Я ненавижу твои закаты

(б)

Одна женщина, с которой у меня имел место быть половой акт, решила оставить ребенка, которого я по неосторожности умудрился оставить у нее внутри. Могу допустить, что моя оплошность произошла в связи с тем, что он была невероятно шикарной женщиной. Да, в ней, безусловно, был шик. Тот шик, который излучает афроамериканец, неистово лаская на сцене свой саксофон. Безусловно, понятие шика крайне субъективно, но поверьте мне, в той женщине шик выходил за рамки субъективности. Она была объективно шикарна в независимости от той среды, в которой находилась, в независимости от того, что она говорила или делала. И вот так, ослепленный ее шиком, я затащил ее к себе домой и набросился на ее тело. Она неторопливо, хладнокровно отвечала на мои конвульсии, что еще сильнее распалило меня. Мне хотелось, получит от нее, что-то взамен, что-то кроме ее тела. Что ж, я получил еще одно тело. После той ночи я не видел ее почти год, а может и больше. Хотя, честно говори, на протяжении всего этого времени я вспоминал ее довольно часто, не то чтобы каждый день, но все же. Однако, вспоминал, не как влюбленный, ветреный юноша, вспоминающий по ночам свою возлюбленную, а как некое из ряда вон выходящее приключение. Это был единственный раз, когда я вступил в так называемую случайную связь.   
Одним утром, я как обычно проснулся довольно поздно. За окном уже красовался закат и осознав, что сделать что-нибудь стоящее я сегодня уже не смогу, я запасшись книжкой, чашкой чая и сигаретами отправился на балкон, чтобы углубиться в чтение изредка прерывая его любованием закатом. Я прочитал около двадцати страниц рассказа Акутогавы Рюноске «Одержимый творчеством», как вдруг из комнаты до меня донесся пронзительный вопль телефонного звонка. В полной уверенности, что звонит один из моих собутыльников, я неторопливо подошел к разрывающемуся телефону. Немного подумав о том, во сколько я сегодня смогу приступить к очередной ночной пьянке, я снял трубку. Солнце зашло за горизонт  и на улицах загорелись фонари, образуя светлые желтые пятна во всепоглощающей темноте.
-Да, - уверенно произнес я в трубку.
Один из уличных фонарей не выдержал напряжения и взорвался, затащив с собой в бездну небытия и порожденное им световое пятно. Посыпавшиеся вниз осколки лампочки обрушились на голову прохожего имевшего неосторожность оказаться в этот момент, в этом месте, да еще и без защитного шлема. Сегодня каждый дурак знает об опасности фонарей и ни в коем случае не выходит из дома без головного убора. Естественно в приоритете – защитный шлем.
- Это, Александр?,- раздался голос из трубки.
Я немного помедлил перед ответом, пытаясь определить личность говорящего, но не добившись в этом никаких успехов спросил, с кем я имею честь говорить.
- С матерью своего ребенка,- ответил голос.
Я расхохотался, по достоинству оценив шутку. Вскоре, голос из трубки прервал мой смех и объяснил мне ситуацию. Да, это была та самая женщина. Как я мог забыть ее голос, так хорошо помня все остальное. Оказалось, что после ночи, проведенной со мной, узнав о собственной беременности, она после недолгих раздумий все так и решила оставить ребенка. На вопрос, почему она не связалась со мной раньше, учитывая, что мой телефон у нее был, как я теперь понял, хотя до сих пор не понимаю, откуда, она не ответила, а вместо ответа предложила встретиться и обсудить все «по-человечески». Мы договорились о месте и времени встречи, и я повесил трубку.
На улице взорвался еще один фонарь, стоявший возле моих окон. Я вернулся на балкон, закурил и открыл окно. Мне был нужен свежий воздух.
- А не будет еще сигаретки?,- голос, который я уловил с улицы явно обращался ко мне.
От удивления, я, не успев оценить обстановку, робко ответил, глядя в темноту:
- Конечно.
Прошло пару секунд, и в мое окно заглянул тот самый, только что взорвавшийся, фонарь. Я достал сигарету из пачки и протянул ему. Он взял сигарету своей длинной, местами проржавевшей рукой и с каким-то сомнительным дружеским тоном спросил:
- Крепкие?
Я кивнул. Фонарь улыбнулся и вставил сигарету в отверстие, где раньше покоилась, ныне взорвавшаяся лампочка. После, он открыл в себе какую-то металлическую крышку и извлек оттуда несколько проводов. Спустя пару манипуляций с ними ему удалось извлечь искру и прикурить. Он глубоко затянулся и заполнил мой балкон дымом. Тут я, наконец, вышел из оцепенения, откашлялся и сказал:
- А я не знал, что вы курите.
Сам, поразившись тупости своего утверждения, я решил помолчать и предоставить слово своему полу-гостю. Я говорю полу-гостя, так как на моем балконе была лишь половина фонаря. Остальная его часть оставалась стоять на улице. Скурив всю сигарету за две-три затяжки, он, наконец, снова обратил на меня внимание.
- Что, Саш, ***вы твои дела, - подытожил он мое существование.
Я немного удивился столь сильной осведомленности в моих делах какого-то фонаря, но так как его слова были абсолютной правдой, я снова кивнул.
- Ну, ничего, у меня тоже все не особо, вот вторая лампочка за неделю, да,- он сделал небольшую пауза,- а не найдется что-нибудь выжрать?
- Выпить?,- уточнил я.
- Да, да, выпить.
- Есть вино.
- Тащи.
  Я вышел с балкона и сходил за вином. Последняя бутылка, привезенная мной из Парижа. По дороге обратно я захватил два бокала. Поставив бокалы и бутылку на самодельный балконный столик, я вспомнил, что забыл штопор. Пришлось вернуться в комнату. Долго искать не пришлось. Вот он – огромный, сияющий и красный. Моя первая покупка на территории Франции. Наконец я опять вернулся на балкон и обнаружил, что бутылка уже почти пуста, горлышко было разбито, а из щелей в корпусе фонаря текла божественная красная жидкость.
- Спасибо, дружище,- радостно, хотя бы поблагодарил, он.
- Не за что,- резко ответил я и приложился к бутылке. Острый край порезал мне губу, и в желудок потекла восхитительная смесь крови вина и осколков. Остановив кровь рукавом фланелевой рубашки, я еще раз взглянул на своего полу-гостя.
- Ладно, мне, наверное, пора, увидимся,- бодро проговорил он и высунул свое тело обратно на улицу.
Я закрыл окно, выругался, кое-как выкурил сигарету, зажимая ее в самом углу рта, дабы не касаться раны на губе и от отчаянья лег спать.

(л)

Меня разбудил будильник. 11:00. Для меня слишком рано, но ничего не поделаешь. Та шикарная сука назначила встречу в двенадцать. Губа ужасно болела и опухла, душевное состояние оставляло желать лучшего, а на улице, сохраняя все законы драматургии, шел дождь. Я ополоснул водой лицо и вышел из дома. Проходя мимо фонаря я обратил внимание, что на месте того отверстия, которое вчера поглощало мой алкоголь и мои сигареты, красуется новая блестящая лампочка. Фонарь спал.
Добрался до места встречи я почти вовремя. Она уже стояла и ждала меня, выпуская изо рта густой дым от фисташковой самокрутки. Шик она ни капельки не утратила. Мне невыносимо захотелось вновь дотронуться до нее, но вспомнив о причине нашей встречи, мое возбуждение моментально испарилось.
Она сообщила мне, что совершенно не настаивает на том, что бы я принимал участие в воспитании ребенка, кстати, у меня дочь. Так же она не против, чтобы я виделся с дочерью, но только по праздникам. Однако, самое главное и видимо как раз то из за чего она позвонила – деньги. Ей были нужны деньги.
Она назвала сумму. Такой суммой я не располагал, но сказать ей об этом побоялся. Ее шик вдавливал меня в пол. Я согласился предоставить ей деньги в ближайшее время. На том и порешив, мы распрощались.
Я вернулся домой. Закончил статью про ветеранов для одного журнала, за которую мне обещали полторы тысячи, и вышел на балкон. Солнце моментально свалилось за горизонт,  и зажглись фонари.
- А можно сигаретку?,- донесся до меня уже знакомый голос.
Я протянул фонарю то, что он желал.
- Что, деньги нужны?,- широко улыбаясь, спросил он.
Я ничего не ответил.
- У меня есть для тебя отличная работенка,- продолжал фонарь, проигнорировав мое молчание.
Его лампочка снова была разбита.
Я по-прежнему ничего не отвечал.
Фонарь открыл свою крышку, достал из отсека две бутылки вина и протянул мне одну. Я недоверчиво принял из его рук дар и потихоньку начал оттаивать.
Мы выпили.
Помню, что прошло пару бокалов, когда я, наконец, спросил у фонаря, что за работу он может мне предложить. Потом фонарь погрузился в объяснение, изобилующее  огромным количеством непонятных мне терминов.
Потом помню еще пару бутылок.
Потом еще слова.
Слова.
Пропуск.
Еще бутылка…

(я)

На этот раз я проснулся от невыносимого жжения в области рта. Я открыл глаза и меня ослепил яркий желтый свет. В отверстие, которым я поглощал алкоголь и сигареты, была вкручена лампочка.  Боль от ожогов смешалась с болью от раны на губе, и я чуть не потерял сознание. Собравшись с силами, я попытался осмотреть то, что находиться за слепящим светом.  Мой двор. Я стоял на месте того фонаря, с которым мы видимо вчера о чем то договорились. Терпеть боль я больше не мог. Я крепко сжал лампочку зубами, и она взорвалась. Осколки посыпались на голову прохожего. Придурок был без шлема. Боль потихоньку начала спадать. Я запустил руку в карман. Там я обнаружил то, чего там быть не должно было. Пачка купюр.
Теперь я вспомнил. Фонарь предложил мне свою работу.  Точно, вот он сидит на моем балконе и курит сигарету. Заметив мой взгляд, он улыбнулся и помахал мне. Я помахал ему в ответ пачкой купюр и улыбнулся. От улыбки у меня потекла кровь. Да, с таким заработком я смогу обеспечить свою дочь.  Я нажал на кнопку «вызов диспетчера»  отныне располагающуюся на моем корпусе. Диспетчер прибыл через пятнадцать минут. Пожилой мужчина с большими усами в очках и грязной синей спецовке. Он прислонил ко мне лестницу, которая была примотана бечевкой к его старому велосипеду марки «Аист», поднялся к отверстию и вкрутил новую лампочку. Из меня вырвался свет и упал на мальчика с девочкой лет пятнадцати целовавшихся, сидя во дворе на лавочке. В руках они сжимали бутылки теплого выветрившегося пива. От резкого света девочка вздрогнула, и выругался в мою сторону. Мальчик глотнул пиво, покрепче утвердил свою руку на бедре девочки и вновь увлек ее своим языком. Я отвел от них взгляд, еще раз посмотрел в сторону фонаря, сидевшего на моем балконе, и принялся терпеть боль.