Юный бард ударил по струнам. Задорное лицо посерьезнело, улыбка исчезла, губы сжались. Взгляд синих глаз стал холоден и потемнел. Юноша будто сразу постарел лет на десять. И в облике его проглянул вид соплеменников его матери. Суровых и холодных воинов и убийц с ледяного берега северного моря Балтов.
Колдун, сжавшись, быстро подобрал несколько вещей из своих кошелей, разбросанных вокруг на земле. Он забормотал и замахал длинными руками, заплясал на месте и завертел пальцами чудные фигуры. Да так быстро, что не пойми, какие.
Песня Сандро зазвучала под звон струн. Она говорила о злодее. И о том, что зло будет наказано тем же.
Но вдруг он закашлялся и смолк. Колдун же все шептал с кривой усмешкой. И махал руками. Он шел против хода солнца, огибая Сандра:
- Рысь-рысь-берегись,
  Режь-режь-не-зарежь,
  Проешь-тебе-плешь,
  Лишь-я-знаю-где-ж?
И тут из толпы за спиной колдуна выскочил Хват. И как следует хватил его по затылку! Раздался гул, звон и треск – и Блеобхерис смолк и раскорячился в пыли. Там он завозился и застонал, щупая разбитую голову.
- Вот тебе! – сказал Хват: Я тебе дам – брата портить! Эй, Сан, как ты там?
- Нормально, - прокашлялся Сандро: Прошло. А то – будто горло шерстью заросло! Я уж задохся. Сообразил, гляди-ка, проклятый пакостник. У меня ж наверняка в горле хоть пара волосков-то осталась, ну, что он мне в вино подсыпал. Вон он их в рост и…
Старейшина Грим его перебил:
- Вы победили не совсем честно! Ведь не в драке спорить решили.
- Верно! – сказал Сандро: Каждый – своим искусством.
Хват прогудел:
- Так мы музыкой и взяли! – и поднял над головой обломок лютни. Которую и расколотил об голову Блеобхериса.
Тут уж все галлы завопили, что это, мол, честно. Старейшина признал – куда деваться? И певцов повлекли под крышу – угощать.
Колдуна же несколько крепких парней с оружием выкинули за ворота. Бить не стали – и так уже огреб неплохо.
Но и не жалели.

 
Глава 2: ПРОКЛЯТИЯ  И ПЕСЕНКИ

Блеобхерис затаил на братьев-бардов зло.
А так как пакостить был он мастак, то сумел и проклятье им преподнесть.
Отныне, едва хотел Сандро спеть, как начинал говорить не ртом, а… задницей. А так как задница у молодого северянина была обыкновенная, то выходил один только пердеж.
Песни Сандра с того времени что-то успеха не имели. Правда, звали его в шуты некоторые готские графы. Но Сандро с негодованием отказывался.
Хвату же другая беда досталась. Только соберется петь, как прострелит его… геморрой. То есть, петь-то, вообще-то, можно. Но попробуй-ка спеть чего-нибудь хорошее о любви, если в заднице жжет! О героических балладах я уже не говорю.
Остались на долю Хвата одни короткие похабные песенки. С голоду не умрешь. Но и только. А обидно-то как!
Нет, братья и раньше такое тоже пели. Но чтоб только такое! И всегда!
Конечно, барды вмиг сообразили, кому «обязаны».
И придумали ответ.
Облик у Блеобхериса был запоминающийся. Братья описали его, как смогли. А смогли неплохо. Подробно.
И сочинили про него несколько песенок.
Таких, чтоб Хвату и теперь петь можно было…
Так что, когда колдун пришел через месяцок в очередное селение, поглядывали на него странно. Кто-то посмеивался. Кто-то отворачивался.
А потом местный скотник, массивный дородный мужик, сильно своим занятием пахнущий, подошел к столу. В трактире, где колдун сидел за кружкой эля. И пробасил:
- Эта… Ваша милость, Скотозадий. Вы, эта, не побрезгуйте… У меня вот сап у коровки. Так вы уж полечите. А я вам отплачу.
Колдун ничего такого и близко не ждал. Ну, онемел прямо. И только пролепетать и смог:
- Я Блеобхерис!
- Точно, точно, так и сказали – Блеобхерис, мол, Скотозадий.
- Да ты чего ж мне предлагаешь?!
- Да не корову, что вы, Господь с вами! Она ж больна животинка. А вот козочка у меня – самый смак! Ну, для вас, то есть. Пастухи, они хвалят…
- А-а-а-а-а! – завопил колдун.
Вскоре ему удалось послушать ту песню. Пелось в ней, как он рад трахнуть любую четвероногую скотину. Особенно слушатели ржали в том месте, где Блеобхерис Скотозадий свинью оседлал. А коза из стада взревновала и поддала ему под зад рогами.
Но это не все. Потом спели, как Скотозадия загнал на дуб бык, взревновавший к корове (и не без причин!) И как с того дуба орал быку Скотозадий, что он, мол, друид. И сидит на священном друидском дереве. И сейчас вырежет из сука огромный хрен, прирастит его себе тайными чарами, слезет и проймет быка до самых печенок… А древний бог галлов Цернунн услыхал Блеобхериса, да так и сделал. Свалился Скотозадий с дерева под весом огромного хера. Бык же по кличке Геракл с ужасом уставился на «струмент» Скотозадия – больше его, бычьего, чуть не вдвое! И бежал бык так, что аж обгонял свое мычанье. Но зря – ибо Скотозадий, упав на могучий свой хрен, так на нем и болтался. Ибо хрен был в состоянии возбужденья, и как копье в землю воткнулся. На конце «копья» и повис Скотозадий, вопя и размахивая руками и ногами, не в силах на землю встать.
А потом бык, обсмеянный за трусость коровами, вернулся. И вознамерился Скотозадию за позор отомстить. Как раз тем самым, чем колдун ему грозился. Благо, висел Скотозадий для мести той удачно – задом кверху. Тут взмолился Скотозадий Цернунну. И тот хрен колдуна уменьшил. Так что сумел тот избежать Гераклова хрена, спасшись от быка бегством.
Но стал хрен колдуна совсем мал – с полмизинца. И теперь не мог Блеобхерис ни с кем заниматься… Трахаться, в общем. А когда горе вином глушил, часто не мог мелкий свой член спьяну нашарить. Отчего, когда хотел помочиться, чаще всего лил себе на ноги и в спущенные штаны…
В общем, братья-барды вовсю повеселились.
Сидевший на лесной полянке у костра румяный и толстый юный здоровяк на этом месте песни заржал так, что на бок повалился. Задел бочонок. Тот перевернулся. И хлынуло в костер крепкое дешевое «жужло». Огонь взвился – выше мужской головы, жаркий и оранжево-синий. И надо ж так – задел плащ Блеобхериса. Капюшон вспыхнул. Заскакал колдун, плащ срывая. А когда сорвал…
- А не ты ли Скотозадий?! – крикнул кто-то, разглядев лицо колдуна.
- Не я-а! – завопил колдун.
- Ты-ты! И бородавка вон! Рази ж тебя спутаешь!!!
И драла колдун в лес. Долго по чаще гнались за ним, улюлюкая. Остановиться звали. В жены то козу, то свинью обещали… «А тещи можешь не бояться – мы ее еще в том году съели!»
В общем, беда была Блеобхерису и горе.
Но это еще что.
Когда он через неделю зашел еще в одно селение, то в гостевом доме воинственно заявил:
- Никакой скотины не надо мне! Я Блеобхерис, и это все поклеп!
- Да уж наслышаны, - хмыкнул хозяин: Слышь, шел бы ты отсюда.
- А что?
- У меня самого дочек нет, а зайдет Фингил – ох тебе не поздоровится. А вон и он идет, в окно глянь…
Фингил был мужик здоровый. Очень. И довольно ловкий. Первый же тумак расколотил раму в окне. Блеобхерис спасся только благодаря прыти, мелкости и шустрости. Побегал от Фингила вдоволь. Да еще, пока через забор селения перелез, крепко огреб кольями и дубинами. По ногам, плечам, спине и ребрам. Били по чему попало. Всерьез и не шутя.
В общем, скоро Блеобхерис затемно тихонько подобрался к стану купцов. И услыхал песню. В кустах затаившись, прослушал новую сагу о себе.
О Блеобхерисе Малочлене.
В песне Блеобхерис Малочлен, а также Мелкопис и Слабопих, очень это дело любил. Ну, чего «мало», то есть. Пихнуть. Но из-за малого размера не выходило.
И стал тогда он, колдун, наводя чары невидимости, к маленьким девочкам в спальни пробираться. И, невидимый, вершил с ними непотребство.
- Вранье-е! – завыл колдун, выскакивая из кустов. И чуть убит не был. Охранник-франк метнул в него секиру, и та пригвоздила полу его плаща. Кто-то бросил факел. Рядом занялась сухая трава. Огонь осветил Блеобхериса. И его узнали. Из вскочившей, ощетиненной оружием толпы крепких мужиков раздалось:
- Не разбойники.
- Доглядчик, может?
- Может. С виду – пакость.
- Пришпиль его стрелой, Эллак.
- Я не разбойник! – заорал Блеобхерис, видя, как кривоногий узкоглазый гунн натягивает странный дважды кривой лук – тоже странно, за ухо, стоя боком. Стрела была длиной с метательное копье, разве что чуть тоньше.
- А кто же ты? – спросил с твердым акцентом наголо бритый франк. Его рыжий ус косицей сплетался с чубом, в руке франк держал вторую секиру, на поясе висел меч.
- Я – Блеобхерис! Только в песне все неправда.
- Неправда, говоришь… Вот что, Эллак. Пришпиль-ка его теперь тем паче.
Блеобхерис рванулся. Ткань плаща с треском порвалась. Он метнулся в лес. Никогда еще колдун так не бегал. Сзади дрожала в дереве стрела – там, где только что была его грудь. Гудение и щелчок тетивы и тупой стук стрелы в древесину стояли у колдуна в ушах. Как и свист другой стрелы. Та вспорола кусты рядом с его ухом. Когда он продирался напролом вслепую в черной тьме чащи, прикрыв лицо руками от колючих хлестких веток.
В чаще Блеобхерис отдышался. Прислушался. Вроде не гнались. «Поколдовать, что ли?» - подумал он. Но вяло. И не всерьез.
Точно ведь убьют.
Еще неделю спустя, под частоколом еще одного села (внутрь Блеобхерис уже и не совался), колдун услыхал еще одну песню про себя. В ней он обесчестил маленькую дочку друида. Тот взмолился Цернунну, а бог поменял Блеобхерису ориентацию… Теперь колдуна звали Красивозад, и он был рад любому мужику. А Цернунн пообещал, что скоро Блеобхерис станет бабой Блеобхерой…
На этом месте колдун расплакался. Плакал он горько,шмыгал и утирал рукавом слезы и сопли. Так не рыдал с детства.
Потом он вспомнил заклинание изменения облика. И стал ходить с ним. Однако в одном городке заклинание не сработало. Или поизносилось. Или его снял другой колдун – недругов у Блеобхериса было довольно.
Словом, стал он самим собой.
Еле отбился от мужеложцев, что пришли к нему ночью со свечкой. И, оставив в их руках обрывки, бежал в лохмотьях ночной рубашки по крышам через акведук за городскую стену.
В довершение всего скоро услышал Блеобхерис, что проклятые им братья-барды Хват и Сандро прославились своими песнями. Заработали аж золота! И пошли к настоящему багаудскому друиду. Тот золото взял. Историю их выслушал. Признал, что правы они, а Блеобхерис – нет. И снял с них его заклятье.    
   

Глава 3: ИСКУПЛЕНИЕ  БЛЕОБХЕРИСА
 
Блеобхерис пошел к верховному друиду багаудов. Как-то не пришибли его по дороге. А к насмешкам общим он привык. Узнал, куда братья направились. И следом припустился.
Нагнал он их в одном городке в течении нижней Роны. Братья сидели в придорожной таверне. Весь городок был – тройка особняков белого мрамора с колоннами, старый разваленный амфитеатр, казарма когорты легионеров, десятка два каменных домов, щербатая булыжная площадь, поросшая травой, статуя Цезаря, обсиженная голубями, да несколько больших круглых галльских домов, обнесенных плетнем и крытых соломой.
Барды попивали вино.
Блеобхерис плюхнулся к ним за стол и отбросил с лица капюшон.
- Пощадите меня, - пробормотал он.
- Ого! Ну и видок у тебя, - сказал Сандро.
- Нечего было пакостить, - буркнул Хват.
- Пожа-алуйста, - проскулил колдун. И сполз на колени на пол, под ноги братьям.
- Э-э, - сказал Сандро. Хват отвернулся. Сандро помог Блеобхерису подняться. Глянул с жалостью. Колдун был побит и истаскан. И не угадаешь в нем злого, хоть и мелкого, человека, так уверенного в своих силах еще в начале весны.
А теперь едва была середина лета.
- На, выпей вина, - сказал Сандро: Ну, хорошо.
Колдун гулко глотал.
- Ничего мы для тебя сделать не можем, - буркнул Хват.
- Но…
- Понимаешь, песни – не заклятья. Раз спели – людям рот не заткнуть.
- А вы не пойте больше. Ну, эти песни.
Сандро хмыкнул:
- Да и без нас уж поют. Везде и вовсю.
- Сами не рады, - проворчал Хват и выпил. Сандро пояснил:
- Узнают нас. Я люблю любовные баллады петь.
- А я – саги о битвах, - подхватил Хват: А везде только этих песен требуют…про Блеобхериса. Так-то вот. Вроде, и справедливо мы тебя…
- Только, видать, жестоко больно вышло, - сказал Сандро, с жалостью глядя на Блеобхериса. И покачал головой.
- Что же делать? – прошептал друид: Я же не гажу больше. И не буду.
- Никогда? – спросил Хват.
- Никогда, - тихо сказал Блеобхерис. И братья переглянулись. Кивнули. Поверили.
- Подожди, – сказал Сандро: Я придумаю.
Он наморщил лоб. Все сидели молча и не двигались. Сандро потер лоб. И просиял:
- Придумал! – сказал он: Пошли к Верховному Друиду.
- У нас золота нет столько, - сказал Хват.
- Еще споем…э-э, нет. Не пойдет, - быстро сказал Сандро, глянув на враз побелевшего бывшего колдуна.
- Другое петь будем, - сказал Хват.
- Да, - сказал Сандро: Меньше заработаем… Но от друида нам больше многого и не надо.
Втроем пришли они к Верховному. Денег ему принесли. Серебра. Багаудам деньги на оружие всегда нужны были. Друид взял. И чары совершил.
Теперь Блеобхерис должен был творить добро. Он остался у друидов. Научился целительству. Дар у него и вправду был. И больше он стал, чем в пакостях.
Блеобхерис пошел по Галлии, помогая людям.
А скоро услышал песню братьев. Про то сложенную, как с ним все было по правде.
Кое-где еще пели про Блеобхериса старые песни. Не раз и не два приходилось бывшему колдуну бежать. Он только вздыхал, ложась спать в дождь в лесу под елью.
Однако он лечил людей. И теперь его не гнали. Да и песни те звучали реже.
А что все-таки звучали…Блеобхерису было плевать.
Он менялся. Как раньше на лице его отразились гадости, так теперь – хорошие дела. Верховный Друид только ускорил ход этого. Через год Блеобхерис стал пошире в плечах, нос – прямее, бородавка исчезла, волосы – не такие жирные, и потемнели.
Через два года его никто и не узнал бы. Прямой нос, внимательные карие глаза, средние уши и лоб, небольшой, но твердый подбородок, вьющиеся, с проблеском, каштановые волосы. Прямая осанка. Разве что руки чуть длинноваты. И пальцы. Да уши оттопырены – но самую малость.
И он взял себе новое имя – Бел.
Внешне Бел изменился. Но не так уж и сильно. Поменялись манера и взгляд. Лицо и осанка.
Бел ходил и исцелял людей.


Глава 4: БЕЛАЯ ДЕВА – СМЕРТЬ

Однажды Бел нашел братьев-бардов в  Орлеане. Город осаждали варвары-лангобарды, и в нем свирепствовала чума.
Братья не узнали Бела. Хват был болен, а Сандр – ранен. Он пел для защитников на стенах. В него попала стрела.
Бел-Блеобхерис исцелил братьев. Когда он вылечил Сандра, встало и замерло все вокруг. На лежанках лазарета застыли раненые люди в кровавых повязках, складки одеял. Облака в небе за высокими стрельчатыми окнами, которые нес ветер. Летящий шмель над головой Бела.
Только Бел двигался.
И Дева в Белом. Она подошла от двери за спиной Бела. Была она бледна. Глаза – опущены. Длинные волосы падали на плечи.  А на них – венок из мелких белых цветов.
- Я знаю тебя, - сказал ей Бел.
Она кивнула. Протянула руку и указала на Сандра. Потом – на Бела. Потом указала рукой на Хвата. И – на себя.
Она молчала. Но Бел понял. «Этот – тебе. А этот – мне». Вот что она показала ему.
Смерть всегда молчит.
Бел видел ее – теперь он был настоящий друид. Один из лучших. Мудрый и сведущий.
- Ты же знаешь, что я отвечу, - сказал Бел. Показал на обоих братьев – и прижал обе руки ладонями к груди.
Смерть показала бледной рукой на него самого. Бел кивнул. Отнял ладони от груди, сложил их «лодочкой», и протянул ей. Смерть помедлила. Подставила свои ладони – тоже «лодочкой» - под его. И Бел развел свои. Будто невидимую воду перелил из своих рук – в руки смерти.
Тут же его охватил холод.
Смерть кивнула. Повернулась. Проплыла к дверям. И исчезла.
Она не взглянула на Бела и не коснулась его.
Бел знал – она возьмет ег за руку и посмотрит в глаза, когда он умрет.
Все задвигалось вокруг. Зашумело. Раненые бредили, кашляли и стонали. Пахло гноем и кровью. Вдалеке бухали тараны. Шмель прожужжал мимо. В луче падающего из окна солнечного света летали пылинки.
Бел откинул покрывало с тела Хвата. Он вскрыл ланцетом огромные опухоли на шее, в подмышках и паху барда. Крой и гной вытекли. И попали в крошечный порез на пальце Бела. Друид очистил раны и приложил травы. Он шептал и пел, уйдя в исцеление. Потом очнулся. Хват лежал, ровно дыша. Гной не сочился из ран. Вокруг не было опухоли и покраснения. Певец был бледен и изможден. Щеки ввалились, под запавшими глазами- черные круги.
Но он будет жить.
Бел уснул.
Проснувшись, он ощутил слабость и жар. Боль во всем теле. И камни опухолей в подмышках и горле. Они мешали дышать.
В бреду он назвал свое имя. Поправившийся Сандр узнал его. Сандр выбрался из города. Он знал язык лангобардов. Он пошел прямо по их стану. Варвары сидели у костров. «Никто моего коня не видел?» - спрашивал Сандр. Он нес уздечку в руке. Лангобарды смеялись. Явно оруженосец, коня потерял! Вот ему господин надает по шее! Кто-то кидал в Сандра обглоданные кости.
Сандр дошел до реки. Сбросил тунику и штаны и кинулся в воду. Лангобарды метали вслед дротики и не попали. Лучники они были плохие. А река глубокой. Сандр хорошо плавал. Он переплыл широкую Рону. Отдохнул в стогу. Вокруг сновали разъезды лангобардов. Утром Сандр укрылся в лесу. Там встретил прятавшихся селян. Они дали ему штаны и плащ. И он пошел на восток, к морю.
Сандр снова нашел Верховного Друида. Тот согласился помочь. Они пришли к Орлеану. Друид прикрыл их чарой, отводящей взгляд. И они пробрались в город.
Но было поздно.
В госпитале Хват сказал, что Бела забрали. Он пытался помешать. Но у Бела была чума. Хват умолял подождать. Но Бела утащили к общим кострам. Служителям было некогда. Трупов было много, а их – куда меньше. Они не собирались возвращаться.
Хват дрался со служителями. Но его ударили, и он упал. Он был еще слишком слаб.
Сандр и друид бросились к южной окраине города. Где поднимались над крышами жирные черные столбы дыма, и издали пахло гарью и жареным мясом.
А что дальше?
Одни говорят, что Бела бросили в костер. Уже мертвым. Он умер до того, как огонь коснулся его тела. Но – умер.
Смерть никогда не отдает того, что должна взять.
Другие – что Сандр и друид так и не нашли Бела, ни живого, ни мертвого. Ни в огне, ни в грудах тел на повозках. Что Богиня-Мать Дану спасла Бела, и он стал здоров, и ушел. И братья больше никогда не видели его.
Некоторые говорят иначе. И, скажу вам, это и есть правда.
Друид и Сандр настигли служителей  у костра. Те поднимали тело Бела – бросить в огонь.
- Оставьте его! – сказал Сандр.
- Зачем? – глухо раздалось из-под капюшона.
- Он еще жив! Он дышит!
- У него чума. Он обречен. Отойди. Не мешай.
- Мы вылечим его.
- Чума неизлечима.
- Я – друид багаудов. Я исцелю его, - сказал, делая шаг вперед, друид. Он был прям и высок. Человек в глухом кожаном плаще до земли и в надвинутом капюшоне чуть отступил. Но сказал так же глухо и бесстрастно:
- Не мешай. Он может заразить других, - он поднял было руку, показывая еще двоим на костер. Но замер. Сандр выхватил меч, и острие замерло перед тьмой в капюшоне.
- Ты похож на смерть, но ты – не она, - резко сказал Сандр: Прикажи оставить нашего друга.
- Ты не ударишь!
- Посмотрим.
Один мортус – «служитель смерти» - поднял железный крюк. Крюк был длинный и острый, им волочили трупы на телеги. Друид повел руками по воздуху. Вскрикнув, оба служителя схватились за лица, уронив и Бела, и железо – оно зазвенело о камни мостовой. Они ослепли.
- Они прозреют. Вскоре, - сказал друид.
- Хорошо. Забирайте, - и старший мортус отступил в сторону.
Друид сел над телом и запел на чужом языке. От пения у Сандра закружилась голова. Он уронил меч и упал рядом с огромным костром из бревен и трупов. Вскоре бессильно опустился наземь друид в своих белых одеждах, испачканных сажей. А Бел пошевелился. Сел. Привстал. Огляделся. Коснулся руками Сандра и друида. Встал и зашагал прочь. Вскоре он скрылся между столбов огня и дыма костров.
Бел долго ходил еще по дорогам Галлии, и Испании, и Италии. Сандр и Хват искали встречи с ним. И почти настигали. Но всякий раз, приходя в город или селение, слышали, что целитель ушел незадолго до них.
Ибо встретиться при жизни им больше было не суждено. Такова была цена спасения Бела.
Только однажды Сандр, уже седой, увидел Бела во сне. Тот кивнул и улыбнулся. И назвал время – еще через десять лет, один год и две седьмицы – когда они увидятся.
Сандр проснулся и рассказал сон Хвату. Тот ответил:
- Я видел такой же. Только время назвал мне другое – через три года.
- Знаешь что, брат, - сказал Сандр, - Я думаю, что сегодня Бел умер. И назвал нам время нашей смерти.
Хват кивнул и сказал:
- Я тоже так думаю.
Бел умер в ночь, когда братья видели сон. Скоро в дороге люди сказали им о смерти целителя.
Хват погиб в схватке с разбойниками в день, названный Белом. И в день и час, названный ему, умер от старости Сандр. Умер, как жил – в постели придорожной таверны.
Но даже если бы Бел умер от чумы, главное – не бояться смерти. И знать, за что – и за кого – умираешь.

6 октября 2010 года.