Штруввельпетер или Степка-Растрепка?

«Степка-Растрепка не стрижет волос, /  Ногти он не чистит, не сморкает нос! / Машка-Неряшка, Степкина сестра, – / И ее в помойку уж давно пора!» – вдохновенно декламировали в двадцатых годах прошлого столетия юные обитатели московских и ленинградских дворов – так же, как когда-то их родители, бабушки и дедушки.
Ох уж этот Степка-Растрепка! Более семидесяти лет этот симпатичный грязнуля с длиннющими ногтями-когтями был самым любимым героем  русских детей. Во второй половине XIX-начале ХХ века в Москве и Петербурге несметными тиражами  выходили ярко иллюстрированные книжки, на обложках которых красовался его портрет, снабженный поэтическим назиданием. Существовал также детский фольклор про Степку-Растрепку (с одним из его образцов вы уже познакомились). Но время шло. В детскую литературу нашей страны пришли новые герои, а зачитанные до дыр  и измусоленные книжки о Степке-Растрепке  пошли на растопку печей в коммуналках.
Что же касается самого Степки, то он, смекнув, в чем дело, и вспомнив свое настоящее имя – Штруввельпетер – спокойно улизнул на родину, где, окруженный почетом и признанием, благополучно обитает и по сей день.
Там у него вот уже более пятидесяти лет имеется собственный дом, в котором вас всегда ждут с нетерпением. Он находится во Франкфурте-на-Майне по адресу Schubertstrasse 20. Вообще-то формально дом принадлежит не Степке, а его «отцу»  – Генриху Гофману – и называется он Heinrich-Hoffmann-Museum. Однако, оказавшись там, вы сразу поймете, кто здесь настоящий хозяин. Однако, каким же все-таки образом Степка-Растрепка оказался  владельцем респектабельного особняка  во Франкфурте-на-Майне?
Итак, начнем все по порядку. Сперва предоставим  слово «Степкиному отцу», который поведает нам об обстоятельствах, связанных с появлением на свет  столь знаменитого сына: «Под Рождество 1844 года, когда моему старшему сыну было три года, я отправился в город, чтобы купить ему книжку с картинками. И что же я нашел? Длинные нравоучительные истории, нелепые иллюстрации. И все же я принес домой книгу, которую вручил жене со словами: «Вот что нужно для малыша!» – «Но ведь это обычная тетрадь с пустыми страницами!» – воскликнула она.  «Ну и что? Мы сами сделаем из нее книгу!»
В то время я, будучи врачом психиатрической клиники, занимался также частной практикой как терапевт. Надо сказать, что общение врача  с детьми от трех до шести лет имеет свои особенности. Пока ребенок здоров, лекаря используют в качестве воспитательного средства: «Если не будешь хорошим, придет доктор и даст тебе горькое лекарство!» В результате, когда ребенку вызывают врача, больной ангелочек начинает реветь и отчаянно обороняться. В таких случаях мне помогала бумага и карандаш. Я сочинял какую-нибудь историю, рисовал к ней картинку и… доселе дикий «оппозиционер»  успокаивался, слезы у него высыхали, и можно было приступать к своим обязанностям».  Так много лет спустя рассказывал в своих воспоминаниях Генрих Гофман, ставший директором психиатрической клиники во Франкфурте-на-Майне.
Как видим, доктору Гофману не составило большого труда  превратить обычную тетрадку в книжку с картинками, приведшую в восторг трехлетнего Карла-Филиппа. И не только его. Оригинальным рождественским подарком  заинтересовались друзья Генриха Гофмана, которые уговорили его издать свои экспромты. Так в конце 1845 года во Франкфурте-на-Майне появилась  книга под названием «Веселые истории и забавные картинки для детей от трех до шести лет».
Вскоре после этого во Франкфурте-на-Майне началась… эпидемия. Эпидемия детской гениальности. Малыши, испытывавшие доселе патологическое отвращение к чтению и не способные выучить наизусть и двух строк, с одного раза запоминали длинные поэтические истории из новой книги. Родители были счастливы, и хотя Генрих Гофман застенчиво скрылся под псевдонимом, они легко определили, кто был автором чудодейственной книги. «Ах, дорогой господин доктор, какую Вы нам доставили радость! Наш трехлетний ребенок знает наизусть всю Вашу книгу и изумительно ее декламирует!» Так вундеркинды во Франкфурте-наМайне стали обычным явлением.
Чудодейственная книга была раскуплена почти мгновенно, и возникла необходимость ее переиздания. Переиздания следовали одно за другим, но теперь книжка выходила не под прежним, довольно длинным названием, а под более лаконичным и легко запоминающимся – «Struwwelpeter». В 1876 году вышло уже сотое издание, в 1908-м – трехсотое, в 1921-м – пятисотое. «Штруввельпетер» был переведен  почти на все языки мира, в том чтисле на латинский и эсперанто.
В 1853 году «Штруввельпетер» появился в России под именем Пети-Замарашки, а в 1857 году его переименовали  в Степку-Растрепку. На новом месте Штруввельпетер настолько обрусел, что забыл не только свое настоящее имя, но и собственного отца: ни в одном русском переводе этой книги  имя Гофмана не значится.
В чем же заключается секрет этой самой знаменитой и долговечной детской книги? Ответ на этот вопрос искали и ищут историки и педагоги, литературоведы и психологи. Попытаемся и мы ответить на этот вопрос. Для этого нам надо познакомиться с героями книги Генриха Гофмана, и прежде всего со Штруввельпетером (в дословном переводе – Петером-Лохмачом): «Посмотрите, дети: / Вот неряха Петя. / У Петруши ногти, / Как у зверя когти. / Волосы, как грива. / Ай да мальчик! Диво! / Только выйдет он во двор, / Все кричат ему: Позор!» (перевод Мики Кинд). Современные дети, глядя на картинку, под которой стоит эта подпись, говорят с восхищением и завистью: «Какая химическая завивка! Какой маникюр!» В общем, они хотят быть такими же. Генрих Гофман, конечно, рассчитывал на иную реакцию. Он хотел показать детям, в кого можно превратиться, если не причесываться и не стричь ногти. Но что делать: времена меняются. Меняется восприятие, и для современных детей Штруввельпетер уже не отрицательный герой, а любимец и кумир. Только чересчур, может быть, благообразный.
Кто же еще населяет книгу Гофмана? Это Каспар, упорно отказывавшийся от супа и поплатившийся за это жизнью; девочка Паулинхен, которая, не внимая пророческому мяуканью мудрых кошек, играла со спичками; Роберт, отправившийся гулять в непогоду  и улетевший на зонтике в неизвестном направлении.  Другим героям этой книги «повезло» больше: Конрад отделался «всего-навсего» ампутацией пальцев, которые любил сосать; рассеянный Ганс упал в речку; злого Фридриха укусила собака; трое шалунов, дразнивших негра, были выкупаны в чернилах самим святым Николаем. И только наказание Филиппа, перевернувшего  воскресный обеденный стол, покрыто мраком неизвестности.
«Что же во всем этом смешного?» – воскликнет удивленный читатель, изучив вышеприведенный список «преступлений и наказаний». И действительно, в этих трагических и ужасных происшествиях ничего смешного нет, но над самими стихами хохотали до упаду и дворовые мальчишки и девчонки нэповской Москвы и Ленинграда, и вполне благовоспитанные дети Германии и России позапрошлого столетия. Что же касается взрослых, то они, украдкой перечитывая Степку-Растрепку, полтора столетия ломают голову над вопросом, вредна или полезна эта книга.
Я не берусь ответить на этот вопрос однозначно. Решайте сами, знакомить или не знакомить со Степкой своих детей. Не буду отрицать, что книга эта не вполне соответствует принципам современной гуманной педагогики, однако в ней есть одно очень важное достоинство: она написана человеком, умевшим мыслить, как ребенок. Это отмечает в своих воспоминаниях, написанных в парижской эмиграции  в 1940-х годах, русский художник и историк искусства А.Н.Бенуа: «Моей первой книжкой был «Степка-Растрепка», в оригинальном немецком издании – «Штруввельпетер». Каким-то необъяснимым чудом этот же самый, уже до меня служивший братьям экземпляр, сохранился до сих пор и находится здесь со мной в Париже. То, что все преподнесено в дурашливом виде, вовсе не смягчает убедительности и лишь смягчает силу впечатлений, которые и без того могли бы ранить воображение. Жестокого и страшного каждый – и даже наиболее оберегаемый ребенок – видит достаточно вокруг себя, но его сохраняет какая-то специфически детская  душевная броня. Он видит все в известном смягчении, и самое ужасное становится благодаря тому «почти приемлемым». Именно такой «приемлемый ужас»  присущ и историям «Штруввельпетер». Все страшно, многое даже жестоко, но манера, с которой это поднесено, та детскость, что была в авторе и чем насыщены его рисунки, это делает страшное и жестокое забавным, ничуть не подрывая убедительности».
Итак, Генрих Гофман заставляет своих маленьких читателей смеяться над страшным и трагическим. Зачем? А зачем средневековые люди так любили потешаться над чертом, изображая его в смешном и жалком виде? Да потому, что без этого человек просто бы сошел с ума от страха. Смех же был и остается самым лучшим лекарством от него.

(Продолжение следует)

Статья была опубликована в газетах «Neues Leben» (1995, №2,3) и в «Московской немецкой газете» (2002, №5)