Глава I Странная находка

   
               
               

            В провинциальном городке, на Десятой улице, в старом трехэтажном доме жил странный человек. Странным он казался всем, причем, с первого же взгляда. И ходил как-то неуклюже, шаркая маленькими ножками, хоть и не стар был, не больше сорока, и здоровался с каждым встречным, как в деревне, кланялся и шляпу снимал. Мало того, не пил, не курил и девок не водил. Звали его Иван Петрович Кулибин. Вот-вот, именно, что звали. То есть, на самом деле фамилия его была гораздо прозаичнее – Клубочкин, а вот имя и отчество, и правда, Иван Петрович, как у известного механика-самоучки Кулибина.
Каждое утро, не позднее пяти, когда солнце уже вроде просыпалось, но только-только собиралось еще взглянуть на грешную землю, Ивана Петровича можно было встретить на местных помойках, расположенных поблизости от его дома. Там он неоднократно был замечен суровой молочницей Зиной и стариком-дворником Николаем. Зина всякий раз покачивала головой, цокала языком и, наверное, а может, так только казалось Кулибину, думала: «Вот ведь, а еще интеллигенция называется…» или что-то типа того. Старик-дворник обычно подходил.
- Ну, че ты все роисся? Че роисся, не дай Боже, заразу какую подцепишь? - и даже пару раз пытался мягко отодвинуть Кулибина от мусорной свалки метлой.
- Ничего, ничего. Не волнуйтесь, - отговаривался Иван Петрович, приподнимал краешек старенькой фетровой шляпы и продолжал свое «грязное» дело.
Иван Петрович, сколько себя помнил, ремонтировал часы, за что собственно и получил свое прозвище. А в мусорках копался в поисках часовых деталей. Куда наш брат девает отслужившие свой век настенные часы, будильники, крошечные наручные часики? Само собой на помойку, не хранить же их бесконечно. Ценности такие находки обычно не представляли, а вот однажды Кулибину повезло. Он нашел старый «домик с кукушкой», по-видимому, ручной работы. «Домику» по подсчетам Кулибина было лет сто, не меньше. Правда, стекло от циферблата треснуло, маятник и гирьки отсутствовали и кукушка видимо «улетела» - дверца приоткрыта, а за ней темнота.
- Ах, какая красота, - вскрикнул Кулибин и крякнул от удовольствия. Потер рукавом треснутое стекло, сдвинул очки на лоб, посмотрел зачем-то по сторонам и, спрятав «домик» за пазухой, почти побежал домой.
Дома Кулибин, не раздеваясь, бухнулся на старенький диванчик, уложил на одеяло бесценную находку и принялся ее рассматривать. Деревянные стены и крыша домика были изрядно поедены древесным червем, однако сделаны были изумительно.
- Ювелирная работа, ювелирная, - шептал Иван Петрович, поглаживая пальцами причудливые узоры, вырезанные неизвестным мастером.
На темном, почти черном,  дереве вокруг циферблата художник выточил невообразимой красоты фигуры.
- Боги! Это же древнегреческие боги! – в удивлении воскликнул Кулибин, - Гея, Уран…
Иван Петрович открыл деревянную раму, обрамлявшую треснутое стекло, осмотрел почти нетронутый временем циферблат, потрогал изящные, совершенно целые золотистые стрелки.
- Красота!
Механизм, как ни странно, был в полном порядке. Кулибин спешно вскочил, подбежал к висящим на стене тоже старинным, но не таким ценным часам, снял с них маятник и медные гирьки и, прошептав «пардон», бросился прилаживать все это к новому приобретению. Иван Петрович дрожащими руками повесил часы на стену и с трепетом дотронулся до маятника. Маятник двинулся вправо, затем влево. Кулибин с замиранием сердца следил за его движением. Часы пошли. Вот только время они показывали не такое, как следовало. И Иван Петрович решил исправить эту мелкую погрешность.
Сверился с самыми верными часами, коснулся рукой золоченых стрелок, передвинул их… всего чуть-чуть … на двадцать минут назад… и остановился как завороженный.
Туманом укрыло. Комнатушка поплыла куда-то. И Кулибин с удивлением обнаружил себя на помойке, а рядом с собой дворника Николая.
- Ну, че ты все роисся? Че роисся, не дай Боже, заразу какую подцепишь?- и дворник стукнул Кулибина метлой.
Иван Петрович только похлопал глазами. Дворник вздохнул в ответ, повернулся и двинул в сторону от странного человека - часовщика Кулибина. Кулибин пожал плечами, ахнул и поплелся к родному подъезду. « Домой, быстрее… домой». «Тук-тук-тук»,- стучало сердце Ивана Петровича. Если бы вдруг кто-нибудь оказался поблизости, то точно бы услышал это «тук-тук-тук», так громко билось взволнованное сердце часовщика.
Кулибин остановился напротив странных часов. Без трех минут шесть. Дух от волнения захватывало, руки дрожали и ноги подкашивались у бедного Ивана Петровича.
- Что-то сейчас будет, - говорил ему испуганный внутренний голос.
- Да ничего не будет. Кукушки нет, - успокаивал трезвый рассудок.
Наконец, большая стрелка решительно двинулась к цифре двенадцать. Часы заскрипели. Кукушкина дверца открылась. И… ничего. Только Иван Петрович выдохнул с облегчением, как откуда-то из глубины выплыла золотая фигурка старца с посохом. Фигурка остановилась перед открытой дверцей, золотой старец поднял свой посох, простучал им ровно шесть раз под оглушительное «бом» и исчез. Дверца со скрипом затворилась. « Вот это кукушка! Надо бы петли смазать», - подумал Кулибин, как будто это было единственной проблемой, с которой он столкнулся всего каких-нибудь полчаса тому назад.
«Ну, вот не было у бабы хлопот! – думал Иван Петрович, уставившись стеклянным взглядом на волшебную находку, - Это что же получается? Это машина времени, что ли такая? А этот старик? Хронос, наверное. Да уж…  Влип, так влип...»
Иван Петрович встал, покопался в своих бесчисленных ящичках,  достал масленку и смазал скрипучую дверцу.
До полуночи просидел Иван Петрович на диване, не сводя взгляда с диковинных часов. Время шло, седовласый Хронос отстукивал своим посохом уходящие в небытие мгновения. А бедный Кулибин сидел, смотрел, слушал и, сначала с опаской, а затем, попривыкнув к чуду, уже более спокойно, размышлял:
« А что, если я поверну стрелки на несколько лет назад?  Это в какой же год бы я хотел попасть? Когда на завод работать устраивался… когда Лидочку встретил… »

            Лидочка Журавлева была девушка неприметная, тихая, о таких говорят – мышка, серая мышка. Когда семнадцатилетний Ваня Клубочкин пришел на часовой завод учеником, она уже несколько лет работала часовых дел мастером – собирала
винтики-шестереночки, рассматривая творение рук своих через линзу толстого стекла. Так уж распорядилась судьба в лице мастера Нестерова, что Ваня попал в ученики именно к ней.
- Лидия Васильевна – сказала Лидочка и протянула тонкую белую ручку лодочкой Ване Клубочкину.
- Иван, - ответил тот и пожал эту хрупкую ладошку.
Лидочка была старше Вани на целых пять лет, что, конечно же, не могло не огорчать молодого ученика, потому как влюбился он в свою наставницу с первого взгляда, с того самого момента, как дотронулся до нежной ручки и заглянул в серые глазищи, окаймленные густыми белобрысыми ресницами. Научился Ваня всему за несколько дней, тогда как полагалось ходить в учениках три месяца, не меньше. Лидочка не скрывала восторгов.
- Ну, Иван, молодец.
Ваня горел пунцовым румянцем, украдкой заглядывая в глубокое декольте Лидии Васильевны. Шансов завоевать сердце Лидочки у него было маловато, несмотря на то, что никто из парней на девушку не обращал никакого внимания. Ну, во-первых, она была девушкой строгих правил, по всему было видно, а во-вторых, разница в положении и в возрасте встала бетонной стеной на пути к осуществлению мечтаний юного ученика. Но, Ване все-таки выпал случай попытать счастья. Как раз под Новый год комсорг Коля Дерюжкин раздавал билеты в заводской клуб на лекцию о вреде курения.
- После лекции танцы, - шепнул Коля и подмигнул.
Ваня тогда не курил, о вреде курения знал, но протянутую комсоргом желтую бумажку, с указанным местом и датой лекции, взял и расписался в помятой тетрадке о получении. Лидочке тоже вручили билетик.
В клубе было холодно и уныло, свежевыкрашенные ядовито-зеленой краской стены наполняли воздух своим пьянящим «ароматом». Запах краски смешивался с дешевым парфюмом типа «Красная Москва» и «Ландыш серебристый», комсомольцы перешептывались, а Ваня ничего этого не чувствовал, не замечал и не слышал. Он сидел на своем месте, а рядом Лидочка в ослепительно-фиолетовом платье с белым кружевным воротничком. Платье было с короткими рукавами фонариком, а ее ручки от холода покрылись мелкими пупырышками. Лектор уже начал что-то говорить, но Ваня не мог оторвать взгляда от этих ручек, и в голове его крутилась лишь одна мысль: как бы пригласить Лидочку потанцевать. Длинная и нудная лекция затянулась, комсомольцы в нетерпении ерзали на скрипучих стульях, переговаривались в голос, хихикали и посматривали на часы. Наконец, под бурные аплодисменты, лектор удалился за красный бархатный занавес. Стулья в мановение ока были выстроены вдоль стен, и из колонок рвануло: « Подари мне платок..» Комсомольцы распределились по парам и затопали, нелепо приклеившись друг к другу.
- Ну что, Иван, потанцуем? – спросила Лидочка, и Ваня почувствовал, как медленно уплывает куда-то вверх, и еще эта противная дрожь в коленях откуда-то так не вовремя.
- Угу, - промычал он и неумело обхватил свою наставницу за талию.
Лидочка опустила свои худенькие ручки на его плечи, и они зашатались из стороны в сторону. «Голубой лоскуток…» - неслось из колонок. Ваня постарался принять беззаботный вид, но от этого только еще больше занервничал и несколько раз наступил на ее белые туфельки.
- Извините, - еле слышно бормотал Ваня.
- Ничего, ничего, - дежурно улыбаясь, всякий раз как это случалось, отвечала она.
Когда зазвучало: «Ландыши, ландыши…», Ваня набрал полные легкие воздуха и направился к своей Лидии Васильевне. Но, увы, её уже тащил за нежную ручку в танцующую толпу здоровый детина, которого Ваня видел в первый и в последний раз.
               Через месяц после злосчастной лекции в клубе, Лидочка уволилась с завода и уехала вместе с этим здоровяком строить семейное гнездышко на его родину, в далекий город Красноярск. С тех пор Ваня возненавидел клубы, танцы, и лекции о вреде курения, а когда в программе «Время» оповещали граждан о погоде в Красноярске, непременно закуривал и пускал дым колечками в открытую форточку. После Лидочки у Ивана Петровича была Ирочка, потом Светочка и, наконец, Галя, на которой он скоропостижно женился, потому что так надо, потому что он честный человек. Брак треснул по швам через полгода после рождения сына, как две капли воды похожего на бригадира Мурзина, только без усов. Осталась боль, разочарование и вновь нахлынувшие воспоминания о Лидочке.

                Часы бомкнули, старик стукнул посохом. Иван Петрович с ужасом заметил, что не к чему и не к кому ему возвращаться. Все равно время пройдет, и все точно так же обернется: и завод закроют, и Лидочка не обратит на него снова никакого внимания. Не исправить там ничего. Кулибин вздохнул, поправил измятую подушку, прилег и снова стал рассуждать:
«А, если вперед повернуть? Если в будущее рвануть? Нет. Тоже нет! Страшно! А вдруг там война или еще чего?»
Так и промаялся до рассвета, ничего не решив, измучился вконец и уснул. А, когда открыл глаза, первым делом глянул на часы. Повздыхал - повздыхал, оделся, взял часы подмышку и к мусорке. Там и оставил свою волшебную находку, даже гирьки не снял. А и чего? Страшно ведь и… бесполезно.